скачать книгу бесплатно
– Ну, так… это… он – живой! То есть тот пациент кому пересадили головной мозг, – робко ответил он.
– Допустим, – не давал ему опомниться Каракулов. – Но разве живет человек без своего головного мозга? Как известно, у этого пациента мы вычерпали его головной мозг, так как он был практически расплющен в лепешку. Говоря научным языком, наступила полная деперсонализация его личности из-за смерти мозга, а, как вам известно, коллеги, смерть мозга – есть конечная смерть человека. Как по-твоему, Саид?
– Трудно сказать, но я склонен думать так же – неуверенно начал Саид. – Нужно считать живым того, кого мы сейчас прооперировали. Тот же пациент, у которого забрали головной мозг, так и остался лежать на операционном столе трупом, – с уверенностью в голосе сказал он.
– Совершенно верно! Если мы сейчас хотим убедиться в этом, то, безусловно, найдем массу доказательств, заканчивая трупным окоченением. Ну, а ты как думаешь? – Бакыт Капаровна обратилась к Айдару.
– Я как все, – нашелся Айдар. – Мы только, что сняли со стола и перевели в реанимационное отделение пациента. Он жив, и вряд ли кто будет сомневаться в этом, – ответил он запальчиво.
– Тилек. Завари нам и себе еще по чашечке кофе. Когда Тилек разлил всем кофе и сам разместился в углу, Каракулов, обращаясь к нему, заявил: – Тилек. Начни с того, что ты должен полностью переделать истории болезни.
– Почему? – задался вопросом Тилек. Наим Сафарович рассмеялся: Касательно документации мы сейчас должны решить настоящий ребус. Если позволите, Кубат Бакирович, проверю на знание нашу молодежь. Вот тебе Тилек, вопрос на засыпку: К нам привезли двух пострадавших. Из-за того, что мы так и не выяснили до операции их личности, историю болезни оформили на них, обозначив их как «неизвестный №1» и «неизвестный №2». Неизвестного №1 оперировал Кубат Бакирович, а второго пострадавшего – моя бригада. Так обстоит дело? В ответ Тилек согласно кивнул головой. – Пострадавший, которого мы оперировали, остался на столе, то есть умер во время операции из-за несовместимых повреждений органов груди и живота, – продолжил Наим Сафарович. – Его мозг забрала ваша бригада и пересадила в черепную коробку пострадавшему, которого оперировал Кубат Бакировича. Так обстоит дело? – вновь задал он вопрос Тилеку.
– Да-а. Так и было.
– Теперь слушай дальше. Час тому назад вы сняли своего больного с операционного стола, и сейчас он находится в реанимационной палате. Обращаясь к анестезиологу, он переспросил ее: – Бакыт Капаровна. Этот ваш больной сейчас жив?
– Тфу, тфу… Не сглазить бы. Пока он жив, сердечная деятельность стабилизировалась, за него дышит сейчас аппарат искусственного дыхания, – ответила она, не понимая, что сама же допускает оплошность.
– Ничего не понимаю. Вы утверждаете, что погиб «Неизвестный №1»? Но ведь именно он сейчас лежит в реанимационной палате и как вы услышали из уст Бакыт Капаровны, пока жив, – недоумевал Тилек.
– Извиняюсь, запуталась, – спохватилась Бакыт Капаровна. – Все так погиб «неизвестный №1».
Каракулов внутренне тихо торжествовал, предвидя победное завершение той логической цепочки умозаключений, которую он плел для своих коллег. Он не без пафоса заявил: – Уважаемый Наим Сафарович! Позвольте поздравить вас и вашу бригаду с тем, что ваш больной остался живым. – Взглянув на Тилека, который не совсем понимал к чему все клонят, а потому сидел растерянным, заглядывая в рот то Наим Сафаровичу, то на своего шефа, рассмеялся. – В этом и заключается ребус, – сказал профессор.
– Тилек. Надеюсь ты понял, какой из двух неизвестных действительно остался жив. – На что Тилек без всякого раздумья и вполне уверенно сказал, что погиб «неизвестный №2», а тот которого оперировала наша бригада, то есть речь идет о «неизвестном №1», как видно остался жив.
Все рассмеялись. Тилек сконфузился. У него не укладывалось в голове, почему все, как будто сговорились, полагают, что все же живым остался второй пострадавший…. Если второй больной остался на столе, то есть погиб во время операции, а первый, над которым колдовала их бригада, был снят со стола и переведен в реанимацию живым, почему утверждается обратное…, – откровенно не понимал Тилек.
В это время пришла медсестра. – Кубат Бакирович, Бакыт Капаровна. Вас вызывают в реанимационную, к больному. – Кубат Бакирович, собираясь, поблагодарил всех за то, что хоть как-то развеялись. – Сожалею о том, что наша дискуссия прервалась на самом интересном месте. А Тилека я попрошу, чтобы проработал соответствующую литературу и сделал на днях сообщение.
«Все же как недостаточно мы знаем свой эмоциональный мир, то есть свою подкорку, в которой спрессованы жизнь и опыт тысяч поколений наших предков», – подумал Каракулов, проходя в реанимационную вместе с Тилеком и Саидом.
– Знаете. Если признаться, я ни о чем не жалею, хотя понимаю, что толчком к выполнению такой операции послужили все же не насущная необходимость, не раздумья о целесообразности такого вмешательства, граничащего с экспериментом на человеке, а просто несдержанный эмоциональный порыв. – А про себя он отметил – именно тот самый, против которого всегда боролся в самом себе и предостерегал своих детей, так как зачастую из-за него оказывался в неловком или даже откровенно смешном положении, а потому приходилось очень часто жалеть о случившемся. Что ж, иногда интуиция и порывы оказываются сильней и мудрей раздумий и прикидок, – успокаивал сам себя.
Вечер. Идет обычная вечерняя пересменка. Дневной дежурный персонал передает документы ночному персоналу. На сестринском посту разговаривают медсестры. – Сегодня заставили переписать историю болезни пострадавшего. Как ни странно, доктора сами не могут разобраться: кто из двух пострадавших остался жив, а кто умер?
– Это как? – вопрошает одна из них.
– «Пострадавшего №2», ну того самого, у которого забрали головной мозг, мы оформили как умершего и историю болезни с посмертным эпикризом передали, как и следовало, в патологоанатомическое отделение. – Представляешь. До утра врачи вносили запись в историю болезни «пострадавшего №1», то есть того пациента, которому пересадили головной мозг, – сказала Айша.
– Ну да! Все правильно. Он то благодаря тому, что ему пересадили головной мозг, остался живым и весь день ты ими и занималась. Правильно? – ответила Гуля. – А в чем загвоздка?
– Так-то оно так! Но Каракулов распорядился по-другому. Заставил нас вернуть историю болезни «пострадавшего №2», и все записи наблюдений за прошедший день перенести в его историю болезни, а в историю болезни «пострадавшего №1» внести посмертный эпикриз и сдать в патологоанатомическое бюро. Вот такая чехарда, подружка! – призналась Айша.
– Ничего не пойму, – призналась Гуля. – Вот ты мне ответь Айша – с кем из двоих тебе пришлось всю ночь возиться? Правильно! С «пострадавшим №1». Ты хочешь сказать, что все это время ты занималась с умершим? – рассмеялась она.
– Ну, а я что? Нет же, потребовали переписать обе истории болезни. Ведь толком и не объяснили, что и почему? А мне то что, как сказали, так и сделала. Но Каракулову я сказала, что бы он сам созвонился с дежурным патологоанатомом и сам им объяснил.
– А что они сказали?
– Видимо Каракулов объяснил им что и как. Они молча отдали историю болезни, а когда я им вернула другую историю, тоже промолчали. И анестезиолог промолчала. Молчаливый заговор какой-то, – недоумевала Айша.
– Странно. Получается, умер тот, кого спасал Каракулов или, наоборот, остался жив, кого не смогла заштопать бригада Наим Сафаровича. Очень странно! Рассуждая так, каким местом думают доктора? – возмущалась Гуля.
– Да ладно, подружка. Утро вечера мудренее. Авось разберутся. Я побежала, а то опять опоздаю к дочке в садик. До завтра!
– Ну, пока! Пойду заниматься с вашим «умершим» пациентом, – пошутила Гуля и пошла в сторону реанимационного зала.
Вот таким образом шла разгадка клинической задачки – кто мертв, а кто жив, шла выверка на знание, смекалку, опыт в приложении к только что выполненной операции по пересотворению личности. Всем предстояло впредь много понять и осмыслить, многое узнать и обдумать. А пока в операционной, в реанимационной, в рабочих кабинетах и лабораториях царило сомнение и тревога: выживет ли больной? Восстановится ли его сознание? Что станет с его памятью?
* * *
И на третью ночь он остался в клинике. Все равно дома бы он не смог ни уснуть, ни отдохнуть. У себя в кабинете ему удалось вздремнуть часа два-три. Уже светало. Из окна доносился азан (призыв на молитву). Мечеть стояла прямо во дворе клиники. Сотрудники уже давно привыкли к этому мелодичному арабскому песнопению. Их уже не раздражало, как это было впервые месяцы, когда муэдзин припевал азан на рассвете, когда на часах еще нет и шести. Каракулов прислушался. «Вообще арабское песнопение по-своему мелодично», – отметил он.
До утренней конференции оставалось уйма времени. Каракулов неспешно прошелся по территории клиники, обошел мечеть, построенную по его же проекту лет десять тому назад. Вспомнилось, как пришла к нему идея простроить мечеть прямо внутри больничной территории. Нет, тогда его не обуревали благочестивые религиозные мысли, нет. Было совсем иначе. Много лет исследуя проблему морального кризиса общества и роль религии в сохранении общества в нравственно-цивилизованных рамках, в какой-то момент в мозгу засела доминанта – только с помощью религии можно еще удержать от дальнейшего упадка мораль и нравственность. Про себя иронично подумал – какая наивность!
Но, в то время ему казалось, что рост числа людей, обратившихся в религию, увеличение количества мечетей в стране – это в какой-то мере признак самосохранения общества, некий гарант сохранения нравственности. Он не предполагал, что обращение к религии пройдет в обществе с таким темпом и масштабом, с такой страстностью и напором. Скоро может многое измениться под таким напором. И это, по-моему, будет ой какой головной болью для общества.
«Нарочно не придумаешь!» – была такая телепередача, основанная на подборке реальных совпадений или гротескного проявления тех или иных событий, явлений, случаев, происшествий. Ситуация, именно такого порядка возникла у них три дня тому назад. Тот пострадавший, которого пришлось ему оперировать в тот вечер, оказался имамом одной из сельских мечетей.
Еще тогда во время операции он обратил внимание на аккуратную бородку, этакий внешний атрибут мусульманина, который так широко распространился в среде молодых верующих людей. Ему тогда подумалось, что этот молодой человек либо художник, либо поэт или один из них. Оказался имамом. Но самым интересным, а на первый взгляд даже кощунственным является другое. Этому пострадавшему тогда мы пересадили головной мозг его старшего брата, который, как оказалось, только что освободился с мест заключений. Лишь потом из милицейских протоколов стало известно, что в автомашине, которая попала в аварию, находились два брата. Младший брат, имам, вез домой старшего брата, который в тот злополучный день вышел из тюрьмы. Потом Каракулов узнает, что старший был закоренелым преступником, в общей сложности просидевший в разных тюрьмах почти два десятка лет. Обстоятельством автокрушения он не интересовался, да и зачем ему знать подробности.
Так вот, его головной мозг был пересажен в тело священника. Теперь возникает законный вопрос: кем проснется этот пострадавший? Человеком с преступными наклонностями или же останется набожным человеком? Вот казус! Прямо закрученный детектив, не иначе – подумал Каракулов.
Интересно то, что с некоторых философских позиций, тело – это иллюзия, порожденная сознанием (идеалисты) или же сознание – это не что иное, как способ проявления тела (материалисты). Как бы воспринял такое утверждение наш имам? Вот это парадокс и ирония судьбы. Кем проснется пострадавший, которому мы пересадили чужой головной мозг? Что-либо прогнозировать рано, – решил он и вновь погрузился в размышлении о роли религии в вопросах продвижения интересов трансплантологической практики.
В его памяти еще были свежи мнения сторон на круглом столе «Трансплантология и религия». Одним из ярких выступлений была речь профессора Табакова из России, который утверждал, что религия является оплотом и гарантом гуманизма, и это уже давно выразили многие прогрессивные люди и великие гуманисты мира. Но, сложность сегодняшнего дня заключается в том, что все мировые религии достаточно позитивно продвинулись в понимании запросов трансплантационной практики, но они так и не смогли окончательно договориться о целостности тела в момент погребения.
Тогда Каракулову понравилась такая постановка вопроса. Действительно, его, как трансплантолога, удручало то, что религия, признавая и поддерживая трансплантологию, в то же время высказывается достаточно жестко против дальнейшего развития системы органного донорства. То есть говорит одно, а предпринимает другое. Тому много примеров. Вот один из них: религия считает, что человек – это «божий дар», то есть существо, не имеющее аналогов в природе, не подлежащее изменению и обладающее надприродными свойствами. В таком качестве это существо недоступно для изучения и воспроизведения в рамках науки и технологии.
На этом круглом столе он познакомился с Абдилатипом-ажы. При первых же словах он притянул к себе внимание участников. «Вот человек умер, его душа отлетела, мозг остался в теле. Разве его мозг без души не мертв, а потому разве его можно пересаживать? Нельзя отождествлять мозг с душой, ибо он хоть и связан с ней таинственным образом, тем не менее, мозг лишь орудие высшей нервной деятельности. А вот как душа проявляет себя через высшую нервную деятельность, нам неизвестно – это божественная тайна. Но она себя совершенно четко проявляет, а разум помогает нам облекать в слова то, что дает душа – разве я не прав?» – обратился он к сидящим в зале.
Каракулов про себя отметил интересную логику этого человека. Придраться к логике его высказываний было невозможно. «Никто не знает где хранится память о тех или иных событиях. Это – тайна, это область для нас непостижимая, и мы должны здесь остановиться» – уверенно и четко сказал он. Почему говорят, что память милосердна? Ведь человек зачастую забывает плохое, а помнит хорошее, светлое. Это все проявление нашей души, которая по сути своей – божественная. Разве я не прав?
Каракулов поймал себя на мысли: – Вот-вот. Именно поэтому нужно признать иллюзией то, что в вопросах гуманизма религия обладает исключительной компетентностью. Слушая выступления участников круглого стала, – он сделал такой вывод: – В целом, мнение религиозных конфессий заключается в том, что для человека пересадка донорского головного мозга неприемлема. К тому же чужой мозг – это чужие знания, ощущения, память. Память относится к области души. Мозг состоит из многих-многих миллионов микропроводников, которые напоминают сложную компьютерную систему. Безусловно, там есть какие-то накопители памяти. Но область памяти связана неразрывно с нашей душой, которая проявляет себя через высшую нервную деятельность.
– Да-а. Пересадка головного мозга – это бездна философии, – протянул он вслух. По мнению ученых, пересадив голову одного человека к телу другого, мы получаем своеобразную новую личность. Каковы ожидаемые при этом социальные последствия? Последствия…. Последствия…. Этот вопрос целый день не выходил из его головы. Действительно, что ожидать от такого эксперимента? Выйдет ли такая операция из стадии эксперимента или нужно закрыть эту тему для клиники навсегда? – задавался он вопросом.
Каракулов понимал, что для философской рефлексии над вопросами пересадки мозга важно избавиться от воззрений, целиком зависящих от настоящих обстоятельств, условий, окружения, времени, пространства, то есть выполнить своеобразный философский эксперимент, то есть экстраполировать последствия. Как это сделать? С какой позиции рассматривать их?
Вспомнилось выступление философа Талькова из онкологического института на конференции, посвященной автономности больных с раком. Он не стал отрицать, как многие участники, роль и значимость трансгуманизма. «В трудных ситуациях, когда возникают сложнейшие моральные коллизии, нужен симбиоз гуманизма и трансгуманизма, – сказал он, – так как это способствует „дозированному“ умозаключению по решающим вопросам с полярных точек зрения».
С такой точкой зрения Каракулов был согласен. Про себе отметил, что упорствовать в своих взглядах и гуманистам, и трансгуманистам, видимо, не следует. Все же нужно признать необходимость установления вынужденного компромисса – подумал он. – Надо же такому случится, – удивлялся он. – Гуманизм, которого мы всю сознательную жизнь придерживались, в нынешнее время сдает свои позиции. Видите ли, он проявляет свою несостоятельность, то есть ограниченность в осмыслении некоторых новых феноменов. «Век – живи, век – учись». Нужно учиться мыслить, как с позиции гуманизма, так и с позиции трансгуманизма, учиться прислушиваться к доводам ученых, социологов, психологов, религиоведов, учиться выслушивать мнения и парапсихологов, медиумов, эзотериков, в особенности, когда вопрос касается рассмотрения такой философской проблемы, как взаимосвязь души и тела, – убеждал он самого себя.
С высоты своих познаний Каракулов был уверен в том, что такая операция по пересадке головного мозга или головы целиком призвана спасти жизнь обреченного на смерть реципиента. Но были и сомнения. Скажем с юридической точки зрения, смерть человека наступает тогда, когда перестаёт функционировать его мозг, тогда, следовательно, имам, которого они оперировали, пересадив ему головной мозг старшего брата, считается умершим, а вот старший брат имама, у которого забрали головной мозг и пересадили его в тело имама – остался жив? Интересный расклад, – хмыкнул он.
Размышления прервал звонок по сотовому телефону. Звонила Бакыт Капаровна с отделения реанимации.
– Кубат Бакирович! Извините за беспокойство, приглашаю посмотреть энцефалограмму вашего больного.
Начиная с первых дней послеоперационного периода шла непрерывная запись энцефалограммы. До сегодняшнего утра кривые, вычерчиваемые энцефалографом, были похожи на беспорядочные линии с отдельными всплесками.
– Что случилось? – спросил Каракулов, подходя к койке больного.
– На энцефалограмме вот такие остроконечные всплески участились, – ответил дежурный реаниматолог. – Кубат Бакирович. Вот сравните сами. Так было вчера, как видите, почти ровные кривые с единичными всплесками, а вот – сегодня утром.
– Действительно есть разница. Ну что ж, будем полагать, что мозговая активность все же проявилась. – Осмотрев больного, внеся поправки в план медикаментозного лечения, Каракулов направился на утреннюю конференцию. Шел и про себе с удовлетворением отметил: мозговая активность проявилась. Все-таки есть надежда!
Лишь спустя двое суток в клинику пришел следователь, чтобы навести кое-какие справки о пострадавших. Пришел ли в сознание вчерашний пострадавший? Можно ли ему задать пару вопросов? – спросил он у дежурного реаниматолога. Врачи пояснили ему, что больной пока остается в коме, шансы выжить минимальные.
– Товарищ следователь – обратился к нему дежурный реаниматолог. – Вы, наверняка, знаете обстоятельства автоаварии. Если позволите, я приглашу профессора Каракулова, который оперировал одного из двух пострадавших в той аварии. Он хотел сам расспросить кое о чем.
Спустя минут десять в ординаторскую заглянул Каракулов. – Приветствую! О состоянии пострадавшего, который остался жив, наверняка вам дежурный врач уже рассказал. Мне добавить пока нечего. Состояние тяжелое, а что касается прогноза – трудно, что-либо сказать. Уважаемый следователь, если можно, расскажите о подробностях той самой злополучной аварии. Нам это интересно.
– Дело было так, – начал следователь. – Те двое, которые пострадали и были доставлены к вам в больницу, являются родными братьями. Мы это уже выяснили. Оказывается в тот день из тюрьмы вышел Айкенов Салих, тот еще уголовник-рецидивист. Встретил его у ворот тюрьмы младший брат Малик. За рулем его автомобиля марки «Ауди-100» почему-то был Салих. Машину занесло на повороте, то ли покрытие дороги оказалось слишком скользким, то ли водитель уже так накачался спиртным, что просто не справился с управлением. Одним словом, человек зазевался, на скорости километров в сто, съехал на обочину и ударился о дерево. Его самого прижало рулем, а его брат, который сидел рядом вылетел через лобовое стекло. Вот такие обстоятельства, – по-милицейски лаконично ответил он.
– Ну, теперь понятно, почему у водителя месиво в груди и животе, а у пассажира – открытая черепная травма, – заметил дежурный врач.
– Знаете, доктора. В этой жизни нужно бояться не только законов, но и божеской кары. Этот рецидивист принес столько горя людям, жил по-скотски. Как и следовало ожидать, умер, как проклятый, – сказал следователь и продолжил – Мне искренне жалко его младшего брата – человек правильный, служит имамом мечети в своем родном селе. Живет праведной жизнью. О нем говорят, что он в своей жизни и мухи не обидел, всегда добрый, скромный, правильный во всем. Зло всегда остается злом. Он и пострадал из-за своего никчемного и распутного по жизни брата. Все рады тому, что он остался жив. Вот вам и пример тому, что все зависит от воли Аллаха. Он достойных бережет, а недостойных – отвергает, – разоткровенничался следователь.
– О, бедный следователь! – подумал про себя Каракулов, – Знал бы ты, что остался живым именно уголовник, а не праведник. И все это благодаря ему же. Черт возьми! Надо же было случится такой кричащей несправедливости – сохранить жизнь недостойного человека, человека с извращенным сознанием за счет праведного человека. Его руками Сатана провел такую операцию – в тело святого поместил мозг дьявола. То есть породил собственными руками очередного сатану. Вот что мы наделали, – сокрушался в душе Каракулов. Но не стал посвящать следователя в эти тонкости, иначе человек вообще разуверится в справедливости. Вот они сидят друг против друга. Оба, казалось бы, олицетворяют собой справедливость, а где она? Каракулову подумалось – только что он предал этого следователя, так как он добивается справедливости, наказывая за зло, а здесь хирург сам творит или вторит злу?!
Да. Возникли вопросы. Однако, вопросы, на которые нельзя получить ответ, возможно, вообще не иметь право на существование, будучи полностью бессмыслицей. Выбор, которым мы руководствуемся, отвечая на такие вопросы, по сути, нерациональны. Как быть тогда? Видимо, нужно учиться рассматривать вопросы с точки зрения вечности, а не с точки зрения личного. При таком подходе, возможно, на горизонте появится некий правильный смысл пересотворения человека. Наверное так…
* * *
Вот уже несколько дней утренняя конференция клиники начиналась и заканчивалась обсуждением состояния и оценкой его прогноза у больного с пересаженным головным мозгом. Если клинические ординаторы, студенты, а также молодые врачи, которые под разным предлогом отлынивали от конференции, то в эти дни присутствовали в полном составе и с интересом выслушали очередные сообщения. С каждым днем становилось все интереснее. Еще бы. Пересажен головной мозг! Любое новое предположение вливалось в дискуссию. Как, впрочем, и сегодня. Тон задала аспирантка Бакен. Сразу после доклада дежурного врача отделения реанимации о том, что у больного появились спорадические всплески мозговой активности, она задала вопрос Каракулову:
– Кубат Бакирович. Если больной поправится, то кем он будет – новой личностью?
– Я очень рад тому факту, что появилась слабая надежда, и она связана с тем, что у больного проявилась активность мозга, – начал Каракулов и затем ответил Бакен. – Вообще считается, что личность сосредоточена в голове. Так что можно утверждать – и это с философской точки зрения весьма интересный аспект – что, трансплантируя головной мозг, мы заодно трансплантируем и душу.
В тот день клинические ординаторы, студенты, да впрочем и все сотрудники не пожалели о том, что присутствовали на утренней конференции. Каракулов поделился своими сомнениями в отношении возникшей клинической загадки: кто остался жив, а кто – мертв? Кем проснется больной – имамом или, наоборот, человеком с извращенным сознанием? – Я признаю, как это не скорбно, что операцию, которую мы сделали, следует трактовать как эксперимент. Но пересадка головного мозга выступает не только как медицинский, но и философский эксперимент. Нам с вами представится случай выяснить, где же у человека кроется душа, или, выражаясь языком современной психологии, его «я», – подчеркнул Каракулов. – Вот, возьмем к примеру, мнение теологов. «Одушевлённым» считают всё тело, и если мы теперь вдруг решим, что «одушевлённость» оказывается, расположена в головном мозге, которая и управляет всем телом, то это потребует коренного пересмотра взглядов. Пойдем дальше. Имеет ли значение при этом чьё это тело, которым предстоит головному мозгу управлять? – задал он вопрос в зал и не дожидаясь ответа продолжал. – Давайте сделаем такое допущение. К голове мужчин пересадим тело мужчины, то кем он будет – женщиной или мужчиной? Или же к человеческой голове будет приживлено туловище животного, тогда как? Так вот, если исходить из тезиса, что душа человека – в его голове, то получившееся в результате такой операции существо – тоже человек?!
Утренняя конференция имела все шансы затянуться надолго. Директор клиники, видя с каким интересом слушают мнения сотрудников по тем или иным вопросам пересадки головного мозга, предложил организовать специальные слушания, а тему обозначить так: «Феномен Франкенштейна». На этом и разошлись.
– Действительно, этому феномену нужно посвятить специальное врачебное слушание, – согласился Каракулов, – Это будет полезно всем: студентам, врачам, управленцам, другим специалистам. Когда мы говорим о развитии трансплантологии, об осмыслении запросов трансплантологической практики, то будет очень даже поучительным изучить историю и исходные мотивы самой трансплантологии. – Он то понимал, что все доводы общества, ученых, социологов и прочих, философ должен рассматривать как приблизительно верные, так как для него важно научное знание и научные законы, но не подробности науки, а ее принципиальные результаты, история и в особенности метод научного исследования. Но есть одно но… свободен ли философ от тех ограничений, которые накладывает на него человеческая природа, в какой же мере можно преодолеть эту человеческую субъективность, можем ли мы что-либо знать о том, что такое мир на самом деле, в противовес тому, чем он нам представляется?
– Франкенштейна и его последователей нужно признать выдающимися личностями, основателями и движущей силой трансплантационной хирургии – разве это не бесспорно? – размышлял он. Он понимал, что должен мыслить посредством общих понятий и мыслить беспристрастно, но парадоксально то, что общность и беспристрастность в мышлении служат совершенно противоположным целям. Про себя подумал, нужно ли принять стратегию сомнения? Но сомневаться всегда и во всем значит вообще лишить себя возможности продвинуться в своем развитии. Тогда как? Или же принять стратегию инерционного развития, полагая, что позицию имеет смысл менять только на более обоснованную. Это бесспорно выход из ситуации, – подумал он. Но про себя отметил, что именно эту позицию занимают трансгуманисты.
Семинар, посвященный феномену Франкенштейна, запланировали на субботу. Этот день для коллектива был относительно свободным днем, располагающим к свободному обмену мнениями. С учетом этого и ученые советы также проводили в субботние дни. Открывая семинар, директор клиники подчеркнул, что идея провести обмен мнениями по запланированному вопросу возникло в первые месяцы после пересадки головного мозга, проведенного в клинике. С тех пор прошло немало времени, сотрудникам рекомендовано было прочитать знаменитый роман М. Шелли «Франкенштейн или новый Прометей» или просмотреть кинофильм «Франкенштейн» с тем, чтобы состоялось продуктивное обсуждение темы. Тем не менее, – сказал он, – мы поручили Тилеку составить краткий обзор сценарных идей и сюжетов для книг и фильмов.
Тилек известил о том, что по мотивам трансплантации головы и тела было написано множество произведений и было создано свыше тридцати кинофильмов. Так например, в 1967 году Т. Фишер снял фильм «Франкенштейн создал женщину», в котором Франкенштейну удается пересадить душу умершего своего помощника в тело его любимой девушки. Но в союзе тела и души главным становится то, что этот союз создал – смерть. Заботой Франкенштейна было найти способы убрать «фильтры», которые мешают душе вернуться к полноценной жизни, не неся на себе той или иной печати смерти.
Два года спустя этот кинорежиссер создал картину «Франкенштейн должен быть разрушен». Циничный экспериментатор использует людей как материал для опытов. Режиссер фиксирует внимание на том, что материал постепенно разрушается, что наталкивает экспериментатора на мысль о частой смене тела.
Спустя три года режиссер создает следующую экранизацию «Франкенштейн и Чудовище из ада». Главный врач психбольницы собирает очередное Чудовище из органов и крупных деталей своих пациентов – «бесполезных людей», как он выражается.
В 1972 году Дж. Смайт создал многосерийный фильм «Франкенштейн: Подлинная история», в котором, созданное Франкенштейном Существо терроризует ученого, чтобы он пересадил голову полюбившейся ему женщины на тело умершей женщины. Фильм интересен в нескольких аспектах: Существо было отягощено проклятием внешнего уродства, а сам Франкенштейн – проклятием уродства нравственного. Деградация облика Создания и духовная деградация ученого, запущенные «в параллель», их влияние друг на друга, привлечение в сюжет третьей силы – изначально злой, изменение под воздействием этой силы самого характера творения.
В 1973—1975 годы П. Моррисс и А. Маргерити создали фильмы «Плоть для Франкенштейна», «Молодой Франкенштейн», «Шоу ужасов Роки Хоррора», в сюжете которых впервые поднимается вопрос о том, что пересаживается: мозг к телу или, наоборот, тело к мозгу. В 1985 году Ф. Роддэм снял фильм под названием «Невеста», в котором Франкенштейн после пересадки головы своей невесты на чужое здоровое тело пытается моделировать истинно свободную, не связанную с лживыми условностями, женщину.
В 1986 году К. Рассел снял фильм «Готика», а в 1990 году Р. Корман снял фильм «Франкенштейн освобожденный», в этом же году Р. Дэвид снял фильм «Франкенштейн Эдисона», в сюжете которых усложненные психологические и морально-этические варианты и последствия пересадки головы. В 1992 году Д. Уикс создал фильм «Франкенштейн: The Real Story». Вместо «сборки» тела из фрагментов трупов, ученый «выращивает» Существо в котле с биологическим раствором, клонируя свою собственную ткань.
Можно перечислить ряд литературных версий «Кладбище домашних животных» С. Кинга, «Не убоюсь я зла» Р. Хайнлайна. В сюжетах организация пересадки мозга в новое тело. В заключении Тилек отметил, что его краткий обзор свидетельствует о том, что многие предсказания и фантастические проекты, даже самые невероятные, придуманные воображением писателей-фантастов постепенно осуществляются. В этом плане, можно смело предположить, что в недалеком будущем изолированная голова человека будет жить самостоятельно относительно долго, а мозг будет функционировать, то есть мыслить, – оптимистично заявил он.
Каракулов про себя подумал: феномен Франкенштейна – это своеобразная лакмусовая бумажка, по изменению цвета которой человечество оценивает насколько велика может быть плата за тот или иной прогрессивный шаг, прежде всего, как нам кажется, в области трансплантологии и пересадки головного мозга в частности. В этом смысле, Франкенштейн – это вечное напоминание о цене, которая неизбежно должна быть заплачена каждым за любой необдуманный поступок.
В обсуждении темы повестки дня приняло участие много сотрудников. Первым слово попросил заведующий диагностическим отделением центра Маралов. Он сказал: – Оказывается уже давно и детально обсуждалась проблема пересадки головы. Сценаристы фильмов и авторы книг показали, как человечество может решать эти проблемы. И сейчас ведутся поиски путей и подходов к решению проблемы. То, что наши сотрудники также включились в этот процесс, я приветствую.
Заведующий лабораторией интенсивной терапии Каримов отметил: – Нынешняя технология такова, что можно сделать даже работоспособную «механическую» замену глаза, изобретены органы из пластика, металла, стекла, которые не вызывают отторжения. На мой взгляд, – сказал он, – самым интересным является то, что ученые уже выращивают «ковер» из клеток, которым на каркасе можно придать любую форму. Так уже созданы биосинтетический гибрид почек, мочевого пузыря, желудка, конечностей.
Профессор-патофизиолог Чабанов остановился на значимости клонирования. По его словам, – технология клонирования позволяет выращивать нужные органы или даже использовать клонов, идентичных по генотипу, в качестве «запчастей». В этом аспекте, вполне можно теоретически предположить, что будет заранее сделана копия человека «на запчасти». Такие органы можно будет выращивать прямо на месте, не подвергая пациента опасностям, связанным с пересадкой. Из мезенхимных стволовых клеток уже сейчас напрямую, без клонирования, делают первые «протезы» тканей.
По словам доцента Алмановой, подлинной революцией, конечно, станут вживляемые биосинтетические органы, клетки которых смогут получать питательные вещества прямо от организма, а сам орган будет защищен от атак со стороны иммунной системы. Именно такая технология наиболее перспективна для консервации головного мозга. В этом плане, возлагаются большие надежды на наномедицину, патохимию, биотехнологию, генную инженерию.
Аспирантка Эльвира рассказала о том, что альтернативным путем является печать органов с помощью специальных струйных принтеров, использующих в качестве «чернил» клетки. Печатая на полимерной основе множество последовательных слоев геля и клеток можно буквально создавать трехмерные биологические объекты – органы, детали тела, ткани.
Вот так, шаг за шагом, начиная от познания литературы и истории самой трансплантологии, врачебный персонал постепенно приобщался к теории пересадки головного мозга или головы в целом.
Прошла первая неделя, когда говорят уже о среднем послеоперационном периоде. Именно в этот период возможны срывы компенсаторных механизмов, а потому медики понимали, что в эти сроки возможно развитие критического состояния. Сапар Тумарович, который дежурил в тот день в реанимационной палате, первым обратил внимание на то, что энцефалограмма начала выравниваться, появились ритмические волны, хотя с большой натяжкой напоминающие обычную энцефалограмму. Врач не стал акцентировать внимание на этот признак и продолжал наблюдать в течение пяти-шести часов. Когда он окончательно убедился в том, что выравнивается и линия волн, лишь потом решил пригласить к пациенту Каракулова.
В реанимационную палату вместе с Каракуловым пришли Тилек, Бакыт Капаровна и Санжар. Они были встревожены и всей гурьбой подошли к кровати пациента, ни о чем не догадываясь.
– Так, вроде пациент жив, сердечные кривые нормальные, дыхание на заданном параметре. Вроде нет повода, чтобы бить тревогу. Что случилось Сапар Туманович? – нетерпеливо спросил Каракулов.
– Кубат Бакирович. С вас причитается, – загадочно протянул Сапар Тумарович. – Ваш пациент «удерживает» энцефалограмму на стабильной линии вот уже в течении шести часов. Теперь внимание всех было приковано к кривым мозговой активности. На мониторе все двенадцать линий вычерчивали ритмичную кривую.
– Вот это здорово! – воскликнула Бакыт Капаровна.
Все невероятно оживились, возгласы удивления перемешались с возгласами восхищения, окружили Каракулова и стали хлопать его по спине. Вот была радость!
– Отличная работа! Спасибо! – поблагодарил Каракулов дежурную бригаду. – Ну, коллеги! Всех поздравляю! Только теперь можно считать, что операция оказалась успешной.
– Кубат Бакирович. Нужно известить шефа, как вы считаете? – обратилась к нему Бакыт Капаровна.
– Конечно же! Давайте пригласим.
Бакыт Капаровна не пошла, а побежала как девчонка в кабинет директора клиники, что находился напротив входной двери реанимационного отделения. Шеф в это время проводил совещание. В кабинет Бакыт Капаровна впопыхах почти вбежала.
– Э-э..э…, что случилось? – встрепенулся шеф.
– Мне кажется… Мне кажется… Пересаженный мозг заработал, – не найдя, как сформулировать причину радости, – ответила Бакыт.
Шеф соскочил с кресла и бросился за очками. – Он, что пришел в себя? открыл глаза, что-то сказал?
– Да, то есть, нет. Кривые мозговой деятельности выровнялись – ответила она. – То есть мозговая деятельность восстанавливается.
