Надлежащий подход

– А-ра-н-т.

– Арант, – откликнулся я эхом.

– А-се-не-вич.

– Асеневич. Арант Асеневич, – я повторил несколько раз, добиваясь чистого звучания, и, в конце концов, главный довольно кивнул.

– Арант Асеневич, – он приложил ладонь к своей груди и с вопросом в глазах протянул руку ко мне.

Я быстро шагнул назад, чтобы он не дотянулся, и с невозмутимым видом согнулся в поклоне. Назваться Лу Тан? Нет, забуду и не отреагирую. Лучше пусть будет мой корейский псевдоним из айдоловского прошлого. Для незнающих непонятно, женский он или мужской.

– Лим Тэхон.

Арант – вот уж странное имя для русского человека, даже альтернативного – опустил руку, спокойно приняв нежелание прикосновений, и повторил. Я из вредности твердил имя до тех пор, пока не добился правильного звучания.

– Вот и познакомились, – подытожил Арант наконец.

Ветер с каждой минутой дул сильнее, и в мокром ханьфу становилось всё холоднее. Я поплотнее завернулся в одеяло, покрепче ухватил чемодан, и люди засуетились.

Меня подвели к повозке. На козлах скучал двухметровый седой мужик с лохматой бородой. Он притопывал потрепанными сапогами и кутался в выцветшую, явно самодельную куртку. Повозка же была элементарная: деревянная, сколоченная из кое-как обтесанных досок, накрытая куском тяжелой, явно натуральной ткани. Свет сочился сквозь неё, позволяя рассмотреть структуру чуть ли не до ниток. Внутри повозки даже скамеек не стояло, только узлы.

Мне вручили хлопчатобумажное полотенце вместо промокшего одеяла. Женщины хотели помочь, но я бескомпромиссно показал им на выход и, старательно опустив за ними ткань, открыл чемодан. В предложенной одежде я бы утонул, да и грубый материал не вдохновлял. Так что не оставалось ничего другого, как воспользоваться прихваченными костюмами. Сумерек, которые воцарились в повозке, хватило, чтобы не запутаться и всё рассмотреть.

Косплееры были отбитыми, но за въедливость и дотошность я их зауважал. Комплекты не просто соответствовали своей эпохе – их довели до ума. Широкие упругие резинки, пуговицы, липучки и даже парочка скрытых карманов на молнии сделали нижнюю одежду практичной и надежной. Чемодан и полиэтиленовые пакеты не подвели – вода внутрь не просочилась. Спортивный топик Регины с псевдогрудью я снял даже с сожалением. Это убогое старье хоть и вызывало рвотные позывы, зато замечательно имитировало крепкую единичку и полностью прикрывало мою татуировку – красивого черного дракона над сердцем. Дракона я нежно любил. Он символизировал мою свободу, освобождение от актерской карьеры и торжество разума над маминым «хочу». Здесь же он мог лишить меня головы. Но, как бы я ни хотел оставить бра, делать было нечего. Влага быстро просочилась бы сквозь ткань и вызвала ненужные вопросы.

Пока я вытирал торс, пугливо косясь на едва прикрытый выход, женщины топтались у повозки и переговаривались.

– Бедненькая. Такое испытание. Видела, как она от Ильи шарахнулась? – раздался низкий грудной голос. – Видать, долго она с ними плавала.

– Жаль, что эти сволочи так легко отделались, – поддакнула другая. – Надо было им сначала всё отрезать. У неё же еще ничего не выросло толком, как они могли?

– Одно слово – хаоситы. Ничего святого нет.

На пару секунд воцарилась тишина.

– Годана, а Годана, – позвала первая.

– Чего?

– Как думаешь, что с ней будет?

– А что и со всеми нами. Осмотрят, а там подумают. Может, в Кром Порядка на обучение отправят.

– А если не подойдет? Вон она мелкая какая. Даже когда подрастет, ни стати, ни силы в ней не будет. Куда ей Равновесие держать?

– Зденька, ну что ты распереживалась? Замуж тогда выдадут! И тебе, видать, замуж пора и рожать, раз так о детях заботишься!

Я быстро нырнул в первую подходящую по размеру сорочку, надел панталоны и задумался. Осмотр – это было плохо. Это было совсем нехорошо, учитывая, что у меня на груди красовался дракон. Но! Меня приняли за молодую девушку, пережившую насилие. Это было немного оскорбительно, но зато все проявили удивительную деликатность и под одежду не полезли. Спасибо вам, азиатские гены, за медленно стареющую кожу и субтильность.

Чтобы замаскировать отсутствие топа, я взял платье с просторным пышным верхом, украшенным оборками, и подчеркнутой широким поясом талией. Оно было коротковато, в поясе пришлось сделать дополнительную дырочку. Но зато маленькая грудь среди оборок наверняка бы потерялась. Свою родную обувь я пока решил поберечь. Мне предложили не сапоги, а переплетение ремешков на мягкой кожаной подошве, пятка которой поднималась до самой лодыжки. Всё это надевалось поверх портянок. Гениальная в своей простоте и универсальности конструкция.

Пока я наматывал ремешки на портянки, у повозки зашуршала галька.

– Где Тэхон? – прозвучал узнаваемый баритон Аранта.

– Переодевается, – ответили Зденька и Годана.

– Почему не остались?

– Она сама нас выставила.

– Вы её не осмотрели? Вдруг она тоже хаоситка?

Арант шагнул к повозке, но женщины были начеку.

– Потом осмотрим, никуда она от нас не денется! А вы, Арант Асеневич, к девочке не суйтесь. И ежу понятно, что ей от хаоситов досталось. Вас ей только не хватало.

– Да я вовсе ничего такого не хотел, – забубнил мужчина смущенно. – Я тут шкатулку нашел, наверное, её.

– Знаем мы, как вы не хотите! – рассмеялась Зденка. – Не пугайте девочку, она еще маленькая для вас.

– Да? – удивился Арант. – А мне показалось иначе. Голос у неё уже взрослый. Мягкий такой, нежный.

– Лицо непривычное. Мы тоже обманулись. А пока одеяло у неё забирали, рассмотрели. У неё всё только расти начало. Девочка она еще. Поздний цветок. Так иногда бывает.

– А-а, – протянул мужчина.

Мокрое ханьфу я аккуратно сложил в отдельный пакет. Боковой карман, в который нацелился этот пакет, внезапно явил початый тюбик зубной пасты, кусок клубничного мыла, коротенькую зубную щеточку, какие обычно выдавали в поездах, большую, почти полную мягкую упаковку недорогого шампуня, черный обломанный карандаш для глаз и складную пластиковую расческу с зеркальцем. Я вспомнил, что Регина несколько месяцев назад ездила в отпуск куда-то в Алтайские горы. Очевидно, по приезде она забыла выложить вещи, а чемодан для ханьфу собирала в спешке. И точно. В другом боковом кармане нашлись женские трусы и теплые носки. Носков почему-то было пять: одна нормальная белая пара, еще пара черных, но с дыркой на одной пятке, и один целый черный. Носки были грязными, однако запах уже выветрился.

Дома бы я, избалованный профессиональными шампунями, разными гелями, ополаскивателями и электрической зубной щеткой, на такое и не посмотрел бы. При виде трусов меня вообще передернуло бы. Но внутри запряженной конями повозки на колесах без рессор яркие упаковки и крохотный бесшовный кусок эластичной ткани выглядели совсем иначе.

Я не любил технический прогресс с его загаженными водами, вонючими автомобилями и бесконечным городским шумом, но вот приложения в виде продуктового разнообразия, коммунальных служб и адекватной медицины – очень. А с этим в почти насквозь натуральном средневековье было туго. Разбрасываться прихваченными из цивилизации вещами не следовало.

– Ничего, ничего, – пробормотал я, запихивая зубную щетку и косметику в отдельный карман. – Может, всё не так страшно. Может, тут есть магия. Волшебные пилюли всякие…

Успокаивающая мантра подействовала. Я задвинул чемодан в угол, убедился, что сборки-оборки на груди достаточно пышные, и выглянул наружу. Серое небо совсем расстроилось, начал накрапывать мелкий дождь, больше напоминающий морось. Волны на море усилились, поднялись выше, яростнее слизывая с берегов обломки и вещи. Богатыри сновали по берегу, стаскивая остатки корабля в одну кучу. Кто-то облил их жидкостью из фляжки и поджег. Кони всхрапнули, уловив запах дыма.

– Тэхон, – позвал Арант.

Я перевел взгляд с разгоревшегося костра на него и недоверчиво уставился на поданную руку. Лапища была огромной, мощной и мозолистой, с неровно обрезанными ногтями. На первый взгляд, да и на второй тоже, ладонь была чистая. Но я помнил, что грязь существует не только видимая.

– Вам так охота её пощупать, Арант Асеневич? – ехидно спросила Зденька. – Поздний цветок дольше цветет?

– Я просто хочу помочь ей спуститься, – процедил тот, не прекращая улыбаться мне.

– Зачем? Мы же вот-вот поедем. Или хотите показать красоты моря? Так она уже насмотрелась! – продолжала женщина.

Арант закатил глаза и опустил руку, поняв, что ответа от меня не будет.

– Язва ты, Зденька. Никакого почтения к мудрецу Порядка.

– Пф! Мудрец! Как будто мы не знаем, сколько раз вы испытания заваливали! – фыркнула женщина и перебросила на спину толстую русую косу.

Арант засунул руку за пазуху и выудил оттуда шкатулку.

– Тэхон, твоё?

Неудивительно, что он подумал обо мне. На крышке небольшой деревянной шкатулки был искусно вырезан китайский дракон, почти такой же, как на ханьфу. Бесполезная вещь без ключа. Разве что если взломать какой-нибудь шпилькой. Я сделал вид, что обрадовался, и с благодарным поклоном прижал её к животу. В шкатулке зашуршало и звякнуло. Судя по звуку, в ней лежало что-то металлическое. Украшения?

Я не успел оглянуться, как оказался в дальнем углу повозки, на своём чемодане, а вокруг на узлах уселись люди, переговариваясь и смеясь.

– Куда теперь, мудрец? – уважительно спросил извозчик, запрыгнув на козлы.

– В трактир. Желательно в такой, где помыться можно, – ответил Арант. – Погода снова портится. У тебя есть дождевик?

– Конечно, есть, – степенно ответил мужик и, перегнувшись через бортик, развязал ближайший узел. В нем оказался плащ из такой же грубой ткани, какой была покрыта повозка. – Садитесь, тут недолго.

Мудрец забрался в повозку последним, устроился у выхода, рядом с извозчиком, нашел взглядом меня и подмигнул с улыбкой. Я молча засунул руки в рукава и уставился перед собой.

– Но! – крикнул извозчик.

Кони тронулись с места, мягко зашуршали под колесами земля и камни, повозка закачалась.

Через пару минут я понял, что рессоры с амортизаторами стоило бы занести в список великих изобретений человечества.

Минут через двадцать я был готов убить всё живое.

Когда повозка наконец остановилась, моё тело болело, словно после драки. Лучше бы я пешком пошел, честное слово.

Трактир для своей эпохи выглядел достаточно прилично. Ничего стеклянного не было, только глиняные кувшины. В окна были вставлены тонкие мутные пластины – видимо, слюда. Когда Арант пожелал помыться, ему сказали, что баня давно готова, а услышав вопрос, где здесь можно ответить на зов природы, послали на задний двор. То есть ни горячей воды, подогретой хотя бы волшебным артефактом, ни канализации для отхожего места не предусматривалось. Даже банального умывальника из продырявленной чашки со стержнем, который висел во дворе у моей русской бабушки, не было.

Я прекрасно знал, что в России и в двадцать первом веке были целые деревни с удобствами во дворе. Да и в трактире всё должно быть прочным и дешевым, но… В общем, мне стало ясно, что если в этом мире и была какая-то бытовая магия, то для особо избранных. Да еще и чудные грязные полы, присыпанные соломой, кое-как протертые столы… Кроме мудреца никто не изъявил желания освежиться. Черт возьми, они даже руки не помыли. Когда же мы все уселись за общий стол и нам принесли еду, тревожный звоночек превратился в полноценный набат.

На столе не нашлось ни соли, ни перца, ни бумажных салфеток. Не дали вилок, только простые деревянные ложки. А потом к огромному блюду жареных морепродуктов вынесли нарезанную буханку хлеба и не поставили отдельных тарелок.

– А дичи или птицы какой у вас нет? – спросила Зденька.

– Пока нет! Хозяин седмицу назад в лесу заблудился и вышел, когда пообещал устроить морскую неделю – чтоб ни птиц, ни дичи не бить. Вот и готовим пока только гадов да рыбу, – сказала подавальщица, крепкая, симпатичная и такая же огромная, как и все в этом мире. – И еще я у вас попросить хотела… – тот самый мужчина, который первым нашел меня, кивнул, и женщина заискивающе продолжила: – Тишка, братец мой, третий день в бреду лежит, животом мается. Вылечите его, служители Равновесия, а? Денег нет, но я вам пиво и копченую лопатку принесу. Из своих запасов!

Ага, значит, меня взяли служители какого-то весьма уважаемого культа. Священнослужители? Не лекари же тут разгуливают с ружьями?

– Животом мается и бредит? – переспросил курчавый и огладил бородку. – Хорошо, что нам сказали. Это лечится простым наговором на узел пояса. Пообедаем, а потом я его вылечу.

Ответ мне понравился. Значит, магия в этом мире все-таки существует, просто не артефакты и не волшебные палочки, а заговоры и личная сила.

– Благодарствую! – обрадовалась подавальщица и поставила перед нами большой горшок картошки.

Пахло одуряюще. Но! Горшок был один на всех. Один. На всех. И никаких отдельных тарелок нам всё еще так и не подали.

– Не стесняйся, деточка! – прогудела над головой Зденька и, положив на хлеб рыбу, вручила его мне. – Кушай.

Я вцепился в бутерброд, как утопающий, глядя на горшок с картошкой во все глаза. Служители Равновесия схватили ложки.

«Они не могут этого сделать!» – в каком-то предобморочном состоянии ахнул внутренний голос.

Ложки дружно опустились в горшок и выловили по куску. Десяток ртов облизнул их, оставив на каждой по миллиарду микробов, вирусов и бактерий. На лицах мужчин и женщин разлилось удовольствие.

Эти люди могли, умели и практиковали.

– Хорошо горяченького с холода покушать! – крякнула Годана.

И ложки – облизанные, обсосанные, со всех сторон обслюнявленные – вновь нырнули в ни в чем не повинную картошку. И еще раз. И еще. В горшке расцвела самая настоящая микробиологическая оргия. Но ложки не останавливались.

Я молча смотрел на эту отъявленную вакханалию антисанитарии и понимал: это полный финиш. Абзац. Катастрофа! Аборигены, видимо, обладали убойным иммунитетом. Мой же такого артобстрела не вынес бы никогда в жизни! Я опустил взгляд на свою еду. Вроде как ржаной хлеб тоже не порадовал. Он имел странный неприятный запах, почти неуловимый из-за рыбы. Первый же кусок я аккуратно сплюнул – очень уж не понравился горьковатый привкус. Конечно, это могла быть какая-то специя или добавка, но в памяти всплыли истории о роли спорыньи в эпоху охоты на ведьм. Осмотр надкушенного куска выявил крупные черные то ли споры, то ли крошки. Я вспомнил, как люди умирали от поноса, сопоставил с рассказом подавальщицы о Тише – и внутренний учитель ОБЖ тут же грозно потребовал не брать в рот подозрительную еду. Конечно, это могла быть и не спорынья, вон, с каким аппетитом аборигены уминали хлеб – только за ушами трещало. Но, может, они эту добавку переваривать научились? Я съел с бутерброда рыбу, придирчиво осмотрев её, и взял осьминожьи щупальца. Все вокруг хохотали и жевали. На меня никто не обращал внимания.

И всё бы прошло хорошо, но тут вернулся посвежевший и чистый Арант. Он сел напротив, взял ложку, соорудил бутерброд и подмигнул мне.

– А что это Тэхон одну рыбу ест? – заботливо спросил он.

Ложка мужчины нырнула в оскверненный горшок, где наверняка уже родилась неизвестная науке болезнь, и исходящая паром отрава нацелилась мне в рот.

– Попробуй! – улыбка у мудреца Порядка была добрая-предобрая. – Вкусно! Ам-ам!

Только многолетняя актерская практика помогла удержать лицо. Я вспомнил, что являюсь не просто спасенной пленницей, но еще и знатной особой. Поэтому вместо послушного «ам» облил чужую ложку презрением, высокомерно выгнул бровь и демонстративно откусил кальмара, держа хлеб у подбородка на манер тарелки.

Арант нахмурился и ткнул ложкой настойчивее.

– Тэхон, еда!

Я тоже нахмурился. Абориген не успокаивался и медленно, но верно начинал бесить. Да еще остальные прервали трапезу и с увлечением наблюдали за нашим поединком. В конце концов мне надоело отворачиваться от ложки, и я тоже сунул этому мудрецу щупальце.

Арант машинально откусил, и я с самым высокомерным видом переложил еду ему на ложку, а сам взял с блюда нетронутое. На лице аборигенов медленно проступило осознание. Ложка с отравой тихо опустилась.

– Ладно, я понял, что ты из общего горшка не ешь, – проворчал мудрец и подал мне кусок хлеба. – Хлеб! Хлеб! Видишь, отдельный кусок? – и расстроился, когда я отверг и его. – Ну а теперь-то что не так?

Я молча поднес хлеб к слюдяному окну, раскрошил в пальцах мякиш. Холодный рассеянный свет четко выделил на белой коже мелкие черные вкрапления. Арант и Годана секунду пялились на них, а потом их куски опустились на стол. Служители Равновесия посерьезнели и переглянулись с таким видом, что мне стало ясно: подобная специя в рецепте не предусматривалась.

– Подавальщица сказала, что её брат третий день животом мается и в бреду лежит, – пролепетала Зденька, бледнея. Из её руки выпал крохотный огрызок – она доедала второй кусок.

– Порча. То-то рыбу всем подают – чтоб не учуяли! – прошипел мудрец, зверея, и гаркнул на весь трактир: – Всем отложить хлеб и выплюнуть еду! Хозяин, а ну-ка поди сюда!

Я даже обрадовался. Служители сопоставляли плохую еду с болезнями, знали, что и отчего бывает, и умели оказывать первую немагическую помощь. Это означало, что в их организации существовала определенная школа.

Еще они явно обладали авторитетом и правомочиями. Те, кто наелся дрянного хлеба, моментально побежали на задний двор. Перепуганного трактирщика допросили и выяснили, что испорченную муку он купил по ошибке, а пустил на хлеб из-за жадности – не пропадать же добру! Мужика пинками выгнали на улицу, привязали к первому попавшемуся бревну и объявили губителем душ и хулителем Равновесия. Затем Арант вручил кнут Годане, разорвал на спине преступника рубаху… И дальше я ни смотреть, ни слушать не стал – зашел обратно в трактир. Служители Равновесия собирались колдовать над отравленными. Определенно, мне больше понравится смотреть на магию, а не на наказание.

Глава 3

Я привык представлять магию чем-то зрелищным, с потоками света, искр и прочими спецэффектами. Мгновенный результат подразумевался априори. Но служители Равновесия просто завязали пару узлов на красных нитках, нашептали на них какую-то абракадабру и раздали всем желающим со словами: «Если кому будет плохо, три дня пить отвар из таких-то трав». Названия трав мне ни о чем не сказали. На этом магические действия закончились. Народ был в восторге и с благодарностями повязал нитки на запястья. Я же однозначно ожидал не этого. Наверное, век кинематографа меня развратил…

Трактирщика до смерти не забили – заступилась наша подавальщица, которая оказалась его женой. Впрочем, заголосила она не сразу. Судя по довольной улыбке, которую женщина безуспешно пыталась спрятать, трактирщик был не только жадиной, но и не самым лучшим мужем.

Едва его унесли, как на нашем столе моментально появилось пиво и свежайший пшеничный хлеб. Подавальщица поклялась, что безопасный. Спрашивается, насколько? Впрочем… Я посмотрел, как она с сияющей улыбкой летала по трактиру, и понял, что хозяйка подала нам отраву и рассказала о больном брате как раз с расчетом на то, что всё раскроется. Что тут сказать? Женщина виртуозно провернула интригу. Правда, непонятно, чем бы всё кончилось без меня, ведь без моей подсказки служители Равновесия вообще не обратили бы внимания на еду.

Я быстро наделал себе бутербродов с мидиями и рыбой, придвинул поближе кружку и блаженно вздохнул. Пиво оказалось мягким, вкусным, хлеб таял во рту – то, что надо измученному попаданцу. Служители попытались отобрать пиво: мол, девушкам такое нельзя, но я молча надавал всем по рукам.

– Отстаньте, – не выдержала Зденька. – Заслужила.

Остальные согласились, что если бы не моя брезгливость, то порченый хлеб никто бы не заметил. Пиво осталось у меня. Арант с Годаной вернулись за стол последними и со вздохом сели.

– Вызнали, откуда он порченую муку взял? – спросил курчавый.

– Купил в Холмогорье, – ответил мудрец и, придвинув к себе кружку, устало потер лицо. – Хорошо, что тамошняя дружина уже два дня как разобралась с этим.

– А, да. Ты же только оттуда. Повезло.

– Вот уж точно.

Взгляд Аранта уперся в меня. Я сидел с невозмутимым видом сфинкса и допивал пиво.

– А ты, значит, грамотная, да? Знаешь, что людей портит. Почему же сразу не указала на хлеб? Ведь если б я не спросил, то ты бы промолчала, – пробормотал он и понимающе усмехнулся. – Сбежать хотела небось? Но почему тогда показала хлеб? Не понимаешь, да? Может, ты тоже из хулителей…

Зденька сунула кулак ему под нос.

– Скажи «благодарю» и успокойся, мудрец ты наш хитровывернутый. Такие знатные девочки у хаоситов только для выкупа да продажи бывают.

Вид у богатырши сделался ну очень убедительный, а Арант, похоже, уже слишком устал, поэтому только криво улыбнулся.

– Я всех женщин в одних покоях поселил. Как будете готовиться ко сну, аккуратно осмотрите её.

Я одним глотком допил пиво и уставился в окно. Легкий хмель из головы тут же вымело напрочь.

Мне повезло уродиться узкоплечим и вытянутым. Длинные руки, длинные ноги, высокий рост и светлая кожа достались мне от русской родни. Кадык у меня толком не развился, даровав тот самый уникальный контртенор. Спортом я никогда не увлекался и большую часть жизни был малоежкой, так что сохранил юношескую тонкость, которая позволила мне прикинуться девушкой. Но при осмотре-то всё сразу станет ясно! Так… Отбиваться? Прикинуться жертвой насилия? Так вроде женщины смотреть будут. Раздеться до нижнего белья, а там уже устраивать истерики? Но если панталоны были на мне, то спасительное бра лежало мокрым в чемодане. Голова загудела в попытке придумать хоть что-то. Как назло, ничего путного в неё не лезло.

«Собственно, чего я парюсь? Могу же просто лечь в нижних одеждах! Они достаточно просторные, а сплю все равно на животе», – подумалось мне.

Правда, меня могли осмотреть во сне…

– Хорошо, – кивнула Годана Аранту. – Как уснет, мы поглядим.

Я тоскливо вздохнул. Надеть псевдогрудь нужно было до сна. И срочно высушить. Я перевел взгляд на мутную слюдяную пластину, которая заменяла оконное стекло, побарабанил пальцами по столу и вспомнил, что мокрым лежало не только бра.

– Что такое? – спросила Зденька, когда я потеребил её за рукав.

Я с серьезным лицом показал на одежду:

– Ханьфу, – повел руками, изображая стирку, и добавил по-корейски: – Стирать, – помахал, словно перекидывая наволочку через веревку. – Сушить.

Та похлопала глазами на эту пантомиму.

– Чего? А! У тебя же одежонка мокрая!

Я чуть не закивал, ладно, вовремя спохватился.

Зденька не подвела. В считанные минуты она напрягла трактирщицу, та позвала какую-то девчонку и меня проводили в женскую комнату. Помещение не вдохновило: грязные полы, кое-как сколоченные кровати, на досках тонкие, набитые какой-то подозрительной трухой матрацы, больше напоминающие мешки. Я украдкой пощупал такую «постельку» и понял, что в жизни не усну на этом прокрустовом ложе. Один плюс: я сразу засеку, когда ко мне полезут с осмотром. Но бра высушить всё равно было нужно. А для этого следовало незаметно вытащить из него резиновые мячики. В принципе, это было достаточно просто – Регина вложила половинки в тканевые мешочки, чтобы грубая резина не раздражала кожу, пришивать непосредственно к топику не стала. Всего-то и требовалось отвлечь провожатых. А что отвлекает женщин лучше интересных шмоток?

Я открыл чемодан и выложил пакеты с остальной одеждой прямо перед любопытными носами. Яркий полиэтилен завлекательно зашуршал. В слабом рассеянном свете блеснули стразы. Глаза у спутниц моментально загорелись.

Зденька потянулась к ближайшему пакету с жалобным вопросом:

– Можно?

Я взял её за руки, оценил их чистоту, а потом с понимающей усмешкой вывалил прихваченное из цивилизации добро – и женщины пропали. Они охали и вздыхали, самыми кончиками пальцев касаясь тонкой верхней одежды, восторгались яркими красками, камнями, бисером, нитяным кружевом, дешевыми стразами. Их восхитили и резинки на штанах, и крой, и даже ровная машинная строчка, а липучки с молниями и вовсе заняли их минут на десять. Разные размеры в глаза им не бросились – халаты были довольно универсальными. Женщины вертели одежду и так и эдак. Я успел бы не только вытащить и перепрятать половинки мяча, но и изобрести вакцину от бешенства.

– Как это? – удивились они при виде труселей Регины. – Это что, это так и ткали?

Что материал тянется, мои провожатые не поняли.

– Стирай осторожно! Прополощи в холодной воде от соли – и всё! И только попробуй что-то испортить – голову сниму! – грозно велела Зденька подавальщице. Та понятливо закивала.