Свет далекой звезды

Денег было так много, что Оля сразу заплатила хозяйке за месяц вперед, расплатилась с машинисткой, печатавшей ей диссертацию, а главное: купила, наконец, сапоги. Старые совсем развалились. Чтобы не ходить с мокрыми ногами, она надевала на чулки полиэтиленовые кульки, а уж потом натягивала сапоги. Теперь можно было выбросить эти развалины в мусорник − что она с наслаждением и сделала. Оставшиеся деньги Оля положила на сберкнижку. На душе у нее потеплело: о ней помнят, о ней заботятся.

Она написала Отару письмо, в котором горячо благодарила его и всех друзей.

Глава 13. ЗАЩИТА

А время бежало, бежало. Зима кончилась, наступил месяц март.

– Оленька, вы замуж вышли? – Шеф удивленно разглядывал ее округлившуюся фигурку. – Что же вы мне не сказали? Я бы вас поздравил. Нехорошо! А кто ваш муж?

– Он погиб. – Оля с трудом удерживалась, чтобы не заплакать. – При исполнении служебного задания. Он работал в милиции. Борис Матвеевич, пожалуйста, не спрашивайте больше ни о чем.

– Конечно, конечно! – с готовностью закивал шеф. – Только скажите, когда это должно случиться? Надо же как-то планировать наши дела.

– В июне, где-то в середине.

– А, ну тогда все в порядке. И защититься успеете, и думаю, ВАК к тому времени подтверждение пришлет. А как же с работой? Я хотел для вас место старшего преподавателя приберечь.

– Приберегите, Борис Матвеевич. Я постараюсь к сентябрю быть в форме. Что-нибудь придумаю.

Едва ли не каждый день к Оле приходила мать – приносила то котлетки, то вареники, то еще что-нибудь. Ей все казалось, что дочь голодная.

– Мамочка, – убеждала ее Оля, – меня хозяйка кормит. Очень вкусно. Я ей заплатила и за продукты, и за готовку. Ну зачем ты беспокоишься? И денег у меня достаточно – друзья Серго прислали. Ты приходи просто так. Ничего приносить не надо.

Но та все равно приносила.

Об отце они не говорили. Он объявил всем знакомым, что у него больше нет дочери. Даже Борису Матвеевичу сказал. Правда, на ее отношения с шефом его слова никак не повлияли.

И в институте к ней по-прежнему относились хорошо. А после того, как она организовала в зимнюю сессию консультации для отстающих, благодаря которым даже самые "темные" студенты вытянули матанализ, ее готовы были носить на руках.

Работа над диссертацией была закончена. Оля могла позволить себе передышку. Шеф взял на себя переговоры с оппонентами и членами ученого совета. За это он свалил на нее почти все свои лекции. Оля с головой окунулась в учебную работу. Она и не подозревала, что это так интересно. У нее оказались превосходные педагогические способности.

Уровень знаний школьников, поступавших в институт, с каждым годом снижался, конкурсы падали. Первокурсники сплошь и рядом не умели решать простейшие уравнения, не знали, чем синус отличается от тангенса. Чтобы они понимали лекции и решали задачи вузовского уровня, надо было помочь им ликвидировать пробелы в школьных знаниях, причем сделать это быстро.

Оля разработала тесты, позволявшие сразу найти наиболее слабые звенья в их знаниях. После ее выступления на Ученом совете ректор лично обратился к Оле с просьбой создать методические пособия для ликвидации этих пробелов и обещал всяческую помощь. Он прикрепил к ней двух аспирантов первого года обучения − и они дружно принялись за дело.

Первые тоненькие методички вышли в институтской типографии перед Олиной защитой и мгновенно разошлись среди студентов. Из библиотеки их стащили в первый же день, да так и не вернули. За ними гонялись, их переписывали от руки, делали копии. К Оле обратились два доцента с просьбой достать методички для их деток. Но у нее самой осталось всего по одному экземпляру.

Защита диссертации прошла на "ура". Приехавшие из столицы оппоненты дружно признали Олину работу заслуживающей ученой степени доктора наук. Позже один солидный журнал посвятил этому событию целую статью. Олин доклад произвел неизгладимое впечатление на всех присутствующих.

– У этой девушки редкий аналитический ум! – провозгласил академик из дружественного вуза. – Более оригинального подхода к решению столь сложной проблемы я не встречал. Обещаю лично ходатайствовать перед ВАК о присвоении соискательнице звания доктора наук.

За это предложение Ученый совет проголосовал единогласно. Ни одного черного шара.

Во время голосования Оле передали записку. В ней незнакомый ректор одного периферийного вуза предлагал ей кафедру, квартиру и очень приличную зарплату. Оказалось, он специально приехал на ее защиту.

У него, наверно, плохо со зрением, подумала девушка. Или, может, он считает, что я такая толстая от природы?

Шеф ликовал. Еще бы – его аспирантка после защиты кандидатской диссертации стала доктором наук! В двадцать четыре года! Небывалый успех. Правда, нужно еще дождаться утверждения ВАКа − но там его друзья обещали "кричать" за Олю. Поэтому он не сомневался в положительном решении.

На защите было полно студентов, − ведь по традиции туда пускали всех желающих. Они устроили Оле настоящую овацию. В верхнем ряду амфитеатра сидела мама и вытирала слезы радости.

Отец на защиту не пришел.

Банкета Оля высидеть не смогла. От выпивки она категорически отказалась. Дождавшись удобного момента, девушка незаметно выскользнула из-за стола и потихоньку покинула банкетный зал. С трудом добравшись до дома, она упала на кровать. Поясница разламывалась, перед глазами плыли зеленые и черные круги. Острая тревога за ребенка терзала ее.

– Идиотка! – проклинала она себя. – Зачем был нужен этот банкет? Сразу надо было ехать домой. Можно было и не дожидаться голосования. Ничего бы это не изменило. А теперь что будет?

– Серго! – в отчаянии обратилась Оля к тому, кто был и остался для нее всем, – попроси бога, чтобы с малышом нашим ничего плохого не случилось. Я больше не буду. Теперь все! Теперь только он! Только о нем будут все мои мысли. Помоги, милый!

И услышала:

– Я попрошу, дорогая. Не тревожься. Все будет хорошо. Ведь я с тобой.

В комнату заглянула испуганная хозяйка:

– Оленька, вам плохо? Я "Скорую” вызову.

"Скорая" примчалась быстро. Молодой врач успокоил Олю:

– Ничего страшного. С ребенком все в порядке. Но больше так не переутомляйтесь. А завтра – непременно в консультацию.

Так начался у Оли декретный отпуск. Только два часа в день она позволяла себе работать над методичками, − остальное время занимали неспешные прогулки с мамой или Юлькой, дневной сон и никаких волнений. Иногда на прогулках ее сопровождала квартирная хозяйка Фаина Степановна. Она привязалась к Оле всей душой. А узнав о ее беременности, пришла в восторг.

– Уж как я мечтала с лялечкой понянчиться! – вздыхала она. – Своих Бог не дал, а так хотелось! Хоть на вашего, Оленька, дитенка погляжу да на ручках поношу. Вы пойдете в сентябре работать, а я с ним буду сидеть. И не думайте ни о какой оплате – мне это в радость.

Хозяйка подружилась и с Олиной мамой. Попивая вместе чай, они строили планы на будущее: как Оля станет работать, а они внука будут смотреть. И никаких яслей, ни-ни!

Дома матери было невмоготу. Отец стал невыносимо груб с ней. Прежде такой выдержанный, он теперь срывался в крик из-за каждого пустяка. Об Оле он не мог слышать. Даже ее успех на защите не смягчил его.

– Она не должна была так поступать! – кричал он. – Я ее вырастил, выучил, я ей все дал! А она? Как она отблагодарила меня? С грузином! Как последняя б… – И он грязно ругался. – Нет у меня дочери и не говори мне о ней!

Откуда эта ненависть к людям другой национальности? − думала Оля. Какая темная сила превращает, казалась бы, нормального современного человека в неандертальца? Ведь это дикость, атавизм! Взять хотя бы моего отца. Почему этот начитанный умный мужчина, коммунист, член партии, провозглашающей равенство всех наций, от одной мысли, что его дочь отдалась грузинскому парню, превратился в озверевшего куклуксклановца − готового вздернуть этого парня на первом попавшемся суку? И ведь вздернул бы, будь его воля. Ладно, если бы причина в разных религиях. Но ведь он атеист.

– Поклянись, – приказала она себе. – Поклянись, что когда твоему малышу придет время любить, кем бы ни был и каким бы ни был его избранник, ты примешь его, как родного. И пусть горький пример наших с Серго отцов послужит тебе суровым уроком.

Верная Юлька нанесла ей кучу книг о матери и ребенке. Из них Оля узнала, как от месяца к месяцу крошечный зародыш прибавляет себе все новые и новые клеточки и распускается, подобно цветку, превращаясь в человеческое существо. На седьмом месяце это уже готовый человечек. Он может улыбаться и плакать, спать и бодрствовать. Однажды на ее животе появился бугорок и стал быстро-быстро перемещаться слева направо. Она попробовала задержать его двумя пальцами, и в ответ ребеночек недовольно заворочался. Наверно, поймала его за пятку или локоток, с умилением подумала будущая мама.

Она старалась побольше разговаривать со своим маленьким. Ведь, находясь внутри нее, он слышит ее голос. И, может даже, запоминает отдельные слова. А уж интонации – точно. Она рассказывала ему, что делает, о чем думает, как ждет его появления на свет. Как она любит его. Она рассказала ему о его отце. Об их любви. О его подвиге. О том, какой это был замечательный, лучший в мире человек.

С фотографии Серго Оля сделала большой портрет − размером с человеческое лицо. Когда портрет был готов, даже фотограф им залюбовался.

– Какой красивый молодой человек, – сказал он. – Это какой-то артист?

– Это мой муж, – ответила Оля.

– Удивительное лицо! – заметил фотограф. – Нельзя ли мне с ним познакомиться? Хочу ему денежную работу предложить. И не пыльную. В свободное время.

– Нельзя, – сухо ответила Оля. – Он погиб.

– Ох, простите, не знал! А вы не будете возражать, если я такой же портрет повешу в витрине? Такая редкая красота. Как жаль!

– Повесьте, если вам хочется.

Теперь, проходя по этой улице, Оля видела в витрине фотоателье огромный портрет Серго. Он провожал ее взглядом и, казалось, смотрел вслед. Прохожие часто останавливались возле витрины и любовались красивым лицом ее любимого.

Свой портрет Серго она вставила в рамку и повесила на стену. Теперь можно было подойти к нему и поцеловать в губы. Его улыбающиеся глаза оказывались совсем близко. Тогда она целовала и их тоже. Правда, потом у нее болело в груди и сильно хотелось плакать, − поэтому она позволяла себе целовать портрет лишь изредка.

Глава 14. ВОЗВРАЩЕНИЕ ЛЮБИМОГО

Незаметно пролетела весна. Наступил июнь. В город пришли обожаемые Олей белые ночи. Как любила она их колдовской свет, делавший окружающий мир призрачным, нереальным. Прежде они с девчатами могли всю ночь бродить по городу, очарованные его красотой.

Ничего, думала Оля, вот родится ее человечек, подрастет – и они вместе будут любоваться своим городом белыми ночами.

Схватки начались под утро. Перепуганная Фаина Степановна вызвала "Скорую" и в ожидании ее металась от двери к Оле и обратно. У нее все валилось из рук. Оля, как могла, успокаивала ее.

Она совсем не боялась родов. Все, что нужно было знать о них, она узнала из книг. Страдание? Разве это страдание? О, она знает, что такое страдание! Страдание – это когда пуля пробивает легкое и входит в сердце любимого. Когда кинжальная боль от одной мысли об этом разрубает тело пополам. Вот что такое страдание!

А то, что с ней сейчас происходит, это счастье, которого она так долго ждала. Ее малыш стремится на свет божий – как хорошо! Приходи, мое сокровище, скорее, я помогу тебе.

Не было ни страха, ни муки – было одно долгое и трудное ожидание встречи. Когда все кончилось, она посмотрела наверх… и не увидела потолка: на его месте было небо с несущимися к ней звездами. Как тогда.

И тут Оля услышала крик своего ребенка.

– Кто? – спросила она, с трудом шевеля запекшимися губами.

– Девочка. У вас дочка, – ответили ей, – такая красавица, что ни в сказке сказать, ни пером описать!

– Леночка, – прошептала она, – покажите ее.

Господи, ну пусть хоть немного, чтоб хоть немного – его черты!

Личико малышки поднесли близко, совсем близко к ее лицу. Оля увидела прямые брови – его брови, длинные слипшиеся ресницы – его ресницы. Ресницы разлепились, и на нее глянул большой синий глаз – его глаз.

Девочка оказалась точной копией своего отца.

Мой Серго! − подумала она. Мой Серго ко мне вернулся. Теперь он навсегда со мной. Благодарю тебя, Господи, за великую милость твою!

– Я же тебе обещал, – услышала она его голос, – что все будет хорошо. Будь счастлива, дорогая моя! И ничего не бойся – я с тобой.

Глава 15. ЛЕНОЧКА

Все сущее в мире стремится к равновесию − и иногда это ему удается. За великим счастьем часто следует большая печаль. Но случается и наоборот: на смену огромному горю приходит безмерная радость.

Юлька была права: новые чувства могут налагаться на старые, притупляя их. Чувство безбрежного счастья, испытанное Олей, когда она впервые взяла на руки крошечную девочку с лицом Серго, сгладило, притупило остроту потери, истерзавшую ее сердце. Боль осталась, но стала иной – не такой режущей.

В день рождения Леночки пришел подарок от ВАКа: извещение о присвоении Оле ученого звания доктора физико-математических наук. С утра в роддом звонили с поздравлениями. Доктора и медсестры устали поднимать трубку. Приехал Борис Матвеевич с огромным букетом цветов. Правда, букет у него не взяли − в воде, где стоят цветы, быстро заводятся всякие микробы, поэтому цветы в роддом приносить не разрешалось.

Малышка оказалась на редкость спокойной. Другие новорожденные, когда их привозили кормить, часто орали, как оглашенные, − а Леночка только вертела головкой да причмокивала. Ее так и прозвали: "самый спокойный сверток".

Когда Оля впервые приложила дочку к груди, та сначала тихонько почмокала крошечными губками, потом у нее внутри включился невидимый моторчик и она деловито принялась перекачивать в себя молоко. Наевшись, девочка оторвалась от груди и уставилась на Олю большими темно-синими глазами − казалось, она старается получше запомнить лицо своей мамы. Ее взгляд был вполне осмысленным,она в нем таилась улыбка.

Этот взгляд растопил ледяную глыбу горя, лежавшую на сердце Оли. Впервые за последние месяцы она почувствовала, что жизнь ее обрела смысл.

– Смотрите, доктор, – сказала она на третий день пожилой врачихе, – малышка уже улыбается мне.

– Скоро тебе зарабатывать начнет, – ответила та, – они теперь такие. Атомные.

Но как перепугалась Оля, когда однажды, взглянув на сверток, положенный медсестрой рядом с ней, не увидела знакомого маленького ротика и родных синих глаз. На нее смотрели круглые глаза чужого младенца.

– Это не мой, не мой ребенок! – в ужасе закричала она. – Где моя дочь? Куда вы дели ее?

Страх потерять свою доченьку буквально парализовал Олю.

Прибежавшая медсестра принялась уверять ее, что никакой ошибки быть не может, что все новорожденные на одно лицо, − но ее слова еще больше напугали молодую мать.

– Отдайте моего ребенка! – рыдала она. – Где моя девочка?

– Ну чего ты орешь? – послышалось с кровати у двери. – Она так хорошо сосет – не хотелось ее отрывать. Ладно, несите сюда мою привереду.

Оказалось, у малышек перепутали номерки.

Как сестра могла утверждать, думала Оля, что все они на одно лицо? Да я Леночку узнала бы среди тысяч младенцев.

Вновь обретя свое сокровище, Оля стала умолять о выписке, − еще одного такого случая она бы не вынесла. Ее не удерживали.

Такой толпы встречающих персонал роддома не помнил. Все роженицы прилипли к окнам поглазеть на небывалое зрелище. Первым к Оле бросился Отар с огромным букетом роз. Передав букет Юльке со словами "не уколись, там шипы", он взял у Оли розовый конверт и, приоткрыв уголок, долго смотрел на малышку, щурившуюся на солнышке. Лицо его на глазах светлело.

– Спасибо, родная! – сказал он Оле. – Я твой брат. Навсегда твой.

Передав конверт бабушке, Отар обнял Олю и крепко поцеловал в губы.

Вся квартира Фаины Степановны была завалена подарками. Отар привез роскошную коляску, кроватку, массу пеленок, распашонок, костюмчиков и прочей детской мелочевки. Уже в Ленинграде, узнав, что родилась девочка, он накупил ей нарядов едва ли не до свадьбы. Зная об этом, Юлька попросила Бориса Матвеевича не дарить от института никаких вещей, а просто отдать молодой маме собранные коллегами и выделенные профкомом деньги.

– Ничего не покупай дочке сама, – убеждал Олю ее названый брат, – мы все будем присылать. Ты только говори, что надо. Все достанем на складе. Такие вещи, что тебе и не снились. У нас все есть − как в Греции, даже лучше.

– Спасибо, Отарик, ты и так привез столько всего. Надолго хватит.

Они стояли у кроватки Леночки и смотрели на портрет Серго, висевший напротив.

– Она его копия, – восхищенно заметил Отар. – Как тебе это удалось?

– Старалась очень, – засмеялась Оля. – А вы с Юлькой что же? Никак не решитесь?

– Юля очень хорошая девушка, – погрустнел он, – но не хочет она в Батуми. Она − не ты. А я не могу сюда переехать: надо отцу с матерью помогать. Нас у них семеро, я старший. Как их оставишь?

– А ты ее силой увези. Или сделай ей малыша. Сама прибежит.

– Ей сделаешь! Я же говорю: она – не ты. Очень рациональная!

Перехватив ее взгляд, Отар посерьезнел:

– Как жить думаешь, Оля? Нельзя всю жизнь прожить с портретом. Боюсь, к этому себя готовишь. Ты красивая, молодая − тебе мужчина нужен. А Леночке – живой отец, а не портрет на стене.

– Конечно, ты прав, – вздохнула Оля, – все правильно говоришь. Да я и не собираюсь делаться затворницей. Чтобы девочка моя выросла счастливой, надо самой счастливой быть. Если смогу полюбить кого-нибудь – выйду замуж. Если полюблю.

– А если не полюбишь?

– А если не полюблю, тогда как? Сам подумай.

– Конечно, – грустно согласился он, – тогда никак.

А сам подумал:

– Не полюбишь ты никого, дорогая. Разве сможет тебе кто-нибудь его заменить, если будешь каждый день видеть эти два портрета? Эх, Серго, Серго!

Через две недели Отар уехал. Обещал звонить. Просил сообщать новости о малышке. И правда, звонил каждый месяц, а иногда и чаще.

Девочка расцветала, как бутон. Она была неизменно весела, хорошо кушала и прибавляла в весе. При взгляде на ее приветливое личико у Оли всегда теплело на душе.

Я перехитрила тебя, Серго, как-то подумала она, глядя на его портрет, – я унесла с собой твою частичку. Смотри, какая красавица из нее получилась.

И услышала:

– Так уж и перехитрила! Думаешь, я не знал? Все твои планы на твоем личике читались, дорогая.

Отец ни разу не навестил ее. Он разменял их старую двухкомнатную квартиру на две коммунальные: двухкомнатную для него с матерью и однокомнатную для Оли.

Через два месяца после размена отец умер. От инфаркта. Прямо на работе. Умер, так и не повидав свою внучку.

После его смерти мать отдала Оле двухкомнатную квартиру, а сама перебралась в однокомнатную. Она очень подружилась со своей новой соседкой одного с ней возраста. К ним часто приходила Фаина Степановна, и они втроем гоняли чаи допоздна.

И Оле попались хорошие соседи – молодая пара и тоже с малышом. Их дом находился в самом центре города, недалеко от института, где она теперь преподавала. До работы можно было добраться пешком за пять минут.

В три месяца Леночка научилась сама переворачиваться со спинки на животик, в четыре села. В семь стала пытаться вставать в кроватке, цепляясь крошечными пальчиками за перекладину. В десять пошла.

Бабушка и Фаина Степановна в ней души не чаяли. Такого количества игрушек, наверно, больше не было ни у кого. Одних кукол имелось полтора десятка. Оля постоянно раздаривала их знакомым, но они все прибавлялись и прибавлялись.

Глава 16. ГРУЗИНСКИЕ ГОСТИ

Однажды хмурым ноябрьским вечером в ее квартиру позвонили. Она открыла. На пороге стояли три женские фигуры в черном. Оля сразу догадалась, кто они − это были мать и сестры Серго. От Отара она знала, что отец Серго умер от горя, не пережив гибели единственного сына.

Молча прошли они в комнату, подошли к кроватке и долго глядели на малышку. Широко раскрыв синие глазенки, Леночка без страха смотрела на незнакомых теть.

– Это он, – наконец глухо сказала мать − и упала перед Олей на колени. – Прости нас, дочка!

– Прости нас! – эхом повторили его сестры, опускаясь на колени рядом с матерью.

– Ну что вы, встаньте, не надо! – Оля бросилась к ним, пытаясь поднять. Но они только качали головами.

– Скажи, что прощаешь. Иначе не встанем.

– Прощаю, прощаю, конечно, прощаю! – торопливо заговорила Оля, – Встаньте, пожалуйста! Вы с дороги, раздевайтесь. Я сейчас ужин разогрею – покушаете.

Во все глаза глядела она на его мать и сестер, пытаясь найти в них черты Серго − но ничего общего не находила. Все трое были настоящие грузинки: носатые и черные, как галки.

– Послушай, дочка, что скажу. – Мать неотрывно глядела на портрет сына. – Мы теперь твоя семья. У него в комнате висит точно такой же твой портрет, такого же размера. Как он любил тебя! − сказать нельзя. Все твердил: почему его предку можно было взять русскую невесту, а ему нет. Я волосы на себе рвать готова. Согласись мы тогда, может, живой бы остался. Все к тебе рвался, да отец не пускал.

А родителям того малыша стали бы присылать его пальчики, подумала Оля. Нет, не мог Серго остаться в живых. Слишком сильно он любил людей, слишком был хорош для этого жестокого мира. Такие долго не живут – они богу нужнее.

Ах, если бы она могла оказаться с ним рядом. В тот момент. Она бы оттолкнула его. Не дала бы убить. Собой бы закрыла, наконец. Отдала бы за него жизнь, не раздумывая.

А Леночка? Она ведь тогда умерла бы тоже. Бог не дал ей выбора.

– Я часто слышу его голос, – вдруг сказала Оля то, что не говорила никому, кроме Юльки. – Он разговаривает со мной. Это правда – я не придумываю.

– Как разговаривает?!

– Ой, только вы не подумайте, что я ненормальная! – спохватилась она, памятуя Юлькины наставления. – Я доктор наук – у меня с головой все в порядке.

– Да мы знаем, знаем!

– Понимаете, я иногда мысленно спрашиваю Серго о чем-нибудь, а он отвечает. Я слышу его голос где-то внутри себя. Часто с ним разговариваю. Подруга говорит, что это я сама за него ответы придумываю. Потому что мы очень близки были, понимали друг друга с полуслова. А я все думаю: может, это его душа со мной говорит? Он верил, что после смерти душа стремится к тем, кого любила при жизни. Я знаю: когда умру, наши души соединятся.

Мать Серго перекрестилась. Потом заплакала:

– Что мы наделали, дочка! Зачем вас разлучили? Почему Господь не вразумил нас? Горе мне, горе!

Тут Оля, не выдержав заплакала тоже. И сейчас же заплакала в своей кроватке Леночка. Тогда Оля взяла себя в руки.

– Не плачьте, мама! Теперь у вас есть внучка. Я научу ее любить и почитать вас. Приезжайте к нам и живите, сколько хотите.

– Ты тоже приезжай к нам, дочка. А хочешь, насовсем приезжай. У нас дом большой – всем места хватит. Сад есть, в нем мандаринов много, виноград. Горы кругом, воздух, лето круглый год. Леночке раздолье будет. Море рядом. Приедешь?

– Вот дочка подрастет – непременно приеду.

– С матерью твоей хотим повидаться.

– Завтра и повидаетесь. Мама у меня хорошая, добрая, рада вам будет. А сейчас ложитесь, отдыхайте. Она завтра придет перед моим уходом на работу – с Леночкой посидеть. Тогда и познакомитесь.

Глава 17. ПЕРЕЕЗД

И побежали месяц за месяцем, год за годом.

Леночка подрастала, умнела. В три года она уже знала все буквы и научилась читать. Оля очень хотела отдать дочку в садик, чтобы девочка привыкала к обществу других детей, не росла одиночкой. Но бабушка с Фаиной Степановной так восстали против этого, что она сдалась.

Леночке разрешалось почти все. Но при этом она с удивительным для такой крохи чутьем понимала, что можно делать, а чего нельзя. Юлька, бывая у них в гостях, с замиранием сердца наблюдала, как малышка пытается вдеть нитку в иголку, ножом отрезает хлеб, наливает горячий чай в чашку.

– Оля, она порежется! Или обварится! – возмущалась Юлька. – Ну как ты не боишься?

– Я не обварюсь, – уверенно отвечала за маму Леночка. – Я осторожненько. Давайте, тетечка Юлечка, я вам еще чайку налью. С сахарком.

Когда однажды заболели сразу и бабушка, и Фаина Степановна, Оле пришлось взять дочку на работу. На лекции та сидела тихо-тихо, словно мышка, и во все глаза глядела, как ее мама учит чему-то много-много больших дядей и тетей. И как они слушают ее маму. А на перемене эти дяди, и особенно тети, буквально затискали ее − пришлось от них спасаться у мамы под столом.