Визоры. Начало

Водитель был мне незнаком. За 50, худой, высокий, тоже наверняка отставной военный. Он открыл дверь автомобиля и улыбаясь сказал:

– Если Вы Полина, эта карета для Вас.

– Полина, здравствуйте, – ответила я и плюхнулась на переднее сиденье.

Он сел за руль, машина мявкнула что-то радостное, почти неслышно забухтел мотор, на мониторе высветилась картинка с камер кругового обзора, и мы поехали.

– Меня зовут Валерий Васильевич, – почти сразу заговорил водитель, – я в Центре живу.

– А Вы тоже из этих, – покрутила я рукой в воздухе, не зная, можно ли с ним говорить о таких как я.

– Нее, – улыбнулся он, – жена у меня сны видит, а я в Центре работаю, в охране.

– И как Вам там?

– Да отлично, вполне уже прижились.

– Давно там?

– С самого начала. Мою одной из первых пригласили.

Выяснилось, что жили они в Севастополе. Туда к ним, как ко мне, пришли, рассказали, предложили. Тоже сначала голова кругом пошла. И поверить невозможно, и не верить нельзя – Валерий Васильевич по службе бывал когда-то в военной части возле Центра, знал это место. К тому же ему бывший сослуживец позвонил, предупредил, что люди подойдут серьезные и предложение их не розыгрыш.

– Жене часто странные сны снились. Она бывало и мне пересказывала, когда ее возмущала невероятность собственных поступков во сне. Теперь то понятно, что она просто других людей видит, а не сама несуразности творит.

В итоге, загрузили они вещи в контейнер, отправили его на ближайшую к Центру железнодорожную станцию. А сами на новой машине, этой самой невозможно красной, поехали в Центр. Удивлённым детям, которые все трое давно в Москве, объявили, что решили перебраться к ним поближе, чтобы внуков чаще видеть.

Болтая, мы доехали почти до Серпухова и свернули с трассы. Дорога пошла через лес. Ещё несколько минут и мы остановились у шлагбаума с надписью: «Военный городок в/ч 24805». Загорелся зеленый фонарь и шлагбаум поднялся. Мы поехали по военному городку. Впрочем, вдоль дороги густо росли деревья и разобрать, что за строения за ними скрываются, было сложно. Почти упёрлись в ворота с красной звездой и свернули направо. Еще минута и оказались у почти таких же ворот. Только вместо звезды была чайка, а сверху красовалась арка со словами «Санаторий Буревестник».

Валерий Васильевич чем-то пикнул, подождал пока ворота полностью откроются и не торопясь въехал на территорию. Мне всё это казалось страшно медленным. Хотелось выскочить и бежать впереди машины, настолько разбирало любопытство.

Но, никаких ворот в параллельные миры видно не было. Мы медленно ехали по красивой и вполне земной еловой аллее мимо кирпичных пятиэтажек, Валерий Васильевич комментировал:

– Слева за озером одноэтажные дома, каждый на шесть квартир. Мы в первом живём, и Вам там можно поселиться. Но, если не понравится, в пятиэтажках квартиру выберете, он кивнул направо, там тоже пустые есть. Кроме того, коттеджи строить собираются. Можно будет со временем туда переехать.

Ели кончились и показалось озеро. Точнее густые кроны плакучих ив, сквозь которые едва виднелась вода. Очень красиво. Мы проехали мимо трёх пятиэтажек, свернули налево и остановились на площадке у металлического решетчатого забора. Выбрались из машины, подошли к калитке, Валерий Васильевич приложил к замку электронный брелок, и я наконец-то оказалась на территории Центра.

– Пойдёмте, Полина, я Вас директору представлю, – мой провожатый показал в сторону желтого трехэтажного здания, – Он тоже сны видит, и ещё он один из двух основателей Центра.

Потом покликал по экрану смартфона, сказал: «Мы приехали» и услышав ответ, снова сунул его в карман.

____________

Кабинет директора оказался на втором этаже. Небольшой, окнами на пруд. Валерий Васильевич, представил нас, распрощался и ушёл, заявив, что его миссия выполнена. И мы остались вдвоём. Директор указал мне на кресло и сел сам. Я во все глаза смотрела на главу столь удивительной конторы, он с не меньшим вниманием на меня.

Павел Михайлович Черкашин мне понравился. Вернее, он точно соответствовал моему представлению о великих ученых, двигающих науку в какие-то запредельные выси.

Когда я устроилась в кресле напротив, он сразу спросил:

– Вопросы есть?

– Ещё бы! Миллион! Всё пытаюсь понять. Хорошо, в мозгу (или мозге?) есть нейроны. Допустим, вы к каждому моему нейтрону подведёте платиновый электрод….

Ученый изумлённо переспросил:

– Почему именно платиновый?

– Хм, я в академии как-то просочилась на лекцию о работе мозга. Там лектор рассказывал, что сейчас ученые так изучают работу мозга. Чтобы понять, какой участок за что отвечает, используют тончайшие платиновые электроды.

– Ааа, – сказал он, успокаиваясь, – А я было подумал, что Вас уже кто-то изучал. Нет, такие эксперименты на людях не ставят. Точнее очень редко. Только с их согласия и только тем, кому и так предстоит операция на открытом мозге.

– И вообще, – улыбнулся, – Я физик, меня нельзя пускать ковыряться в мозгах.

– Ладно, – сказала я, – Нейроны есть, работу их как-то изучают, например, как они реагируют на внешние раздражители и какие их группы за какой орган или за какие эмоции отвечают. Но, как подступиться к такой необычной загадке? К тому, что мы во сне подключаемся к чужим нейронам? Причем в чужих вселенных?

Он кивнул и начал перечислять:

– Да, тут целый пук проблем. Как подключаемся? Почему во сне? Почему именно с такой комбинацией генов? Почему именно к тем или иным людям? Случайно или у них тоже есть какие-то особенные гены? Или еще что-то? Другой пук – как сны записывать, чтобы ничего не упустить? Можно ли создать прибор, который видит сны с нами? Можно ли научиться управлять снами – подключаться к конкретным людям в других реальностях. Управлять ими? Проникать в другие реальности? И отсюда еще одна проблема – вдруг кто-то из другой реальности или даже реальностей уже прошел наш путь. Научился проникать в наши мозги, управлять нами. Или вообще сейчас бродит по Москве или Пекину?

Я живо представила, как существо из очень далекой реальности бродит по одним улицам со мной, скрывая третий глаз под шапкой, бррр.

Ученый продолжал:

– А как классифицировать реальности, в которые мы попадаем? Как понять, люди попадают каждый раз в разные реальности или иногда возвращаются в одну и ту же? В общем, работы непочатый край, место есть, специалисты есть, кое-какое оборудование монтируем, бюджет неограниченный.

– Неограниченный? – переспрашиваю.

– Нуу, в разумных пределах, конечно. Но сказали, чтобы не стеснялся. Всё должно быть поставлено на самые современные рельсы. Никаких кружков «Умелые руки». Так Сам сказал, – и он показал пальцем в потолок.

Я улыбнулась, представив, как он общался с богом, и спросила:

– Почему на Центр денег не пожалели, ведь выглядит всё как авантюра?

– О, просто повезло. Благодаря снам, мы с Львом Марковичем Новиковым, моим коллегой, который тоже видит сны, сделали несколько предсказаний: засуху 2010-го, победу кое-кого неожиданного на выборах, аварию в которой погиб один известный политик.

Поэтому, когда я предсказал пандемию коронавируса, мне поверили. Поверили всему, оценили ошибки, которые были допущены в той реальности и решили, что локдаун нужен, но мягкий. Что нужны быстровозводимые больницы. Что, как только вирус появится, нужно максимально быстро подключить к созданию вакцины врачей, которые создавали вакцину от Эболы.

Результат Вы знаете. Россия достаточно мягко прошла через пандемию. Падение экономики было меньше, чем в других странах. Смертность тоже оказалась куда ниже прогнозируемой, еще и вакцину по всему миру продаём.

В общем, не успела пандемия закончиться, меня вызвали на самый верх. Он опять ткнул пальцем в потолок. Поинтересовались, чего я хочу? Одобрили поиск таких же как я. Пообещали создание центра и неограниченное финансирование.

– А почему Вы так долго со мной общаетесь, всё сами рассказываете?

– Потому что я хочу понять: кто эти необычные люди, вроде меня? Похожи ли они на меня чем-то, кроме снов? Еще хочу понять, с кем мне предстоит работать, кому доверять больше, кому меньше, а кого вообще к Центру подпускать нельзя.

– Такие тоже есть?

– Как не быть. Например, такие способности как у нас, оказались у одного популярного театрального режиссёра. Он мало того, что человек либеральных взглядов, то есть к сохранению государственной тайны отнесётся наплевательски, так еще и балуется различными мозгоразжижающими средствами. Кто может гарантировать, что ему и его снам можно верить?

– А вообще таких как мы много?

– Крайне мало. Примерно, один на миллион.

– Мало, – пробормотала я, – значит, мы очень ценные?

– Неимоверно! Единственное окно в другие миры. Представляете, сколько полезного мы там можем увидеть?

Я задумалась. Точнее стала прокручивать в голове, видела ли я что-то полезное в своих снах? На ум ничего не приходило. Ни устройства космических кораблей, ни хотя бы станков. Нет, ничего. Я вопросительно глянула на Павла Михайловича. Он улыбнулся:

– Это только кажется, что ничего. Если поставить задачу выделять полезное, окажется, что очень много. Места, даты, события, вещи. Очень много. – повторил он. Потом глянул на часы и сказал:

– Давайте, я позову Кирилла Максимовича, Вы с ним уже знакомы, и он устроит Вам экскурсию по Центру, а у меня через 10 минут эксперимент. Точнее, проверка только что установленного оборудования.

Я кивнула, подумав, что Кирилл тоже годится для ответов на миллион моих наивных «Почему?».

– Пока он идёт, о деле. Хочу предложить Вам работу старшего научного сотрудника. Сейчас объясню, – он махнул рукой, словно отметая мой очередной вопрос.

– Всех видящих сны мы берем на работу научными сотрудниками. Задача такого сотрудника подробно записывать сны на диктофон, заносить основную информацию из них в специальные таблицы. Если человек видит сны так же часто как Вы, эта работа будет занимать много времени. Плюс, мы собираемся изучать сновидящих с помощью различного оборудования. Уверен, что его будет всё больше. К тому же возникла необходимость обучать тех, кто видит сны.

– Чему? – тут же вякнула я.

– Во-первых, пригласим специалиста, который научит нас тренировать память. Во-вторых, мне кажется, что нам всем не помешает научиться рисовать. Мы уже пригласили программиста, который будет заниматься нейросетями, но пока он обучит компьютер (кстати, суперкомпьютер у нас ого-го какой, один из самых мощных в стране), пройдёт немало времени. И что-то мне подсказывает, что всё равно некоторые вещи будет быстрее и проще нарисовать самому, чем объяснять машине.

– Так вот, – продолжил профессор, – У Вас биологическое образование, Вы способны установить место по растениям – климатический пояс, континент. И в своих, и в чужих снах. Можете участвовать в проведении экспериментов в медицинском отделе или в химическом. Отвечать сразу не надо. Осмотритесь, выберите жилье, решите, хотите ли во всём этом участвовать, потом поговорим.

Я согласно кивнула, стараясь не показывать, что моя авантюрная жилка напрочь задавила осторожность и мне прямо не терпится влиться в работу Центра. Тут в кабинет заглянул Кирилл. Я распрощалась с Черкашиным, и мы отправились обедать, потому что Кирилл сказал, что столовую я тоже еще не видела, а на голодный желудок он экскурсии не водит.

Столовая была в соседней пятиэтажке на первом этаже. Как объяснил Кирилл, она занимала весь первый этаж. В середине кухонный блок, с левой стороны столовая для работников Центра, с правой – для пациентов и работников санатория.

– В санатории есть пациенты? – вот уж чего я не ожидала.

– Есть. Пока человек 20, – подтвердил Кирилл, – Во-первых, для конспирации, во-вторых, для более полного использования нашего оборудования, в-третьих, для сравнения данных.

– То есть, чем наши тараканы отличаются от тараканов нормального человека?

– Примерно так. Ну и помочь, само собой, стараемся, у нас отличные специалисты.

В столовой оказалось с дюжину больших столов, и половина была занята. Мы взяли подносы и встали на раздачу. Кирилл со всеми здоровался, народ с интересом поглядывала на меня, я старалась этого не замечать. До меня только сейчас стало доходить, что Центр, это не десяток энтузиастов, а что-то более серьёзное. Вон сколько народу.

Кормили недорого, просто, но вкусно. Кирилл взял первое, второе, компот, добавил к этому салат и стакан сметаны. Я хотела ограничиться борщом, салатом и чаем, но не выдержала и добавила к ним кусок Наполеона. Обожаю сладкое.

Пока я расплачивалась, Кирилл занял свободный столик у окна и махал мне оттуда. Села, прежде чем начать есть, огляделась. На одной из стен висели плакаты с серьезными рабочими, бравыми солдатами, строгими офицерами и надписями: «Не болтай у телефона! Болтун – находка для шпиона», «При работе используй светомаскировку», «Не всё говори, что знаешь, но всегда знай, что говоришь!», «Строго храни государственную тайну», «Добросовестный труд на благо общества – кто не работает, тот не ест!», «В письме домой, смотри, случайно не разболтай военной тайны!», «Болтать – врагу помогать!».

Кирилл увидел куда смотрю и засмеялся:

– Это коллекция Терентия Степаныча, директора санатория. Нашего главного по хозяйственной части. Он эту агитацию много лет собирает. Раньше сам, а потом все знакомые помогать стали. В стране много такого с советских времен осталось, в организациях разных, в военных частях, на заводах. Сейчас ремонт столовой планируется. Уже решили, что под советскую оформлять будут, а плакаты Степаныча станут изюминкой интерьера.

Тут к нам за стол без разрешения плюхнулся молодой нереально тощий тип:

– Здрасти, я Вадим, – сказал он, грохая о стол подносом с кучей еды.

– Привет, Вадик, – ответил Кирилл и, повернувшись ко мне, пояснил, – Это костлявое чудо, самый молодой из наших программистов. Снов не видит, но уверен, что всеми прочими талантами обладает с лихвой.

Я поздоровалась, а Вадик, проигнорировав слова Кирилла, засыпал меня кучей комплиментов, а потом вопросов: обо мне, о том, как мне нравится в Центре. Попутно рассказывал, как сам сюда попал, какие глобальные свершения мы тут все свершим, и он первый. Отвечать мне не требовалось, потому что ответов он не ждал, болтая и за меня, и за Кирилла, который молча ел, обращая на Вадима не больше внимания, чем на солонку.

Потом, не сумев отбиться от шкета (почему-то у меня при взгляде на Вадика в памяти всплыло это, вычитанное в какой-то книге, слово), мы пошли знакомить меня с Центром.

Интереснее всего было на втором этаже у медиков. Словно в будущее попала. Светлые просторные лаборатории, заставленные разнообразным оборудованием. Люди в голубых и бирюзовых халатах перед полупрозрачными мониторами, которые выдают какие-то непонятные картинки и графики. Кирилл показывал то на один прибор, то на другой и выдавал что-нибудь вроде: «Это у нас позитронный эмиссионный компьютерный томограф. Тут МРТ-сканер. Справа ЛНТР – 12 с высочайшим уровнем помехозащищенности, его собираемся подключить к РП-8».

Третий этаж занимали психологи с биологами. Кирилл сказал, что смотреть там не на что – почти никакого оборудования и людей кот наплакал. На четвёртом стояла какая-то, еще не распакованная, медицинская аппаратура. Также Кирилл пояснил, что в пятиэтажке с одной стороны вход для сотрудников, с другой – для пациентов. Физики занимают ту трёхэтажку, в которой я побывала с утра, а химики соседнюю. И что везде пока наполовину пусто. Людей набирают, оборудование завозят.

У самих программистов на пятом этаже оказалось вполне симпатично. Яркие стены, в центре этажа просторный холл с разноцветными диванами и креслами. Большие окна выходят на озеро. Напротив холла почти такая же большая серверная, которую Кирилл назвал мозгом Центра.

Ребята водили меня по свежеотремонтированному этажу, распахивали двери в кабинеты, гордо показывали какую-то технику, в основном выглядящую как металлические и пластиковые ящики разного размера, и совершенно мне неизвестную. Честно говоря, я вскоре перестала пытаться усвоить бесконечную речь Вадика и короткие реплики Кирилла. Просто брела, глазела по сторонам и надеялась, что дома я постепенно всё вспомню и обдумаю.

Кирилл глянул на меня:

– Очумела от избытка информации?

– Угу, – кисло улыбнулась я.

– Всё Вадик, прекращай, на сегодня хватит. Мы отправляемся смотреть жильё. Без тебя, – увидев, что Вадик намерен идти с нами. Тебе пора за комп, покорять чужие вселенные.

Вадик недовольно покосился на Кирилла, но, махнув мне рукой на прощанье, нырнул в ближайшую дверь.

Илья

Копаюсь в железе. Врывается Вадик:

– Смотри, скорее!

– Чего тебе?

– Да смотри же!

Вроде не шутит. Иду к окну. Вижу медвежью спину Кирилла и рядом с ним стройную фигурку. Длинные точёные ноги в голубых джинсах. Черная куртка, черные берцы. Зачем девушки носят берцы? Длинные рыжие волосы высоко на затылке стянуты в хвост.

– Эх, не успел, говорил же скорее, – возмущается Вадик, – это новенькая, сны видит, квартиру пошла смотреть. Полина зовут, из Тулы. Красивая и рыжая, люблю рыжих. Я с ней в столовой познакомился.

Не слушая болтовню Вадьки, смотрю как удаляется, в такт ходьбе покачиваясь, тяжелый рыжий лисий хвост. Полина.

Возвращаюсь к стеллажам с кабелями, шлейфами и разнокалиберным компьютерным железом, Вадик продолжает тарахтеть.

– Ты куда-то шел?

– К тебе и шел! Сообщить, что Полина моя, я первый ее увидел!

– Ей то об этом сообщил?

– Я серьезно! Всех девчонок у меня отбиваешь!

Машу рукой, – иди уже, фантазёр.

Никаких девчонок я у него не отбивал, и вообще никаких серьезных отношений у меня нет. Давно. Сначала Сирия, потом по госпиталям, потом Центр. Почти сразу я оказался в числе самых загруженных работой, потому что практически каждый день поступало новое оборудование и требовалось его подключать, настраивать, объединять в сети. Чем мы с программистами и электриками и занимались с утра до ночи.

Причём всё чаще наше научное руководство подкидывало нам нетривиальные задачи. Одно дело собирать сотрудникам почти стандартные ПК, когда имеешь хороший запас материнских плат, процессоров, оперативки, видеокарт и прочего добра. Об этом Кирилл позаботился еще до моего появления в Центре. И совсем другое, когда появляется Черкашин с прибором, не просто мне незнакомым, а действующим по неизвестным мне принципам, и заявляет, что его нужно объединить с другим совершенно неизвестным мне прибором.

При первой встрече профессор сказал, что я просто находка для Центра.

– Представляете, – вещал он, – Мы создали Центр, чтобы понять, как наш мозг находит путь в параллельный мир. Как он подключается к чужому мозгу? Ясно, что с помощью каких-то излучений. Кто как ни кадровый офицер войск РЭБ сможет в этом помочь?

У меня были большие сомнения в том, что мои профессиональные знания будут тут полезны. И во многом оказался прав. Если я, как говорится, был продвинутым пользователем Красух, Хибин и прочих Былин, то сам профессор являлся одним из главных разработчиков таких систем. И сейчас использовал свой гений изобретателя для создания улавливателя неизмеримо более слабых излучений, чем те, с которыми «работает» военная техника. В этом я мог помочь ему только в качестве «грубой силы»: подсоединить и отладить, не больше.

К тому же, шеф не исключал, что связываемся мы с параллельными реальностями посредством неизвестных науке излучений. Когда он это заявил, я лишь горько усмехнулся, вспомнив девиз радиоразведки «Невидимое видим, неслышимое слышим». Вот, кто ему нужен.

Сейчас я копался на стеллаже в своём кабинете, пытаясь подключить к электроэнцефалографу другой прибор. Чтобы наряду с энцефалограммой мозга фиксировались изменения нескольких физических параметров на коже человека и в лаборатории, причём на разном удалении от испытуемого. И чтобы данные точно были скоординированы по времени.

Всё это я «подключал» в своей голове, потому что приборы стояли во владениях профессора Новикова на два этажа ниже. Тупо перебирал железки, пытаясь заставить свой мозг найти решение задачи.

Вадим, который никуда не ушёл, понаблюдал, как я беру то одну то другую вещь со стеллажа и подержав в руках кладу обратно, спросил:

– Чем это ты занимаешься?

– Пытаюсь поженить энцефалограф с ПФЛ-2.

– В смысле?

– В прямом. Первый работает всю ночь, снимая данные с мозга. Второй должен включаться в моменты усиления мозговой деятельности. То есть, в те моменты, когда испытуемый начинает видеть сон.

– Стоп, что за ПФЛ-2?

– Прибор такой. Существует в трёх экземплярах. Два в том институте, где разработан, а один выделили нам.

– А задача?

– Изменение физических параметров анализирует в помещении.

Вадим на секунду задумался:

– Так может они и не меняются?

– Может. Но надо знать точно. Прибор чрезвычайно чувствительный. И на всю ночь его включать нельзя. Он за ночь такой объем информации выдаст, что и за месяц не обработаешь.

– Ладно, пошли вместе посмотрим.