скачать книгу бесплатно
– Так в чем дело-то? – Кен поднял бровь и оперся на балконные перила, явно наслаждаясь видом моих корчей.
А мне нравилось смотреть, как он смотрит на мои корчи.
– Хм, ну, фактически они поют только про то, как чуваки под сорок пьют и курят траву.
– И еще про детскую проституцию, – добил меня Кен.
– Ну да, – хихикнула я. – Как я могла об этом забыть? Это же в «Не том пути».
– Это практически величайшая песня на свете.
– Эй, – сказала я, снова отвлекаясь на его внешний вид. – Мне нравится, как ты одет. Чего это ты такой нарядный?
«Господи, надеюсь, это звучит не так по-идиотски, как кажется».
– Да пришлось зайти на работу. Обычно по воскресеньям я выходной, но куча идиотов сегодня отпросилась из-за Суперкубка, так что мне пришлось туда пойти.
– Вот они, трудности быть начальством, да?
Кен был управляющим в кинотеатре, но отказывался пускать меня бесплатно, потому что я однажды назвала его козлом.
– Ага, особенно если все твои работники чертовы подростки, – ухмыльнулся Кен. – Ничего личного.
– Да подумаешь! – фыркнула я, швыряя в него диванной подушкой. – Я-то уже сколько месяцев не подросток.
Прицелилась я кошмарно, но Кен изловчился и поймал подушку прежде, чем она улетела через перила. Движение было совершенно естественным; казалось, он мог бы сделать это во сне. Улыбнувшись, он сделал вид, что собирается стукнуть меня подушкой, но когда я заверещала и закрыла голову локтями, осторожно сунул ее мне на колени.
Вот козел.
Опустив руки, я поглядела Кену в глаза, пытаясь изобразить выражение «Да иди ты», но один из углов моего рта отказывался сотрудничать. Вместо того чтобы опуститься, он упорно поднимался.
– С такими навыками тебе надо податься в Цирк дю Солей, – сказала я, закатывая глаза и делая вид, что меня совершенно не впечатляют его рефлексы бывшего футболиста. – И тогда тебе больше не придется иметь дела с подростками.
– Ага, только с уродами, которые даже по-английски не говорят, – отрезал Кен.
– Что? Да эти люди великие артисты!
Кен поглядел на меня с минуту со странной полуулыбкой.
– А ты сама там была?
– Что? В Цирке дю Солей? – Я чувствовала, что мой голос практически срывается на визг. – Господи, да это же типа моя самая любимая штука. Всякий раз, как я ухожу оттуда, я чувствую себя такой… ну не знаю… тупой, что ли? Типа, страшно некреативной. Они там такое делают, такое выдумывают, это просто… ах! Ты что, не был?
Кен смотрел на мои восторги, забавляясь, а потом помотал головой.
Я просто ахнула. Громко ахнула.
– Господи, Кен! Тебе понравится! Ты любишь искусство, музыку и Европу – ну, в смысле ты их не любишь, потому что ты ничего не любишь, но… – Кен ухмыльнулся на мою подколку. Это была хоть и шутка, но правдивая. Этот засранец ни к чему не относился всерьез, кроме как к тому, чтобы избегать любых развлечений. – А это – все это вместе, только лучше! И они приезжают каждой весной! Ты должен сходить!
– Ну, может, я и проверю. – Лицо Кена ясно выражало, что он не собирается ничего проверять.
– Боже ты мой, – зарычала я, и в моем голосе послышался гуляющий по моей кровеносной системе «Джонни Уокер». Я махнула в сторону Кена тлеющим огоньком своей сигареты. – Ты не пойдешь, потому что это стоит денег!
Кен рассмеялся, вот прямо по-настоящему, и мне захотелось воздеть этот звук над собой, как трофей.
– Я и забыл, что общаюсь с будущим психологом, – хохотнул Кен.
– Слушай, приятель, ты пойдешь туда, даже если мне самой придется заплатить за твой билет.
– Ладно.
– Ладно?
«Погодите. Что?»
Мы с Кеном погрузились в неловкое молчание, и тут зазвучала песня «Широко раскрыв объятья».
– Господи. Кстати, о сопливых рок-звездах. – Вскочив, я вышвырнула окурок на парковку под нами. – Пошли, – сказала я, хватая Кена за лацкан пальто и таща за собой в квартиру. Это было самое большое приближение к прикосновению, которое, по-моему, он мог мне позволить. – Я не могу больше слушать это дерьмо.
Кен охотно последовал за мной. Я сделала себе заметку на память.
«Не любит обниматься. Но не возражает, чтобы его таскали, как собаку на поводке. Интересно».
Увидев, как мы входим, Джейсон кинулся к нам, как будто что-то случилось.
– Кен! Кен! – Он замер перед нами, пыхтя и сопя. – Братан, как твоя фамилия?
Это был довольно странный вопрос – вот так, ни с того ни с сего, но как только Джейсон это сказал, я поняла, что мне тоже страшно важно узнать ответ. Время словно замерло, пьянка затихла вдали, весь шум вокруг нас заглох, а все клеточки моего тела напряглись и прислушались. Я слушала так, словно Кен должен был сообщить нам выигрышный номер лотереи. Как будто ему удалось создать рецепт пива без калорий. Как будто то, что сейчас сойдет с его губ, как ужасно и непроизносимо это бы ни прозвучало, в один прекрасный день станет и моей фамилией.
– Истон, – сказал он.
«Истон, – подумала я. – Мне нравится».
2
– Ну, и как оно, снова побывать у Джейсона? – Джульет, моя лучшая подруга еще со средней школы, сидела рядом со мной в парикмахерской. Половина ее головы выглядела так, будто она сунула палец в розетку, но другая уже была заплетена в гладкие длинные тонкие черные косички. Джульет буквально устроила стильный прорыв ради того, чтобы затащить меня в этот салон, но теперь, когда я была тут, никто не знал, что можно сделать с моей косматой метелкой.
– Как насчет суперкороткой стрижки? Мы можем просто состричь все это, – предложил стройный элегантный парень, проводя рукой со звенящими на запястье браслетами.
Я поглядела на бедолагу в зеркало и вздохнула.
– Я только что выросла из такой стрижки. Мне бы хотелось что-то другое.
Он поскучнел.
Поднеся руку ко рту, Джульет прошептала на весь салон:
– Она только что рассталась с парнем.
– Ни слова больше, – подмигнул парикмахер. – Стрижка мести. Мне нравится эта идея.
Я обернулась к Джульет, вспомнив ее вопрос.
– Ну да, это было очень странно. Увидеть вот так свою бывшую квартиру… Но потом пришел Кен, и…
– Понял! Как насчет Гвинет Пэлтроу в «Двери закрываются»? – спросил мастер, приподнимая обеими руками волосы у меня на затылке. – Мы можем убрать вот тут, – показал он. – И выпустить такую длинную прядь с одной стороны.
– Такая стрижка у меня тоже была, – пожала я плечами. – Я думала на сей раз оставить побольше длины.
Андрэ – я не помнила его имени, но он выглядел, как Андрэ, – сморщился в ответ.
– Тебе надо покраситься потемнее, – предложила парикмахер Джульет. У нее самой была запутанная копна дредов, выкрашенная в темно-красно-лиловый цвет.
– О, мне нравится ваш цвет!
– Господи, точно! – воскликнул Андрэ. – Бордовый. Идеально подойдет к твоей коже. Мне видится такое гладкое, четкое бордовое каре. Как у тайного агента.
– Не думаю, что ее волосы будут лежать гладко, – заметила Джульет.
– О, милочка, они будут лежать так, как я скажу.
Я повертела головой, перевела взгляд с одного парикмахера на другого и пожала плечами.
– Ладно.
Андрэ отошел развести краску, а Джульет, ухмыляясь, ткнула меня в бок.
– Что? – огрызнулась я.
– Ты назвала его Кеном.
– И? Его так зовут.
– Ты всегда называла его Пижамой.
– Ну, это было раньше, когда он все время ходил в пижаме.
– Балда, это был спортивный костюм, – фыркнула Джульет.
Если Джейсон был для меня как будто братом, то Джульет – злобной старшей сестрой.
Я сложила руки на груди.
– Неважно. У меня тоже есть штаны на резинке. Я покупаю такие в отделе пижам в «Таргете», потому что это долбаные пижамы.
Джульет и ее мастер захихикали.
– Ну, так если он больше не Пижама, что же он носит теперь?
Фыркнув, я уставилась в зеркало перед собой, пытаясь послать своему парикмахеру телепатический призыв поспешить с этой своей краской.
– Ну, не знаю… Не пижаму. Типа… галстук.
Выражение на лице Джульет с веселого сменилось на озадаченное.
– Галстук? С каких это пор тебе нравятся парни в галстуках? Тебе всегда нравились те, которые выглядят так, будто они грабят парней в галстуках. Под дулом пистолета.
Я против воли рассмеялась.
– Я в курсе. Но ты просто его не видела. Это был не просто костюм с галстуком. Это было… не знаю… круто.
– Господи.
– Ну что?
– Он может стать твоей местью!
– Нет. Кен? Он же совсем не мой тип. Он не пьет, не курит, у него ни тату, ничего. Его, небось, ни разу не арестовывали.
Мастер Джульет хихикнула.
– Детка, тебе точно нужен другой тип.
Джульет поглядела на нее.
– Что ей нужно, так это месть. Всем известно, нет лучше способа пережить мужика, чем завести нового.
– И новую стри-и-и-ижку! – Появился Андрэ с миской, полной бордовой жижи. Он резко отвернул мое кресло от Джульет, и наш разговор оборвался.
Пока он там колдовал, мои мысли вернулись к Кену. Надо было признать, что единственным моментом за прошлые шесть недель, когда я не перебирала в памяти все печальные детали нашего с Гансом разрыва, были те несколько минут, что я провела вчера с Кеном.
Но разве с ним можно всерьез встречаться? Ну, в смысле он же Пижама. У нас нет ничего общего. Да и кроме того, я его почти не знаю. Ну ладно, я знаю почти всех его друзей, и где он работает, и что мы с ним ходили в одну школу, и что он бросил футбольную команду, потому что ему не нравилось, что на него орал тренер. Еще я знала, что он путешествовал по Европе и был во всех музеях, куда хотела бы попасть я, и что он знает о Древнем Египте и истории больше, чем я, потому что он помогал мне готовиться к экзаменам. И я точно знала, что Кеннет Истон не пьет, не курит, не употребляет наркотики, не ест шоколад, не признает праздников, дней рождений, обнимашек, нормальных отношений и даже фразу «Спаси Бог», потому что он упрямый, унылый атеист.
Так почему я не могу перестать о нем думать?
Три часа спустя вся голова Джульет была в длинных тугих черных косичках; а у меня было гладкое, остроугольное бордовое каре; а все в этой парикмахерской теперь наверняка умрут от рака – столько всякой химии пришлось вылить на мою голову, чтобы избавиться от кудряшек.
Мы с Джульет обнялись на прощание на парковке и разошлись по машинам, я – в свой десятилетний черный «Мустанг», на котором когда-то, еще до того как смогла покупать себе сигареты, гоняла на треке за деньги, а Джульет – в старый минивэн, который ей отдала мама, когда она в шестнадцать лет забеременела от своего дружка-наркодилера.
Ах, добрые старые времена.
Теперь же мы с ней были двумя уставшими одинокими женщинами, тратящими все свое время только на то, чтобы прорваться сквозь учебу.
Но теперь у нас хотя бы были потрясные прически.
Мы с сияющими улыбками и сигаретами в руках одновременно выехали с парковки у парикмахерской. Джульет повернула на шоссе направо, в сторону маминого дома, где жила со своим четырехлетним сыном. Я свернула налево, направляясь в сторону опиумной курильни, которую называли домом мои предки-хиппи.
С каждой новой милей я чувствовала, как депрессия, с которой я боролась все время после разрыва с Гансом, поднимает голову и покусывает краешки моего сознания.
