Вишнёвая метель

7

Кумовы сыновья возили копны к стогу, а мужики подавали сено на стог длинными вилами. Поднять охапку сена вилами на длинном черенке было тяжело, нужна была немалая сила и сноровка. Метать сено на стог доверяли не всякому. На стогу стояли люди менее сильные, но наиболее опытные. Поэтому-то и позвал кум Семёна Петровича. У него всегда стога получались ровными, прямоугольными, красивыми. У других стога круглые, а у Демидова всегда прямоугольные.

Многие чуллинские мужики, чтобы стог был устойчивее, складывали его вокруг толстой вертикальной жерди. Одним концом в основании к жерди приколачивались колья на высоте примерно полтора метра. Другим концом они втыкались в землю вокруг жерди на расстоянии метра от нее так, что внутри в основании стога была пустота. Стог от этого становился шалашом с очень толстыми стенками и крышей. Чтобы стог не промочили дожди, при завершении работы его причесали граблями.

А Семён Петрович ставил высокие стога. Его стожки возвышались на бугорке, чтобы не заливала вода, чтоб сено не сгнило. Демидовские стога имели вертикальные стенки, а в верхней половине стенки сводились в конус. Семён Петрович подавал сено, а Дарья всегда стояла на верху стога, набивала и наминала сено в центре стога, чтоб никакой дождь стог не пробил.

– Кум, ты огораживать-то будешь стог? – поинтересовался Семён Петрович. – Я завтра хочу свои стожки огородить.

– Да надо, а то скотина объест. Надо жердей нарубить. Пусть парни завтра займутся этим.

Помогал Семён Петрович куму, а мыслями был дома, на своём поле. Представлял, как с Дарьей осенью будут убирать урожай. «Скоро конец лета, созреет хлеб. Рожь нынче надо жать после Ильина дня», – размышлял за работой Семён Петрович.

Уже солнце краем коснулось горизонта, как работа была завершена.

– Хороший стожок будет, кум! – сказал Демидов.

– Да, добрый. Спасибо тебе, Петрович! Выручил! Слыхал, что в Казани делается?

– Слыхал, – коротко ответил Демидов.

– Неспокойно! Однако, и до нас дойдёт скоро…

– Ну, дойдёт, так дойдёт! – сказал, как отрезал, Семён Петрович.

Домой с кумом возвращались через поле. Шли молча, каждый думал о том, что ждёт впереди: «Что будет дальше? Как жить?»

Как ни крути, а приближался конец лета, уже созревали хлеба, наступало время жатвы.

Семён Петрович был хорошим хозяином: всегда точно угадывал сроки работ в поле. Сначала всей семьёй жали рожь, потом ячмень, затем пшеницу.

Чтобы узнать, поспел ли хлеб, Демидов срывал первый попавшийся колос, шелушил из него зерно, пробовал. Хрустит зерно на зубах, значит, хлебушко поспел и его пора убирать.

Думы о неспокойной жизни в Казани не давали покоя не только Семёну Петровичу, но и всем зажиточным крестьянам. Только-только люди стали на ноги вставать, а тут сызнова куролесье…

8

Чуллинцы от знакомых купцов в Тетюшах слышали, что основные революционные события проходили в Петрограде, а что на самом деле делалось в стране – никто не знал.

Революционный процесс охватил российские города и регионы. Не обошли они стороной и Казанскую губернию.

Напряженная обстановка сложилась в деревнях и селах губернии сложилась летом и осенью 1917 года. А в 1921-м крестьяне осуществляли раздел земель, отобранных у помещиков и сельской буржуазии.

Землю, скотину, нажитое добро стали отнимать и у зажиточных и рачительных крестьян. Что тут началось! Тяжело расставались крестьяне со своим кровью и потом заработанным имуществом. Не все хотели добровольно отдавать все колхозу, таких признавали кулаками и отбирали все: средства производства, домашнее имущество, дом и хозяйственные постройки, оставляли лишь немного одежды, да еды на дорогу, а их самих с семьями, включая детей и стариков, высылали в отдаленные необжитые районы, лишая всех гражданских прав.

Целые семьи отправляли на поселение на север, отобранные вещи раздавали бедноте. Грозила ссылка и Демидовым. И сгинуло бы, как и многие другие, это сильное, трудолюбивое семейство, если бы Семён Петрович не набрался бы храбрости и сам не пошёл к новым властям.

Демидов стал доказывать, что всё нажил своим трудом, никого ни разу не нанял в работники, что сами своей семьёй работали, не покладая рук.       И слушать не стали. Тогда Семен Петрович ткнул новым властям свою правую руку с недостающим большим пальцем:

– А то, что я кровь проливал на войне, защищая Отчизну, инвалидом стал? И теперь меня из родного дома высылать?

Пожалели семью Семёна Демидова. Никуда не отослали. Отобрали, конечно, все: и дом, и нажитое добро, и семенное зерно, и десятину земли, и лошадей, и скот, и сад.

Ух, как болело сердце Семёна Петровича! Особенно сад жалко было: как он мечтал накормить когда-нибудь внуков своих яблоками, вишней, малиной, смородиной…Не довелось. Видел Семён, что никому его сад не нужен так, как нужен был ему! Хоть сад теперь и был колхозный, местная шантропа лазили по деревьям, ломали ветки, срывали ещё не созревшие яблоки…

Дарья сокрушалась:

– Наше добро и кому? Лентяям и пьяницам! Дожили, Господи!

9

…Со временем жизнь стала налаживаться, дочери все давно были замужем. Год назад и Григорий женился. Осталась незамужней только Агафья. Все было при ней, да вот глаз… Кто возьмет такую замуж? Семен Петрович присмотрел было ей весной 1934 года жениха: обеспеченного, но хилого здоровьем.

Пришли сватать Агафью.

– Ну, выходи, Габонька! Иди сюда, покажись! – скомандовал отец.

Молодая сватья удивилась странному имени – Габонька:

– Какая ж она Габонька? Пусть уж Галя будет!

Агафья, которой в апреле исполнилось двадцать два года, наотрез отказалась от партии, что ей предлагали, жених ей совсем не понравился.

Ушли сваты ни с чем.

– Я лучше в девках останусь, чем жить с ним! Не люб он мне! Не пойду!

Отступили отец с матерью после долгих уговоров.

Но очень уж понравилось Агафье новое имя – Галя. Прямо в душу запало! Родителям тоже это имя было по сердцу, и все стали называть Агафью Галей, Галиной.

Прошла весна, наступило лето. В один из июльских вечеров в дверь постучали. Пришел Федор Григорьев свататься.

Но Семен Петрович, отец Гали, и слушать не пожелал:

– За вдовца, на четверых детей, да в нищету? Не бывать этому!

Как не уговаривал Фёдор Семёна Петровича, тот – ни в какую! Пришлось уйти ни с чем Фёдору.

А Гале приглянулся словоохотливый, обходительный Федор. Сон девка потеряла: закроет глаза, а видит Фёдора-красавца! Пролетел июль с грозами и ливнями, а Галя места себе не находит! Наплачется, бывало, в сарае, а что поделать… Уже и август подоспел незаметно, в саду стали наливаться яблочки. Как-то дала Галенька знать Фёдору, что согласна быть его женой.

Фёдор не поверил было. Но больно уж убедительно тараторила Галина подруга, которая принесла ему эту добрую весть. Сговорившись с ней, он тайком увёл среднюю дочь Семёна Петровича из дому.

Часть первая

Мама Галя

Матрена с самых первых дней наказала детям, чтобы они звали жену Фёдора Галину – мамой:

– Детоньки, это ваша мама теперь! Зовите её мамой, сердечные!

– А наша мама больше не вернётся? – спрашивал растерянно старший Иван. – Она будет всегда на небе?

– Всегда будет, – отвечала Матрёна, стараясь спрятать набегавшие слёзы. – А теперь давайте я вам расскажу сказку!

– Про маму, про маму! – просила четырёхлетняя Настя.

– Конечно, про маму! – и Матрёна принималась рассказывать сказку о том, как мама смотрит на Ивана, Клаву, Настю и Нину с облачка. – Она всё видит, детки! И хочет, чтобы вы звали мамой тётю Галю, чтобы слушались её, помогали отцу с матерью по хозяйству, были друг за дружку горой.

А Галя, молодя жена Фёдора, сразу полюбила деток Анны. Надо заметить, что всегда, до самой своей смерти Галина ставила свечки за упокой души рабы Божией Анны.

Как-то ночью спит Галина и вдруг слышит, как детский голос тихонько зовёт: «Мама, я писать хочу!»

Галина не сразу поняла, что это зовут ее. Не имея еще своих детей, она вот так сразу стала мамой. Так и привыкла. Всё было хорошо в семье Фёдора: дети полюбили Галину, она полюбила их, ходила как за родными. Красавица Галя была! У Демидовых ведь все девки – красавицы румяные, как с картинки! А Галя – особенно! Не раз свекровь стыдила молодую сноху:

– Ить замужем, а щёки-то зачем красишь? Бесстыдница!

Галина не обижалась, лишь одаривала Матрёну светлой улыбкой и тихо говорила:

– Что вы, мама, это не краска, это кровь к щекам прильнула!

***

Всё хорошо, но было необходимо помириться с родителями. Дарья Демидова уже давно простила дочь, а вот Семен Петрович не сдавался. Дарья и так, и эдак уговаривала мужа:

– Батюшка, Семён Петрович, давай простим Галину! Ить живут же! Люди чуллинские говорят, что хорошо всё. Оба хорошие хозяева, сказывают!

– Ты мне и не заикайся про неё! – сверкал глазами Семён Петрович. – Я сказал: не прощу, значит, не прощу! – и строго смотрел на жену, а потом переводил взгляд на шест, торчащий из чердачного окна, к которому была привязана красная тряпка, и махал своим огромным кулаком в сторону Чуллы.

Но прошло время, из Чуллы шли только хорошие новости. И однажды Галя с Фёдором получили известие, что Семён Петрович снял с шеста кусок красного кумача – это значило, что можно приходить молодым просить прощения.

Дарья накрыла с утра стол и стала поглядывать в окно – не едут ли Фёдор с Галиной.

…Ох, как рассвирипел Семён Петрович, не найдя утром своей дочери дома! А как узнал, что сбежала с тем рыжим чуллинским парнем, то попади они ему под руку тогда, сгоряча мог и так отколышматить, что не дай Бог! Сразу же привязал к шесту красную тряпку и прибил к чердаку – этим самым показывая, как обошлась с ним дочь. Ух, как досталось домашним! А уж Дарье – особенно! Неделю бушевал Семён Петрович тогда…

Посматривая в окошки, Дарья с содроганием вспомнила тот день и перекрестилась.

– Трр, стой, Чалая! – раздалось во дворе.

Дарья перекрестилась на всякий случай ещё три раза, а на крыльцо уже поднимались Фёдор и Галина.

– Здорово ночевали! – поздоровался Фёдор и поставил привезённые в подарок родителям жены сплетённые им корзины, чашки, кувшины и другую утварь.

Не успел выйти Семён Петрович, как молодые бухнулись тут же ему в ноги.

– Прости нас, тятенька! – заплакала Галина.

– Прости нас, Семён Петрович! – сказал Фёдор своему тестю.

А прослезившийся тесть поспешил обнять дочь и зятя, этим самым давая понять, что Фёдор и Галина прощены.

Фёдор был сама любезность: разговорчивый, рассудительный. В общем, как раньше говорили, «показался». Мир восстановился.

Провожая детей домой, Семён Петрович крепко обнял зятя и дочку:

– Если вам любо вместе, так и живите! Растите деток! Значит, так Богу угодно! Ну, езжайте что ли…

И отвернувшись, заплакал: уж больно жалко ему было Галеньку. Плакала и Дарья: ей ли было не знать, как приходится тяжело дочери. Но оба родителя понимали: хоть и небогатый Фёдор, но зато надёжный – с ним их дочь не пропадёт.

***

Полюбила Галя всех детей Фёдора. Сердце сжималось от жалости! Одежонка плохонькая на них, вся штопаная-перештопаная на сто разов. А Галя привезла в дом мужа много девичьих нарядов своих: разные юбки, кофточки кашемировые. Недолго думая, перешила всё своё добро девичье на одежду для своих новоиспеченных деток.

Как радовались старшие Ванятка, Клавдия, Настя!

– Это, правда, мне? – пытливо всматривалась в Галины глаза Клава.

– Тебе, милая, тебе! Кому ж ещё? – улыбалась Галина.

– А это тебе, Настя!

– А мне? – лепетала маленькая Нина, идя на своих худеньких ножках к маме Гале.

– И тебе, Ниночка! Смотри, какое красивое платье я тебе сшила! – говорила Галя, усаживая Нину к себе на колени.

Матрёна не могла нарадоваться на молодую сноху! И ей досталась новая юбка! И сыну вон какую рубашку сшила Галя! И деток всех одела! Иван стеснялся принимать подарок мамы Гали, но потом подошёл, взял рубашку, штанишки.

– Спасибо, мам Галя! – улыбнулся мальчик своей светлой улыбкой Галине.

Понимала Матрёна, что это родительское воспитание! Всем соседкам хвалила Галину: и хозяйка хорошая, и рукодельница какая, и жена добрая, и мать заботливая!

Слышали Демидовы, как Матрёна Григорьева нахваливает их дочь. На людях Семён Петрович и вида не подавал, что ему приятно, а дома рассказывал Дарье, и они, довольные, молча, улыбались и гордились Галей.

***

Как-то в сентябре повезла на базар в уездный город Дарья яблоки продавать и надела лапти, которые привезли Фёдор и Галина. Лапти как лапти были на первый взгляд, но по-особенному как-то делал их Фёдор! Подошла одна товарка, разговорились, понравилась ей Дарьина обувка! И Дарья через знакомых наказала в Чуллу, чтобы Фёдор наделал больше лаптей: чай, спросом они пользуются!

Наделал Фёдор лаптей, кадушек, корзинок. Увезли Демидовым. Те – на базар! Вырученные деньги отдали Григорьевым.

В следующий раз Фёдор наделал детских санок, качелей, посуды разной. Ему помогал уже подросший за осень Иван. За процессом плетения он, как говорится, наблюдал с пелёнок, поскольку отец в зимнее время года готовил лапти для всей семьи на весь год по нескольку пар.

В лаптях ходили круглый год. Носили, конечно, не на босу ногу, а обматывали всю ступню почти до самых колен холстяными портянками, закрепляли оборами, а в холодное время поверх портянок надевали чулки из овечьей шерсти. Лапти быстро носились.

– Тять, у меня опять лапоть расхудился! – говорила Клава, и Фёдор выдавал новые лапоточки старшей дочери.

Лапти Фёдор делал из лыка, заготавливал его с весны до самого Петрова дня. Тем и кормилась большая семья Григорьевых. Привезут Семёну Петровичу свои изделия, а тот уже вёз в Тетюши.

***

Весной 1936 года Фёдор посадил небольшой сад. Посмотрел на сад своего тестя в Малом Фролове и загорелся мечтой.

Семён Петрович был вместо отца Фёдору: всегда давал добрые советы, помогал. А когда узнал, что скоро станет дедом, стал чаще бывать в Чулле, в доме зятя. И пашню засеять помог, и с покосом управились раньше, чем другие, и убрали урожай вовремя. Галя, ходившая первенцем, светилась от счастья! Всё в их доме ладилось, родители всегда помогали. Осенью привёз Семён Петрович саженцы яблонь, вишен, слив, малины, смородины:

– Вот, сажай, Фёдор! Витамины деткам будут!

Вместе с Фёдором вырыли просторные ямки под саженцы, посадили, полили.

– Ну, теперь береги свой сад, Фёдор! Почитай его! Мои отец с матерью сад всегда почитали! Радуй людей! Пусть люди радуются, пусть и у них душа запоет, настроение поднимется, – говорил, уезжая, Семён Петрович Фёдору.

А мечта о зелёном саде захватила Фёдора! Ночью, бывало, проснётся:

– Галя, ты спишь? Вот зацветёт весной наш сад! Какая красота будет! Детки наши будут играть там! Самовар в саду поставим! Пчёл разведём! – и засыпал, счастливо улыбаясь в темноту.

Поздней осенью 1936 года у Фёдора и Галины Григорьевых появилась на свет первая их дочь. Малютку назвали Еленой. Девочка родилась светлой, голубоглазой. Роды у Галины Фёдор сам принимал.

– Солнышко родила ты, Галя, – улыбался Фёдор. – Ить, солнышко вылитое!

Прибавилось хлопот Галине! Из-за нехватки материнского молока девочка часто плакала, капризничала. Ночей не досыпала Галя, а ведь нужно днём было всё успеть: и сварить, и обстирать всю детвору, и по дому сколько было дел.

Единственный ветеринар на несколько деревень, Фёдор целыми днями, а то и ночами пропадал на работе. Профессия ветеринара всегда была в почете. А Фёдор был не только ветеринарным фельдшером, но и людей лечил, блестяще знал латынь. Люди всегда к нему тянулись за помощью.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.