скачать книгу бесплатно
– Как такие идеально организованные родители смогли вырастить столь безалаберную дочь? (В ситуациях, когда неправы они).
Во время наших встреч нередко возникают оба эти вопроса; вот только первый – озвучивает моя мать, второй же – мысленно задаю себе я. Я не могу припомнить ни единого своего поступка, который – по мнению моих родителей – нельзя было бы совершить лучше, быстрее, эффективнее и с меньшими затратами сил и времени. Нет-нет, они меня никогда не критикуют и не ругают – они просто искренне удивляются, почему я сама не вижу столь элементарных вещей.
Было время, когда я начала было скрывать от них те или иные моменты своей жизни. Но, скрывая их, мне пришлось скрывать и их последствия, а затем – последствия последствий, и – в конечном итоге – я окончательно запуталась под этой лавиной недомолвок, и правда вышла-таки наружу. Родители обиделись до глубины души – и я отказалась от мысли вносить какие бы то ни было усовершенствования в наши отношения.
Так, гостиную убрала. В свете предстоящего визита это – одно из двух наиболее стратегически важных помещений в моей квартире. Второе – кухня. В них ничто не ускользнет от взора моей матери, поскольку с ее точки зрения гостиная – это визитная карточка женщины, а кухня – это ее лицо. Кухню оставлю напоследок; там ведь не только все до зеркального блеска довести придется, там еще и праздничный обед приготовить придется. И неважно, что родители приедут совсем не к обеду, и от длительного застолья наверняка откажутся – но на кухню пройдут и в холодильник заглянут: количеством блюд проверят глубину моего к ним уважения.
Пока займусь спальней. Ух ты, как все здесь упорядоченно. Вот сразу видно, что я всю ночь проспала в гостиной, не успела здесь беспорядок навести. Главное – не забыть под кроватью пол протереть, а то у матери непременно тапок туда случайно залетит, чтобы повод возник нагнуться и заглянуть, проверить, не по верхам ли для них убирала.
Вообще, можно с уверенностью сказать, что я выросла в идеальной семье. Мать моя ни единого дня в своей жизни не работала. Еще перед свадьбой отец мой очень четко расставил все акценты: его дело – обеспечивать семью всем необходимым; ее дело – обеспечивать ему хорошо налаженный быт и уют, в которых он будет отдыхать от трудов ежедневных. Не знаю, как долго моя мать раздумывала над его ультиматумом, но на моей памяти она ни разу не отступила от такого разделения обязанностей и всегда казалась мне полностью им довольной.
Познакомились мои родители самым банальным образом: еще будучи студенткой, мать пришла на практику на стройку, на которой отец уже ходил в небольших, но начальниках. В подробности своего полу-служебного романа они никогда не вдавались (в моем, по крайней мере, присутствии); знаю только, что был он весьма непродолжительным, но завершился прочным и счастливым браком. Мне кажется, что им действительно повезло друг с другом – если и были между ними бурные чувства поначалу, то они очень быстро сменились трезвым подходом к совместной жизни. И каждый из них получил именно то, что и было ему нужно: матери – щит от проблем внешнего мира, отцу – беспрекословные преданность и послушание.
Говоря о преданности и послушании, я ни в коей мере не преувеличиваю. Мать даже институт не закончила: вышла замуж сразу после четвертого курса и сменила профессию инженера на профессию жены и домохозяйки. Я не знаю, чего ей хотелось раньше, к чему она стремилась – ее отношения со мной всегда строились по принципу: она старше, умнее, опытнее, поэтому ее задача – учить меня жизни, а не вести со мной задушевные разговоры. Но в замужестве стержнем всей ее жизни стал отец. Я ни разу не слышала, чтобы они ссорились или хотя бы спорили о чем-то; в любом деле мать всегда спрашивала его мнение, он его высказывал – всегда очень коротко и безапелляционно – и все дальнейшие действия матери шли в строгом соответствии с полученными инструкциями.
Даже когда у них появилась я, их единственное чадо, приоритеты не сместились ни на йоту. В первый год моей жизни мать даже переехала со мной в другую комнату, чтобы отец мог как следует выспаться перед работой. Участие отца в моем воспитании сводилось, в основном, к тому, что он задавал матери стратегическое направление, а уж какую тактику избрать, чтобы добиться интересующей его цели, это его не заботило. С самого раннего детства я поняла, что на первом месте в нашей семье стоят интересы мужчины и ее главы.
Когда отец приходил с работы, все дела откладывались, и семья собиралась за ужином, который к тому времени – разумеется – был уже готов. Если отец садился к столу с газетой в руках, ужин проходил в молчании. Если же газета не появлялась на столе, значит, у него возникли вопросы ко мне:
– Твоя мать сказала мне, что у тебя – тройка по алгебре. Когда ты намерена ее исправить?
Или:
– Твоя мать сказала мне, что ты намерена праздновать свой день рождения в кафе. Я нахожу это нецелесообразным.
И все – конец дискуссии. Да и то, такие разговоры стали возникать только после того, как на меня перестали действовать слова матери: «Даже не думай об этом – отец будет недоволен».
Несколько раз я пыталась взбунтоваться. Приглашала к себе друзей, и (в моей комнате, конечно) мы быстро забывали о необходимости вести себя тихо. Скандалов не было – в комнату просто входила моя мать и вступала в разговор. После чего мои друзья быстро расходились по домам. Или, отправляясь на школьную вечеринку, возвращалась позже назначенного срока. Скандалов опять не было – по возвращении домой меня ожидала длительная лекция о том, чего в жизни стоит человек, который не в состоянии держать свое слово. Внешне они даже не волновались – они просто испытывали разочарование от моей несостоятельности.
Так же закончилась моя первая и единственная попытка обзавестись домашним животным. Я подобрала на улице котенка, пушистый дымчатый комочек с невообразимо синими глазами. Случилось это в конце осени, дело уже шло к морозам, и он отчаянно вопил на улице, просясь куда-то в тепло. Взяв его на руки, я поняла, что опустить его назад, на землю, уже не смогу. Я принесла его домой. Мать открыла было рот, чтобы сказать мне, что отец будет против, но котенок глянул на нее и так жалобно пискнул, что даже ее железно вышколенное сердце дрогнуло, и она молча налила ему в блюдце молока. Отец был дома. Напившись молока, котенок пошел осваивать новую территорию и, зайдя в гостиную, в которой отец читал на диване неизменную газету, издал приветственное «Мяу». Не поднимая головы, отец произнес одно-единственное слово: «Убрать».
Уф, вот и до кухни добралась. Ну что ж, займемся своим лицом. Здесь одним макияжем не обойдешься; здесь более глубокая обработка потребуется – на пару часов. Кстати, на этой самой кухне тот котенок и пил свое первое блюдце молока. Сейчас, вспоминая об этом случае, я испытываю к своей матери жалость. Ослушаться отца она не могла – его слово давно уже стало для нее законом; выбросить котенка на улицу – тоже: я так рыдала, что впору «Скорую» вызывать. Так и провела она на телефоне весь вечер, пока не пристроила мою находку каким-то знакомым.
Я же после того случая окончательно поняла, что в противостоянии с отцом мать никогда не будет мне союзником.
И впервые закралась у меня мысль, что им со мной говорить так же трудно, как и мне с ними.
Вообще-то, по-настоящему говорил со мной отец не более трех-четырех раз в жизни.
В первый раз – насколько я помню – это случилось перед окончанием школы, когда решался вопрос, куда мне поступать. Школьными делами моими отец практически не интересовался, на родительском собрании ни разу не был, в день выпускного вечера он, по-моему, впервые узнал, где она находится, моя школа. Но даже он не мог не понять, что с точными науками взаимной любви у меня никак не сложилось. Мать и репетиторов мне нанимала, и кучу дополнительной литературы на меня обрушивала, и домашние задания все у меня проверяла – благо, незаконченное техническое образование какие-то следы в памяти ее оставило – ничего не помогло. Я родилась гуманитарием. Поэтому, продумав мое будущее на много-много лет, отец сообщил мне, что в моем случае целесообразно (Целесообразно! Как же я ненавидела в детстве это слово!) посвятить себя изучению языков. И нарисовал мне переливающуюся всеми цветами радуги картину моего успешного продвижения по службе в каком-нибудь посольстве. Картина эта меня впечатлила.
Последующий разговор произошел – как и следовало ожидать – в преддверии моего окончания университета, и закончился отнюдь не так гармонично, как первый. К тому времени речь о МИДе с посольствами уже не шла – не по Сеньке шапка-то! – но, собрав информацию через знакомых и знакомых знакомых, отец пришел к выводу, что работа на кафедре сулит мне не менее блестящие перспективы. Место солидное, зарплата – не ахти, но стабильная, перспектива кандидатской диссертации и участия в научных семинарах и конференциях… К разговору подключилась мать, заявив мне прямо в лоб, что мужа разумнее искать среди людей, разделяющих мои интересы. Я поняла, что выступать против их объединенного фронта – действительно нецелесообразно. Все мои соображения о более живой работе будут сочтены пустым ребячеством, не достойным взрослого, ответственного человека. Поэтому, выслушав все их аргументы, я сказала всего два слова: «Не хочу». Не хочу, и все тут. Точка. Отец, по-моему, тогда впервые в жизни растерялся. Он усилил нажим, перешел к более жестким выражениям и мрачным тонам, описывающим жизнь бездумного кузнечика, скачущего с одной работы на другую, вспомнил знаменитых стрекозу и муравья … и ничего. Я стала насмерть: я сама найду себе работу и буду заниматься тем, что мне нравится. Судя по тому, что спустя всего полгода родители начали строить дачу, которая сейчас стала местом их постоянного обитания, после того разговора они тоже почувствовали, возможно, подсознательно, что у них выросла то ли черная овца, то ли белая ворона. И решили отделить – хотя бы территориально – свою столь ладно устроенную жизнь от возмутителя спокойствия.
Последний же долгий разговор с отцом произошел у меня после того, как я рассталась с Юрой – с тем самым, с которым чуть до ЗАГСа не дошла. Вообще-то, такого я от него не ожидала – разговоры о моей личной жизни всегда были прерогативой матери. Лет примерно с тринадцати вдалбливала она мне в голову понятия о настоящей женщине – жене, матери, хозяйке, хранительнице очага – и говорила при этом не как мать, секретами семейной жизни делящаяся, а как популярное пособие о здоровой и счастливой семье, состоящее из аксиом, главным словом в которых является слово «должна». Но в тот раз мать, видимо, исчерпала все свои аргументы и выдвинула на передний край тяжелую артиллерию. Нетрудно было предположить, что отец заговорит со мной – в первую очередь – об ответственности. Объяснит мне, что сказки о волшебных принцах написаны для тринадцатилетних девчонок, а разумной женщине следует обзавестись в жизни мужчиной, который станет ей оплотом и защитой, в благодарность за которые она создаст ему теплое и уютное гнездо. И тому же научит своих детей.
Я спросила было, зачем же они так настаивали на моем образовании и возможностях сделать карьеру, если главная задача женщины – гнездо вить и перышками его всю жизнь выкладывать. Отец, конечно, вспылил и заявил мне, что знаниями своими только никому не нужные дуры кичатся, а умные женщины предоставляют мужу право гордиться как ими, так и их образованием. И вот тогда – впервые в жизни! – осмелилась я задать вслух свой неотвязный вопрос: Как удалось моим разумным родителям воспитать такую дуру? И тут же пожалела об этом – матери, наверно, потом мало не показалось. Но больше никаких разговоров отец со мной не вел, по крайней мере, пока. Ой, только бы не сглазить! От матери моей, конечно, так просто не отделаешься. Мне кажется, они сейчас новую тактику разработали: при каждой встрече мать – так или иначе – подводит разговор к какой-нибудь острой теме, после чего в ответ на любую мою фразу она поджимает губы, он – бросает пренебрежительную реплику. Решили, видно, измором меня взять, если прямой нажим больше не срабатывает. Что бы ни делала ты, Татьяна, сама – без нашего напутствия – ничего путного ты не достигнешь. Вот на этой жизнерадостной ноте все наши встречи и заканчиваются: родители мои в очередной раз доказали мне свое превосходство, я же получила передышку на месяц-полтора.
Так, вроде, все. Убрала, наконец. Нигде ничего не пропустила? Да черт с ним, не могу я больше. Если где что и просмотрела, пусть мать порадуется – обратит мое внимание на несерьезное отношение к чистоте и уюту. А я с удовольствием соглашусь, что она – куда лучшая хозяйка, чем я, и отцу с ней удивительно повезло. И все будут довольны.
А вот готовить по полной программе я не буду. НЕ БУ-ДУ! Ну кто в десять часов утра полный обед накрывает? Ну не буду, и все тут. Несколько салатов нарежу, бутерброды сделаю, в магазин сейчас за тортом схожу… Вот-вот, дам им возможность лишний раз высказаться, что такая вот бездельница, которая на бутербродах живет и духовкой пользоваться не умеет, никогда семью не построит. И слава Богу: на одной этой теме и остановимся. Может, какой-нибудь новый торт купить, или все же тот, который они всегда у себя предлагают? Нет, с отцом лучше не экспериментировать.
Вот черт, я же пообедать забыла! То-то я думаю, откуда желчность такая в мыслях появилась. Так, сейчас в магазин, потом перекусить что-нибудь, потом в ванну – на часик! – и спать. Ноги просто отваливаются. Нет, в магазин обязательно нужно сходить, если доползу.
Доползла. Из магазина я принесла не только торт, но и пирожных всяких – если родители откажутся, я потом сама себя порадую. Отпраздную удачно пройденную (пальцы скрестить!) инспекционную проверку.
В ванной на меня вновь накатило философское настроение. Судя по всему, во мне заранее сработали защитные рефлексы – вон шторку почему-то задернула… Странно, не душ же я принимаю! Ладно, от чего-то я все-таки отгородилась, что вновь навело меня на мысли о семье – теперь в целом. Почему каждое поколение родителей повторяет одну и ту же ошибку – особенно у нас? Кстати, интересно, европейское слово «семья» к нам перекочевало как «фамилия», а для самого понятия мы изобрели совершенно другое слово – «Семь-я». (Опять чертово образование взбрыкивает! Обязательно нужно в словах покопаться – нет чтобы воспринимать их как данность!). Почему нам обязательно нужно растить себе подобных? Неужели не скучно в окружении своих копий? Просто мания величия какая-то: по образу и подобию своему сотворю я чадо свое. А если чадо отказывается быть подобным и хочет жить своей жизнью, вспомним о том, в какой круг ада отправляются неблагодарные. И нет никакого конфликта поколений, а есть вечное противостояние индивидуальности и стадного чувства. Если у меня когда-нибудь будут дети…
Черт!! Звонок. От неожиданности я подпрыгнула в ванне и чуть не захлебнулась, расплескав во все стороны воду. Ну, вот, на полу лужа – опять пол вытирай. Если это мать звонит, чтобы сказать мне, что на завтра все отменяется…
– Да?
– Привет, Татьяна.
– Фу, Марина, ну ты меня и напугала! Я – в ванне, чуть не утонула от твоего звонка.
– Батюшки, какие же мы нервные! Я вот что хотела. Ты что завтра делаешь?
– Да ко мне родители приезжают…
– Ну, поздравляю. Как обычно – полки выстроены, кокарды надраены?
– Что-то вроде этого. А что ты хотела?
– Да вот, Светка встречу отменила, а я уже как-то настроилась. И чувство у меня какое-то такое, словно чего-то не хватает. Мы ведь давно уже не виделись…
– Да, в общем, я с тобой согласна. А что ты конкретно-то предлагаешь?
– Я просто завтра буду в твоих краях – у меня встреча в два часа. Можно было бы потом встретиться, поболтать…
– Я – с удовольствием! Давай так: ты, как освободишься, позвони мне, и если я жива буду…
– Да куда ты денешься? Тоже мне проблема: родители приезжают! У меня вон завтра – клиент, и не просто клиент, а такой, который встречи на воскресенье назначает – в другие дни он, понимаешь ли, работает. А я, наверное, на диване всю неделю валяюсь!
– Марина, спокойно! Давай, мы завтра с тобой наши встречи переживем, а потом и поспорим, кому из нас – хуже всех. Ладно?
– Ладно-ладно. Ну, отмокай дальше. Семь футов тебе под килем.
– Спасибо. А тебе – удачного клева.
– Я им не клюну! Ладно, все. До завтра.
– До завтра.
Просветлело на горизонте. Нужно будет постараться Марину к себе затащить – вот мы с ней пирожными и побалуемся. Но даже если придется в кафе идти – Марина меня быстро реанимирует. Это – не Светка, которая меня жалеть начнет; Марина – человек жесткий, целеустремленный, от нее такая волна энергии идет, что – хочешь, не хочешь – взбодришься.
Так, все. Поставить будильник на восемь … нет, на полдевятого, успею!… и спать.
*****
Родители, как и следовало ожидать, позвонили в дверь ровно в десять. Вот чему я искренне завидую, так это их точности во времени. Такому научиться нельзя, с этим чувством нужно родиться. Вот я определенно родилась без него. Я опаздываю – всегда и везде. И ведь знаю, знаю, как это делается: обратный отсчет времени, двадцать минут – запас, на всякий случай, никаких поисков более быстрого пути по дороге – и все равно: то в последнюю минуту ключ в замке застрянет, то маршрутка придет полная – не сядешь, то в метро эскалатор поломается – и беги пешком; хорошо еще, если вниз….
Даже ожидая гостей дома – дома ведь, ехать никуда не нужно! – я никогда не успеваю сделать все, что нужно, до их прихода. Всегда что-нибудь доделываю, пока они сами себя в гостиной развлекают. Вот и сегодня: все успела сделать – и приготовить, и стол накрыть – кроме как переодеться и накраситься. Ну все, значит, сегодня разговор начнется с того, как я выгляжу.
– Здравствуй, Танюша. Здравствуй, милая. Дай-ка мне на тебя посмотреть! Что-то ты не очень хорошо выглядишь.
Как еще может выглядеть человек, которому два выходных дня подряд пришлось вставать ни свет ни заря?!
– Мама, я просто не выспалась.
– Нет-нет, Танечка, дело совсем не в этом. Нельзя выспаться на неделю вперед. Режима у тебя нет – вот что плохо.
Ну разумеется, как можно жить без режима-то? Так ведь не будешь знать, ни когда завтракать, ни когда спать ложиться. А есть ведь психи, которые едят, когда проголодались, и спать ложатся, когда устали.
– Да есть у меня режим, мама, он только на ваш не похож.
– Ну если ты пять дней в неделю встаешь в семь утра, а на выходные до полудня в постели валяешься, то такой режим ни к чему хорошему не приведет. О здоровье смолоду нужно думать, Таня, а внешний вид – это зеркало здоровья.
И психического, между прочим, тоже. Если человек живет в постоянном напряжении, то вид у него – хоть с режимом, хоть без – будет бледный.
– Мама, я отлучусь на минутку – хоть переоденусь.
– Танюша, мы тебя и не в таком виде видели. Так что не стоит время впустую тратить – лучше посидим подольше, пообщаемся.
Отец пока помалкивает, ждет, пока артподготовка закончится.
– Ладно, мама, давайте в гостиную пройдем. Чего в коридоре-то стоять?
В гостиной уже накрыт стол, и разговор переходит к следующей теме: как я питаюсь.
– Вот молодец, сколько всего наготовила – ждала нас. Сережа, ну я же тебе говорила, что не нужно завтракать – Танюша нас без угощения не оставит.
А может, рискнуть однажды – ничего не готовить. Дырка тогда в разговоре образуется – чем же мы ее заполнять будем? Да нет, пожалуй, не стоит. Тема «Нечем родителей угостить» может перерасти в длительную дискуссию о моем материальном положении и растянуться на долгие годы.
– Да, конечно, выйду я из дома без завтрака-то! – отозвался, наконец, отец.
Мать весело рассмеялась.
– Вот видишь, Танюша, ты же знаешь своего отца: у него ведь каждый день только с завтрака и начинается. Так что зря ты столько старалась – лучше бы поспала подольше.
Точно – зря старалась. Они бы меня и так, и так отчитали, могла бы и не тратить столько сил и времени на эти салаты с бутербродами. Решено: в следующий раз – только чай с тортом.
– Ну, что же теперь делать – нельзя хозяйку не уважить. Пошли, Сережа, к столу.
За столом мать, как всегда, принялась распоряжаться едой, словно мы собрались у нее дома.
– Так, что у нас здесь? Оливье? Ну, конечно, что за стол без оливье? Сережа, ты с оливье начнешь?
– Накладывай, накладывай – чего спрашиваешь?
Бутерброды мои мать забраковала. И тут же отправила меня на кухню – нарезать хлеба, напомнив, что отец даже на работе не привык питаться бутербродами. Я пошла на кухню. Когда я вернулась с тарелкой хлеба, у всех в бокалах уже было налито вино. Меня, конечно, никто не спросил, буду ли я пить его – в десять часов утра.
– Ну что, за встречу, – сказала мать, подняв свой бокал. – Редко мы в последнее время встречаемся, нужно бы почаще.
Я чуть не поперхнулась вином.
Ровно через тридцать секунд отец отодвинул свою тарелку с одним словом:
– Недосолено.
Не успела я и рта раскрыть, как мать снова взяла дело в свои руки.
– Танюша, я не вижу соли на столе. Ты забыла? Ну принеси, пожалуйста, как же без соли-то?
Я еще раз сбегала на кухню.
Мать принялась солить салат – прямо в салатнице! – приговаривая:
– Да и немудрено, что у тебя все недосолено. Влюбиться тебе пора, Танюша, влюбиться.
Похоже, сегодня без темы о необходимости замужества мы не обойдемся. Сейчас за новой тарелкой меня погонит…
– Таня, где у тебя чистые тарелки? Я хочу отцу нормальный салат положить.
Я сбегала за чистой тарелкой. После этого наступила небольшая передышка. Я упрямо жевала свои бутерброды, отказавшись от салатов, и готовилась к следующей атаке. К чему же мы сегодня перейдем от питания: к работе или к поискам мужа? Наверное, к последнему, поскольку горячее я не готовила, а торт у меня – из магазина.
Спустя минут сорок, когда родители перепробовали все салаты, а я выслушала ряд критических замечаний по поводу отсутствия абсолютно необходимых ингредиентов и неправильных пропорций – закусывая их бутербродами, которые почему-то никак не заканчивались, я решила вызвать огонь на себя.
– Мама, папа, я горячее не готовила, поэтому вы не против, если мы прямо к чаю перейдем?
– У тебя нет горячего? – Они многозначительно переглянулись и воззрились на меня.
Да, признаю себя виновной по всем статьям обвинения и прошу господ присяжных заседателей приговорить меня к высшей мере наказания.
– Мама, но мы же не в обеденное время собрались. Я думала, что мы немного перекусим, чаю попьем, поговорим…
– Таня, речь идет вовсе не о нас. У тебя к обеду нет горячего?
– Ну и о каком, Люда, здоровье ты с ней говоришь? – включился, наконец, отец.
– Таня, я понимаю, что ты ходишь на работу, и у тебя не хватает времени заниматься как следует своим домом. Но ты два дня провела дома – впрочем, убрала, молодец – и не удосужилась приготовить нормальный, полноценный обед?
Так, все – конец терпению. Они меня что, до седых волос будут отчитывать, как младенца неразумного?
– Мама, ты меня извини, конечно, но ты целый день сидишь дома. Отец деньги зарабатывает, все что нужно, в дом привозит, и тебе остается только чистоту навести и кушать приготовить. А мне, между прочим, нужно и одним, и вторым, и третьим заниматься. И когда человек пять дней в неделю ходит на работу, на шестой день ему хочется просто отдохнуть – понимаешь, просто отдохнуть, а не у плиты париться.
– Вот именно, Танечка, вот именно. Три года назад тебе никто не мешал обзавестись мужем, который заботился бы о тебе так же, как твой отец заботится о своей семье. Но ты же не захотела! И нечего теперь работой прикрывать полное отсутствие самодисциплины.
– Мама, оставь в покое мою личную жизнь, пожалуйста. Она – моя, и она – личная.
