ПАЗЛ

Рано утром иду по Родопскому бульвару мимо клумб. Красиво. Глаз отдыхает.

Вдруг вижу, как женщина впереди наклоняется и срывает цветок.

Я начинаю вибрировать и выбирать между «пристыдить» или «плюнуть и промолчать». Горбатого известно, что может исправить. Не убивать же человека из-за этого.

И тут замечаю ещё одну женщину, которая, идя уже навстречу, тоже наклоняется и срывает цветок.

Это добивает окончательно. Как будто сговорились.

Мой спутник – врач психотерапевт, заметивший, как и я, происходящее, а заодно и моё состояние, поясняет, что такое поведение женщин, скорее всего, можно объяснить тем, что они в своей жизни недополучают эти самые цветы.

Возможно, даже не сознавая наличие дефицита подобного внимания, дамы таким образом непроизвольно реализуют свою потребность.

После этого объяснения вся злость моментально испаряется.

Чёрт побери…

Господа мужчины: Дарите женщинам цветы. И как можно чаще. Не ради спасения клумб на бульварах, а потому что они ждут их от вас.

Всегда.

Мама

Поехал в Буйнакск проведать маму.

У дверей, прощаясь, одеваю плащ. Она заботливо просит, чтобы застегнулся.

Нужды в этом не чувствую, потому что на улице не холодно. В другой раз так и поступил бы, махнув рукой и оставив её в печальном недоумении.

Однако, тут что-то остановило.

Я послушно застегнул все пуговицы и пиджака, и плаща.

Что помешает мне, если что, расстегнуть их на улице?

Наконец-то в свои шестьдесят два года понял простую истину – маму надо слушаться прежде всего для того, чтобы не обидеть, чтобы у неё даже мимолётно не возникало ощущение будто её слова для тех, кому даровала жизнь, ничего не значат.

А сколько раз я… и не только по пустякам?…

Владимир Высоцкий

В телевизоре передача, посвящённая дню рождения Высоцкого и Григорий Лепс исполняет его известную всем песню на мотив цыганской «Три гитары за стеной…».

В отличие от кабацкого с пьяной слезой первоисточника у автора в ней действительно трагика и Лепс рвёт душу – «Все не так, ребята!».

Оператор показывает крупным планом притихшего сына Высоцкого, внимающего словам, которые и до этого слышал, наверное, тысячи раз. Но больно хорош Лепс.

Следом таким же крупным планом лицо актёра Сергея Безрукова – тоже притихшего и даже с повлажневшими, как мне показалось, глазами.

Остальная публика за столиками в своём большинстве тоже вроде бы внимает, но при этом почему-то заводится и начинает хлопать в такт песни, как какой-нибудь «Калинке-малинке». Испортили, гады, песню.

А ведь не случайные люди пришли в студию. «Интеллигенция», мать вашу. Кабацкая.

Исмаил

Исмаил – брат моей бабушки по отцовской линии – Зайнаб. Я его, как и бабушку почти не помню.

В памяти остался лишь образ старика – папаха и пышные седые усы.

Говорят по жизни он был весельчак и балагур.

Моя мать как-то рассказала одну из историй, связанную с ним:

Уже на склоне лет, выйдя на пенсию, Исмаил устроился на работу сторожем в районное отделение Сбербанка, называвшегося в те времена сберкассой.

И вот очередной рабочий день подошел к концу. В самой сберкассе сотрудники собираются домой, а Исмаил, как обычно, занял пост у дверей.

В это время к помещению подходит дама – местная пава, не чувствующая под собой земли по причине того, что является женой районного прокурора.

Исмаил возникает перед ней и, назвав по имени, говорит, что входить нельзя, поскольку рабочий день уже закончился.

Дама величественным жестом, указывая пальцем в направление собственной груди, спрашивает: Это мне что-ли нельзя?

Исмаил сходу, указывая пальцем в том же направлении, отвечает: Вот тебе-то как раз и нельзя.

Гасан и криворучки

Гасан – чудесная светлая личность из высокогорного лакского селения Шали. Олицетворение доброжелательности, спокойствия и готовности всегда прийти на помощь.

В своё время в Буйнакске его высокую худощавую фигуру узнавали из далека многие.

После переезда в Махачкалу я его никогда уже не видел, а недавно, приехав навестить мать узнал, что он скончался в возрасте 90 лет.

В таких случаях обычно говорят: – Дай бог и остальным прожить столько же. А меня не покидает печаль.

Такая же светлая, какой остался в памяти и он сам – обыкновенный механик, занимавшийся ремонтом бытовой техники.

История о мастерстве, рассказанная Гасаном

Отправил отец меня – десятилетнего мальца в город с односельчанином в качестве подмастерья, чтобы обучился слесарному ремеслу.

В течение месяца он не подпускал верстаку. Главными инструментами для меня были веник и ветошь.

(И тогда, и позже в мои обязанности входило поддержание мастерской в идеальной чистоте.)

Наконец-то началось и обучение. Спустя некоторое время, устар (мастер) поручил мне изготовить ключ для замка.

С предельным старанием, высунув язык я два дня занимался этим. Ключ был готов и после проверки в замке, который он исправно открывал-закрывал, я гордо вручил его устару.

Он повертел его в руках, приблизил к глазу, посмотрел вдоль и, даже не проверив работу в замке, выбросил ключ в один угол и дал мне такую затрещину, что я отлетел в другой угол мастерской.

Оказалось, что он заметил какую-то неровность в шейке (средней части) ключа, что для уважающего себя устара недопустимо.

А что сейчас? Человек ещё толком не научился держать напильник или ножовку в руках, но уже считает себя устаром.

Вот и результат труда такого криворучки соответствующий – кривой.

Пресвятая Богородица и свалка истории

Пояс Пресвятой Богородицы – великая православная святыня впервые была доставлена в Россию 20 октября.

Ковчег с поясом Богородицы побывал в Санкт-Петербурге, Екатеринбурге и ещё в целом ряде городов России.

С 18 до 27 ноября 2011 года святыня пробудет в Москве… До 27 ноября включительно в храм открыт круглосуточный доступ верующих… На станциях Сокольнической линии служащие метрополитена объявляют, что очередь в храм Христа Спасителя начинается уже от «Воробьевых гор»… Очередь паломников в Москве растянулась на восемь километров… Паломники к Поясу Богородицы считают сутки в очереди за счастье.

Это всё из сообщений РИА Новости.

Священнослужители в восторге. Оказывается, народ тоже «ликует».

А тут ещё один журналист с откровенно дурной, во всяком случае, в моих глазах, репутацией – Сергей Доренко – увидел в происходящем демонстрацию «невероятной мощи православной церкви».

Блажен, кто верует.

Отстоять сутки на морозе, чтобы пройти под ковчегом, где расположен пояс, могут только религиозные фанаты или отчаявшиеся люди.

Фанатов в Москве и ближайшем её окружении, думаю, далеко не сотни тысяч.

А сколько миллионов, которые тоже хотели бы пройти под ковчегом, но по разным причинам не смогли?

Никакое это не ликование. Это грозный показатель крайнего неблагополучия россиян, даже в относительно благополучной Москве.

Сотни тысяч отчаявшихся, что потеряли веру в земных «богов», готовы отстоять на морозе сутки, чтобы обратиться к Богородице в небесах.

Мы видим лишь вершину айсберга.

Если же власть ничего такого не ощущает, то туда ей и дорога.

– Куда?

– На свалку истории, как говаривали марксисты.

Уборщики зреют и не дай нам бог увидеть их работу.

В ожидании графа

В преддверии 9 мая традиционно возобновляются разговоры о том, что ещё не написана главная книга о войне. При этом непременно вспоминается «Война и мир».

Сетуют, что не появился ещё современный Лев Толстой, но оптимизм, надо сказать, присутствует.

Непременно должен появиться, просто ещё время не пришло. Большое, как известно, видится только на расстоянии… Конечно, имеются отдельные авторы…

Вспоминается в разных сочетаниях с десяток достойных имён… Но, сами понимаете, калибр не тот.

Толстой свой роман написал лет через пятьдесят после 1812 года, а мы уже празднуем шестидесятилетие победы. Что-то задерживается наместник графа.

Непонятно.

По каким таким интересно законам у каждой войны должен быть свой Толстой.

Человечество за свою историю столько воевало, что великих писателей и романов не напасёшься.

Самое же смешное в том, что все почему-то глубокомысленно считают, будто Толстой гениально описал именно войну 1812 года.

Никто не задумывается над тем, что Лев Николаевич в глаза эту войну не видел, поскольку родился позднее. И уж совсем не приходит в голову, что сами критики тоже никак не могли быть свидетелями событий двухвековой давности, чтобы судить о том, насколько правдоподобно они описаны.

Панорама художественного произведения не может быть зеркальным отражением какого-либо исторического события.

Толстой написал великий роман о жизни, которая в своих проявлениях одинакова во все времена.

Противоестественный отбор

Элита – производное от французского elite, означающее лучшее, отборное.

Журналисты, информируя население, с лёгкостью необыкновенной причисляют к элите всех, кто занимает высокое положение в политике, экономике, культуре.

При этом, неискушённый наблюдатель может предположить, что речь идёт о людях выдающихся способностей, достигших высот в своём деле, благодаря таланту и неустанному труду на благо отечества, что, разумеется, вполне может приносить какие-то блага и для самого пекущегося о нём – любой труд должен вознаграждаться.

В действительности же, зная, как в современной России строятся карьеры и образуются умопомрачительные состояния, под элитой, за редким исключением, следует понимать людей, конечно же, способностей выдающихся, но весьма специфичного свойства, которые требуют расшифровки этого определения, как отборное дерьмо.

Любовь – морковь

В телевизионной программе, посвящённой великому Игорю Ильинскому, журналист общается с Татьяной Еремеевой – его вдовой и актрисой, отдавшей Малому театру шесть десятков лет. Удивительно обаятельная, интеллигентная старушка.

Говоря о театре, смущаясь рассказывает, что сейчас она уже не играет. Но все её любят, говорят ей об этом, целуют при встрече…

Затем, выдержав паузу, с лёгкой печалью тихо добавила: – А когда была занята в ролях, молчали.

Мародёр

Много лет назад на одном из соболезнований я оказался рядом с ректором сельхоакадемии (тогда она называлась институтом) ныне, к сожалению, покойным Джамбулатовым Магомедом Мамаевичем.

В это время прибыло несколько старцев – мулл, приглашённых для отпевания.

Прежде, чем пройти в помещение, они приветствовали присутствующих во дворе, а один из них – маленький плюгавенький мужичок особо выделил профессора, бросившись к нему и долго тряся в пожатии руку.

Видимо, понимая, что это привлекло внимание присутствующих, Магомед Мамаевич поведал нам, что товарищ раньше работал у него конюхом в опытном хозяйстве института. А следом рассказал такую историю:

Оказывается, конюх совмещал свою работу ещё с одной – он занимался омовением покойников.

Люди это знали и, если что, приглашали его.

Труд, естественно, оплачивался.

Короче – профессионал.

Всё бы хорошо в этом печальном деле, но как-то раз родственники одного из усопших, войдя в комнату, где он совершал омовение, обнаружили его с плоскогубцами в руках, ковыряющегося во рту покойника – обладателя золотых коронок. Как они его не убили при этом, не знаю.

Однако, товарищ не затерялся и, некоторое время спустя, вновь всплыл.

Правда, сменил специализацию, перейдя от омывания покойников к их отпеванию.

Ложная тревога

Недавно в больнице скончалась одна близкая нам женщина. Внезапно.

Привезли в реанимационное отделение, а к утру её не стало. В это время так случилось, что рядом с нею не оказалось никого из родственников.

В реанимацию их, как известно, не пускают, а дежуривший у дверей, надо же, именно в этот момент куда-то отлучился. Вернулся, а её уже нет – лежит на каталке, накрытая простынёй. Тело срочно отвезли в мечеть для омовения, оттуда к дому, где жила и сразу же на кладбище.

Всё, как бывает в таких случаях, происходило для семьи умершей в суматохе, и лишь под вечер её дочь вспомнила, что на матери были какие-то золотые украшения. Они исчезли и было непонятно, где. То ли в больнице, то ли в мечети…

Сами украшения ничего особенного из себя не представляли, но были дороги, как память о матери.

Когда моя супруга, бывшая в комнате, где на соболезновании сидели женщины, уже дома вечером рассказала эту историю, я пришёл в ярость и потом долго отходил.

А на следующий день, она же успокоила меня, сообщив, что всё нашлось.

Оказывается, и в больнице после кончины, никто из медицинского персонала не покусился на золото, и в мечети, женщина, совершавшая омовение, сняв украшения с покойной, по завершению процедуры вынесла и передала их кому-то из родственников.

Он же, положив их в карман, вспомнив об этом лишь сутки спустя.

А ведь мог ли бы и там, и там…

Когда никого рядом да и вообще не до украшений. Получается, не столь мы безнадёжны, как иногда кажется.

Национальный ответ

Как-то вечером Зайнаб – моя супруга, пришла домой с головной болью и, решив, что музыка есть лучшее лекарство, попросила поставить что-нибудь из Моцарта.

Я отыскал диск…, но не заладилось. Allegro – энергичное, жизнерадостное начало первой симфонии диссонировало с её состоянием, требовавшим чего-то расслабляющего, успокаивающего.

Тогда я вспомнил о своей подборке старинных вальсов в исполнении духового оркестра, которую и предложил взамен великого австрийца.

«Дунайские волны», «Берёзка», «На сопках Манчжурии»… Боль отступила и Зайнаб неожиданно стала делиться воспоминаниями о своём махачкалинском детстве, прошедшем в общем дворе по улице Батырая, подружках – близнецах Верке – Таньке (так дуплетом она их зовёт иногда) и соседе татарине, имя которого запамятовала.

Оказывается, после работы он нередко выходил во двор со своим аккордеоном, садился на стул и начинал музицировать. Репертуар у любителя был достаточно разнообразен. В том числе, в него входили и те самые вальсы, что поставил я.

Соседи любили эти импровизированные концерты. Дети же – самые благодарные слушатели, немедленно прекращали свои игры и пристраивались поближе к музыканту.

Среди них особо выделялась Верка.

Она садилась на корточки вплотную перед аккордеонистом и замирала, заворожено глядя на его руки.

Музыкант не мог не обратить на это внимание и как-то раз внезапно сказал: Ну- ка, встань рядом.

Он поставил её с боку.

– Давай нажимай на кнопки.

И стал потихоньку показывать ей партию левой руки.

Верка, вначале нерешительно, но затем всё смелее, стала нажимать.

Упражнялись они регулярно и наступило время, когда сосед в своих выступлениях вел партию правой рукой, а маленькая девчушка сбоку старательно и достаточно уверенно левой. Удивительная, а скорее умилительная, получалась картина.

В Верке, наверное, было что-то музыкальное от бога и она стала настойчиво просить мать приобрести ей аккордеон и записать в музыкальную школу.

Мать же – тётя Мария, хотя происходила из богатой купеческой семьи, обитавшей до революции в Рыбинске и отличалась особой начитанностью (у неё единственной во дворе была своя библиотека), работала простой уборщицей. Думаю, понятно почему.

Так вот, она после преждевременной смерти мужа одна, надрываясь на нескольких работах, поднимала пятерых детей и, конечно же, не могла позволить себе такую покупку, да ещё вносить хоть и символическую, но плату за музыкальную школу.

Мечта девочки так и не осуществилась.

Со временем Верка перебралась в Москву… Окончила институт, став инженером…

Зайнаб по настоящее время поддерживает связь со своей подругой детства и всё так же продолжает звать её Веркой.

Что касается наших детей, то для них она, естественно, никакая не Верка, а тётя Вера.

Но история моя вообще-то не о ней, хотя и о ней тоже.

Воспоминания Зайнаб вызвали у меня ностальгию по прежней размеренной жизни, тихим городским дворикам в окружёнии одноэтажных неказистых домишек из самана, прилепившимися друг к другу, где можно было вот так по домашнему музицировать перед благодарными слушателями или спокойно общаться с соседями…

К сожалению, время невозможно повернуть вспять. Вместе с ним безвозвратно уходят и его приметы…

Пребывая в таком настроении, я вдруг обратил внимание на телевизор, который включила супруга по окончанию своего рассказа.

А там, ну, нарочно не придумаешь, сюжет из программы дагестанских новостей, где показывают, как в одном из домов Махачкалы, заселённом инвалидами по зрению, эти самые инвалиды проводят у себя праздник – День двора. Сами (!).

Никаких тебе казённых домов культуры с их массовиками – затейниками…

И такое, оказывается, происходит ежегодно в середине лета. К празднику готовятся загодя. Репетируют. Волнуются, естественно. Члены семей помогают и тоже волнуются… А потом концерт… Декламируют что-то, поют, танцуют…

И вовсе не для себя самих.

Их окружают зрячие зрители и слушатели из соседних домов, которых захватывает это действо и они сами начинают подпевать или даже пускаться в пляс.

На экране одни только улыбки, восторг, аплодисменты… Невольно я стал улыбаться и сам.

Люди всегда остаются людьми. Даже квартирный вопрос не может их испортить.

Впрочем, национальный тоже.

Двор-то, подобно остальным дворам современной Махачкалы, не только многоэтажный, но и многонациональный. Как и во времена музицирования маленькой русской девочки Верки с татарином – аккордеонистом и их слушателями разных национальностей.

Поход «дуры» в МГУ

Этим летом один из членов экзаменационной комиссии МГУ вывесил на сайте ««Эха Москвы» любопытную информацию. На экзамене (вероятно речь шла о филологическом факультете) одна из абитуриенток написала сочинение в стихах, которые он и приложил к своим комментариям.

Предложенные университетом темы (к примеру – «Традиции М. Е. Салтыкова-Щедрина в сатирах В.В.Маяковского») оказывается, вызвали тоску не только у меня.

Фактически абитуриентка послала экзаменационную комиссию с такими её темами куда подальше и, судя по всему, рвала с нею все отношения.

Пусть Маяковский бросит словом резким,Пусть скажет «Дура!» Салтыков-Щедрин.……………………………………Судьбы канва растянута на пяльцы,Но я бессильна в бездне чуждых душ.Я не хочу высасывать из пальцаНа три страницы глупости и чушь.…………………………………Отсюда выйду я одной из первых,Но прежде, чем миную сталь ворот,Желаю вам я бесконечных нервов,Понятных букв в листах других работ.

Однако, следует отдать должное членам комиссии. Как сообщил товарищ, вывесивший сообщение об этом удивительном случае, «если автор (вернее авторица) не поинтересуется результатом экзамена, то тут уже не Михаил Евграфович, а вся экзаменационная комиссия, десятки раз перечитавшая процитированный текст, скажет: „Дура!“».

Снимаю шляпу перед комиссией и хочу верить, что авторица стихов всё-таки не оказалась «дурой».

Нукри! Нукри!…

На стадионе «Динамо» в Махачкале аншлаг.

Матч «Анжи» – «Краснодар» только начался, а к пятнадцатой минуте уже счёт 3:0 в нашу пользу.

Трибуны ревут от восторга…, но в какой-то момент неожиданно начинают скандировать Нукри!, Нукри!…

Это они поддерживают вратаря соперника Нукри Ревишвили, который в прошлом сезоне играл за «Анжи».

У меня от этого аж перехватывает дыхание.

Голкипер как-то пришёл в себя и хотя матч закончился со счётом 5:2, смотрелся уже достойно.

А если бы Нукри с самого начала продемонстрировал фантастическую игру и, несмотря на подавляющее преимущество «Анжи», матч завершился бы её проигрышем?

Теперь, после происшедшего, убеждён, что, несмотря на горечь поражения, трибуны восторженно провожали бы вратаря соперника аплодисментами и скандированием Нукри!, Нукри!…

Многие судят о дагестанцах по отдельным уродам, хамское поведение которых так раздражает жителей других регионов. Но разве нигде, кроме Дагестана, нет своих уродов?

Интересно, как вели бы себя болельщики «Зенита» или «Спартака», окажись они в такой же ситуации?

Соломонова мудрость

Моя дочь – довольно спокойный, уравновешенный человек, заведуя отделом в одной из московских клиник, как-то одним беспредельно наглым и капризным больным была доведена до такого состояния, что в сердцах выставила его за дверь и тут же написала заявление об увольнении по собственному желанию.

Главного врача на месте не было и она оставила его в канцелярии.

Спустя некоторое время, когда главный появился, она поинтересовалась по телефону о принятом решении.

Дама, которая относила заявление на подпись и знавшая от его автора предысторию, рассказала, что начальник, прочитав, удивлённо взглянул на неё, но при этом, даже не поинтересовавшись причиной, спросил коротко: На эмоциях? Она подтвердила кивком головы.

Наложив визу, он вернул заявление обратно.

Запись гласила: И это пройдёт.

Дама с высоты своего возраста посоветовала дочери сохранить документ и время от времени заглядывать в него.

Закон полотенца

Как-то мой сын в совсем нежном возрасте попал в больницу и поэтому его матери – моей супруге было разрешено находиться при нём.

Рядом в палате оказался другой малыш и тоже с мамой.

Как бывает в таких случаях, к обоим больным приходили проведать родственники, приносили что-то из продуктов… Члены же семей вдобавок к этому – смену белья, полотенца и прочие предметы первой необходимости.

И вот в один прекрасный день моя половина обнаружила отсутствие полотенца, которое в тот же день появилось у соседки. В результате между ними возник конфликт.

Моя супруга считала, что полотенце такого вида, которое она купила ещё много лет назад, ну никак не могло появиться ещё и у соседки, да ещё одновременно с пропажей её собственного.

Особенно возмущало, что вместо того, чтобы придумать что-нибудь подходящее типа извините, перепутала и пр. та насмерть держалась линии якобы это её полотенце и ничего ни у кого она не брала.

Ситуация зашла в тупик и выход из него был только один – одна из сторон должна была махнуть рукой и забыть о предмете конфликта.

Это моя супруга и сделала, хотя, конечно же, осадочек остался.

И надо было такому случиться, что при возвращении домой в горке белья, ожидающего стирки, она обнаружила своё «уникальное» полотенце.

Мы в семье назвали это событие законом полотенца и в тех случаях, причины которых для оценки выглядят очевидными, вспоминаем его и не торопимся с выводами.

Для этого достаточно лишь сказать одному из нас: Закон полотенца.

Правоохранители

Читаешь иногда сообщения о действиях наших правоохранителей и не знаешь, как их правильнее называть – то ли правоохренительными органами, то ли левоохранительными.

Закон природы

Приходит младший сын из университета и ещё в дверях громыако спрашивает: Где мой папа, который любит меня!?

Я же в ответ из другой комнаты иронично: А с чего ты решил, что я тебя люблю?

Ответ восхитителен: Раз ты мой папа, значит, ты должен меня любить.

Гимн-I

Отношение к гимну своей страны у гражданина должно быть таким же трепетным, как у военного к знамени.

Это некий, наверное, даже священный символ.

А я его не люблю.

Как можно трепетно относиться к произведению, слова которого в угоду сложившимся обстоятельствам трижды переписывались одним и тем же человеком?

Мало того, он писал его каждый раз не заново, а просто, как в детском конструкторе, менял в прежнем только некоторые слова, от чего идейная составляющая текста становилась совершенно другой.

И в этом мне видится особая мерзость.

– Великий Сталин?

– Я как раз об этом самом и думал.

– Ах, он уже не отец родной, а очень даже кровавый палач?

– Не извольте беспокоиться. Сей минут переделаем.

– О! Партия Ленина уже не сила народная?

– Замечательно! Заменим партию боженькой и будет наш гимн опять как новенький.

Дело не в том, что и по сей день мы должны петь про Сталина. Просто слова гимна, даже если это был бы поэтический шедевр, написаны слизняком, который не видел в своей всеядности ничего постыдного и тем опошлил один из символов моей страны.

Гимн, конечно же, нужно было менять, но с другим автором и его следовало не переделывать, а писать заново.

Когда он звучит, всегда возникает ощущение, будто, подменив чем-то непотребным, меня лишили очень важного, которое должно сопровождать всю жизнь.