скачать книгу бесплатно
Мама у меня – женщина уникального воспитания. В семь лет она должна была уметь так аккуратно полоть огород и ухаживать за курами, как ее старшая шестнадцатилетняя сестра. А вечерами и в выходные помогала отцу сметывать слои ватников и отпаривать готовые кители – военную форму заказчиков.
Дед брал подработку домой, так что мама с самого детства не только научилась шить фартуки, юбки, платья и постельное белье, чинить, штопать и латать одежду, но и работала подмастерьем у своего отца.
…Не одна лишь мама перенимала семейное мастерство. Вместе с ней к делу приобщалась и Гутя – таким необычным сокращением звалась в семье сноха и моя тетя Августа Афанасьевна.
По стечению обстоятельств дядя Сергей выбрал в жены именно швею. Сейчас, в свои восемьдесят пять, Августа Афанасьевна на удивление ярко помнит, как Иван Егорович работал раскройщиком в мастерских и как шил дома костюмы.
Что касается моих родителей, они познакомились еще в детстве: были одноклассниками в самой прогрессивной школе города – школе № 3. Я тоже ее окончила.
После выпускного они разъехались учиться: папа – в Казань, в строительный вуз, на дорожника, мама – в Москву, на модельера-конструктора. На это ее подвигла лучшая школьная подруга Надя, которая тоже мечтала стать дизайнером одежды и создавать для советских женщин модные и красивые наряды.
Печально это или нет, но ни мама, ни ее подруга в московский вуз не поступили. Мама вернулась в Можгу, а Надя поехала в Ижевск, столицу Удмуртии, жить и работать на Ижевской трикотажной фабрике, а заодно и готовиться к новому поступлению в будущем году.
Но и на следующий год удача снова была не на их стороне. Тогда и мама осталась жить в Ижевске и тоже стала швеей на фабрике. А к высшему образованию девчонки пошли другим путем, через средне-специальное – поступили в Ивантеевский механико-технологический техникум. Техник-технолог трикотажного производства – не дизайнер-модельер, но и не рядовой рабочий.
Подруги – это сила! Сила, движущая нас в наше будущее.
…Я появилась на свет, когда папа еще учился. Тогда всем семейным студентам по окончании вуза при распределении на работу выделяли квартиры. Вот они с мамой и подсуетились с этим делом. Им дали комнату в холодном бараке, а папе еще и предоставили отсрочку от армии как молодому отцу и нужному специалисту.
Мама до сих пор помнит, как зимой в этом их первом семейном жилище даже вода от холода замерзала. А когда к ним в гости приехала ее мама, моя бабушка Наташа, уложить спать ее смогли лишь на пол, ногами под стол, на котором в ванночке (кроватки не было) спала я, – такой крошечной была комната.
Папа ушел в армию, когда мне было девять месяцев, а мама стала ждать его, вернувшись в Можгу в дом к родителям: там было и теплее, и сытнее, и помочь было кому.
Все-таки родители – святые люди по факту, как ни крути!
После армии папа устроился работать в ремонтно-строительное управление (РСУ) в родном городе. Там от мастера вырос до главного инженера, а потом и руководителя организации, которая строила дома и дороги для всего города.
Уникальный факт того времени: папа стал тем единственным руководителем, при котором в городе закончилась очередь на жилье. Он всем построил квартиры.
Отец как-то умел и хотел помогать людям. Умел справно вести дела.
А маму, активную комсомолку, в Можге пригласили инструктором в промышленный отдел Горкома партии. Директором швейного комбината она была назначена гораздо позднее, будучи уже сильным руководителем с высшим образованием по специальности «Экономика промышленности».
…Словно горошины, раскатившиеся из порванного мешка, словно острова Полинезии, затерянные в океане, были рассыпаны по городу, по селам, по районам точки ателье индивидуального пошива и ремонта одежды и обуви. Все это хозяйство вверили в руки мамы, и она выполнила свою задачу.
Несмотря на то, что – или, наоборот, благодаря тому, что взрослые были очень занятыми, я, а потом и мой младший брат Алексей быстро стали самостоятельными. Это тоже сыграло свою роль в будущем.
Я научилась управлять временем и поставленными задачами.
Режим дня
В нашей семье распорядок дня был очень строгим и четким.
В 07:00 папа уже уходил на работу и из прихожей будил нас.
Мне и младшему брату – в школу, а маме – на работу к 08:00. На то, чтобы умыться, причесаться и одеться, на троих – полчаса. И это при том, что ванна и туалет у нас были по одному экземпляру. Мы еще успевали позавтракать! Благодарна сейчас своей школе за то, что на уроки девочкам нельзя было приходить накрашенными, а все попытки настойчивых модниц казаться взрослыми всегда заканчивались насильственным умыванием в раковинах школьных лаборантских комнат.
Родители создали отличную, удобную и понятную, хоть и не всегда приятную систему. Но, как говорит современный психолог Екатерина Мурашова, самое главное – быстро дать ребенку понять, куда он попал. Это освободит его созидательные силы.
Мое детство – явный пример эффективности этой теории воспитания.
«Ну и что, – скажет скептичный читатель, – большинство советских детей были либо предоставлены сами себе, либо завалены делами и пропадали во всевозможных кружках в домах творчества. И учились при этом по шесть дней в неделю. Все так жили!» В чем-то наш скептик окажется, безусловно, прав.
Родители работали, поэтому на нас с братом были посильные обязанности по дому. Ну как «посильные»: готовка без микроволновок и мультиварок, стирка без машин-автоматов, уборка без роботов-пылесосов и умных швабр – просто с ведром и старыми колготками вместо современной тряпки из микрофибры. Ковры выбивали на улице – безупречный сеанс антистресса!
Аккуратность, трудолюбие, дисциплина.
По субботам порядок в квартире мы наводили всей семьей. И это тоже было неким символом единения, который каждый раз подтверждал, что вместе мы – мощная сила. Завершающий аккорд общей уборки – поход в городскую баню.
В баню!
Уставшая, злая и хмурая, тащилась я в эту баню, проклиная русскую приговорку: «Вот пришла суббота – девочкам работа».
В бане – очередь. Сидишь, а по большей части стоишь, ждешь, пока пришедшие до нас горожанки намоются, напарятся и выкатятся блестящими, чистыми до скрипа и румяными из заветных дверей в облаках пара, пахнущего березовыми вениками, цветочными шампунями и чем-то еще вкусным.
Городская баня – человеческие университеты!
В ней все без прикрас. Пока моешься – изучишь облик человека и человечества во всех его вариациях и возрастных изменениях. Проанализируешь и сделаешь вывод, что бессмысленно убиваться по своей некогда гораздо более привлекательной фигуре. Она у тебя есть, и этого достаточно.
В бане не зевай: это тебе не спа. Пока тазик добудешь, пока место найдешь, пока воды принесешь, пока напаришься, намоешься, хочешь не хочешь – размякнешь и успокоишься в обязательно-принудительном порядке. По природе события. Если еще и на газировку удавалось на выходе двадцать копеек заполучить – вообще сказка! Горячая вода, пар, веники, погружение в себя среди людей – советские городские бани явно были прототипами популярных сейчас спа и ретритов. Не считаете?
…И вот возвращаемся мы домой из бани – напаренные и спокойные. Мама почти театральным движением (ее, кстати, приглашали работать в Ижевск в драмтеатр, увидев однажды в студенческой постановке в образе Василисы Прекрасной) открывает дверь квартиры, а там – ЧИСТОТА!
– Вот, – говорит мама довольным голосом, – посмотрите, какие мы все-таки молодцы были, что уборку сделали!
Я киваю, прохожу в гостиную, оглядываюсь вокруг так, словно впервые все это вижу. И только потом понимаю, как же она права! Снова права моя дорогая мамочка!
Выходные
…Вечер субботы прекрасен! Книги, прогулки с друзьями, любимые дела: печать фотографий в ванной комнате, подготовка семейной или школьной стенгазеты, запись новой музыки с радио на кассетный магнитофон, чтение интересного журнала, пришедшего по почте, и немного свободного времени – всего в меру. Рациональность во мне воспитали родители. Это точно.
По воскресеньям у нас не принято было валяться в постели. Вставали почти в то же самое время, что и на неделе, совсем чуть-чуть позволяя себе понежиться в кровати. В 08:00 нас уже обычно ждала бабушка с только что испеченными пирожками, затем мы отправлялись в поход всей семьей на лыжах или в пешую прогулку на сорок минут быстрым шагом в гараж за машиной. В 09:00 утра надо было ехать на дачу: полоть, рыхлить, что-то сажать или собирать урожай, а зимой – чистить снег у домов бабушек, у гаража, да мало ли где еще. Иными словами, нас с братом учили отдыхать, меняя один труд на другой.
Тогда казалось, что все так живут. А разве кто-то жил по-другому?
Вечерами по воскресеньям мы готовились к следующей неделе. Мама готовила для всей семьи еду на несколько дней, а мы все по очереди гладили свои платья, рубашки и брюки. Как большинство советских семей, иногда мы смотрели фильмы и новости на тех двух каналах, которые были у телевидения в то время.
Я даже и предположить не могла, что не все перед экраном телевизора занимались тем же, чем члены нашей семьи: пришивали воротнички и манжеты к школьной форме, марлевые прокладочки под мышки к платьям, собирали портфели, вязали, штопали носки. Только став очень взрослой, я узнала, что, оказывается, многие смотрели фильмы, просто сидя на диване, ничего не делая. Шокирующее, надо сказать, открытие!
В девять вечера по второму каналу шла программа для детей «Спокойной ночи, малыши!». Пропустить ее было никак нельзя. Там же мультик покажут!
А в десять свет в нашей квартире выключался. Весь. Для всех. Всегда. Без исключения.
Одноклассница как-то мне даже сказала:
– Мы дома по вашим окнам время узнаем.
– Это как?
– Смотрим, вы свет выключили. Неужели уже десять вечера? Идем проверять. Надо же, а ведь точно!
Я гордилась нашей семьей.
Усидчивость, внутренняя дисциплина, дружба со временем – все оттуда.
Все в копилку опыта. Все в копилку необходимых предпринимателю качеств.
Отпечатки зубов на граните науки
Мое поступление в музыкальную школу было восторженным и сказочным. Восторженным, потому что моя дворовая подружка Оксанка, с которой я встретилась в нашем общем первом классе, радостным голосом сообщила мне, что еще весной прошла отбор в музыкальную школу и теперь будет учиться играть на «пианине».
Я разделила ее восторг по этому поводу и притащила его значительный кусок домой со словами: «Я тоже хочу в музыкалку!» Музыкалка – так мы между собой называли музыкальную школу.
Сказочным же поступление было, потому что шел уже сентябрь, набор в музыкальную школу давно был закончен, но мой настойчивый папа убедил совет школы меня прослушать и принять. Немного растерявшись, строгие музыкальные светила меня и прослушали, и приняли.
Удовольствие это было не из дешевых: двадцать три рубля в месяц при средней зарплате в сто двадцать рублей. Учиться музыке считалось привилегией. Но я хотела непременно, как Оксанка, тоже овладеть волшебством извлечения чудесных звуков из пианино!
Однако музыкального таланта у меня не оказалось, а когнитивный диссонанс от того, что я, отличница и умница в основной школе, проживала вторую жизнь троечницей и тупицей во вселенной мелодий, мучил ужасно.
Музыкалку я не полюбила. Я тратила на нее массу сил и времени, но способностей к музыке это не прибавляло, а значит, все усилия были напрасны. Я даже хотела ее бросить, но мама не дала проявить малодушие.
Чтобы жители нового двадцать первого века понимали, в двадцатом веке это было так: малолетний ребенок, возраста семи-девяти лет, сам утром бежит в школу, потом после четырех-пяти уроков той же дорогой трусит домой. На шее у него на веревочке или на резиночке висит ключ от квартиры. Родители на работе. Ребенок сам греет еду, обедает и бежит с папочкой нотных тетрадок на другой конец города во вторую школу. Теперь уже музыкальную. Это еще три-четыре урока в день. А потом снова сам своим ходом обратно. Обе школы задают домашние задания, что естественно. А в свободное время у советского ребенка еще кружки по интересам, домашний труд и походы к бабушкам.
Через четыре года такой жизни я наотрез отказалась продолжать эти мытарства. Но в это время папа вернулся из столичной командировки, привез мне куклу в подарок, и мама убедила меня не огорчать отца своей категоричностью.
Дополнительными аргументами были:
а) ты попросилась туда сама;
б) мы тебе пианино купили;
в) осталось мучиться меньше, чем ты уже мучилась: три оставшихся года против четырех прошедших – это сущая ерунда.
И вот что интересно: занимаясь одновременно в двух школах (общеобразовательной и музыкальной), я постигла важную мудрость, которую позже американский бизнес-тренер Брайан Трейси окрестил методом «Съешь лягушку».
«Съесть лягушку» – значит самую неприятную, большую, но важную задачу из списка всех дел решить в первую очередь. Быстро выполняя ненавистные задания по музыке, а потом еще быстрее – все школьные уроки, я освобождала себе время для других занятий.
А между этими пластами обучения, отнимающими огромные куски времени, невероятным образом втискивались: спортивная школа – в начальных классах, затем кружок по вязанию, танцевальный кружок, участие во всех школьных мероприятиях и их подготовка и тимуровская работа.
Тимуровцы
Тимуровцами называли советских продвинутых школьников средних классов: ответственных пионеров, безвозмездно совершавших хорошие поступки на благо конкретных людей и общества в целом. Термин появился благодаря книге Аркадия Гайдара «Тимур и его команда», в которой главный герой – славный мальчик Тимур – организовал ребят, чтобы вместе с ними тайно помогать семьям погибших красноармейцев, пожилым и больным людям.
Мы с одноклассниками помогали старикам на улице, где жила моя бабушка Наташа. Улица носила имя героя Карбышева и вдохновляла нас на гражданские героические поступки. Первым делом мы прошли все дворы, со всеми познакомились, у всех узнали семейное положение, спросили, нужна ли наша помощь. Составили списки. Папа на работе отлил оловянные красногвардейские звезды. Мы их выкрасили в красный цвет и закрепили на воротах тех домов, которые были под нашим патронажем.
Чем может помочь пожилому или больному человеку ватага 10–12-летних тимуровцев? Трубадуры бродили по дорогам и пели песни, Робин Гуд с парнями грабил богачей и раздавал все бедным, а мы бегали за продуктами в магазин, таскали ведрами воду в дом (водопровода и канализации в частных домах тогда не было). Девочки мыли полы, стирали и гладили занавески, развешивали их на окна. Мальчики меняли воду, прибирали двор и даже рубили рейку на дрова.
Кстати, как и трубадуры, мы тоже устраивали «представления, которые народ очень любил». В каждом дворе, образованном многоэтажками, в те годы были установлены так называемые агитационные площадки – настоящие сцены под крышами и ряды скамеек перед ними. Во время каникул мы с ребятами готовили художественные номера: учили стихи, песни, ставили танцы и сценки. Сами рисовали объявления и расклеивали их на дверях подъездов, приглашая всех на наш концерт.
Собирали, как говорится, «полные залы». Точнее, скамейки.
…Когда после семи лет обучения музыкальную школу я наконец окончила, я считала себя самым счастливым четырнадцатилетним человеком на свете! И самым свободным для новых идей и свершений! Мне казалось, что я сверну горы – столько времени теперь будет в моем распоряжении. Но по факту вышло так, что меньшее количество дел стало делаться за большее количество времени.
Так я поняла, что
секрет вовсе не в количестве времени, которое у тебя есть, а в плотности дел, которые ты можешь в него уложить.
Выходит, что лучше учиться у меня получалось при самой бешеной загруженности: в начальных классах каждый год мне вручали похвальные листы за отличную успеваемость. Тогда у меня было три школы: обычная, музыкальная и спортивная. После окончания музыкалки добавились «лишь» работа в школьном комитете комсомола, участие в олимпиадах по химии, написание статей в местную газету, увлечение макраме и изготовлением тортов с подругами и занятия в кружке кройки и шитья в доме детского творчества.
Вот он, еще один «звоночек»: при всей своей загруженности делами мне захотелось освоить именно кройку и шитье. В то время считалось, что каждая хорошо воспитанная девушка должна уметь шить. Конечно, этому нас учили и в школе на уроках труда, и дома. Дед и мама шили – оба могли мне все рассказать и наглядно показать. Но мне хотелось овладеть этими навыками именно на курсах.
Наитие?[1 - Наитие – это вдохновение, как бы внушенное какой-то высшей силой (Толковый словарь русского языка Д. Н. Ушакова).]
Когда положение обязывает
Восемь классов я окончила с одной четверкой по черчению в годовом аттестате.
Восьмой класс был в те времена как сейчас девятый – ученики завершали неполную среднюю школу, сдав выпускные экзамены. Было обидно: чертила я хорошо. Предмет вел директор школы Михаил Алексеевич Алексеев, который был знаком с моим отцом. Это и понятно: папино предприятие шефствовало над нашей школой и во многом ей помогало.
Михаил Алексеевич вызвал меня после уроков к себе в кабинет и заявил:
– Если бы ты была простой девочкой, то я бы, не раздумывая, поставил тебе за черчение отлично. Но твой отец – главный инженер РСУ! А ты – его дочь! У меня рука не поднимается поставить тебе оценку выше четверки.
…Бесконечно расстроенная, я пришла домой. Папа внимательно просмотрел аттестат и нахмурился, увидев в нем единственную четверку. Пришлось рассказать про разговор в кабинете директора. Довольный смех папы еще долго жил во мне – теплый и близкий. Меня простили за эту отметку, но осадочек-то, как говорится, все равно остался.
Но и урок тоже:
Не рассчитывай на чье-то снисхождение: зря потеряешь время.
Неусвоенный урок
Школу я оканчивала уже с тремя четверками. Все – по математике. Все – от одного учителя: нашей новой классной дамы в новом классе, образовавшемся после слияния четырех восьмых в два девятых. Это было честно. Математика не мой конек. Но пренебрежение к человеку, унижение его достоинства, насмешки, издевки не мой язык общения. Поэтому мы с этим учителем столкнулись, не поняли друг друга и разошлись. Да и ладно.
Урок этот я, видимо, не усвоила.
Или усвоила по-своему: до сих пор очень горячо реагирую, когда при мне кто-то пытается нарушить чьи-то права, унизить или обескуражить своим хамством.
Про деньги
Говорить о деньгах у нас в семье считалось дурным тоном.
Многие наши знакомые, встречаясь с родственниками или друзьями, часто заводили разговоры о деньгах: то продукты подорожали, то детей в школу не на что собрать, то на зимние сапоги надо где-то найти некую сумму, то кредиты душат. У нас такие темы не затрагивались.
– У хорошей хозяйки деньги всегда есть, – говорила бабушка Наташа таким безапелляционным тоном, что никто не решался больше обсуждать при ней денежные вопросы, дабы не прослыть плохими хозяевами.
Самостоятельно деньгами распоряжаться я не умела.
Средства на домашние нужды нам с братом оставляли утром на полке с запиской, что на них купить. Сдачу мы возвращали маме вместе с покупкой. У меня даже карманных денег не было.
