Воскрешенное имя. Научно-фантастический роман

скачать книгу бесплатно


– Садыр. Об этом я знаю. Меня интересует твое мнение.

– Мое мнение?

– Да, твое личное мнение.

– Ну, что ж, слушай. Я считаю, что не требуется принятия новых актов, регулирующих клонирование ДНК и клеточных линий человека, поскольку эти области исследований уже привели к значительным достижениям в биомедицине и ни одна из них не вызывает ни научных, ни этических вопросов.

– То есть ты за продолжение опытов?

– Да!

– А знаешь, Садыр. В Душанбе, я побывала в лаборатории профессора Соимназора Разви.

– А…а… Это тот, который оппонировал тебя на твоей защите?

– Да, он самый, – подтвердила Айман и продолжила: – Так вот, на стене своего кабинета он вывесил «Декларацию в защиту клонирования и неприкосновенности научных исследований», которую подписали Лауреаты Международной академии гуманизма. Кстати, я могу дать тебе копию этого воззвания. Наиболее важные моменты я подчеркнула.

– Я знаком с этим документом, – сказал Садыр, беря в руку лист с текстом Декларации. – Но мне интересно, какие же моменты тебе показались важными, – засмеялся он.

ДЕКЛАРАЦИЯ в защиту клонирования и неприкосновенности научных исследований.

Мы, нижеподписавшиеся, приветствуем сообщение о крупных успехах в клонировании высших животных. На протяжении нынешнего столетия физические, биологические и науки о поведении существенно расширили возможности человека. Их достижения, в основном, способствовали колоссальному возрастанию человеческого благополучия. Когда же новые технологии порождали вполне правомерные этические вопросы, человеческое сообщество в целом демонстрировало готовность встречать эти вопросы открыто и искать такие ответы, которые направлены на общее благо.

Клонирование высших животных действительно ставит этические проблемы. Поэтому необходимо разработать соответствующие директивы, которые позволят предотвратить злоупотребления, в то же время сделав максимально доступными выгоды клонирования. Эти директивы должны как можно больше учитывать автономию и выбор каждого отдельного человека. Необходимо также предпринять все меры, чтобы сохранить свободу и неприкосновенность научных исследований. Никто еще не продемонстрировал умение клонировать человека. Однако сама возможность того, что современные достижения могут открыть путь к клонированию, вызвала град протестов. Мы с беспокойством отмечаем широко распространяющиеся призывы остановить, не финансировать или прервать исследования по клонированию, которые исходят из таких различных источников, как президент США Билл Клинтон, президент Франции Жак Ширак, бывший премьер-министр Великобритании Джон Мейджор и представитель Ватикана.

Мы верим, что разум – самое мощное средство для распутывания проблем, с которыми сталкивается человечество. Но в недавнем потоке нападок на клонирование разумные аргументы – крайняя редкость. Критики увлечены поиском параллелей с мифом об Икаре и «Франкенштейном» Мери Шелли, предсказанием ужасных последствий в случае, если исследователи отважатся посягнуть на вопросы, ответы на которые «человеку знать не положено». За наиболее грубой критикой, видимо, кроется допущение, будто клонирование человека поднимет более глубокие моральные проблемы, чем те, которые возникали в связи с любым предшествующим научным или техническим достижением.

Какие же моральные проблемы может породить клонирование человека? Некоторые религии учат, что человеческие существа фундаментально отличны от других млекопитающих – что божество наделило людей бессмертными душами, придав им ценность, несравнимую с ценностью других живых существ. Утверждается, что природа человека уникальна и священна. Научные достижения, которые могут изменить эту «природу», встречают гневный протест.

Как бы ни были глубоки догматические корни таких идей, мы спрашиваем, должны ли они учитываться при решении вопроса о том, будет ли позволено людям пользоваться благами новой биотехнологии. Насколько может судить научная мысль, вид Homo sapiens принадлежит к царству животных. Способности человека, как представляется, только по степени, а не качественно отличаются от способностей высших животных. Богатство мыслей, чувств, упований и надежд человечества возникает, по всей видимости, из электрохимических процессов в мозге, а не из нематериальной души, способы действия которой не может обнаружить ни один прибор. Поэтому нынешние дебаты по поводу клонирования заставляют прежде всего задаться таким вопросом: действительно ли защитники сверхприродных или религиозных аргументов имеют достаточно серьезную квалификацию для участия в этих дебатах? Конечно, каждый имеет право быть услышанным. Но мы считаем, что существует вполне реальная опасность приостановки исследований, несущих огромные потенциальные блага, исключительно из-за их конфликта с религиозными верованиями некоторых людей. Важно понять, что подобные религиозные возражения уже возникали по поводу вскрытия людей, анестезии, искусственного оплодотворения и всей генетической революции наших дней – и, тем не менее, каждое из этих достижений принесло огромные блага. Тот взгляд на природу человека, который коренится в мифическом прошлом человечества, не должен быть нашим главным критерием при принятии моральных решений о клонировании.

Мы не видим в клонировании высших животных, исключая человека, каких-либо неразрешимых этических дилемм. Не считаем мы очевидным и то, что будущие достижения в клонировании человеческих тканей и даже человеческих существ создадут моральные затруднения, которые не сможет разрешить человеческий разум. Моральные проблемы, порождаемые клонированием, не крупнее и не глубже тех, с которыми люди уже сталкивались по поводу таких технологий, как ядерная энергия, рекомбинантная ДНК или компьютерное моделирование. Они просто новые.

Исторически выбор луддитов, стремившихся повернуть часы истории вспять и ограничить или запретить применение уже существующих технологий, никогда не бывал ни реалистическим, ни продуктивным. Потенциальные выгоды клонирования, возможно, столь велики, что было бы трагедией, если бы древние теологические сомнения заставили нас как луддитов его отвергнуть. Мы призываем к последовательному, ответственному развитию технологий клонирования и к самой широкой поддержке гарантий, что традиционалистские и обскурантистские воззрения не станут ненужным препятствием на пути полезных научных изысканий.

Лауреаты Международной академии гуманизма: Питер Адмираал, доктор медицины, Нидерланды; Рубен Ардилла, психолог, Колумбийский национальный университет, Колумбия; сэр Исайя Берлин, почетный профессор философии, Оксфордский университет, Великобритания; сэр Херман Бонди, член Королевского общества, бывший глава колледжа Черчилля, Кембриджский университет, Великобритания; Берн Буллоу, профессор сестринского дела, университет штата Калифорния в Нортридже, США; Марио Бунге, профессор философии науки, университет МакГилл, Канада; Бернард Крик, почетный профессор политики, колледж Бирбек, Лондонский университет, Великобритания; Френсис Крик, лауреат Нобелевской премии по физиологии, институт Солк, США; Ричард Докинз, профессор по восприятию науки обществом, Оксфордский университет, Великобритания; Хосе Дельгадо, директор Центра нейробиологических исследований, Испания; Пол Эдвардс, профессор философии, Новая школа социальных исследований США; Энтони Флю, почетный профессор философии, университет Ридинг, Великобритания; Йохан Галтунг, профессор социологии, университет Осло, Норвегия; Адольф Грюнбаум, профессор философии, Питтсбургский университет, США; Херберт Хауптман, лауреат Нобелевской премии, профессор биофизических наук, университет штата Нью-Йорк в Баффало, США; Альберте Идальго Тюньон, президент Философского общества Астурии, Испания; Сергей Капица, заведующий кафедрой, Московский физико-технический институт, Россия; Пол Куртц, почетный профессор философии, университет штата Нью-Йорк в Баффало, США; Джералд А. Лару, почетный профессор археологии и библейских исследований, Южнокалифорнийский унверситет в Лос-Анджелесе, США; Телма 3.Лэйвайн, профессор философии, университет Джорджа Мейсона, США; Хосе Лейте Лопес, директор, Бразильский центр физических исследований, Бразилия; Таслима Насрин, писатель, врач, социальный критик, Бангладеш; Индумати Парикх, реформатор и активист, Индия; Жан-Клод Пекер, почетный профессор астрофизики, Коллеж де Франс, Академия наук, Франция; У.В.Куайн, почетный профессор философии, Гарвардский университет, США; Дж. Дж. С. Смарт, профессор философии, университет Аделаиды, Австралия; В.М.Таркунде, реформатор и активист, Индия; Ричард Тейлор, почетный профессор философии, университет Рочестер, США; Симона Вейль, бывший президент Европейского парламента, Франция; Курт Воннегут, писатель, США; Эдвард О. Уилсон, почетный профессор социобиологии, Гарвардский университет, США.

– Айман. Я бы этот документ с твоими акцентами подписал бы не задумываясь, – засмеялся Садыр.

– Так, ты подпишись. Вот тебе ручка, – рассмеялась Айман.

– А знаешь, Айман. Была одна разумная статья в журнале «Человек». Написал ее юрист – профессор Иойрыш Абрам Иссаакович. Статья называется «Давайте успокоимся». Вот, что пишет автор, ссылаясь на опыт цивилизации. «…Несмотря ни на какие запреты, в ближайшем будущем будет разработана технология для производства копий взрослых людей, и общественность может узнать о результатах таких работ лишь по их завершению. Бесполезно запрещать развитие науки. Никакую Конвенцию или Декларацию все равно не будут соблюдать…».

– Значит, клонированию человека быть?

– Это обязательно случится, – уверенно сказал Садыр и заговорщицки добавил. – Наша лаборатория работает в этом направлении. Разумеется, не афишируя свою деятельность.

– И это, несмотря на возражения по поводу этической стороны дела? – с удивлением спросила Айман.

– Айман. О каких возражениях ты говоришь?

– Ну, к примеру, становление человека, как личности, базируется не только на биологической наследственности, оно определяется также семейной, социальной и культурной средой.

– Согласен, – закивал Садыр. – При клонировании индивида в той или иной мере, возможно, воссоздать соответствующие условия воспитания и обучения, которые сформировали личность его прототипа.

– А вот другой пример. При бесполом размножении изначально жесткая запрограммированность генотипа предопределяет меньшее разнообразие взаимодействий развивающегося организма с изменяющимися условиями среды.

– Тоже согласен. Этот вопрос также разрешим в той или иной мере.

– А как? – удивилась Айман.

– Например, для клона возможно создание так называемых тепличных условий.

– То есть клонирование человека все-таки возможно?

– Айман. Понимаешь, те нравственные заповеди, которыми человечество пользуется века, к сожалению, не предусматривают новых закономерностей и возможностей, какие вносит в жизнь современная наука. В этой связи, необходимо обсуждать и принимать новые законы общежития, учитывающие новые реальности.

– Я тебе верю, Садыр. Ты специалист в этом деле, мне нравится твой разумный оптимизм.

– Спасибо! Вот, что я тебе скажу: Безудержно оптимистическую позицию, как мне представляется, занимают только люди, плохо знающие вопрос. Я знаю и проблему, и психологию научного поиска. Чем интереснее и опаснее проблема, тем больше страстности научного поиска. Вот так то.

Разумный оптимизм…… Философы считают, что высшим достижением интеллекта является открытие, что решительно все можно вывернуть наизнанку и превратить в собственную противоположность. В этом плане, иллюзию нельзя превратить в реальность. Потому не следует пытаться перехитрить искаженный мир. Он недоказуем, но он просто есть. А то, что уже есть, не требует доказательств. Доказательство истинно только для самого себя, а потому не свидетельствует ни о чем, кроме наличия доказательств, а это ничего не доказывает.

Религиозный догматизм

2001 год. Баткен. Зал ожидания аэропорта был до отказа забит людьми, среди которых выделялась небольшая группа паломников, именуемых даватчы. Из толпы их выделяла не только бороды, у кого иссини черные, у кого седые, но и разношерстное одеяние. Не поймешь, то ли халаты, то ли удлиненные рубахи. Вот эта группа без зазрения совести просто оккупировала одну часть зала. Встав в два ряда, расстелив свои молитвенные коврики, они молились.

До вылета самолета оставалось еще два часа. Садыр и Айман решили пройти в чайхану, что недалеко от аэропорта. В жаркий летний полдень, чайхана был единственным местом, где можно было посидеть в тени старой чинары и наслаждаться терпким зеленным чаем. На соседнем топчане разместилась молодая семья, тоже видимо, ожидающая самолет. Глава семейства – молодой мужчина в таком же одеянии, как у паломников, на подбородке жидкая в три-четыре волосинки, бородка. Жена его, а также две девочки примерно семи и пяти лет, укутаны в чадру, с единственной разницей – мама в черную, а девочки – в белую.

Глава семейства вслух прочитал молитву «…. Нет Бога, кроме Аллаха одного! Нет равного Ему. Ему принадлежит власть, Слава Аллаху. Он дарует жизнь и Он умертвляет, а Сам живет, не умирает, в Его руке добро. Он самый Всемогущий…», а затем еще минут десять тихо долдонил дуа и только потом семья приступила к чаю.

– Айман. Вот ты знаешь об Ибн Сино все. Он был искренне верующим? – тихо спросил Садыр.

– Скорее он был безбожником, – ответила Айман. – Все его философские труды говорят о том, что в Бога он не верил.

– Но свои книги он начинал и заканчивал словами благодарности Аллаху. Разве не так?

– Когда теологи ссылаются на его высказывания о Боге, о религии, меня иногда передергивает, – возмутилась Айман. – Это, чистьейшей воды спекуляция. Неужели, он – величайший гений всех времен и народов, сумевший силой своей мысли объяснить глобальные законы мироздания, верил в Бога?

– Мне, как ученому также не хотелось бы в это верить. Хотя, факт остается фактом. Эйнштейн действительно был верующим. Как такое могло быть?

– Вполне допускаю, что даже гениальная мысль Эйнштейна возможно «уперлась» в необъяснимое глобального характера. Потому, до поры до времени он, вероятно был вынужден допустить самому себе иррациональное толкование. Как, впрочем, и Ибн Сино.

Как и Айман, Садыр всегда был убежден в том, что догматы мусульманской, а, впрочем, и христианской, католической, иудейской церкви беспочвенны, толкование их схоластично, а законы сковывают всякую свободную мысль. Но сейчас ситуация обострилась настолько, что есть угроза развала науки, культуры, образования.

– Медицина сейчас погрязла в бездуховности, – возмущалась вслух Айман. – Медики почти теряют не только сакральность, но и элементарное доверие, и уважение в обществе. А тут еще и религия со своим иррациональным подходом ко всему, что затрагивает ее интересы.

– Надо полагать, активизация деятельности экстрасенсов различных мастей, костоправов, шаманов, знахарей – это признак несостоятельность здравоохранительной политики государства.

– Разумеется, это верный показатель падения престижа официальной медицины и его людей. Причем, никто системно не борется с их проявлениями. А это следует расценивать как наше попустительство иррациональному восприятию мира.

Вот такие мрачные мысли одолевали Садыр и Айман при виде медиков, втянутых в религию. Им хотелось бы надеяться, что они разберутся не столько в вопросах – верить им в Аллаха или нет, сколько придут к пониманию, что не следует слепо воспринимать постулаты и догмы Ислама. Иначе, им придется поверить и в то, что земля плоская, а звезды вращаются вокруг нас, и что Аллах создал нас из глины, а мир сотворил за семь дней. А процесс то запущен. Не трудно будет себе представить, как студенты-медики будут заучивать ритм сердца, как звучание «Аллаху-акбар, Аллаху-акбар Аллаху-акбар Аллаху-акбар Аллаху-акбар…» или же, как звучание «Ман-ас, Ман-ас Ман-ас Ман-ас…. Даже дело дошло до того, что в стенах медвуза создали молельные комнаты (!?). Мракобесие и параноя, да и только!

Попив чаю, молодая семья верующих вновь минут десять долдонили на арабском молитву и лишь потом пошли своей дорогой. Вот так, даже на многотысячных айт-намазах, муфтий и его имамы говорит заученные вещи, густо перемешивая свою речь словами из Корана. Между тем, ничтожное число людей, слушающих его проповедь, понимают смысл арабской речи, но все собравшиеся на айт-намаз, как один, стелясь ничком, повторяют за ним раз за разом «О-омин!», как бы подписываясь под каждую строчку его речи. Парадокс в том, что не каждый государственный деятель или академик может, похвалится тем, что может так владеть умами и сердцем многотысячной толпы людей. О, сколько у него в это время высокопарности, экстаза. Еще бы. Перед ним целое море людей, внемлющих малейшим его интонациям.

– Ислам берет свое и в медицине, которая, как известно, всегда была самым последовательным и самым грамотным оппонентом любой религии, – вслух размышляла Айман. – Медики, как никто понимают суть человека как психо-био-социальное существо и очень обидно, когда они сами вдруг начинают долдонить всякую религиозную чушь, вопреки всем канонам медицины.

– Согласен. Им бы вспомнить свою высокую миссию – исправлять недостаток природы, которую в религиозной среде не могут ни отрицать, ни проигнорировать, ссылаясь на один из хадисов о том, что Аллах создал человека, а затем лекарям вложил в руки нож, чтобы они могли переделывать его творение. Разве это не признание медицины?

– Даже в те далекие времена, когда процветал религиозный фанатизм, Ибн Сино вскрывал трупы, чтобы постичь природу болезней, оперировал, чтобы излечить недуг. А сейчас… – махнула рукой Айман. – А знаешь, что самое обидное? Это то, что священослужители прямо и без обвиняков отвечают на вопрос «как постичь Аллаха?» – Смотреть на мир, ничего при этом не анализируя.

– Согласен. Это странный тезис, – задумался Садыр. – А ведь мало кто из последователей Ислама задумывается над этим, молча и безропотно штудируя священный Коран, в которой говориться о том, что человек появился раньше растительного и животного мира.

– Смешно и грустно, когда даже ученые сами твердят «Если позволит Аллах», «Дай Бог!», «Слава Аллаху!». Но самое страшное то, что народ заблуждается, когда снисходительно относятся к росту религиозности в обществе. Некоторые думают, что, мол, пройдёт пятнадцать – двадцать лет, всё образуется, повысится образовательный и культурный уровень людей, они сами рассудят, где и с кем быть. Но это бесплодные надежды. Это иллюзия! – возмущалась Айман.

– Вот посмотри на тех даватчы. Именно они, за счёт отработанных до тонкостей технологий агитации и пропаганды, оболванивают народ.

– А ты знаешь, меня почему-то не покидает тревога. Что-то должно произойти – вражда, ненависть, упадок, гибель. Вера верой, но лишь бы не заболели всеобщей дереализацией мира. А ты знаешь, каковы признаки этой болезни?

– Представляю. Мир станет неотчетливым, странным, тусклым, застывшим и безжизненным. На фоне Аллаха мирская суета покажется чем-то мелким и не нужным. Да и сама настоящая жизнь станет ложной, а истинная жизнь «переместится» почему-то в мир иной.

– Вот-вот. Так и хочется крикнуть: Опомнитесь! Для чего вы явились в этот мир? Вы же дитя природы, а не комок грязи! – возмущалась Айман.