скачать книгу бесплатно
– Никаких изысков – такая простая, добротная еда, – сказала миссис Урик, скорее всерьез, чем в шутку.
Нам с Фрэнни она напоминала диетолога из подготовительных классов, тип, хорошо знакомый нам по школе Дейри, – даму, твердо верующую, что еда не развлечение, а, если угодно, моральный долг. Мы разделяли беспокойство матери о кухне, так как это должно было стать нашим обычным питанием, но отец был уверен, что миссис Урик справится.
Ей была выделена подвальная комната: «поближе к моей кухне», – сказала она, предвидя, что кастрюли будут стоять на огне всю ночь. У Макса Урика тоже была своя собственная комната на четвертом этаже. Лифта в семинарии не имелось, и мой отец был счастлив хоть как-то использовать комнаты четвертого этажа, где стояли раковины и туалеты детского размера. Но так как Макс привык справлять свои гигиенические потребности в тесном гальюне «Мисс Бесстрашной», карликовые габариты оборудования его не смущали.
– Хорошо для моего сердца, – говорил нам Макс. – Все эти подъемы по лестницам хорошо разгоняют кровь, – сказал он и пошлепал своей изувеченной рукой по седой груди.
Но мы считали, что Макс готов и на бо?льшие трудности, лишь бы держаться подальше от мисс Урик; он согласен был забираться по пожарной лестнице, он согласился бы на отсутствие туалета и умывальника. Он звал себя «рукастым», и когда он не помогал миссис Урик на кухне, предполагалось, что он что-нибудь чинит.
– Все, от туалета до замков, – заверял он.
Он умел языком делать звук, похожий на поворот ключа в замке, а еще умел издавать ужасный чавкающий звук, словно маленький туалет на четвертом этаже посылает свое содержимое в долгое и удивительное путешествие.
– А что со вторым предварительным бронированием? – спросил я отца.
Мы знали, что в один из уик-эндов весной будет выпускной вечер в школе Дейри и, может быть, в один из зимних уик-эндов будет большой хоккейный матч. Но краткие, пусть даже и постоянные визиты родителей к ученикам в школу Дейри вряд ли потребуют предварительного бронирования.
– Выпуск, да? – спросила Фрэнни.
Но отец покачал головой.
– Огромнейшая свадьба! – воскликнула Лилли, и мы все с удивлением уставились на нее.
– Чья свадьба? – спросил Фрэнк.
– Не знаю, – сказала Лилли. – Но очень гигантская, в самом деле большая. Самая большая свадьба в Новой Англии.
Мы никак не могли понять, откуда Лилли все это придумывает; мать обеспокоенно посмотрела на нее, потом сказала отцу:
– Не секретничай. – И добавила: – Мы все хотим знать, что это за второе предварительное бронирование?
– Это не раньше лета, – сказал он. – У нас еще масса времени, чтобы к нему подготовиться. А пока наша главная забота – эксетеровский уик-энд. Всему свое время.
– Это, наверное, съезд слепых, – сказала Фрэнни мне и Фрэнку, когда мы на следующее утро шли на занятия в школу.
– Или лепрозорий, – сказал я.
– Все будет в порядке, – озабоченно сказал Фрэнк.
Мы не ходили больше по тропинке через лес за спортивной площадкой. Мы шли прямо через футбольные поля, иногда бросались огрызками яблок в ворота или выходили на главную дорожку, которая вела мимо общежитий. Мы были внимательны, чтобы не попасться на глаза игрокам Айовы Боба; никто из нас не хотел встретиться один на один с Чиппером Доувом. Отцу мы про этот инцидент не рассказывали, Фрэнк попросил нас ничего ему не говорить.
– Мать уже знает, – сказал он. – Я имею в виду, что я педик.
Мы с Фрэнни лишь на мгновение удивились, но, подумав, действительно нашли в этом здравый смысл. Если у тебя есть секрет, то мать его сохранит, а если тебе нужны демократические дебаты и семейные обсуждения, которые будут продолжаться часами, а может, неделями, а возможно, и месяцами, то, что бы это ни было, иди с этим к отцу. Он не слишком умел хранить секреты – хотя насчет второго предварительного бронирования из него было слова не выудить.
– Это будет встреча всех великих писателей и художников Европы, – предположила Лилли.
Мы с Фрэнни пнули друг друга под столом и закатили глаза; наши глаза говорили: «Лилли чудачка, Фрэнк педик, а Эггу еще только шесть лет». Наши глаза говорили: «Мы совсем одиноки в этой семье, нас всего лишь двое».
– Это будет цирк, – сказал Эгг.
– Откуда ты знаешь? – набросился на него отец.
– О нет, Вин, – сказала мать. – Это и правда цирк?
– Так, маленький, – сказал отец.
– Не потомки Ф. Т. Барнума? – поинтересовался Айова Боб.
– Конечно нет, – сказал отец.
– Королевские братья! – воскликнул Фрэнк; у него в комнате висел плакат выступления тигров в цирке Королевских братьев.
– Нет, я действительно имею в виду маленький цирк, – сказал отец. – Нечто вроде частного цирка.
– Ты хочешь сказать, это будет один из этих второсортных балаганов? – спросил тренер Боб.
– Только не с уродскими животными! – сказала Фрэнни.
– Конечно нет, – сказал отец.
– Что, по-твоему, значит «уродские животные»? – спросила Лилли.
– Лошади, у которых не хватает ног, – сказал Фрэнк. – Коровы с лишней головой, которая растет у них на спине, – пояснил Фрэнк.
– Где ты такое видел? – поинтересовался я.
– Там будут тигры и львы? – спросил Эгг.
– Так вот кто у нас поселится на четвертом этаже! – хмыкнул Айова Боб.
– Нет, посели их вместе с миссис Урик! – сказала Фрэнни.
– Вин, – сказала моя мать, – что за цирк?
– Ну, видишь ли, они могут воспользоваться полем, – сказал отец. – Они могут раскинуть свои шатры на старом спортивном поле, они могут питаться в ресторане, а некоторые из них могут действительно остановиться в отеле, хотя я думаю, что у большинства из них свои трейлеры.
– А какие там будут животные? – спросила Лилли.
– Ну, – сказал отец, – не думаю, что у них будет много животных. Это, видишь ли, маленький цирк. Возможно, несколько животных и будет. Наверняка у них есть какой-нибудь специальный номер, ну, знаете, как водится, а вот насчет животных я не уверен.
– Какой номер? – спросил Айова Боб.
– Это, наверное, один из этих ужасных цирков… – сказала Фрэнни. – Из тех, где только козы и цыплята и всякие задрипанные животные, которых все видели, – тупые северные олени, говорящие вороны. Но ничего большого и никого экзотического.
– Вот именно экзотических я и не допущу сюда, – сказала мать.
– Что за номер? – спросил Айова Боб.
– Ну, не знаю, я не уверен, – сказал отец. – Может быть, воздушные гимнасты.
– Ты не знаешь, какие у них животные, – сказала мать. – Ты не знаешь, какой у них специальный номер. А что ты знаешь?
– Это маленький цирк, – сказал отец. – Они просто хотят зарезервировать несколько комнат и, может быть, половину ресторана. По понедельникам у них выходной.
– По понедельникам выходной? – переспросил Айова Боб. – И на сколько времени ты забронировал им комнаты?
– Ну… – сказал отец.
– Вин! – встрепенулась мать. – Сколько недель они здесь пробудут?
– Они будут здесь все лето, – сказал отец.
– Ура! – воскликнул Эгг. – Цирк!
– Цирк, – сказала Фрэнни. – Какой-то нелепый цирк.
– Тупые животные, тупые номера, – сказал я.
– Нелепые животные, нелепые номера, – сказал Фрэнк.
– Ну, Фрэнк, ты им вполне подойдешь, – сказала ему Фрэнни.
– Прекратите, – сказала мать.
– Нет причин так беспокоиться, – сказал отец. – Это просто маленький частный цирк.
– Как он называется? – спросила мать.
– Ну… – сказал отец.
– Ты не знаешь, как он называется? – полюбопытствовал тренер Боб.
– Конечно, я знаю, как он называется, – возмутился отец. – Он называется «Номер Фрица».
– «Номер Фрица»? – переспросил Фрэнк.
– Что за номер-то? – спросил я.
– Ну, – сказал отец. – Это просто название. Я уверен, что у них не один номер.
– Звучит очень современно, – сказал Фрэнк.
– Современно, Фрэнк? – возмутилась Фрэнни.
– Звучит как полный изврат, – сказал я.
– Что такое изврат? – спросила Лилли.
– Это такое животное? – спросил Эгг.
– Не обращайте внимания, – сказала мать.
– Думаю, нам надо сосредоточиться на эксетеровском уик-энде, – сказал отец.
– Да, и переехать самим, и мне переехать, всем нам, – сказал Айова Боб. – У нас еще масса времени, чтобы обсудить лето.
– Все лето предварительно забронировано? – спросила мать.
– Видишь? – сказал отец. – Вот это называется хороший бизнес. Уже обеспечено и лето, и эксетеровский уик-энд. Но все по порядку. Сначала нам всем надо переехать.
Это случилось в уик-энд за неделю до игры с Эксетером; это было в тот уик-энд, когда наемники Айовы Боба выиграли девять очков, – это была их девятая победа, и опять всухую. Фрэнни не ходила на стадион; она решила никогда больше ни за кого не болеть. В ту субботу мы с Фрэнни помогли матери перевезти последние вещи, которые еще не перевез в отель «Нью-Гэмпшир» фургон с грузчиками; Лилли и Эгг пошли с отцом и тренером Бобом на матч; Фрэнк, конечно, был в оркестре.
На четырех этажах было тридцать комнат. Наша семья занимала семь комнат в юго-восточном углу, на двух этажах. Подвальную комнату оккупировала миссис Урик; это означало, что вместе с комнатой на четвертом этаже, занятой Максом, для гостей оставалось двадцать две комнаты. Но главная официантка и главная уборщица Ронда Рей заняла дневную комнату на втором этаже – чтобы приводить себя в порядок, как она сказала отцу. А две комнаты в юго-восточном крыле на третьем этаже, как раз над нами, были отведены для Айовы Боба. Таким образом, для гостей оставалось только девятнадцать комнат, и только в тринадцати из них имелись собственные ванные; шесть комнат были оборудованы карликовой сантехникой.
– Этого более чем достаточно, – сказал отец. – Городок у нас маленький. И не очень популярный.
Возможно, этого и было более чем достаточно для цирка под названием «Номер Фрица», но мы волновались о том, как сумеем управиться с полным домом гостей в эксетеровский уик-энд.
В ту субботу мы переехали; Фрэнни обнаружила переговорное устройство и включила кнопку «прием». Все комнаты были, конечно, пустыми, но мы старались представить себе, что слушаем, как в них въезжают первые гости. Громкожалующаяся система, как назвал ее отец, осталась, конечно, от Томпсоновской семинарии для девиц, таким образом руководство могло объявить пожарную тревогу прямо в классы, а учителя – услышать, если учащиеся безобразничают в своих комнатах. Отец решил, что с интеркомом можно обойтись без телефонов в номерах.
– Они смогут попросить все, что захотят, через внутреннюю связь, – сказал отец. – Или мы можем будить их к завтраку. А если им понадобится телефон – аппарат будет внизу, на стойке регистрации.
Но конечно, интерком означал, что можно и подслушивать, что гости делают в своих номерах.
– Это невозможно этически, – сказал отец, но мы с Фрэнни дождаться не могли этого часа.
В ту субботу, когда мы туда переехали, у нас не было телефона ни на регистрационной стойке, ни в нашей собственной квартире, не было у нас и белья, потому что прачечная, с которой мы договорились, должна была поставлять его вместе с бельем для всего отеля. Они должны были начать свою работу только в понедельник, Ронда Рей тоже должна была начать работать только в понедельник, но, когда мы приехали, она была там, в отеле «Нью-Гэмпшир», – осматривала свою дневную комнату.
– Она мне просто необходима, понимаете? – сказала она матери. – Я хочу сказать, что не смогу менять простыни сразу после того, как подам завтрак, и перед тем, как подам обед, – мне нужно место, где бы я могла полежать. И между обедом и ужином, если не полежу, я начинаю себя мерзко чувствовать, прямо вся. А если бы вы еще и жили там, где живу я, то вы бы вообще не захотели идти домой.
Ронда Рей жила в Хэмптон-Бич, где работала официанткой и меняла простыни летом, когда наезжали курортники. Она искала круглогодичную работу по своей гостиничной специальности и (как предполагала моя мать) возможность навсегда покинуть Хэмптон-Бич. Она была примерно того же возраста, что и моя мать, и с уверенностью утверждала, что присутствовала при том, как Эрл выступал в казино. Хотя она не видела его танцев, она помнила сам оркестр и номер «Прием на работу».
– Но я никогда не верила, что это настоящий медведь, – говорила она нам с Фрэнни, пока мы наблюдали, как она в своей дневной комнате распаковывает маленький чемодан. – Ну то есть, – говорила Ронда Рей, – я думала, кого это может возбуждать – как раздевается настоящий медведь.
Мы удивлялись: с чего это она вынимает из чемодана ночные принадлежности, если это дневная комната и она не собирается проводить здесь ночь; она была женщиной, которая вызывала у Фрэнни любопытство, и я думаю, в ее глазах она была даже экзотичной. У нее были крашеные волосы; трудно выразить, какого цвета они были, одно могу сказать: это был неестественный цвет. Не рыжие, не желтые – цвет пластика или металла, и мне было интересно, как она себя при этом чувствует. Я представлял, что тело у Ронды Рей когда-то было таким же крепким, как у Фрэнни, но теперь несколько располнело. Все еще сильное, но раздавшееся. Трудно было сказать, чем от нее пахло, хотя, после того как мы вышли от Ронды, мы с Фрэнни попробовали это определить.
– Два дня назад она помазала духами запястья, – сказала Фрэнни. – Улавливаешь?
– Ага, – сказал я.
– Но часов на ней тогда не было, ее брат носил тогда ее часы или отец, – сказала Фрэнни. – В общем, мужчина, который по-настоящему здорово потеет.
– Так, – сказал я.
– Затем Ронда надела часы, поверх духов, и она носила их весь день, пока заправляла кровати, – сказала Фрэнни.
– Какие кровати? – спросил я.
