Как сбылись мечты

Она писала: «Обнимаю тебя», а он отдавал ей свою нежность так, как он мог. Он пока не умел по-другому, но обещал учиться. Да, он знал, что ей нужны постоянно красивые слова и поступки, но он не всегда мог – так часто у него отбирали силы, а отдавала, дарила безвозмездно только она. Только она не обвиняла его в том, какой он, но всегда говорила правду, и он наконец понял, как много она сделала для него, вот так стремительно ворвавшись в его жизнь, поломав стереотипы, привычные рамки и представления о том, как должно быть, как он привык, чтобы было. И радовался тому, чему она его учила.

Он хотел ей дарить цветы, видеть, как она по-детски непосредственно распахивает глаза, увидев простые ромашки, за которыми он ездил на Разлив. Уже узнав вкус ее губ, не мог целовать другие, не мог забыть, как искрится в зеленой бездонной глубине страсть, при виде охапки алых роз.

Она заметила, что он волнуется, она волновалась сама – почему он не встретил, не обнял. Раскрыться сейчас – другого шанса не будет. Или будет? Будет. Надо открыть для него все двери – темные и светлые, он поймет, он родной. Он принимает ее такой, какая она есть. И в светлом – ее желания мира и добра, дарить радость, знания, нести свет, развеивать боль и муку, открывать чистоту, рассказывая о том, что боль преодолима, надо только идти. И в темном – желания быть страстной и необузданной, яркой, заводить без слов, одним взглядом, одним касанием и держать в напряжении, властвовать и тут же сдаваться ему, ему одному, тому, кто завоевал ее так легко и так сложно. Кричи для меня, смейся, делай все, что хочешь, – я хочу видеть твои эмоции. Да, возьми, пожалуйста, это все тебе. Только с тобой мне не страшно признаваться в своих желаниях, я знаю, ты все сделаешь, чтобы мне было хорошо, обнимаю тебя, как самое ценное, что есть, не отпуская ни на секунду.

Они стояли так целую минуту и смотрели друг на друга, ни говоря ни слова. Оля держалась за дверь, словно это была ее опора в ту минуту, но всем сердцем готова была шагнуть к нему. И он сделал то, что она так долго ждала. Сергей резко наклонился вперед, обнял Олю за талию, приподнял, крепко прижав к себе, и выдохнул в ее волосы: «Я люблю тебя».

В широкой полосе света в коридоре, улыбаясь им и своим воспоминаниям, стояла Олина мама.

– Оля, ты говорила, что танцуешь…

Оля обернулась – Сергей так неожиданно появился в их офисном кафе, обычно он обедал в других местах. Строго говоря, Ольга плохо знала, как он проводит свой обед, он часто выезжал в это время на встречи. Они уже виделись утром на совещании, но отчего-то сейчас его голос показался таким долгожданным и родным. Оля уже не удивлялась тому, что почти любые слова, произнесенные его приглушенным баритоном, заставляли ее внутренне дрожать. И хотя она научилась быстро собираться, реагировала не сразу. И когда она, обернувшись, привычно быстро посмотрела в его глаза, прежде чем ответить, увидела в них невысказанную просьбу-призыв – осмелишься на такой шаг. Вокруг сновали знакомые и незнакомые люди, и она, улыбнувшись только глазами, опустила ресницы в знак согласия. Сергей, вплотную приблизившись к стойке, рядом с которой устроилась Ольга, удивленно поднял брови, и подошел так близко, что закрыл ее от большинства сидящих в общем зале. Она успела прошептать «да», когда он быстро спросил:

– Когда?

Стало волнительно и очень легко – Оля давно не танцевала вообще ничего, казалось бы, нужно повторить движения и подобрать подходящую музыку. Подходящую к чему? К ее настроению? Если танцевать для него, то она была настроена на него всегда… Теперь Оля без смущения признавала это.

– Сегодня. Приезжай, – шепнула она и быстро отошла.

Сергей, почти не понимая, что только что произошло, удержался, чтобы не смотреть слишком долго ей вслед и попросил двойной эспрессо.

В дверь легко постучали.

– Войдите, не поднимая головы, ответил Сергей.

– Ты принимаешь всех? – Оля улыбалась.

– Тебя без очереди – ты знаешь это.

Он поднялся из-за стола ей навстречу. Оля почти подлетела к нему, обогнув массивный стол, взяла его руку и вложила в нее ключи.

– Приезжай сегодня.

Опустила глаза и почти выбежала из кабинета. Сергей от души улыбался и не торопился вернуться к работе. Только она могла вести себя одновременно как несмышленая девчушка и умудренная жизнью старица, совершенно не заботясь о том, как ее поведение влияет на мысли и поступки других по отношению к ней. Она стала свободнее – Сергей заметил это одним из первых, и когда он сказал об этом самой Ольге, то услышал, что она хотела именно этого. Он вспомнил, как она объявила этот период в своей жизни днями независимости. Тогда он удивился нехарактерной для нее взбалмошности, но по прошествии нескольких месяцев понял, что это было не обычным женским капризом, а некоторой новой ступенью к ее женскому самоопределению. И ему это не просто нравилось. Она стала проще, более открытой и в то же время уверенной и способной полностью опираться только на себя. Если раньше основной по отношению к ней была потребность заботиться, то сейчас он ощущал в себе растущие уважение и восхищение женственностью и желание быть согретым тем тихим светом, которым она по его ощущениям наполнялась. Металл ключей не холодил руку, приятная тяжесть напомнила о том, что она первая сделала этот важный для них обоих шаг – отдала ключи от своей квартиры.

Оля даже не паниковала – все пришло само. Она вспомнила, что всегда мечтала танцевать под чудесную песню Сары Брайтман и Фернандо Лима «Страсть». И время пришло. Танцевать для него – это новый шаг к счастью. Она верила, что музыка ей подскажет. «Самая лучшая музыка рождается между мужчиной и женщиной…»

Было непривычно открывать дверь ее квартиры и чувствовать себя при этом абсолютно естественно. Сергей удивлялся тому, как просто все происходило. Он уже однажды бывал здесь, но как гость, а сейчас смутное, но успокаивающее чувство дома приближалось к нему. В прихожей не было света, и он не найдя сразу включатель, двигался почти на ощупь. Где же она? И вдруг зазвучали первые знакомые аккорды.

В квартире не было темно – огни большого города щедро дарили свой свет тихим квартирам и их жильцам, когда те хотели, чтобы им ничто не мешало мечтать. Она стояла в этом свете спиной к нему. Зазвучал мягкий женский голос, и она начала двигаться. Она бы не осмелилась на прозрачное платье – он не ошибся, но вечерний город оставлял так мало свободы для его воображения – он видел каждый изгиб.

Она спала в соседней комнате. Теперь так близко. И это казалось еще более нереальным, чем когда их разделяло расстояние, потому что сейчас она была действительно рядом. Он лежал с открытыми глазами – приходили мысли, некоторые по-настоящему дерзкие оставались как нарочно, не давая уснуть. Слишком четко вспоминалось все его поступки. Неужели это делал он? Не позволявший себе ни на минуту расслабления? С ней он почти соскальзывал во что-то мягкое, незнакомое, но очень манящее и точно светлое. Но от этого еще более непривычное и непозволительное. Тогда было легче. А сегодня он мог видеть ее живую, настоящую. Теплую. При встрече он еле сдержал себя, позволив только скользнуть руками по плечам, помогая снять пальто. Ее губы. Он видел, как она ждала поцелуя. А он столько раз представлял, как именно будет ее целовать, чтобы она не забыла его прикосновения. Он прикрыл глаза.

Потом она не могла понять, как ей удалось уснуть с ним рядом. Почти рядом. Раньше километры, а сейчас тонкая стенка. И дело вовсе не в усталости, которая отключает все. Ей было спокойно. И безопасно. А она так научилась ценить чувство защищенности. Почти никакой информации, редкие факты, которые он не всегда легко открывал о себе – она их бережно хранила, и все равно – доверие. Она училась верить без условностей. И ждать.

Почти незаметная фигурка в одеяле. Она похудела с того времени, когда он видел ее. Все, что удивило его в ней в первый раз, осталось, но прибавилось и другое. И он совсем не мог однозначно сказать себе – что это. Если тогда ее образ казался простым и понятным сразу, то сегодня этого не случилось. Она стала намного спокойнее. Не отводила глаз, взгляд был внимательным, но мягким, в нем появились улыбка и нежность, принятие и радость. Он, наблюдая за ней, ни разу за вечер не увидел, чтобы хоть что-то ушло. И был этому рад. Складывалось ощущение, что ей настолько хорошо там, где она есть, что она получает удовольствие от происходящего с ней. Еще раньше она пыталась сказать ему, что ее жизнь изменилась, изменилась и она сама. Он не заинтересовался. Но видя ее такой, почувствовал легкое сожаление – они столько пропустили. И вспомнил ее слова – к некоторым вещам можно прийти только самим, без помощи. Было видно, что она шла. И ей это нравилось. Нравилось и ему.

Она повернулась на другой бок, и увидела его в дверях. Он просто стоял, а ей уже было так хорошо видеть его там, на пороге комнаты. Да, она сегодня держалась достойно. Образ наивной девочки, который смущал и обескураживал его раньше, остался позади – она сохранила из него непосредственность. А все остальное – она видела, что ему становилось интересно изучать ее – открывала и воспитывала в себе каждый день. Было нелегко, но того стоило. Внутренняя сила теперь вдохновляла ее.

– Не замерзла?

– Немного, согреваюсь.

Она чуть дольше задержала взгляд на его фигуре – даже не качнулся. Не подойдет. Так было бы слишком просто. А с ним просто не было. И это интриговало – он бросал перчатку, а она, подумав, иногда дольше, чем нужно, поднимала ее. Всегда. Раньше они часто не совпадали. Она долго думала, а он не надеялся, что она поймет. Она просила объяснить, но в душе боялась услышать правдивый ответ. Он видел это и отступал, потому что так было проще. Он сильно устал и еще меньше верил. Но в этот самый момент, когда она не отвела взгляд в полумраке спальной комнаты, он решился.

Только в его руках она чувствовала себя маленькой и хрупкой. Дыши. Он, одной рукой обняв ее за плечи, притянул ближе к себе. Одеяло явно мешало. Она легла в пижаме, которую привезла с собой – очень домашней, но тонкой и изящной. И в ней она была такой легкой и гладкой.

Как сладко и сонно. Хотелось свернуться клубочком или вытянуться. Она не знала, чего хотелось больше. И стало очень тепло, уютно и так трепетно, что она от удовольствия непроизвольно свернулась, а потом выгнулась. Все произошло быстро. И очень естественно.

Было настоящим искушением лежать с нею вот так, и не сделать того, о чем мечтал долгое время. Но то, как она прогнулась, спиной скользнув по его груди, не оставило шансов на обычную сдержанность. Чувствуя ее мягкость в своей руке, он забыл себя и развернул ее лицом к себе.

Здесь она тоже была маленькой, помещаясь в его ладони так, что он мог легко почувствовать ее всю, сжимая. Она задышала чаще и выгнулась ему навстречу, несмело, но с явным желанием скользнув по плечам и спине.

Обратной дороги не будет. Он так решил. И в этот же момент она поцеловала его в ключицу.

Она почувствовала его руку сначала на боку, потом на бедре. Ей была так приятна ее тяжесть. Он был почти в два раза больше нее, но она ни разу не испытала неловкости с ним. И сейчас, когда ей было так хорошо в этой теплой тесноте, она с радостью ощущала его руки на своем теле. Медленно подняла на него глаза. Он внимательно изучал ее лицо. В полумраке комнаты она видела, что он все же собранно следит за ее реакцией. Ей стало легче.

Когда ее маленькая ладонь коснулась его щеки, он едва не вздрогнул. Его так раньше не касалась женщина. Легко и нежно, успокаивая. Она была такой мягкой… Он вспомнил ее дерзкие сообщения, когда она неумело, но очень действенно писала о том, что чувствует к нему, и непроизвольно подумал о том, где еще она мягкая и теплая.

Она уже не боялась, что он исчезнет, давно не боялась. На самом деле в душе она всегда верила, что он не забывал ее. И сейчас ей хотелось даже не нежности, а нетерпения, которое было бы равным по силе ее внутренней потребности. И она, раскрыв бедра, положила одну ногу на его бедро, обняв его крепче, пряча голову под его подбородком.

Она сама сделала то, чего он давно хотел и ждал, и тело откликнулось сразу.

Она знала, что он почувствует, как становится влажной, и желала этого.

Он не хотел показаться грубым, но ничего не смог с собой поделать, когда правая рука непроизвольно легла на ее живот и скользнула глубже. Он чувствовал ее желание и был почти счастлив, что она не закрывалась от него и наконец-то не стеснялась своей реакции.

Она раньше не предполагала, что можно так быстро раздеваться и что потребность в том, чтобы мужчина видел тебя обнаженной, может быть такой сильной, что есть только желание, но нет стыда.

Щеки зарумянились – он видел и чувствовал, как она теплеет, и разогревался сам. И это не могло сравниться с тем, что он испытывал, просматривая ее фотографии снова и снова. Он просто не мог их удалить. Его влекло ее тело: свежей, настоящей, бескорыстной и щедрой она была везде, где он видел.

А он видел так много, и так мало. Он не отличал занятия сексом от занятий любовью, считая второе красивыми словами. Заботясь о взаимном удовольствии с партнершей, он не придавал значения тому, отвечает ли она его духовным потребностям. Приятно и не более. А ее тело обещало ему больше. И глядя на нее, он все чаще думал, хочет ли и может ли он взять то, что она ему предлагала. Если бы он хоть на минуту верил в осознанность ее попыток завлечь его телом, она бы давно побывала в его постели. Но он видел весь ее трепет и предвкушение, иногда отчаяние от того, что самые проверенные по словам других средства с ним не работают, и чувствовал неизвестное до этого желание, которое не хотелось удовлетворять сразу, а хотелось получить удовольствие уже от самого этого желания.

И сейчас от близости давно желанного тела или давно желанной женщины – он пока смутно беспокоился, что думает именно о женщине, а не только о ее теле – он плохо себя контролировал. Особенно сложно стало получаться тогда, когда она несмело, но очень ощутимо провела рукой от его талии вниз по бедру и неожиданно легла там, где он так часто в последние дни и особенно ночи представлял ее.

Она с радостью открывала для себя его возбуждение. Много раз представляя, какой он, пыталась понять, что она будет чувствовать при этом. Но в воображении не получалось. А сейчас она, глядя ему в глаза, рукой начала гладить и ласкать. И было что-то очень важное в том, как они касались друг друга там, не прерывая взгляда, стараясь услышать и получить отклик.

Он слишком хорошо чувствовал ее маленькую руку, чтобы делать вид, что с ним ничего не происходит. Она словно давно знала, как ему нравится, и делала так, как мало кому до нее удавалось и совсем не сразу. А сейчас он заводился от ее легких и уверенных касаний и поглаживаний словно не знал их раньше.

Она хотела гладить его всего и особенно там. Чередуя легкость и силу, сжимая и снова отпуская. Ощущения были очень новы и интересны. Она начала понимать, как много может дать ему. Сжав сильнее, она услышала, как его дыхание становилось частым и неглубоким, но он продолжал смотреть ей в глаза, и она сделала неожиданное для себя и особенно для него. Мягко освободившись из его рук, она уверенно подтолкнула его лечь на спину и на долгую минуту замерла над ним, опираясь на его плечи.

Она была прекрасна – обнаженная и открытая. Ночной свет стекал по ее телу и становился тенью во всех ложбинках. Он мечтал, чтобы она раскрылась для него там. Мечтал увидеть ее желание. И его собственное сейчас было настолько сильным, что он и не подумал возражать, когда она, круговыми движениями погладив его бедра, склонилась над ним, целуя его там, где он сейчас больше всего хотел ощущать ее губы и тепло дыхания.

Было сладко и непривычно, она чувствовала его дрожь, его жизненную силу – и возбуждалась сильнее. И в этом чувстве было не только телесное, она пружинилась изнутри, где потребность согревать его собой все возрастала – в пояснице рождались теплые волны.

Он видел ее сияющие глаза, волны русых волос, окутавших его ноги, изящный изгиб спины и все-все важные детали ее женственного тела, которые раньше хотел рассмотреть наяву, и запоминал ее такой – искренней и открытой, стремящейся радовать его и получающей радость от их близости. Она все делала так, будто целую жизнь ждала этого момента – его доверия и полной отдачи. Ее губы и руки создавали волшебный калейдоскоп из острых, тонких и очень теплых ощущений, которым он отдавался все больше. Желая дотронуться до нее, он с нежной страстью касался ее плеч, перебирал мягкие рассыпавшиеся пряди.

Она еще не могла знать, как продлить его удовольствие, но зная свое тело, инстинктивно понимала, что его может откликнуться так же, как и ее, и полностью отдалась новым чувствам и ощущениям. Было чудесно наблюдать за тем, как поднимались и дрожали его плечи, как руки сжимали ее сильнее – она с упоением принимала его силу и возвращала поцелуями и ласками. Не переставая касаться его, она скользнула по его груди своей и, наклонившись, почти лежа на нем, прошептала: «Хочу быть под тобой».

Ее губы там и вдруг совсем близко, негромкий шепот, нежная кожа и глубокие медленные касания в сочетании со смыслом слов, который все же дошел медленнее, чем он ожидал. А вот реакция на ее слова была естественной и быстрой.

Она едва успела вздохнуть. И вовремя – сейчас он был везде, его тело накрыло ее так стремительно, что она даже не успела понять, как оказалась на спине. И застонала в голос – так невыразимо приятно было чувствовать его. Раскрыть бедра, обнять его ногами – на все ушли считанные секунды, и они оба вздрогнули – таким сильным и взаимным было желание.

Она открывалась ему медленно и с удовольствием – это отражалось во всем ее теле, в робких, но ответных движениях навстречу ему, что побуждало его как можно дольше растягивать чувство ее наполнения и своего ощущения уюта и безусловного принятия ею.

Она не знала раньше, как много пространства внутри нее, как она ждала, чтобы его наполнили энергией. Как заиграла в ней жизнь, когда она ощутила его всего там, стремящегося к ней, как непроизвольно обняла его изнутри, и движения отозвались дрожью всего тела, какими крепкими и хрупкими нитями они связывали друг друга, когда он снова и снова пробуждал ее…

Она восхищала его своей реакцией. Страстная и женственная, с легким румянцем на щеках, она словно возвращала ему остроту и яркость действий. Все органы ожили, чтобы наполниться чувствами. Она с такой радостью отдавалась ему – где-то в глубине сознания успела промелькнуть мысль, что он теперь понимает, как по-настоящему отдается женщина и какие при этом чувства испытывают.

Она была такой щедрой, легко училась открываться, не думая, как сделать лучше, и от этого получалось чудесно – так, как он и не мог представить долгими ночами без сна, когда вставал, открывал ноутбук и доделывал проекты с ясной головой, с ее образом перед глазами. Он видел ее в сотнях поз в своем воображении. Фотографии, которые она все же начала присылать, нисколько не уменьшили его интереса. Наоборот. Ему постоянно хотелось видеть ее в движении, поэтому тех немногих фотографий, которые она присылала ему, хватало, чтобы зажечь его, но никак не удовлетворить. Неопытная, она умудрялась делать такие снимки, которые он не променял бы ни на какие профессиональные. Да, в первых фотографиях чувствовались робость и скованность, потом снимки стали более смелыми, девушка на них начала интриговать и завлекать. Даже полностью обнаженная, она была словно в невидимой глазу светлой накидке, которая возбуждала сильнее наготы. Потом она училась позировать. Она не умела, как профессиональные модели специально построить свое тело перед камерой, но каждая клеточка ее дышала теплом и естественностью. И ей удавалось это передавать ему. Особое удовольствие он испытал, когда она призналась, какие изменения происходят в ней, когда она фотографирует себя для него. Он понимал, что он единственный, кому она сказала об этом. И эта атмосфера особой доверительности, скромности и открывающейся свободы женщины будоражила его настолько, что до рассвета он мог работать без единого намека на сон, прерываясь лишь на то, чтобы снова и снова увидеть приятный образ.

А сейчас теплая и такая близкая она лежала под ним, не сдерживая тихих стонов – почти криков и учащенного дыхания, и обнимала его ногами, как когда-то обещала в сообщениях. Чувствуя ее так глубоко, он вспомнил, как тогда, перед, обедом, прочитав ее короткое «хочу обнять тебя ногами», едва не выронил телефон. А потом весь день не мог сосредоточиться, потому что мозг с радостью начинал рисовать картины того, как именно и при каких обстоятельствах она сможет это сделать.

Коллеги теряли его в такие моменты. Нет, он как обычно, руководил выполнением рабочих задач, но в прямом смысле был потерян для общества. Стал больше читать и в офисе, и дома, и даже в машине. Причем не всегда то, за чем раньше признавал право называться литературой. Он хотел понять, почему ему не хотелось переставать думать о ней. День за днем он видел и чувствовал ее духовный и личностный рост. В ее словах было все больше женской мудрости и умиротворения. Всякий раз, когда она что-то присылала ему, он видел, как она все ближе приходит к счастью. Иногда она просила ответить – не писала прямо, но так подбирала слова, что он восхищался ее умением выстраивать мостики к нему. Но это было редко. Чаще она писала о том, как открывает мир. Он все читал. Испытывая разные чувства – от радости и восхищения до недоумения и раздражения, всякий раз удивлялся тому, что она не оставляет его равнодушным. Через слова она заряжала его энергией жизни, которая была так нужна сейчас.

Он хорошо помнил, как много отдал ей тогда, вначале, почти насильно, чувствуя ее потребность в ласке, одобрении и нежности. Он откликнулся, желая помочь. И она стала забирать, не отдавая. А он уже не мог постоянно выражать ей свою готовность к сближению, потому что становилось все сложнее поддерживать себя внутри. И он отдалялся, растворяясь в работе, делах, другом разном общении… Получилось. Но стало уже не то, не было тех ярких моментов, в которых он с женщиной чувствовал себя живым и сильным.

Вспомнив все сложные моменты, которые они оба для себя придумали и через них же прошли, как же искренне он радовался ей сейчас! Он буквально физически чувствовал ее безусловную отдачу, от нее исходили волны, в которых ему было уютно и хотелось остаться в этом волшебном состоянии как можно дольше, и возвращать ей ту силу, которую она давала ему безопасностью, заботой, стремлением баловать и нежить.

Оказывается, это счастье – дарить такую радость мужчине, который дорог тебе. Дорог настолько, что все происходящее с ними сейчас запомнится как важный этап на пути к тому, чтобы быть вместе. И близость становится важной и желанной, и хочется, чтобы любимый видел радость, которую приносит близость. Ведь так важно понимать, что ему хорошо с тобой, что твои чувства помогают ему представлять себя важным и значимым, сохраняют желание оберегать и заботиться, помогать и быть рядом.

Когда мужчина раскрывается так в заботе о любимой женщине, искренней и безусловной, он открывается для благ этого мира. Безусловное принятие женщиной своего мужчины наполняет его уверенностью в себе, сосредоточенностью и способностью решать масштабные задачи, мыслить нестандартно и творчески, организовывать себя и людей вокруг.

Любящая женщина создает атмосферу тепла и света своему мужчине, в ней он может спокойно расслабиться и созидать. Стать такой женщиной для мужчины можно, лишь полюбив себя, осознав свою роль хранительницы тепла и света. Это великое благо – принять эти дары, нести их и делиться с близкими и теми, кто в них нуждается. А для этого нужно чувствовать себя достойной их, не отрицать свою маленькую, но важную роль в создании доброго мира. Теплое и светлое начало есть в каждой из нас. Оно нам дано, чтобы служить добру.

И как поется в одной известной песне, «спасибо за то, что средь боли и зла наш тесный мирок ты сберегла».

Он уснул, а она лежала, уткнувшись в его плечо. Так невыразимо приятно было ощущать его рядом, его запах и тепло. Она впервые поняла сейчас, как важно было прийти к нему именно готовой, а не тогда, когда ими обоими двигала неосознаваемая потребность делать друг другу приятное, потому что понравились с первого взгляда и слова.

Она была рада, что этого не произошло тогда, когда внутренне была ранена и нуждалась в ласке и заботе. Как замерзший цветок, в тепле она распускалась и таяла, принимая его ухаживания. Он был тогда щедр, память открывала яркие подробности. И в этом состоянии он нравился себе и ей, потому что ему тогда тоже казалось, что увлечен и почти счастлив. Со стыдом она признавалась, что совсем потерялась в его опеке и незаметно начала требовать больше. А он, не видя ее отклика, открытости, стал угасать.