Просто открой эту дверь и ничего не бойся!

–Судар-р-рыня, позвольте отр-р-рекомендоваться! Кар-р-рл! Экспер-р-рт по необычным делам.

И он поправил пёрышком правого крыла на голове мини цилиндр, вроде как снимал передо мной шляпу в знак приветствия.

“Ворон в цилиндре! Что же это такое?!”

– Да что ж это делается, – каркнул ворон. – Интеллигенции совсем не осталось. Даже "здравствуйте" не говорят!

– Вы… вы… говорите?

Ворон возмутился:

– А что мне, молчать, что ли? Сижу тут, жду тр-р-рамвая. Между прочим, номер-р-р одиннадцатый. Вы не знаете, опаздывает он сегодня или нет?

И он опять вальяжно прогулялся по ажуру.

Я попыталась сесть на скамью.

– Трамвай? Говорящий ворон ждет трамвай? Да я, наверное, сплю!

Птица была старая. Перья, когда-то вороные, теперь отливали скорее графитом с редкими вкраплениями ржавчины.

И вот, старый ворон снова заговорил. Причем так, будто всю жизнь провел в МГУ.

–Ну и погодка, я вам скажу, – он глядел на меня сверкающим глазом. И я заметила, что смотрит он через монокль!

–Прямо-таки душа просит стаканчик горячего глинтвейна и томик Гофмана. Или, знаете ли, хорошую жирную гусеницу. Что подвернется первым.

Он помолчал, будто ожидая моего мнения. Когда я не ответила, он фыркнул:

–Молчите? Ну-ну. Наверное, размышляете о смысле жизни. Занятие, достойное лишь самых скучных смертных. Поверьте старому ворону, смысл жизни – это вовремя стащить блестящую вещицу, пока никто не видит. И желательно, чтобы это была вещица побольше.

Он взмахнул крылом, чуть не свалившись со спинки скамьи, и захохотал:

–Ах, гравитация! Вечный враг элегантности. Ну ничего, переживем. Как говорил один мой знакомый филин… впрочем, не важно, что говорил этот старый хрыч. Он всегда был склонен к пессимизму.

–Знаете, – продолжил ворон, пытаясь продолжить разговор таинственным шепотом, – я видел такое… такое, что вам и не снилось…

Он замолчал, глядя на меня с хитрой ухмылкой.

–Что, не верите? А зря. Я старый ворон, я много чего знаю. И, между прочим, знаю, где зарыт клад. Но это уже совсем другая история. И за рассказ о кладе, знаете ли, полагается хорошее вознаграждение. Например, горсть блестящих пуговиц. Или, знаете, колбаса. Колбаса – это всегда хорошо.

И он так свирепо захохотал, этот старый, разговорчивый ворон, так что под ним жалобно скрипнула скамейка.

В этот момент в центре озера показался трамвай, с пассажирами.

Ворон обрадовался:

– О, кажется, мой! Ну, бывайте, судар-р-рыня. И в следующий р-р-раз, когда увидите говор-р-рящую птицу, постарайтесь держать себя в р-р-руках. А то мне тут, знаете ли, и без вас нер-р-рвов хватает.

Чёрная птица взмахнула крылами и исчезла. Трамвай с пассажирами тоже испарился. А я сидела на скамье и пыталась понять, а что это всё значило? Что-то мешалось в ладони. Ого! Как оказалось я сжимала в руке визитную карточку, на которой готическим шрифтом сообщалось “Карл фон Кларофф. Эксперт и вратарь”.

Глава 3

Глава 3

В тот день Марфа планировала отбыть в командировку. Три дня. Утром она стремительно собрала дорожную сумку на колесиках, приготовила лёгкий завтрак для себя и мужчины, которого уже значительное время считала своим. Она старалась проделать обычные утренние дела тихо и аккуратно, чтобы не побеспокоить спящего Игоря. Марфа полагала, что его сон – это святое, и ничто не должно было его потревожить.

Но вот всё сделано: дорожная сумка стоит у двери, ключи в кармане, запасные ключи висят на привычном месте, лёгкий завтрак ожидает своего часа на столе, и она, наконец-то, выскочила из дома.

И впервые Игорь Домашевский остался в её квартире за главного. Он делал вид, что спит, спокойно и равномерно сопел пока Марфа металась по квартире, шуршала чем-то, звякала посудой на кухне, стучала каблучками, хлопнула дверью.

–О-о-о! Я один! Как хорошо! – Пробормотал мужчина.

Он перевернулся на спину, погрузившись в мягкость шелкового постельного белья, которое нежно обвивало его тело. В этот момент мужчине пришла в голову мысль, что судьба улыбнулась ему: целых три дня, когда Марфа не будет маячить перед глазами, как надоедливый призрак. Наконец-то у него появилась возможность сосредоточиться на своей задаче, не отвлекаясь на ненужные разговоры, обсуждение журнальных статей, просмотров фильмов, уговоров посетить какую-нибудь заумную выставку или модный концерт. Сколько раз он мечтал об этом?

Он потянулся и замер, прислушиваясь к дождю, который равномерно стучал по окнам, создавая атмосферу уюта и спокойствия. Состояние безмятежности окутывало его, как теплый плед. В этот момент он почувствовал, что может не спешить вылезать из постели. Сегодня торопиться некуда, зная, что подруга уезжает, он взял отгулы.

–Эх! Почувствую себя барином!

Душ. Пушистое полотенце. Завтрак, который Марфа успела приготовить, предвещал утро, полное приятных ощущений:хрустящие тосты, окорок, ароматное кофе и свежие фрукты ждали его на кухне.

Квартиру любовницы он рассматривал как личное тайное убежище. И никому из близких знакомых о квартире не рассказывал по причине, чтобы в гости не напрашивались. Это могло усложнить его задачу. Вдруг кто-то произведёт впечатление на Марфу, и она решиться изгнать любовника?

И сослуживцы уже и не напрашивались в гости, а лишь иногда обсуждали обновки, которые Марфа ему покупала, что не мешало ему в среде сослуживцев называть любовницу неудачницей.

Впрочем, на работе он в таких случаях заявлял, что вещи присланы отцом, живущим в Праге. То к празднику чешскому или российскому, то к дню рождения, то просто для поддержания благосостояния сына.

–Там всё можно купить дешевле, чем у нас, – гордо заявлял Домашевский, – и выбор лучше.

–Какой выбор? Ты ж здесь находишься, – изумлялись простодушные коллеги.

–А каталоги на что? – Гордился Игорь своей находчивостью.

Старинный дом, в котором это жильё находилось, напоминал Игорю о временах, когда люди из общества занимали этажи полностью, и жизнь у них текла медленно, размеренно и богато. Высоченные потолки давили своей торжественностью, а паркет, пусть и истёртый за десятки лет, поскрипывал под ногами и помнил наверняка шаги не одного важного чиновника или известной дамы полусвета.

Узкие окна, выходящие в тихий и темноватый переулок, пропускали скупой дневной свет в любое время года. Который, казалось, боялся потревожить сон этого застывшего во времени места. Массивные деревянные двери придавали этому месту особый шарм. В воздухе витал запах старины, пыли и чего-то неуловимо ускользающего, как воспоминания о давно ушедшей эпохе.

Однако, как бы он ни ценил это жилье, рядом находилась женщина-владелица, не молодеющая, а наоборот, с чьим мнением ему приходилось мириться. Наслаждаться этой идиллией не получалось! В последнее время, каждый раз, при встречах с Марфой, Игорь чувствовал, как его накрывает волна лёгкой неприязни, которую скрывать было всё труднее. Хотя, конечно, он себя сдерживал. Но его мужской покой-то нарушался!

Теперь, когда она убыла в командировку, он мог позволить себе наслаждаться тишиной и пространством. Вокруг царила атмосфера свободы, и он решил воспользоваться этой возможностью по максимуму. Впереди были три дня, полные задуманных планов и никаких обязательств. Он вздохнул глубже, готовясь к новым свершениям и расслаблению.

–Наконец-то займусь дело. А то клиент недоволен. Надеюсь, эта лохушка не забила морозилку пельменями?

Как любой несемейный мужчина он имел аллергию на пельмени. Не то чтобы прямо вот высыпало, зудело и доктор строго-настрого запрещал. Нет. Аллергия эта была душевная. Как посмотрит он на тарелку с этими, с позволения сказать, “изделиями”, так тоска его заедает. Вроде бы и есть хочется, и на вид ничего, а вот не лезет в горло.

А все почему? Потому что пельмени – это символ одиночества. Ну сами посудите. Семья, она что делает? Лепит пельмени сообща! Бабы катают тесто, мужики фарш крутят, детишки – мелкие пельмешки. Гвалт, смех, запахи на всю квартиру!

Он помнил, как бабка лепила их, целыми тазами, в целях экономии, когда он был мальчишкой. Вся семья: бабка, дед, мать и её младший брат с женой и он, собиралась за большим столом, и стоял гомон, смех, шутки. Пельмени тогда пахли хлебом и луком больше, чем мясом.

А теперь он что? Стоит у плиты, как сыч, над кастрюлей этой проклятой.

Сварит себе горстку, выложит на тарелку. Маслица плеснет, уксуса капнет, да сметанки ложечку. И сидит, жует, как будто повинность отбывает. Никто ему доброго слова не скажет, никто его не похвалит за то, что он, дескать, не пропал с голоду. Одна тишина вокруг, да телевизор бубнит.

Теперь же пельмени пахли разочарованием, несбывшимися надеждами, холодом неуютной кухни в многоэтажке на окраине Москвы. Пельмени же были чем-то навязанным, чем-то из прошлого, чем-то, от чего он не мог убежать.

Он закрыл глаза и позволил себе погрузиться в мысли о том, как же приятно провести утро в тишине, без раздражителей. В голове складывались образы: он сидит за столом, наслаждаясь хрустящими тостами с клубничным вареньем и чашкой ароматного кофе, а за окном дождь мелодично стучит по подоконнику, создавая успокаивающий фон для его размышлений.

Да, ему в целом нравилось всё. Не нравилось, что приложением шла Марфа – взрослая женщина и неудачница. Одним словом – обуза.

Он взглянул на часы. Время неумолимо шло вперёд.

–Ладно, пора вставать, – произнес он вслух, хотя в комнате никого не было. Поднявшись с постели, он почувствовал, как некий холодок коснулся и легко пробежал по его позвоночнику. Мужчине стало неприятно. Где-то в районе грудной клетки появилось маленькое чувство страха. Но он убедил себя, что это лишь временное неудобство.

–Сквозняк, наверное, – убеждал он сам себя, направляясь из душа на кухню. – Но я готов к новым вызовам, к новым возможностям, которые открываются мне в эти три дня.

И Игорь с хрустом надкусил ржаной тост.

Неудачница и обуза тем временем под нудным дождём спешила к остановке. Размышляя о том, все ли необходимые инструкции она оставила для Игоря, Марфа не замечая наступала в лужи.

Дождь продолжался. Редкие пешеходы, не глядя на окружающих, старались побыстрее добраться до укрытия. Какой-то молодой человек, по-спортивному высоко вскидывая колени и активно двигая локтями, прорывался к троллейбусу. Марфу он практически сбил с ног. Она не упала, удержалась, вскрикнув «ай!». Дорожная сумка сделала кульбит вокруг своего колёсика. Молодой человек равнодушно скользнул по ней взглядом, буркнул «извините» и вскочил в салон. Троллейбус тяжко вздохнул, скрежетнул гофрированными дверьми, лязгнул, всхлипнул и медленно отъехал от остановки.

– О! Эдик! Успел всё-таки! – Весело заорал бородач с мольбертом.

Молодой человек молча кивнул и только сейчас в окно задней площадки обратил внимание на женщину, которая пыталась усмирить сумку для поездок. Торопившийся молодой человек направлялся к своему научному руководителю, известному специалисту русской портретной живописи досоветского периода, и размышлял чьё лицо взять за основу для написания выпускной работы. Многие ограничивались изготовлением копий известных музейных работ. Эдик подумал, что в лице и общем облике женщины с сумкой порода видна. А выходя из троллейбуса у художественной академии, уже очень сожалел, что не взял у неё номер телефона. Вот незадача! Её портрет был бы самым лучшим проектом изо всех выпускных работ.

–И где её теперь найду? – Задал сам себе вопрос молодой художник. Окружавшие его сокурсники весело хохотали.

Усмирив, багажную сумку, наконец добравшись до работы и поднявшись на нужный этаж, Марфа обнаружила, что чулок на левой ноге забрызган до неприличия и на обуви откуда-то появились полосы. Пришлось пойти в туалет и замыть все испачканные места. Она пристроила чулки на спинку стула для посетителей, мокрую обувь – под стул. Всё равно этот предмет мебели по назначению не использовался: посетители до неё просто не доходили. Как и до других сотрудников. Приличных посетителей принимали директор, остальных отсеивала его заместительница. Багаж Марфа разместила рядом со своим канцелярским столом.

Офис был небольшой. Занимались в нём финансово-экономическим консалтингом. Несколько женщин-бухгалтеров, экономистов и плановиков располагались в едином пространстве, отделённые друг от друга неустойчивыми перегородками-ширмами. Марфа по должности отнесена к советникам-консультантам. Народ в офисе ещё не собрался.

– Кириллова! Ой! Как ты сегодня рано заявилась, – это появилась Петрова, одна из бухгалтерш. – Пойду поставлю чайник.

Как и большинство бухгалтеров, Петрова имела активную жизненную позицию, то есть всем высказывала своё мнение, не зависимо от того спрашивали её или нет. Она же следила за наличием в офисе достаточного количества кофе, чая, сахара, булочек, печенек и других перекусов так необходимых сотрудникам. Востроносенькая, с вечной химией на перетравленных волосах Петрова жила где-то в ближнем Подмосковье. В связи с этим она когда-то решительно заняла половину одного из офисных шкафов под свою одежду. Недовольному начальнику она поясняла, что ехать ей до работы долго, с погодой не угадать, и лучше для всех будет, если такая опытная сотрудница, она подразумевала себя, сможет иметь приличный вид ежедневно путём переодевания, когда потребуется.

– Или вы хотите, чтобы я распугала всех ваших клиентов? – Грозно заявила бухгалтерша, сведя брови в одну сердитую линию. – Я могу! А вот уволить вы меня не сможете! Я вас по судам затаскаю!

Директор помялся и не стал возражать на приватизацию Петровой части шкафа.

«Себе дороже с ней связываться. Будет кляузничать. Слухи распускать чего доброго. Или что хуже всего в отчётах намудрит», думал он и не связывался с бухгалтершей.

В офис она приезжала раньше всех и уходила чуть раньше, чем остальные. Её рабочий график зависел от расписания пригородных электричек.

Чайник пыхнул последний раз и отключился. Зашуршал целлофан.

– Я вафли прикупила к чаю. Марфа, тебе какой заваривать?

– Всё равно.

– Ой, какая ты женщина равнодушная, Марфа Юрьевна! Вот заварю тебе с мятой, будешь знать!

– Заваривай с мятой! Буду знать!

– Завидую тебе, Марфа. Хоть и Ярославль, но всё-таки приятно. Когда бы ты туда выбралась? Никогда! А так и номер хороший, а гостиница тамошняя самая лучшая. Отвлечёшься от работы, от окружающих. Смена обстановки полезна для нервов. А то всё сидишь, планируешь. А кто сливки снимает? Вот то-то! Ты купальник взяла? Там бассейн бесплатный для проживающих. Я в проспекте посмотрела.

– Взяла. И купальник. И пару платьев на ужин в ресторане.

– А как твой к поездке отнёсся?

– Я сказала, что в командировку еду. Не стала рассказывать про тех заказчиков. Вдруг обидится. Игорь такой ранимый.

– Угу! Ранимый он! Ну ты скажешь! Марфа, протри глаза. Нельзя так к мужикам относиться!

– Как так?

– С большим обожанием. Вот как ты. Их надо держать в узде, а то мысли в головах появляются разные, неприятные. Имей в виду.

Аромат свежего чая напомнил Марфе, что сегодня торопясь она выскочила из дома практически не позавтракав. Она с удовольствием взяла чашку.

– Не моё, конечно, дело, но ты, Марфа, не права. Ты – москвичка. С квартирой в самом центре. С загородным домом.

В этом месте Марфа фыркнула. Чай распылился мельчайшими капельками, а вафельные крошки красивым веером вывалились на столешницу.

– Извини, – давясь от смеха она салфеткой быстро вытерла случившееся безобразие.

– А что смешного я сказала?

– Как что? Квартира не только моя, но и родителей. А то, что вы назвали загородным домом, просто покосившийся дом в деревне. Всего-то 18 квадратов.

Она так и сказала, 18 квадратов.

– Не прибедняйся! Сад у дома есть? Есть! Так что ты невеста богатая. Да и сама как женщина интересная. Будь повнимательнее. Люди всякие бывают. Некоторые только выгоду для себя ищут.

И они продолжили пить чай с вафельками.

Сотрудники собирались. Включались компьютеры. Перемещались деловые папки и отдельные бумаги. Звякали чайные ложечки. Шуршал целлофан, в который были упакованы вафли. Обычное четверговое деловое утро.

Марфа обрабатывала документацию и одновременно размышляла, когда же ей выдадут командировочные и билет. Поездку ей предложили как премирование за успешно выполненную работу. При этом работу Марфа сделала давно, но бывший заказчик неожиданно месяц назад объявился с предложением Марфу поощрить. Директор, конечно, не соглашался, но заказчики предложили распространить поощрение и на директора, предложили проехаться в Ярославль и ему, и даже с супругой. С этим Яков Семёнович спорить не стал. Заказчики оплачивали проезд, гостиницу и некую экскурсионную программу. Предполагалось выехать в четверг из Москвы и вернуться домой в воскресенье.

Ближе к обеду объявилась Софья, или Змеюка, так в коллективе называли за глаза заместительницу директора. Кличка присохла к ней совсем не из-за внешнего вида. Хотя женщина была худой, гибкой и чернявой. Плоское лицо смягчали и делали более привлекательным крупные губы и карие глаза с чуть скошенными вниз внешними уголками. Змеюкой Софья считалась только из-за пакостного характера.

– Кириллова, как хорошо, что я тебя застала! Форс-мажор. Поездка отменяется. У Якова Семёновича неожиданная деловая встреча. Наклёвывается очень выгодная для нас сделка. С твоим участием. Там какое-то креативное консультирование. Неплохо заработаешь. Тебе же денежки нужны?

–А кому не нужны? – Встряла Петрова.

–А насчет поездка договоримся, перенесём ближе к праздникам. Так даже интереснее. Позже директор тебя известит.

– Куда же с поездкой тянуть? Не успеем глазом моргнуть, как зима прикатит, – Марфа помолчала. – А что, клиенты и материалы предоставили по новому заказу?

– Ещё нет. Только переговоры идут. Но Яков Семёнович решил предоставить тебе отгул за интенсивную работу. Отгул у тебя на завтра и до понедельника.