скачать книгу бесплатно
– Это есть дикий место, – сказала загорелая атлетка, но тут же поспешила усмехнуться. – Думай, это nicht очень страшный рана. – Она повернулась к моему отцу с матерью и дежурному клерку. – Думай, нам не надо очень кароший доктор починить эту рану.
– Лишь бы только не еврей, – пошутил немец.
Он закашлялся. Фрейд был за дверью, и его никто пока не видел; он никак не мог продеть нитку в иголку.
– Это не еврей, я уверена, – рассмеялась загорелая принцесса. – Они не имеют евреев в Мэне!
Но когда она увидела Фрейда, у нее уже не было такой уверенности.
– Guten Abend? Meine Dame und Herr, – сказал Фрейд. – Was ist los?[2 -
(нем.)]
Мой отец сказал, что Фрейд в черном пиджаке казался таким маленьким и настолько был обезображен этими его шрамами от нарывов, что немедленно складывалось впечатление, будто свою одежду он украл – причем по крайней мере у двух различных людей. Даже его самый бросающийся в глаза инструмент был черным: черный моток ниток, который он сжимал в руках, обтянутых серыми резиновыми перчатками, какими пользуются посудомойки. В маленьких руках Фрейда лучшая иголка, найденная им в «арбутнотовской» прачечной, выглядела слишком большой, как будто он схватил иголку, которой зашивают паруса на гоночных яхтах. Хотя, возможно, так оно и было.
– Герр доктор? – спросил немец, и его лицо побледнело еще больше.
Его рана тут же перестала кровоточить.
– Герр доктор профессор Фрейд, – сказал Фрейд, подходя ближе и склоняясь над раной.
– Фрейд? – переспросила женщина.
– Ja, – ответил Фрейд.
Когда он выливал первую стопку виски на рану немцу, виски попало больному в глаз.
– Опа! – сказал Фрейд.
– Ослеп! Я ослеп! – завыл немец.
– Nein, вы nicht ослепли, – сказал Фрейд, – но глаза надо было закрывать.
Он выплеснул еще одну стопку на рану, после чего приступил к работе.
* * *
Утром управляющий попросил Фрейда не выступать со Штатом Мэн до тех пор, пока не уедут немцы: они должны были отплыть, как только на их большое судно будет загружен запас продовольствия. Фрейд наотрез отказался облачиться в костюм доктора; он настоял на том, что будет возиться со своим «индианом» 1937 года в комбинезоне механика. В этом-то наряде немец его и обнаружил, в не так чтобы совсем неприметной, но довольно уединенной ложбинке за теннисным кортом, на пути к морю. Огромное перевязанное лицо немца изрядно распухло. Он приблизился к Фрейду очень осторожно, как будто маленький мотоциклетный механик мог оказаться братом-близнецом давешнего «герра доктора профессора».
– Nein, это он, – сказала загорелая женщина, прицепившаяся к руке немца.
– И что доктор-еврей лечит этим утром? – спросил немец Фрейда.
– Свое хобби, – ответил Фрейд, не поднимая взгляда.
Мой отец, который подавал Фрейду, как ассистент хирургу, мотоциклетные инструменты, покрепче перехватил гаечный ключ на три четверти дюйма.
Медведя немецкая пара не видела. Штат Мэн чесался об ограду теннисного корта, ворча и раскачиваясь в ритме, соответствующем мастурбации, продавливая своей спиной в металлической сетке глубокие борозды. Моя мать, чтобы он чувствовал себя посвободнее, сняла с него намордник.
– Я никогда не слышать о таком мотоцикле, – критически заметил немец. – Думай, это рухлядь, ja? Что такое «индиан»?[3 -
(англ.) – индеец.] Никогда не слышать о таком.
– Можете сами попробовать прокатиться, – предложил Фрейд. – Хотите?
Немка, похоже, прокатиться отнюдь не желала, и было ясно, что она от такого предложения не в восторге, а вот немцу оно, кажется, пришлось по вкусу. Он подошел поближе к мотоциклу, потрогал бензобак, пробежал пальцами по связке проводов, погладил рукоять переключения скоростей. Он ухватился за дроссель и резко повернул его. Потрогал мягкую резиновую трубку, доставлявшую бензин от бака к карбюратору и похожую среди всего этого металла на обнаженный живой орган. Не спрашивая разрешения у Фрейда, открыл золотник карбюратора, пощупал его и смочил свои пальцы бензином, затем вытер пальцы о сиденье.
– Не возражаете, герр доктор? – спросил немец Фрейда.
– Нет, попробуйте, – ответил Фрейд, – сделайте кружок.
А это было лето 1939 года, и мой отец предвидел, чем все кончится, но вмешиваться не стал.
– Я не мог остановить этого, – всегда говорил отец. – Это надвигалось так же, как война.
Мать, стоя у ограды теннисного корта, видела, как немец садится на мотоцикл; она подумала о том, что лучше бы снова надеть намордник на Штата Мэн. Но медведь не дался ей, он крутанул головой и принялся чесаться еще сильнее.
– Стартер обычный ножной, ja? – спросил немец.
– Просто толкните машину, и она сразу запустится, – сказал Фрейд.
Что-то в том, как мой отец и Фрейд отошли от мотоцикла, заставило молодую немку присоединиться к ним, она тоже отступила назад.
– Поехали! – сказал немец и ударил по стартеру.
С первым звуком запускающегося двигателя, еще до того, как он взревел, Штат Мэн настороженно застыл у ограды; густая шерсть на его груди вздыбилась, и он устремился прямо через корт к «индиану» 1937 года выпуска, который собирался куда-то уехать без него. Когда немец начал, сперва довольно осторожно, двигаться по лужайке в сторону дорожки, медведь встал на все четыре лапы и побежал. Уже на полной скорости он вырвался на центр корта и прервал матч двое на двое: ракетки полетели в сторону, мячи раскатились по полю. Игрок, стоявший у сетки, так и приник к ней и зажмурил глаза, когда медведь с ревом пронесся мимо.
– Эрл! – крикнул Штат Мэн, но немец за грохотом «индиана» 1937 года выпуска ничего не слышал.
Немка, однако, услышала, и повернулась вместе с моим отцом и Фрейдом, и увидела медведя!
– Got! Какая дикость! – воскликнула она и упала в обморок на моего отца, который аккуратно уложил ее на лужайку.
Когда немец увидел, что его преследует медведь, он еще не совсем сориентировался на местности; он не был уверен, где находится главная дорога. Если бы он нашел главную дорогу, то, конечно, смог бы уйти от медведя, но, ограниченный узкими грунтовыми тропинками и мягкими спортивными полями, не мог развить нужной скорости.
– Эрл, – прорычал медведь.
Немец повернул на крокетную лужайку и направился к тентам для пикников, где уже накрывали столы. Медведь нагнал мотоцикл менее чем за двадцать пять ярдов и неуклюже попытался залезть на заднее сиденье позади немца, как будто Штат Мэн наконец-то освоил Фрейдовы уроки езды и собирался настоять на том, чтобы представление было исполнено по всем правилам.
* * *
На этот раз немец не разрешил Фрейду зашивать его, но даже Фрейд признался, что эта работа была бы ему не по зубам.
– Ну и месиво, – поражался Фрейд в разговоре с моим отцом. – Столько швов – это не для меня. Стоять и слушать, как он воет все время, пока я накладываю эти швы…
Таким образом, береговая охрана доставила немца в больницу в Бате. Штат Мэн был заперт в прачечной, подтверждая мифический статус виновника происшествия как дикого медведя.
– Он выскочил из чаща, – рассказывала ожившая немка. – Его, должно быть, приманил звук мотоцикла.
– Это была медведица с медвежатами, – объяснял Фрейд. – Sehr опасны в это время года.
Но дирекция «Арбутнота-что-на-море» не собиралась спустить дело на тормозах, и Фрейд это знал.
– Я уеду прежде, чем мне опять придется разговаривать с ним, – сказал Фрейд моему отцу и матери; они знали, что Фрейд имеет в виду владельца «Арбутнота», человека в белом смокинге, иногда появляющегося на последний танец. – Я просто не смогу вынести его разглагольствования: «Ну, Фрейд, ты знал о риске, мы его с тобой обсуждали. Когда я согласился иметь здесь животное, мы договорились, что это под твою ответственность». А если он еще при этом и скажет мне, что я счастливый еврей, так как оказался в его раздолбанной Америке, я разрешу Штату Мэн съесть его! – Потом Фрейд добавил: – Мне не нужен ни он, ни его шикарные сигареты. В конце концов, этот отель мне совершенно не подходит.
Медведь, нервный от сидения взаперти в прачечной и обеспокоенный тем, что Фрейд так поспешно пакуется, укладывая вещи в чемодан еще мокрыми, едва вынув их из корыта, начал ворчать себе под нос.
– Эрл! – прошептал он.
– Заткнись! – взревел Фрейд. – Ты тоже не тот медведь, который мне нужен.
– Это я виновата, – сказала мать. – Не надо было мне снимать с него намордник.
– Любовное покусывание, не более того, – возразил Фрейд. – Это он своими когтями отделал этого засранца.
– Не думаю, чтобы он так озверел, если бы тот не вцепился ему в шерсть, – сказал отец.
– Конечно нет, – согласился Фрейд. – Кому понравится, когда у тебя выдергивают волосы.
– Эрл! – пожаловался Штат Мэн.
– Тебя так и надо звать – Эрл! – объявил Фрейд медведю. – Ты настолько глуп, что ничего больше сказать и не можешь.
– Что вы собираетесь делать? – спросил отец Фрейда. – Куда поедете?
– Обратно в Европу, – ответил Фрейд, – там умные медведи.
– Там сейчас нацисты, – заметил отец.
– Дайте мне умного медведя, и насрать мне на нацистов, – заявил Фрейд.
– Я позабочусь о Штате Мэн, – сказал отец.
– Ты можешь сделать нечто лучшее, – предложил Фрейд. – Ты можешь купить его. Двести долларов и твоя одежда. Это все мокрое, – закричал он, разбрасывая свой гардероб.
– Эрл! – недовольно сказал медведь.
– Следи за своими выражениями, Эрл, – сказал Фрейд.
– Двести долларов? – переспросила мать.
– Это все, что они должны были мне заплатить, – заметил отец.
– Я знаю, что они должны были тебе заплатить, – сказал Фрейд. – Поэтому и прошу только двести долларов. Мотоцикл тоже забирай. Ты понимаешь, почему тебе надо сохранить и «индиан» тоже, ja? Штат Мэн не может разъезжать в машинах, его там укачивает. Один лесник посадил его однажды на цепь в пикапе; я это видел. Глупая зверюга разорвала цепь, выбила заднее окно кабины и намяла парню бока. Так что не делай глупостей. Покупай «индиан».
– Двести долларов, – повторил отец.
– А теперь о твоей одежде, – сказал Фрейд.
Он оставил свои собственные мокрые вещи на полу прачечной. Медведь попытался проследовать за ним в комнату отца, но Фрейд попросил мою мать вывести Штата Мэн во двор и посадить на цепь у мотоцикла.
– Бедняга понимает, что вы уезжаете, поэтому и нервничает, – посетовала мать.
– Он просто соскучился по мотоциклу, – сказал Фрейд, но все же взял медведя с собой наверх. Хотя Арбутнот просил его не делать этого.
– Какое мне теперь дело до того, что они здесь разрешают, а что нет? – заявил Фрейд, примеряя платье моего отца.
Мать следила за холлом: медведям и женщинам не разрешено находиться в мужском общежитии.
– Не великовато? – спросил отец у Фрейда, когда тот переоделся.
– Я же все еще расту, – заявил Фрейд, хотя на тот момент ему было как минимум сорок. – Если бы раньше я правильно одевался, то давно был бы больше.
Он надел три пары брюк моего отца, прямо одни на другие, и надел два пиджака, набив их карманы бельем и носками; третий пиджак он перекинул через плечо.
– Зачем утруждать себя чемоданами? – заметил он.
– Но как вы доберетесь до Европы? – прошептала моя мать, заглянув в комнату.
– Через Атлантику, – ответил Фрейд. – Идите-ка сюда, – сказал он моей матери, затем взял руки отца и матери и соединил их вместе. – Вы всего лишь еще подростки, – сказал он им, – так что слушайте: вы влюблены. Начнем с этого предположения, ja? – И хотя мои отец и мать никогда не признавались друг другу в любви, они оба кивнули, в то время как Фрейд продолжал держать вместе их руки. – Хорошо, – проговорил Фрейд, – ну а теперь из этого следуют три вещи. Вы обещаете мне, что согласитесь со всеми этими тремя вещами?
– Обещаю, – сказал отец.
– И я тоже, – сказала мать.
– Отлично, – кивнул Фрейд. – Вот вам номер один: вы поженитесь прямо сейчас, пока какой-нибудь дурень или шлюха не заставят вас передумать. Понятно? Вы поженитесь, даже если это вам будет чего-то стоить.
– Хорошо, – согласились родители.
– Теперь второе, – сказал Фрейд, смотря только на моего отца. – Обещай мне, что ты закончишь Гарвард, чего бы тебе это ни стоило.
– Но я уже буду женат, – заметил отец.
– Я сказал «чего бы тебе это ни стоило», разве не так? – напомнил Фрейд. – Обещай мне: ты пойдешь в Гарвард. Ты воспользуешься каждой благоприятной возможностью, которую тебе предоставит этот мир, даже если их будет слишком много. В один прекрасный день все благоприятные возможности исчезнут, сам знаешь.
– Все равно я хочу, чтобы ты пошел в Гарвард, – сказала отцу мать.
– Чего бы мне это ни стоило, – добавил отец и согласился.
– А теперь мы дошли до третьего, – сказал Фрейд. – Готовы? – Он повернулся к матери и выпустил руку отца, он даже отстранил ее так, что теперь он один держал мать за руку. – Прости его, – сказал Фрейд матери, – чего бы это тебе ни стоило.
– За что меня прощать? – поинтересовался отец.
– Прости его, и все, – сказал Фрейд, глядя только на мою мать.
Та пожала плечами.
– А ты… – обратился Фрейд к медведю, который возился у отца под кроватью.
