Дожить до 120

Но это с людьми. А что с географическими понятиями? Взяли, например, Израиль. Ну, не Израиль, как слово, потому что оно там на каждой странице появляется, а Палестина. Вот вам, пожалуйста, тут же всплывает Теодор Герцль, словечко «сионизм», киббуцы, Голда Меир, шестидневная война. И так во всем.

Чудо? Да, несомненное чудо. Что оставалось делать Рипсу сотоварищи? Согласиться с фактами и… уверовать! Что они и сделали. Не случайно, эти ребята, бывшие до того атеистами и безбожниками, обратились в веру и стали ортодоксальными иудеями. А вы бы как поступили на их месте?

И еще они опубликовали статью, в которой, по мнению авторов, математически доказали существование Бога. Оттого она вызвала столько шума.

– А что было дальше? – спросил я, донельзя заинтригованный.

– Дальше? – хмыкнул Хаскин. – Дальше как всегда. Сразу нашлись скептики, поставившие их результаты под сомнение. Вначале глухо высказывались подозрения в подтасовках. Потом всплыли лингвистические проблемы. Это было серьезнее. Критики утверждали, что особенности языка иврит допускают слишком много формально верных вариантов написания одного и того же слова, так что, хотя прямых подтасовок и нет, но верящий в эту ахинею «экспериментатор» может произвольно подставлять разные варианты, пока не получит желаемый результат. Действительно, в иврите, как известно, гласные в письме записываются далеко не всегда. Кроме того, большинство не только имен, но и понятий (например, атомная бомба, вирус или революция) появились заведомо позже самой библии. Этих слов просто не существовало в древнем языке. Они были придуманы и введены в обиход только в 20-м веке.

– Впрочем, не буду вас, Костя,  утруждать подробностями научной полемики. Ограничусь констатацией, что на лингвистические доводы сторонникам существования кодов удалось найти достаточно веские аргументы, – вещал Илья Львович. – Хуже было другое – некоторые из скептиков не поленились и, воспользовавшись их же методикой, проверили, а не возникает ли этот феномен при обработке других литературных текстов. Взяли сходные по объему с книгой «Бытия» фрагменты из «Моби Дика» и из Толстого. И нашли. Да еще что! В «Анне Каренине» обнаружили «зашифрованное» описание еврейского праздника. И тут же опубликовали. Это был удар! Посрамленные дешифровщики моментально превратились в персон нон-грата в академических кругах. Напрасно они пытались доказать, что в других текстах такого рода совпадения случались всего несколько раз, а в Торе постоянно. Что частота таких совпадений в Торе несопоставима с прочими текстами, а, стало быть, представляет собой феномен иной природы. Что сам характер и разнообразие информации, и контекст, и теория вероятности… Ничто не помогало. В ответ только смеялись. Отныне ни один серьезный журнал не напечатал ни строчки сторонников наличия скрытых кодов в Торе.

Они подверглись форменному остракизму, но свою работу не прекратили. И веры не утратили. Правда, в известном смысле они топтались на месте. В основном, совершенствовалась методика обработки, накапливались новые факты, подтверждавшие в сущности все ту же истину – в Торе можно найти все. Но реального прорыва не было, а ощущался явный застой.

И тут им на помощь неожиданно явился мой гость, Илья Львович Хаскин. Он не просто был сторонником теории библейских кодов, но и сам стал этими кодами заниматься. Сначала для души, а позже эта тема стала основным предметом его занятий. И вот через несколько лет Хаскину удалось сформулировать одну вполне безумную гипотезу. И он горел желанием ее проверить. А для этого ему требовалась новая и более сложная, чем та, которой пользовался Рипс, компьютерная программа. И соответственно, программист, который может ее написать. И этим программистом по воле судеб оказался я, Константин Кравцов.

Завершая свой рассказ, Илья Львович сказал:

– Критики здорово шифровальщиков «приложили». Но лично для меня несомненно, что коды в Торе существуют. Все сбывается в соответствии с предначертаниями, так сказать. А что это означает?

От избытка полученной информации моя голова гудела, и я бессмысленно таращил на него глаза. В самом деле, а что это означает?

– А означает это, что никаких признаков вмешательства в сам процесс бытия со стороны Высшей силы не обнаруживается. То есть, машина запущена, а дальше предоставлена сама себе. А поэтому мы вынуждены пока что констатировать – что?

– Что? – глупо переспросил я.

– А то, что у нас имеются доказательства, что Бог был, но абсолютно никаких – что он есть. То есть, понимаете, Костя, машина работает по заданной программе, без корректировки. И получается, что будущее безвариантно, полностью детерминировано. А тогда Бог просто не нужен. И, вообще, никакой тебе свободы воли…

– Но, может быть, это только означает, что машина работает без сбоев?

– М-м, отлично! – на секунду задумавшись, воскликнул Хаскин . – Эта простая мысль мне как-то в голову не приходила. То есть, все идет по плану… Что ж… Но даже, если это и так, в программе должна быть возможность вмешательства в случае «нештатной ситуации». Так ведь?

Я кивнул. Мой левый глаз снова стал уплывать за горизонт.

– Согласно моему предположению, должны существовать коды, подтверждающие, что в каждую данную секунду человеческие судьбы, а, стало быть, и судьбы мира, его история, находятся на развилке. То есть, будущее может бесконечно ветвиться. А прошлое, конечно, выглядит как одна сплошная гладкая линия. Вот убедиться в этом вы мне, голубчик, и поможете. А если нам удастся подтвердить это, то…

– То мы засвидетельствуем присутствие Бога?– выпалил я.

– Лучше и не скажешь! – усмехнулся Хаскин. – Вот мне и не терпится проверить несколько своих гипотез, чтобы убедиться в его присутствии или, что скорее всего, что всё это полный бред. Вы, Костя, когда можете приступить к работе?

– Да хоть завтра.

– Вот и отлично, – сказал Илья Львович, потирая руки. И поспешил откланяться. О своей гипотезе он мне в тот первый раз ничего не рассказал.

***

Признаюсь, я был настолько поражен рассказом Хаскина, что с утра стал шарить по интернету в поисках дополнительной информации. Ее оказалось полно – статьи и даже целые книги. Так, я внимательно прочел «мировой бестселлер», как было сказано в анонсе, американского журналиста Майкла Дрознина. Словом, стал в каком-то смысле докой в этом вопросе. Но от Хаскина не было ни слуху, ни духу. Я уже было решил, что всё кончилось, не начавшись. Знаю я таких типчиков – наговорят с три короба, увлекут, а потом остынут и забудут, а все свои байки начнут, как лапшу на уши, очередному олуху вешать, чтобы произвести на него впечатление.

Но через неделю он вдруг позвонил и попросил подъехать к нему в офис для разговора о «нашем сотрудничестве» и о моей зарплате. При этом добавил, памятуя о моих трудностях при передвижении, чтобы я заказал такси, а он оплатит. Весьма любезно, тем более, что его «офис» располагался у черта на куличках, где-то за Лианозово.

«Офис» оказался маленькой и до предела захламленной каморкой. Даже без «удобств». Те располагались в конце коридора. Это роскошество размещалось на последнем этаже длинного обшарпанного здания с унылым полутемным коридором и с бесконечным количеством дверей, уходящих вдаль. Сами эти двери как бы выглядывали одна из-за другой, как дети из бедной семьи. За ними располагались такие же убогие «офисы», чьим хозяевам так и не удалось выбиться в олигархи. Стеклянные двери были глухо прикрыты изнутри занавесками, а то и просто газетой, чтобы никто не смог ненароком проникнуть в их скучные тайны.

Отыскав табличку с нужным номером, я постучал. Мне открыл сам Хаскин и воскликнул:

– А вот и Костя!

Потом он стал освобождать для меня единственный стул от громоздящихся на нем папок и бумаг, сбрасывая их прямо на пол, а сам уселся на единственное и много повидавшее на своем веку кресло у стола с компьютером почти неприличной древности. Впрочем, тут же вскочил:

– Сейчас чаек поставлю.

Он извлек из-под завалов кофеварку и отправился за водицей. Обут он был в домашние тапочки. «Да-а, – подумал я, когда он скрылся за дверью. – Тот еще типчик. Интересно, какую работу он хочет мне предложить? А главное, собирается ли он за нее платить?». При всем моем спокойном отношении к деньгам, забесплатно работать я не готов. А его возможности явно были невелики. Впрочем, вернувшийся хозяин тут же развеял мои сомнения, сходу предложив 1000 долларов в месяц. Деньги невеликие, но от него я и этого не ожидал. Я вновь невольно оглядел этот мало презентабельный «офис». Он перехватил мой взгляд и замахал руками:

– Вы, Костя, на убранство не глядите! И не сомневайтесь. Я вполне могу позволить себе такой расход. Я платежеспособен.

Выяснилось, что мой работодатель когда-то преподавал в Бауманке, но с начала 90-х – при общем развале и кризисе – вынужден был с целью прокорма себя и и своей семьи уйти на вольные хлеба. Он разрабатывал какие-то математические модели для банков, просчитывал предполагаемую «емкость рынка» для фирм и прочая, и прочая. Видимо, делал это неплохо, потому что с голоду не умирал, а жене даже купил машину.

– Ну как, вы согласны сотрудничать? – спросил он, с тревогой взглянув на меня. Видимо, подумал, что для программиста означенная им сумма маловата и тут же добавил: – Скромно, но это для начала…

Я кивнул.

– Вот и прекрасно! А теперь объясню, в чем будет состоять ваша работа. Есть тут у меня одна гипотеза…

– И что за гипотеза? – спросил я.

Тут он рассказал мне такое, что я уже не знал, соглашаться ли мне на «сотрудничество» или бежать от этого помешанного со всей скоростью, которую позволяют остаточные последствия полиомиелита.

– Понимаете, Костя! – начал Илья Львович. – Код для расшифровки библии, найденный в Израиле – это потрясающе. Но, если честно, он мне всегда казался несколько примитивным для Того, Кто Все Создал. Вот я и подумал, что, может, настало время поискать коды более высокого уровня.

– Что человека больше всего интересует? Он сам, собственная его судьба и, главное, срок его жизни. Так? А библейские коды этой возможности не дают. О прошлом – сколько угодно. Может, и про будущее каждого в библии есть, но мы не знаем, как искать, как спрашивать про это. Вот представьте себе, вы едете в крытом грузовике и видна вам лишь дорога, по которой вы уже проехали, а те места, которые вы в данный миг проезжаете, и, главное, что впереди – от вас брезентом закрыты. Назад, пожалуйста, смотрите, а вперед – ни-ни.

Я и подумал, ОК, если верить Ньютону, Бог правит миром с помощью Закона. А где этот закон узнать, как не прямо из текста? Вот и стал искать такие указания. И чуть ли не в самом начале книги Бытия, наткнулся на место, где недвусмысленно сказано: «Мое дыхание в человеке – не навсегда. Он всего лишь плоть, и пусть срок его жизни будет сто двадцать лет»

То есть, прямо указан век человеческий. Вот откуда у евреев пожелание: До ста двадцати. Казалось бы, яснее некуда. И что? Не получается. Не соблюдается Закон. До 120 если и доживают, то единицы. Выходит, Бог сам этот срок устанавливает и при этом грубейшим образом нарушает. Как такое может быть? Ну, понятно, тут начинаются толкования – мол, это максимальный срок. И дожить до него могут только праведники. Ну и много чего еще напридумано. Но так ведь не должно быть? Иначе выходит, что библия – это только литература и бабушкины сказки.

И стал я думать, как можно примирить непримиримое, как разрешить это противоречие вопиющее, но так ничего и не придумал. И вдруг пару месяцев назад мне сон приснился. Будто я с супругой бредем по пустынной такой дороге. Но дорога необычная. Словно мы идем по арифметической линейке, а на ней, как и положено линейке, деления нанесены от 0 до 120. Вот мы с ней идем, а отметки эти на шкале, словно столбы верстовые и рядом с каждым своя цифра стоит. А я, Костя, чего больше всего боюсь на самом деле? Смешно звучит, но больше всего я боюсь, что старуха моя умрет раньше меня. Как об этом подумаю, такой ужас охватывает!.. Вот и во сне я так же боюсь. До конца дороги еще далеко. Мы добрели только до столба с цифрой, как сейчас помню, «57», а жена вдруг садится на дорогу, туфлю снимает и начинает из нее камешки вытряхивать. И я во сне понимаю, что она дальше не двинется, а придется мне одному идти. Ну, я ей рукой машу, дескать, будь здорова, и начинаю один по этой линейке двигаться. И такая у меня тоска на сердце… Но иду недолго. Добираюсь до столба с отметкой 63 и тоже сажусь без сил. Тут мы с ней начинаем переглядываться, я даже хочу назад к ней подойти, а она тоже вроде хочет ко мне, но шагу ступить не можем. И хотя сон тот был ужасный, просыпаюсь я радостный. А чему я радуюсь? А тому, что задачка решена. И я в тот момент это точно знал, потому что верю в озарения. А это было озарение. Со мной оно случалось несколько раз в жизни и ни разу не обмануло. Хотя иногда касается полной ерунды.

В первый раз это случилось в семь лет. Я в музыкальной школе учился. И вот еду на урок и думаю, снова учительница меня будет ругать из-за каких-то этюдов Черни. И вдруг понял, что никакого урока не будет. Я даже в класс заходить не стал, а сразу пошел к доске объявлений. И точно, висит бумажка, что моя учительница заболела. Говорю же, ерунда. Но на меня это произвело оглушительное впечатление. И я это ощущение запомнил. Как только оно у меня возникает, я уже знаю, что нашел верное решение, каким бы бредом оно ни казалось. Вот и тут. Я вдруг понял, что 120 лет, про которые в библии сказано, – вовсе не ошибка. Именно 120 лет. Только отпущены они не одному человеку, а двоим, как в моем сне. То бишь, всегда имеется пара. Вот в этом и состоит моя главная гипотеза. А почему так? Как говорится, бог весть…

Честно говоря, гипотеза Хаскина показалась мне дикой и нелепой. Но я изобразил на лице крайнюю заинтересованность и поддакнул:

– Ага, то есть, эту пару составляют муж и жена. Это и из вашего сна вытекает. Недаром же говорят: «Браки заключаются на небесах»…

– Вот и я сначала так решил, – сказал Илья Львович, – но по зрелом размышлении этот вариант отверг.

– Почему?

– Потому что тогда несправедливость получается.

– Какая несправедливость? – я, признаться, вытаращил глаза от удивления.

– Ну, как же. Муж и жена, как правило, рождаются в разные годы. Так? Выходит, у того, кто раньше родился, образуется фора. Он по этой 120-летней дороге уже давно движется, а супруга только движение начинает. Тогда получается, что чем дольше первый проживет, тем меньше второму лет жизни остается. Так нечестно. Куда логичнее предположить, что пару составляют люди, родившиеся в один год, а я подозреваю, что и в один день. А, может, и в один час, но это уж никакой проверке не поддается. Но если в один день рождаются, то и начинают одновременно. А кто больше проживет – это уж как бог или там судьба, положит. Так что вовсе не муж и жена, а абсолютно не связанные между собой люди. И каждый из них едва ли даже подозревает о существовании другого, от которого его век на самом деле зависит. Вот это моя вторая, более частная, гипотеза. А третья гипотеза состоит в том, что если всё так, то в библии записаны даты рождения всех когда либо живших людей, а вот год их смерти не найти. Ибо они однозначно не заданы, а зависят от второго члена «пары». Я так их про себя и называю – напарники.

– Но почему именно так, а не иначе? – спросил я.

– Э-э, молодой человек. Это в вас гордыня играет. Как можно задавать богу вопрос: «Почему?» Он хозяин – стало быть, барин. Вот так ему захотелось. Мы, его создания, в лучшем случае можем задавать вопрос «Что?» Ну, может быть, еще вопрос «Как?» Но уж не «почему?»

– Да, господин Хаскин, но вы-то не Господь,– несколько обиженно возразил я. – И всё, что я пока слышал, вы говорите, а не он. Так что другой, менее воспитанный человек сказал бы, пожалуй, что это лишь ваши произвольные измышления.

– Это верно, – неожиданно расхохотался Хаскин, – но придется вам пока верить на слово мне или, вернее, моему озарению. По крайней мере, до первой проверки.

– Но как такое можно проверить?

– В этом-то и проблема! Как проверять, я не знаю. И тут вы должны мне помочь. Я, правда, со своей стороны кое-что сделал. Назовем это алгоритмом преобразования двумерных матриц Рипса в трехмерные.

– И что это дает?

– Ну, кое-что дает. Давайте, я вам скоренько объясню, что называется, на пальцах.

И Хаскин начал мне объяснять «на пальцах» при помощи тензоров, теории множеств и теорем из области топологии, как он преобразовал матрицы Рипса. Я мало что понял, но кое-что ухватил. В общем, после всех этих преобразований буквы текста библии перемешивались по-другому. И если в таком объемном тексте отыскать некое имя, добавив после него год рождения (а надо сказать, что даты записываются в иврите не цифрами, а буквами, каждая из которых имеет свое числовое значение), то с теми же равными промежутками за датой рождения следует другое имя. И его можно прочесть. Хаскин полагал, что это и есть имя того самого «напарника».

Гипотеза бредовая, но забавная. Чем больше я слушал его рассуждения, тем больше мне хотелось верить, что он угадал, что всё так и есть, как он излагает. Хотя сомнения, понятно, оставались.

– Допустим, – сказал я. – Допустим, что иногда удается получить в виде подсказки какое-то имя. И что с ним делать? Это же никому не ведомый человек. И как проверить, когда он родился, если вообще рождался? Где найти информацию о нем, чтобы сопоставить его с искомым человеком? Ладно, если это наш современник, да еще и живет в цивилизованной стране. Тут можно порыться в архивах. Но ведь даты рождения всех людей, когда либо живших на земле, так не найдешь? Нет таких архивов! Так что подсказка-то ничего нам не дает.

– Верно, – подтвердил Хаскин. – И единственное, на что мы можем рассчитывать – это на счастливую случайность.

– В каком смысле?

– Вы же знаете эту популярную рубрику во многих газетах: «Знаменитые люди, родившиеся в этот день». Вот и надо перелопатить все источники, Википедию, что-то еще, собрать кластер знаменитых людей, родившихся в один год и в тот же день. И если нам повезет, то окажется, что эти знаменитые где-то составят нашу «пару». Ведь такое нельзя исключить, верно?

– Верно, но вероятность-то ничтожно мала. Так что совпадение будет невероятным.

– Так да не так. Ведь чем больше окажется людей в нашем кластере, тем выше вероятность того, что кто-то из них окажется напарником другого. И если нам повезет сказочно, а такую возможность исключить тоже ведь нельзя, то тогда, сопоставив эти два имени и их судьбу, мы можем удостовериться, что суммарная длительность их жизни составляет 120 лет. Или не составляет. Главное, найти хотя бы одну пару, а лучше бы несколько. Тогда мы сможем усмотреть некоторые закономерности, о которых даже помыслить сейчас не можем. Возможно, они явятся для нас дополнительными подсказками, как этих «напарников» искать не только в случае знаменитостей, но и для самых обычных и непримечательных людей. Так что давайте для начала собирать коллекцию селебретиз. А вдруг случайно набредем?

– Буду очень удивлен, если набредем, – сказал я.

– Другого выхода нет. Теперь вся надежда на вас. Составьте хитрую программу, которая улавливала бы коды посложнее рипсовских. И тогда, если повезет, мы с вами сумеем эту мою безумную, я вполне это сознаю, гипотезу подтвердить. Словом, получим Ключ к тайне тайн – к срокам жизни человеческой.

Хаскин замолчал, лукаво поглядывая на меня. Видимо, рассчитывал, что я буду потрясен его оригинальной гипотезой и открывающимися грандиозными перспективами. Я и был потрясен, но виду старался не показывать. Наоборот, сказал:

– Получается, что это еврейское пожелание долголетия – «до 120» – с подковыркой, преехиднейшее.

– То есть? – удивился Илья Львович.

– Ну как же! Ведь это пожелание означает фактически – прожить как бы две жизни, за себя и «за того парня». Выходит, одновременно и пожелание, и проклятие «тому парню», чтобы век его жизни был покороче. Вот ведь как получается!

– Хм-м. Это вы смешно сказали насчет «того парня». Надо будет запомнить, – захихикал Хаскин.

– Программу-то я напишу, – сказал я. – Только… что-то тут не так. Какая-то во всем этом есть ошибка на уровне здравого смысла… Ага! Неувязочка у вас выходит! Вы говорите, что на двоих отпущено 120 лет. И еще век назад всё так и было. Но теперь-то? Теперь ведь люди живут гораздо дольше. Уже сегодня продолжительность жизни во многих странах выше 60 лет! Если бы выходило лет 150 на двоих или хотя бы 140, еще туда-сюда. А 120, увы, слишком мало.

Я мельком глянул на Хаскина, ожидая увидеть, как он спадет с лица и на глазах увянет, но он только хмыкнул, довольно потирая руки:

– Молодец, Костя! Но неужели вы могли подумать, что столь очевидная мысль мне самому в голову не пришла? Неувязочка-то мнимая. Ну что – сами догадаетесь или подсказать?

– Подскажите…

Хаскин с торжеством уставился на меня и вскричал только одно слово:

– Аборты!

– Какие аборты? – опешил я.

– Самые обычные. Должны были родиться, но не родились. Поэтому некоторое число людей из-за абортов остается без пары. Вот и живут долго. Но не только из-за абортов. Добавьте еще выкидыши, несчастные случаи, эпидемии, войны… Поняли теперь?

– А ведь точно – аборты! – обычно, когда мои аргументы опровергают, я чувствую себя последним дураком. А тут, наоборот, – обрадовался. – Получается, что как бы человечество ни пыталось вмешаться в божественный замысел, исправить его, но ничего не выходит.

– Вот именно, – важно подтвердил Илья Львович. – Но мы с вами, если, повторяю, повезет, докопаемся до истины. Дело за малым. За компьютерной программой.

– А как мы будем работать? Я должен сюда являться каждый день? Учитывая мои обстоятельства, – тут я показал на свой костыль, прислоненный к стене, – это будет затруднительно.

– Да бог с вами, Костя! Только этого кошмара не хватало. Даже не пукнешь в свое удовольствие. Нет уж, работайте дома!

На том и порешили. Приехав домой, я тут же бросился обдумывать, как должна выглядеть эта программа. Задачка, вообще говоря, не из простых, но уж больно мне не терпелось проверить гипотезу Хаскина. Вернее, не проверить, а убедиться, что она верна! Три недели я, можно сказать, не отлипал от компьютера и все писал, писал эту чертову, но (уж похвастаюсь) довольно остроумную программу…

***

Можно сказать, нам с Хаскиным баснословно повезло. Я забил в компьютер тысячи имен знаменитостей. Разумеется, среди них отыскалось несколько десятков людей, рожденных в один и тот же год и день. Я понимал, что вероятность того, что кто-то из них окажется «напарником» другого практически равняется нулю. Но все-таки решил проверить. Предполагаемым «напарником» президента США Джорджа Буша-Младшего оказался ни кто иной как Сильвестр Сталлоне. Они оба родились 6 июля 1946 года. Причем будущий президент в городке Нью-Хэйвен, а знаменитый Рембо – в Нью-Йорке. Я специально проверил, и оказалось, что расстояние между этими городами по прямой 111 километров. То есть, менее 120 – кругом мелькает это число! «Неужели нашлась пара?»– мое сердце сладко забилось в предвкушении чуда. Я отыскал имя Джорджа Буша в Библии по методу Рипса, ввел буквенное обозначение даты его рождения и молил бога, чтобы имя, которое должно появиться вслед за ним, оказалось Сильвестр или Сталлоне. Увы, ничего подобного. Выскочило имя безвестной Барбары Чейз. Потом я понял, что надежда моя на Сталлоне была вообще беспочвенной, ибо они оба были живы, а их суммарный возраст уже давно перевалил за 120 лет.

То же самое было и с другими найденными парами. Пока я не дошел до последней. И чудо случилось! С другим президентом, с Джоном Кеннеди, мне повезло больше, чем с Бушем-младшим. В один год и день с ним родился мне не известный, однако, упоминавшийся в одном из списков, биолог Барри Коллинз. Оба были американцами, оба уже почили в бозе, причем, прожили в сумме 119 лет с гаком (Коллинз скончался в 1991 году), и, что самое поразительное, родились в одном и том же городе – Бруклайн, штат Массачусетс.

Я включил программу, и после даты рождения Кеннеди на том же расстоянии выскочило имя Барри Коллинз. Была тут одна сложность. Программа распознавала только буквы еврейского алфавита, а я (да и Хаскин) ивритом не владели. Но его приятели из Израиля прислали нам специальную таблицу, где каждая буква сопровождалась транскрипцией на латинице. Конечно, из-за отсутствия в иврите гласных часто возникали проблемы с распознаванием имени, но мне с грехом пополам удавалось имена «напарников» прочесть, пусть иногда и с искажениями.

Вот и тут выскочило не Барри, а Бари, и не Коллинз, а Колинос. Но я отмахнулся от этих мелких несовпадений, позвонил Хаскину и дрожащим от волнения голосом сказал: «Я, кажется, нашел пару!» На том конце провода воцарилось молчание, а потом он выкрикнул: «Еду!» Я взглянул на часы. Было полтретьего ночи.