Неожиданности культурной столицы

Ирина Ясень

Неожиданности культурной столицы

Неожиданности культурной столицы

Питерская зима застала жительницу юга врасплох. Октябрь со своими дождями, опавшими листьями, красными гроздьями рябины тихо сменился на ноябрьскую стужу. Дождь стал холодным, ветер злым и колючим, небо со свинцовыми тучами низко нависло над крышами домов. Во дворах было темно, и поздним утром, и ранним вечером. Возможно днем картина становилась более радужной, только Маня ее не видела, потому что днем она грызла гранит науки в своем институте, который чуть более года назад распахнул перед ней свои двери.

Свою первую сессию Машка сдала досрочно, чтобы как можно скорее улететь свой город, где ее ждали родители и любимая бабуля. А еще в родном Новороссийске ее ждали море, солнце, горы, норд-ост, чайки над морем, теплоходы на рейде, подружка Танька, любимый пес Мухтар и еще много чего-то главного в ее жизни, что она не могла взять с собой в великий и могучий Питер.

В целом первый учебный год принес Машке много новых знакомств и массу впечатлений. Наделав в Питере кучу глупостей, и допустив множество ошибок, она уехала на летние каникулы в свой город, который считала «местом силы». За лето она успела восстановить душевное равновесие, а также привести в порядок свои мысли и чувства.

Теперь, вернувшись в Ленинград, она принялась за учебу с удвоенной силой. Родители сняли ей квартиру неподалеку от института на улице Декабристов, идти к которому нужно было минут 20-30, и в хорошую погоду ей это даже нравилось, но климат в городе на Неве оставлял желать лучшего.

Чаще, шагая по лужам вдоль канала Грибоедова, Машка зябко куталась в свое недостаточно теплое пальто и проклинала «колыбель революции», вместе с ее величием и культурой.

Она зверски хотела домой к любимой бабуле, к теплому дому, к Таньке, к Мухтару.

Только от ее желаний ничего не зависело. В квартире, которую ей сняли, жила старушка Ксения Георгиевна – дама весьма преклонных лет, с ней в комнате поселилась еще студентка Военно-медицинской академии Раиска со своим письменным столом, и Машка с периной на раскладушке.

Комната была огромной квадратов 40-50. Ксения Георгиевна отгородилась от девочек шкафами, прикрыв ими свою опочивальню. За ними прятались кровать и сундук со слониками на крышке, покрытой ажурной скатертью. Слоников было семь, все из белого мрамора, они по росту выстроились на сундуке. Что в нем хранилось, никто не знал.

Казалось, что и сама хозяйка в сундук не заглядывает никогда. Девочки и подавно даже не догадывались о его содержимом. В проем между шкафов можно было, лежа на кровати, смотреть телевизор. Машка и Раечка со своих спальных мест тоже могли его смотреть без труда.

По средине комнаты стоял круглый стол, который для обитателей квартиры со временем стал просто центром вселенной.

Когда Машка переселилась в квартиру, стол был границей, переступать за которую было категорически запрещено. Запретов в этой комнате было очень много, «нельзя» звучало значительно чаще, чем все остальные слова.

Ксения Георгиевна запрещала абсолютно все. Раиса безропотно выполняла все ее требования, боясь лишиться дешевой жилплощади, а Машка бунтовала. Она не могла понять, как люди, живущие в одной комнате, могут быть чужими, ей очень хотелось подружиться с молчаливой Раечкой, укротить сварливую Ксению Георгиевну, узнать поближе соседа, который обосновался в маленькой комнате в самом конце коридора.

В той самой дальней комнате проживал отставной полковник Матвей Макаревич. Соседа практически никогда не было дома, его комната была закрыта, а сам он пропадал на работе, или у своих многочисленных поклонниц. Работая начальником охраны на Ленинградском телевидении, полковник был весьма важен, импозантен и молод душой, несмотря на внушительный живот и огромную лысину.

Когда же он бывал дома, то совершенно бесшумно передвигался по квартире, в шелковой пижаме, стеганном бархатном халате и мягких тапочках, прикрыв лысину смешным полосатым колпаком. Он неожиданно появлялся в самых разных уголках квартиры, заставляя женскую половину вскрикивать, а иногда и материться, если не в слух, то про себя точно. Исходя из этих встреч, большой любви к Матвею Макаревичу никто из жителей квартиры не испытывал.

Ксения Георгиевна так и вовсе ненавидела «Матрену Макаровну» всеми фибрами своей души, подозревая в постоянном желании растлевать молодежь.

Жаль, но я начала свой рассказ с жильцов, а надо было начинать с самого дома.

Дом был старым, с большой парадной, с широкой лестницей, под которой прятался вход в подвал, закрытый решеткой.

В доме было всего три этажа, на каждом этаже по три квартиры. Квартира Ксении Георгиевны и Матея Макаровича была коммунальной. Жильцы ее никакого отношения друг к другу не имели. В силу своего преклонного возраста и материального положения Ксения Георгиевна даже не мечтала о возможности проживания в квартире без соседей.

Эта коммуналка отличалась наличием их малого количества, в то время, как соседние были более многолюдными.

В комнате Ксюши (так они величали свою квартирную хозяйку между собой) был прописан внук, который наследовал ее в случае смерти бабки, что совсем не устраивало «Матрену Макаровну» (так Матвея Макаревича величала Ксюша).

Матвей Макарович мечтал стать полновластным хозяином этой квартиры, так как его комнатушка была очень мала.

Сама коммуналка была огромной, в просторном коридоре можно было кататься на велосипеде, ванная комната представляла собой большущее помещение с высоченными потолками, мраморным полом и ванной, напоминающей мини бассейн, рядом с которым расположилась раковина огромных размеров, с зеркалом, по краям которого от старости проступили темные разводы.

Туалетная комната была размером с кухню в хрущевке, не менее четырех-пяти квадратных метров, в ней можно было спокойно разместить небольшую семейную библиотеку, поставив на стеллажи книги от пола до потолка, который располагался метрах в 4,5 от пола. Сейчас же на этих полках вместе со старыми книгами хранился всякий никому не нужный хлам.

Кухня же занимала более двадцати квадратов и представляла собой полупустой сарай с небольшим столом и табуретками вокруг него. Стол смотрелся в огромном помещении очень сиротливо. Стены кухни были чистыми, но серыми, выкрашенными в такой цвет как будто специально, чтобы подчеркнуть убогость помещения. Две газовые плиты, стоящие вдоль одной из стен, были очень старыми, а лампочка под потолком тусклой. Окно с грязными стеклами свет почти не пропускало, занавеска на нем отсутствовала. В кухне было, мягко сказано, неуютно.

Машку это очень напрягало, дома у нее кухня и столовая были самыми любимыми местами всей семьи. Машка любила вечерами чаевничать с бабулей и мамой, а иногда и с папой, если по телевизору было нечего смотреть (по его мнению), именно на кухне, где, благодаря стараниям всей семьи, всегда было красиво и уютно. Накрахмаленные белые шторки на окнах и скатерть на столе делали комнату светлее, темная старинная икона с ликом Казанской божьей матери, в обрамлении вышитого рушника, вносила в комнату тепло и доброту.

Здесь же кухня вызывала чувство брезгливости, находиться в ней не было никакого желания. Машка понимала, что виной всему напряженная обстановка, царящая в квартире, из-за постоянных распрей между Ксюшей и Мотей. С первых дней своего пребывания в коммуналке она стала думать, можно даже сказать мечтать, о «примирении сторон».

При всем убожестве квартиры, комната Матвея Макаревича имела весьма респектабельный вид.

Комната была узкой, но длинной. Слева от входа стоял красный бархатный диван в стиле «Ампир», такое же креслице и столик с инкрустированными золотом ножками. Справа расположился небольшой сервант красного дерева, за стеклом которого теснились хрустальные фужеры, рюмки и вазочки.

Ближе к окну на тумбе из такого же дерева, как и шкаф, стоял большой телевизор, который можно было смотреть, как с дивана, так и с кровати, скрытой за красной бархатной занавеской, отделяющей часть комнаты, занятой ею. Под окном расположился письменный стол с красивой бронзовой настольной лампой, свет которой падал, и на стол, и на изголовье кровати.

Кресло у письменного стола было очень внушительным, а главное удобным.

Мягкий красный палас с узорами завершал интерьер этого райского уголка.

Попадая в эту комнату, простой смертный впадал в ступор, так разительно отличалось ее великолепие от убожества прихожей, кухни и других помещений.

Глядя на убранство этого жилища, становилось понятно желание хозяина выглядеть барином, нарядившимся в бархатный халат, шелковую пижаму и мягкие тапочки. Колпак на его лысине делал имидж Моти еще более убедительным.

Ксения Георгиевна просто ненавидела его барские замашки, впрочем, как их хозяина.

Ксюша была дамой пролетарского происхождения, она много лет трудилась санитаркой в госпитале при Военно-медицинской академии. Швабра и мокрая тряпка стали для нее орудием труда с самых незапамятных времен.

Командный голос, выработанный на поприще борьбы с инфекцией и грязью, всегда помогал ей отстаивать собственное мнение. За чистоту и порядок она боролась, не выбирая слов и выражений.

К моменту описываемых событий ей уже было за 80 лет, она была высокой, костлявой старухой, с морщинистым белым лицом, седыми волосами, собранными в пучок на затылке. Старенький байковый халат менялся один раз в неделю на такой же, только другого цвета. Под халатом виднелась белоснежная ночная сорочка с кружевами ручной работы. Крайне редко, халат сменялся на белую батистовую блузку с рюшами и побитую молью тонкую шерстяную юбку клеш темно-вишневого цвета. Парадный выход случался исключительно по праздникам, то есть на Новый год, 8 марта и день рождения (31 марта). Завершала все вязанная шаль.

Так как такие метаморфозы случались не чаще трех раз в год, то все обитатели коммунальной квартиры не обращали внимания на наряд Ксюши, как и на утреннее преображение Матвея Макаревича, надевающего мундир и спешащего на службу.

Мотя шел на работу к 8 утра, а девочки в институты бежали к 9 часам, то есть утром они с ним никак не пересекались.

Утренний бой за место под солнцем происходил без их участия. Ксюша вставала именно тогда, когда Мотя начинал собираться на работу. Она занимала санитарную комнату, заставляя бедолагу переминаться с ноги на ногу у дверей. Тарабанила в дверь ванной, когда он брился или принимал душ. Казалось, что ее главной задачей является испортить Моте жизнь с самого утра. Даже утренний кофе, сваренный им на кухне, вызывал у Ксюши приступ ярости.

Его аромат она называла вонью и орала об этом на всю квартиру.

Мотя иногда огрызался, а чаще просто желал ей доброго утра и хорошего настроения, чем выводил ее из равновесия на целый день.

Военные действия, происходящие в квартире каждое утро, стали будильником для наших студенток. Как только за Мотей закрывалась дверь, Ксюша врывалась в комнату и возвещала о начале дня, сообщая девочкам, что туалет и ванная свободны. При чем делала она это с видом человека, чьими усилиями была добыта эта свобода.

Раечка терпела такое положение дел уже несколько лет, Машка же не желала этого делать ни одного дня. Первые попытки примирения сторон конфликта были пресечены на корню, как Ксюшей, так и Мотей, но Машку не покинуло желание добиться мира на земле.

Начала она с наведения порядка в местах общего пользования. Благодаря своей бабушке, она знала, чем можно отбелить старую сантехнику с минимальными физическими, моральными и материальными затратами.

Поздно вечером Мотя застал Машку за чисткой унитаза, чем был весьма удивлен.

– Машенька, что это Вы, милое дитя, здесь делаете в такой поздний час?

– Не поверите, уважаемый полковник, драю гальюн!!!

– Вы наказаны?

– Нет, просто назначила себя дежурной по стране.

– Я могу быть Вам чем-то полезен?

– Можете, очень даже можете! Принесите мне моющих и дезинфицирующих средств, думаю у ваших уборщиц на телевидении недостатка в них нет!

– Обязательно принесу, а Раисе дайте задание принести перчатки медицинские, чтобы ваши ручки не пострадали.

Машка тем временем закончила свою работу, но осталась недовольна результатом. Видя ее разочарование, Мотя пригласил ее попить чайку с конфетами. Тщательно вымыв руки, они направились в комнату Моти, где Машка была усажена на бархатный диван, а Мотя стал хлопотать у столика.

Он включил электрический самовар, достал вазочку с конфетами и другую с печеньем. Наливая ей чай, Мотя кокетничал, называя себя стариком, делал Машке комплименты, рассказывал анекдоты и всякие байки из жизни телевизионщиков, с которыми ему приходилось общаться каждый день.

Машка от души хохотала, ничуть не смущаясь в присутствии этого милого человека.

Свое стихийное чаепитие они завершили поздно ночью, и Машка тихонько прокралась в свою комнату в надежде, что ее маленькое приключение останется незамеченным.

Только ничего у нее не получилось. Грозное шипение Ксюши из-за шкафа застало ее врасплох.

– Ты где шлялась, бесстыжая девка? Что ты делала в комнате этого старого козла? Чем вы там занимались?

– Ксения Георгиевна, мы просто пили чай и болтали!

– О чем можно говорить с этим солдафоном? У него одно на уме, как бы совратить девчонку, а ты и рада! Что я твоим родителям скажу?

Ксюша распалялась все больше, а Машке так хотелось спать, что спорить она не стала, но свое мнение сохранила. Машка понимала, что сварливость Ксюши связана в первую очередь с ее глубоким одиночеством. Ее единственный сын был редким гостем в доме Ксении Георгиевны. Он был далеко не молод, совсем не счастлив в семейной жизни, не отличался богатырским здоровьем и силой духа. В его доме правила жена, которая никак не воспринимала мать мужа и мечтала только о ее скорейшей кончине. Таким же был и их сынок, он даже не пытался дружить с бабушкой, которая должна была обеспечить ему вольную жизнь, оставив в наследство комнату в коммуналке.

Утро началось, как всегда, со скандала Ксюши и Моти. После ухода полковника, Ксюша ворвалась в комнату, как фурия, и возвестила о начале дня.

– Мария, прекрати свои шашни со старым козлом!

Райка, представляешь, она с ним чай ночью пила! – верещала Ксюша

– Ксения Георгиевна, вот про чай вы рассказываете, а про отмытый унитаз молчите, он Вас совсем не впечатлил! Раечка, принеси мне с работы перчатки резиновые, пожалуйста, Матвей Макаревич обещал с телевидения принести какую-то кислоту, которая отъест всю ржавчину и грязь. Сегодня ночью мы с ним договорились провести генеральную чистку ванны и унитаза и займемся кухней.

– Машка, ты в серьез веришь, что Мотя будет с тобой ванну драить?

– Конечно будет, он сам сказал, что чистка ванны – это мужская работа.

– А что вы хотите на кухне сделать?

– Для начала окна помыть и штору повесить. Мотя карниз прибить обещал вечером.

– Так карниза же нет и занавески тоже!

– Он все принесет. У них там столько реквизита валяется. Только штору постирать или погладить нужно будет.

Ксения Георгиевна стояла у стола «на границе», поджав губы, и с неприязнью глядела на Машку. Она сначала не пыталась встрять в разговор девочек, а потом не выдержала.

– Какая же ты дуреха доверчивая, сегодня он с тобой ванну отмывает, а завтра захочет в ней тебя искупать собственноручно.

Она с досадой махнула рукой и ушла в свой угол.

Машка и Раечка еще немного посовещались и разбежались по квартире, собираясь на занятия в свои институты. У Раечки сборы занимали очень мало времени, на макияж она не заморачивалась, в одежде разнообразием не отличалась. Плеснув в лицо холодной воды и почистив зубы, она натянула

свои старенькие джинсы и коричневый бесформенный свитер крупной ручной вязки на старенькую майку неопределенного цвета.

Взяв свой тяжелый портфель, она выскочила в прихожую, где быстро обулась и, надев непромокаемую куртку, убежала.

Раечка не была красавицей, но приложив минимум усилий, могла бы стать привлекательной. Есть такая категория женщин, которых макияж даже самый легкий и незначительный меняет до неузнаваемости, вот к ним она и относилась.

Раиса отличалась стройной фигурой с широкими бедрами, тонкой талией, хорошо развитой грудью, но всю эту красоту прятала под бесформенной одеждой. К своему лицу она относилась весьма критично, считая совершенно не интересным, а большие ярко-зеленые глаза прятала за очками, которые практически не снимала. Очки были простенькие и явно не могли стать украшением на ее бледном личике. Тяжелые русые волосы были всегда собраны на затылке в хвост или небольшой валик.

Машке все время хотелось найти повод для того, чтобы принарядить, причесать и подкрасить эту скромную трудолюбивую девчонку, чтобы все увидели ее скрытую красоту.

Машка удивлялась Раечкиному нежеланию привлекать к себе внимание мужского окружения, недостатка в котором, явно, не было в Военно-медицинской академии.

Несмотря на то, что Раечка была почти на 5 лет старше Машки, опыт общения с мужчинами у нее полностью отсутствовал. Даже с Мотей, которого видела практически каждый день, она общаться не могла, смущаясь и краснея всякий раз, когда сталкивалась с ним.

Машку это немного удивляло, она была из категории детей, которых любят абсолютно все, особенно мужчины. У нее были бабушкины братья, баловавшие ее с самого детства, папины друзья, любившие играть с ней и носить на плечах. Она была любимицей своих многочисленных дядей и их детей, которые были старше нее на много лет. Даже со своими сверстниками она выбирала дружбу с мальчиками, ей было с ними проще.

Красавицей она себя не считала, высокая, достаточно стройная, с огромными бирюзовыми глазами, ровным носиком и пухлыми губами. Она не отличалась особым вкусом в одежде. Мама не смогла привить ей чувство меры, так, как и сама не отличалась разборчивостью. Машка страшно любила обновки, сейчас ее можно было бы назвать «шопоголиком» без прикрас.

Она сначала покупала вещь, а потом думала с чем ее станет носить, поэтому в ее гардеробе всегда имели место вещи, которые она не надевала ни разу.

Машка получала стипендию, да и родители обеспечивали ее материально достаточно хорошо. Была всегда независимой и самостоятельной, но очень доверчивой.

Ей везло, жизнь сталкивала ее только с добрыми, порядочными людьми. Предостережение Ксении Георгиевны совершенно ее не тронули. Она уже искренне была расположена к добряку-старику Матвею Макаревичу, веря в его порядочность и добродушие.

Машка умела быть убедительной, особенно в отношении людей, которых любила.

После утреннего разговора с Машкой Раечка тоже прониклась симпатией к Моте, поэтому выполнила просьбу Машки и притащила из академии несколько пар резиновых перчаток.

Вечером и Мотя принес адскую смесь для чистки унитаза, раковин и ванны.

Переодевшись в старенькие спортивные штаны и майки троица тружеников разбрелась по квартире. Машка занялась унитазом, который недотерла накануне, Раечка стала чистить раковины в кухне и ванной, а Мотя, как истинный мужик, занялся ванной. Натерев «адской смесью» фаянс, они собрались на кухне, чтобы решить, как им поступить с кухонным окном.

Окно было заклеено с прошлого года, даже форточка в нем не открывалась.

Решено было идти до конца, Мотя рванул раму на себя, она затрещала и со странны звуком приоткрылась. На шум приползла Ксюша, увидев почки открытое окно, она хотела что-то сказать, к тому же явно нелицеприятное, но была остановлена Машкой.

– Ксения Георгиевна, дорогая как Вы вовремя подошли, нам так нужна Ваша помощь!

Видели бы вы лица ее сообщников, Мотя и Раечка с таким изумлением смотрели на Машку, что она не смогла сдержать улыбки.

– Дорогая наша, нам нужен Ваш клей, только Вы можете сварить такой крепкий клей, мы просто не можем справиться с ним, он держит эту раму намертво!!!

– Потому что вы болваны, надо было намочить полоски теплой водой, подождать немного, потом открывать. Ничего не можете без меня сделать.

– Ой, как же мы не догадались сами-то! Раечка неси тазик с водой, а я схожу за кисточкой! – едва сдерживая смех промурлыкал Мотя и двинул в свою комнату.

Ксюша фыркнула, а потом произнесла, глядя на Машку

– А ты чего столбом стоишь? Неси муку и кастрюлю, клей варить буду.

– Секунду, уже бегу, несу!

– Окно пока не открывайте, я сварю клей и уйду, потом откроете. Да мойте хорошо, газеты возьмите, протрите, как следует стекла. На дворе ночь, а они окна мыть надумали. Ума нет совсем!

Раиса с Мотей тем временем смазали бумагу, которой была оклеена рама, водой и стали отмывать ее от клейстера и грязи.

– Ксения Георгиевна, дорогая, а можно еще об одном Вас попросить?

– Чего вам от меня еще надо? Спать уже пора, устала я за день.

– Бока отлежала, что ли? – пробурчал Мотя совсем тихо.

– Пусть тебя мои бока не тревожат, три вон раму лучше. – огрызнулась Ксюша.

– Ксения Георгиевна, штору на окошко надо погладить. Мы тут пока приберемся, Матвей Макарович карниз прибьет, штору повесим, пол подотрем и чай пить сядем, с вареньем персиковым, мне родители прислали.

– Ага, и окно они помоют, и фаянс дотрут, и пол подотрут, и карниз приколотят, и все то за о время пока я штору гладить буду.

– Мы будем стараться!!! –сказала Машка, при этом Раечка и Мотя сделали страшные глаза.

– Ладно, клей я сварила, пусть остывает, пойду гладить вашу штору, а вы, как окно домоете и закроете, карниз прибейте и меня зовите. Штору вместе весить станем, у вас ума не хватит красиво сделать.

Да, и пол просто подотрите, я сама помою!!! Лучше меня этого никто не сделает, зря я что ли 60 лет полы в госпитале мыла.

Взяв из рук Машки облако капроновой тюли, Ксюша гордо удалилась из кухни.

Все трое облегченно вздохнули.

– Как ты умудрилась усмирить эту фурию? – с удивлением произнес Мотя.

– Матвей Макаревич, поверьте, Машка из всех нас просто веревки вьет, даже Вы поддались ее обаянию. – С грустью проворчала Раечка.

– О…., а где Машка-то?

– Где-где, обаяю унитаз! И вас слушаю. – Пропела из туалета Машка

– Раечка, я побежал ванну домывать и раковину, а ты теплее оденься и окошко мой. Мы тебе поможем, как закончим.

Работа закипела с новой силой, в самый ее разгар, из своей комнаты выплыла Ксюша, в белом медицинском халате и косынке.

– Смотрю работа у вас не идет без меня, штора наглажена, а окно не готово!

– Ксения Георгиевна, нам осталось только пол вымыть в прихожей, и на кухню набросимся, Раечка уже окно закрыла, но там еще прохладно. –Пояснила Машка.

– Все, Машенька, я за молотком. Полезу карниз прибивать, а то получим сейчас на орехи! – Прошептал Мотя и потрусил в свои апартаменты за инструментом.

Ксения Георгиевна вырвала из рук Машки швабру и принялась за работу. Машка ретировалась на кухню, где Мотя уже карабкался по шаткой стремянке с молотком в руке и гвоздями во рту. Работа снова закипела.

Машка сама зацепила штору на кольца карниза, а Мотя, тем временем, принес из своей комнаты новые боле яркие лампочки и красивую кленку на стол. Глядя на его старания, Ксюша пожертвовала горшок герани, гордо водрузив его на подоконник кухонного окна.

– И все-таки чего-то не хватает! – задумчиво произнес Мотя.

– Стены голые, нам бы картинку какую или фотографию! – потупив глаза произнесла Раечка.

– Минутку, мне же как-то на день рождения подарили «Девочку с персиками», а мне ее и повесить – то некуда было, вот она за шкафом так и пылится. – радостно сообщил Мотя.

– Надеюсь, девочка не голая? – пропела Ксюша

– Что Вы, что Вы! Я сейчас принесу, а вы пока место приглядите, куда ее повесить можно будет. – сказал Мотя и поскакал к себе, что-то напевая.

– Девочка его хоть приличная? Хотя, раз за шкафом валяется у этого старого развратника, значит нормальная! – задумчиво произнесла Ксюша.

– Ксения Георгиевна, это же Серов, а не Рембрандт! -вставила слово Машка.

– Мне какая разница, лишь бы не голая! Над печками весить картину нельзя, на противоположную стену цепляйте. – проворчала она и поплелась к себе.

После водружения картины на стену, кухня преобразилась окончательно,

теперь из нее уходить не хотелось. Решили пить чай здесь, все вместе.

Машка притащила обещанную банку персикового варенья, Раечка масло и хлеб, Ксюша поставила чайник, а Мотя принес чай, который заварили в фарфоровом чайничке. Ксюша неожиданно вышла из кухни и вернулась, принеся из своего сундука красивые чайные пары и сахарницу, правда пустую. Пока все хвалили сервиз Машка сгоняла к Моте за сахаром, благо она запомнила, где он у него лежит.

Начало конца военных действий было положено.

В огромной прихожей около телефона появился листочек с расписанием времени пользования санузлом.