скачать книгу бесплатно
– Ты что, совсем обалдел? Идиот! – завизжала вдруг я.
Поза его ни на йоту не расслабилась, но голос дрожал от смеха.
– Насчет идиота я с тобой, пожалуй, согласен; но насчет совсем обалдел – не очень. Кто это из нас совсем обалдел? Кто пятнадцать минут бегал по квартире, заглядывая во все углы, и – обнаружив все на своих местах – принялся реветь белугой?
От возмущения я даже осипла.
– Ты … что … все это время … здесь был?! – Каждое слово мне приходилось выталкивать из себя, словно камень. – Ах, ты…! – Я ринулась вперед с единственной мыслью: кусаться, царапаться и бить по всему, до чего достану.
Он исчез.
Я замерла на одной ноге, и руки у меня сами собой прижались ко рту. Где-то рядом послышалось тоненькое, приглушенное поскуливание – и я поняла, что оно доносится из-под моих ладоней.
– Оооой! – Я поставила вторую ногу на пол и, не решаясь оглянуться вокруг себя, тихо сказала: – Слушай, ты где? Вернись, пожалуйста. Вот прямо сейчас же – вернись! Я не хотела… Но ты тоже… совесть-то у тебя есть? Пожалуйста!
И снова – так же, как ночью – краем глаза я заметила движение и резко обернулась к окну. Он сидел в кресле, довольно свободно, но настороженность во взгляде оставалась. Мелкими шажками я переступила к изножью кровати, чтобы перекрыть ему отступление из спальни, бормоча на ходу: – Не исчезай больше. Пожалуйста. Я тебя очень прошу. Я больше не буду.
Он вдруг закрыл лицо руками, согнулся и задрожал. На меня навалилась паника. Что случилось? Что я опять не так сказала? Он поднял голову, и я увидела, что он трясется от беззвучного смеха. Ну, знаете ли! Это уже все границы переходит! Но на всякий случай с места я не сдвинулась.
– Что смешного? Нет, ну что смешного? Все утро за мной подсматривал, пока я тут чуть с ума не сошла! Мало тебе трех лет предыдущих? Еще решил поразвлекаться? Так еще и драться начал – чуть хребет мне не сломал! А мне и слова в свою защиту сказать нельзя? – возмущенно булькала я, но злость уже прошла. В ответ он расхохотался уже вслух – да так, что и я прыснула.
– Татьяна, я тебя умоляю, – проговорил он, наконец, оттирая ладонью слезы. Вот так ему и надо! – Давай собирайся, а то мы на работу опоздаем. По дороге поговорим. Кстати, на улице никто из нас драться не сможет.
Во всей этой речи я услышала самое важное слово – «поговорим».
– Ладно, – быстро согласилась я. – Но ты здесь сиди! Не смей никуда исчезать. – Я вдруг вспомнила, что на мне все еще ночная рубашка. – Только отвернись, пока я одеваться буду.
Он вдруг закашлялся. Вот, есть все-таки справедливость! Доведешь кого-то до слез – потом сам заплачешь; заставишь поперхнуться – самого кашель душить начнет.
Отвернувшись в сторону, он чуть натянуто сказал: – Татьяна, пожалуйста, давай я выйду. Я на кухне посижу. Да никуда я не денусь, честное слово! Если хочешь, я посудой греметь буду, чтобы ты знала, что я все еще там.
Ладно, пока лучше не спорить. Я отступила к кровати на очень маленький шаг и согласно кивнула: – Ну, ладно, давай.
Он встал и отправился на кухню. Мимо меня ему пришлось пройти почти вплотную. Я пристально всмотрелась в его лицо в поисках любых подозрительных признаков. Да нет, вроде не врет. Когда он проходил – почти протискивался вдоль стены – мимо меня, в глазах его все еще мелькало некое опасение, … но вперемешку с едва сдерживаемым весельем.
– Ты только греми посудой погромче, – напомнила я ему.
Собралась я в этот день в рекордные сроки. В ванной – умыться и зубы почистить; бегом назад в спальню – одеться. Схватилась было за джинсы, вспомнила про Франсуа – костюм с блузкой натянула, благо, он у меня всегда готов для таких вот случаев. Черт, опять каблуки надевать! Все это время я прислушивалась к звукам, доносящимся из кухни. Что он там делает? Похоже, ложкой о чашку постукивает. У меня возникло какое-то странное ощущение, но … приятное. Обычно, когда, находясь дома, я слышала неожиданный, посторонний звук, я вздрагивала и чертыхалась про себя (честно говоря, не всегда про себя!) в адрес соседей. А сейчас… Звук этот явно говорил о чьем-то присутствии в моем доме – там, где я так привыкла вести себя, как мне в голову взбредет. Но меня он почему-то не раздражал. Может, потому что теперь я уже знала, что три года вела себя в его присутствии, как мне хотелось? Боже мой, на что же он тут насмотрелся за это время! Нужно будет как-то ненавязчиво выяснить, что я здесь вытворяла.
Вернувшись на пару минут в ванную, чтобы расчесаться, я влетела на кухню. Он сидел у стола, на все той же табуретке, подперев голову кулаком и звякая ложкой о чашку.
Но вместо чувства облегчения меня прошибло холодным потом. Что, если это … мираж? Что, если обезумевшее сознание подсовывает мне именно ту картину, которую мне очень хочется увидеть? Ведь видят же воду в пустыне умирающие от жажды люди? Они даже журчанье ее слышат. А вот дотронуться до нее не могут. И разве он не исчез, когда я на него бросилась?
Я ступила два шага вперед, глубоко вдохнула и ткнула пальцем ему в руку, чуть повыше локтя. Шерсть. Шерстяной свитер. А ну, еще раз. Вроде предплечье под вязаной шерстью. Мягкое. А если еще раз – для проверки? Ой, не очень-то и мягкое. Хорошо, что он испарился, прежде чем я с ним драться начала…
– Ну что, не обманул? – насмешливо спросил он, скосив на меня глаза, но позы не меняя.
– Ты чашку-то отдай, – проворчала я, – а то разобьешь сейчас.
– Но мы же договорились, что я буду чем-нибудь греметь, – удивился он, но, тем не менее, положил ложку на стол и откинулся на табуретке, развернувшись всем туловищем в мою сторону.
Я схватила чашку с ложкой, отнесла их в мойку, поставила на огонь турку с кофе. Это действие вновь напомнило мне о том, как началась вся эта история. С ума сойти! Всего пару часов назад я вот так же готовила кофе в полной уверенности, что это – последний акт моей свободной воли, и что моей нормальной жизни пришел конец. Теперь же – когда этой жизни действительно пришел конец – я готова зубами вцепиться в того, кто попробует вернуть ее в прежнее русло.
Когда кофе закипел, я перелила его в чашку. А чем я завтракать-то буду? Ах, да. У меня же вчерашние салаты остались. Вот спасибо родителям, что в гости пришли – теперь пару дней готовить ничего не нужно. Я пошла к холодильнику и … замерла, взявшись за его ручку. Ну и кто я после этого?
– Ой, прости, пожалуйста, – сказала я, поворачиваясь к нему. – Ты что есть-то будешь?
Фу, кажется, не обиделся! Он смотрел на меня с явным любопытством, прищурившись и склонив голову к плечу. В ответ на мой вопрос, у него дернулись уголки рта.
– А ты?
– Ну, у меня вчерашний оливье остался… – неуверенно начала я.
– Тот, пересоленный? – Разговор этот его определенно развлекал. Скажите, пожалуйста! А он откуда знает, что салат пересолен? Он что, его пробовал?
– Я могу тебе бутерброды сделать, – предложила я сквозь зубы. Хорошая хозяйка лишней работы не боится – вот мать бы порадовалась! Вот только не приведи Господь, чтобы она узнала, откуда этот гость взялся!
– Татьяна, я вовсе не голоден. – Точно ночью салат попробовал. Неужели он действительно настолько пересолен? – Давай завтракай быстрее и пошли. У меня есть к тебе предложение.
Опять предложение? Я насторожилась.
– Какое?
Он закатил глаза.
– Садись и ешь, а я пока расскажу.
Я быстро насыпала в тарелку салат. Вот красота, и разогревать не надо! Пряча миску назад в холодильник, я заметила там свои злополучные пирожные. Нужно вытащить – вдруг он сладким соблазнится. Да и я должна, в конце концов, их попробовать.
Сев за стол, я сказала: – Ну, давай, рассказывай, – и принялась за завтрак.
Он помолчал какое-то время, с интересом наблюдая за тем, как я отправляю еду в рот и тщательно ее пережевываю. Я чуть не подавилась. Да что он уставился, в самом деле, как в цирке на фокусника – где же там кролик прячется?
– Ну, не тяни, обещал же.
Он тряхнул головой и посмотрел на меня: – Понимаешь, как я тебе уже говорил, на улице я обычно нахожусь в видимом состоянии. Поскольку теперь прятаться от тебя мне не имеет смысла, мы могли бы поехать на работу вместе – не просто рядом, в одной маршрутке, а вместе. По дороге, кстати, можно и продолжить разговор. Как тебе такое предложение?
Я быстро запихнула в рот остатки салата, глотнула кофе и ответила: – Подходит. Тогда нам бегом выходить нужно.
Он недоуменно нахмурился.
– Почему?
Допивая кофе (а ну их, эти пирожные!), я объяснила: – Потому что в этом случае нам лучше пойти не на мою остановку, а – через дворы – на конечную. А там идти минут на десять больше.
Теперь он еще и глазами захлопал. Вот бестолковый! Что же тут непонятного?
– Если мы сядем в маршрутку на конечной, то мы сядем. А сидя, к твоему сведению, разговаривать намного удобнее, чем стоя, когда на одно плечо тебе кто-то локоть поставил, а на другое – голову пристроил.
Он с облегчением рассмеялся. Интересно, что он там себе вообразил в моих словах?
– Ну, хорошо. Хотя, честно говоря, мне всегда очень нравилось стоять рядом с тобой в этой толпе и прикрывать тебя, чтобы меньше толкали.
– Спасибо, – тихо сказала я.
– Да не за что. Подожди… Ты чего … такая? – растерянно спросил он.
– Я … уже и не помню, когда меня кто-то … защищал. Я, наверно, с виду такая грозная, что никому такая мысль и в голову не приходит, – попыталась отшутиться я.
Он хмыкнул и прочистил горло. Затем качнул головой и продолжил: – Теперь, есть еще одна проблема. Обычно я перехожу в видимое состояние на улице: когда ты из подъезда выходишь или за угол сворачиваешь. Сегодня мне тоже так сделать? Тогда сейчас мне нужно будет ненадолго исчезнуть.
– Нет! – запаниковала я. И только потом подумала. – Э … ты знаешь, наверно, ты прав. Лучше, чтобы соседи пока не видели, что мы вместе из дому выходим.
– Сплетен боишься? – В глазах у него загорелся какой-то непонятный огонек.
– Да не сплетни меня волнуют! – возмутилась я. – Но когда в следующий раз приедут родители, они могут с этими соседями в лифте столкнуться. А вот эти разговоры мне совершенно не нужны.
Он вскинул бровь.
– Вот, кстати, об этом я бы с удовольствием по дороге послушал.
– О чем? – не поняла я.
– Почему ты так родителей боишься.
– Я? Боюсь? – Я даже растерялась. – Да с чего ты взял?
– По дороге, Татьяна, по дороге. Пошли, а то действительно опоздаем. – Он встал.
– Да подожди ты! Давай сначала подумаем, тактику разработаем: что делать, если кто-то в лифт подсядет; кто первым выходить будет, если внизу кто-то лифта ждет…
Он рассмеялся.
– Татьяна, я три года сам как-то справлялся с такими – и не только – проблемами! Так что не суетись – просто веди себя как обычно.
С моей точки зрения, эта фраза – прямейший путь к тому, чтобы человек начал совершать неестественные поступки. Впрочем, мы уже действительно начинали опаздывать. Перед выходом из квартиры был один неприятный момент, когда он вдруг исчез – меня от паники дрожь бить начала. Но я тут же услышала рядом очень тихое: «Спокойно, Татьяна, я здесь», глубоко вдохнула и вышла на лестничную площадку. Чуть дверь не забыла запереть – он меня за руку дернул. Как он раньше с моей рассеянностью справлялся, ума не приложу! Если бы не он, я бы, наверное, уже голову где-нибудь оставила…
Если бы меня спросили, чаще ли я спускаюсь в лифте одна или с кем-нибудь из соседей, я бы в жизни не ответила. Никогда раньше я над этим не задумывалась. Сегодня же, войдя в лифт, я затаила дыхание – и заметила это только тогда, когда он остановился на первом этаже.
Когда двери лифта открылись, я замешкалась: вышел он уже или меня пропускает? Вышла – но с каким-то странным ощущением. То ли он впереди, то ли рядом, то ли еще сзади топчется – голова сама собой оборачивается. То же самое и у входной двери: я не знала, что делать – подождать, пока он ее откроет, или самой открыть и придержать, чтобы он успел выйти. Кто столько книг про невидимок написал? Что за дурацкая мечта человечества? Как по мне, так эта невидимость одни только проблемы создает.
Свернув за угол дома и оставив позади соседские окна, я быстро оглянулась по сторонам. Почти никого. Какая-то женщина впереди семенит – но спиной к нам. Две мамы малышей за руку в садик тащат – а те не выспались: упираются, капризничают. Мамы эти точно по сторонам смотреть не будут. А, вон, справа, еще стайка школьников в нашу сторону направляется, но они, вроде, своим разговором заняты, да и кустарник здесь довольно высокий…
– Давай, материализуйся – быстро! – прошипела я … и чуть не подпрыгнула, когда он вдруг появился совсем рядом, чуть плечом меня не касаясь. А откуда на нем куртка взялась? Ну, хорошо, надел в квартире, когда исчез – но где же он ее там прячет? Я что, уже не знаю, что в моем собственном доме находится?
Отдышавшись, я проворчала: – Ну, знаешь, с тобой инфаркт получить – раз плюнуть!
– Что-то я тебя, Татьяна, не пойму. Когда я утром решил пока не показываться, с тобой истерика приключилась; теперь я показался – ты об инфаркте говоришь. – В голосе у него чуть ли не после каждого слова прорывался смешок. Ага, значит, сегодня мы в отличном расположении духа, и ничто нам его испортить не может. Мрачные предположения и гневные речи остались во вчерашнем дне. Сейчас мы это поправим.
– А что это ты действительно утром прятался? – небрежно поинтересовалась я. И не было у меня никакой истерики! Я просто … немножко всплакнула. И вовсе необязательно из-за его отсутствия. Может, я по квартире бегала, потому что сережку любимую искала. Не нашла – вот и расстроилась.
Смешливость с него как ветром сдуло.
– Я … не был уверен, что ты … не передумаешь утром. В отношении того, что тебе со мной … интересно, – неохотно ответил он, тщательно подбирая слова. И поморщился, словно от порыва холодного ветра. Ветер, кстати, на улице был, но вовсе не холодный – приятный весенний ветерок. Если бы он еще мне волосы постоянно в лицо не отбрасывал… Только поэтому я все время к нему голову поворачиваю.
Мы шли по узкой дорожке, усаженной по обеим сторонам кустарником и деревьями. Солнце уже поднялось над горизонтом и бросало на нас косые лучи сквозь деревья. Листьев на них еще не было, поэтому, пока мы шли, по лицу его то и дело пробегали тени от ветвей. Странно, я почему-то заметила это только сейчас, когда он перестал улыбаться.
Я вновь покосилась на него и пожала плечами.
– Странный ты какой-то. Я ведь просила тебя не уходить. Откуда в тебе такая неуверенность? Ты же – ан…
– Татьяна, – простонал он. – Давай об этом дома поговорим. Ты мне о родителях обещала рассказать.
– Я? Обещала? – Вскипев от негодования, я чуть не споткнулась. Он попытался было подхватить меня под локоть, но я отмахнулась. Нечего меня под ручку водить по сто раз мною хоженой тропинке! – Это ты мне еще вчера обещал рассказать, почему именно три года назад появился!
– Об этом тоже дома. Я не отнекиваюсь – в отличие от тебя. Просто это – темы, явно неподходящие для транспорта.
Ладно. Здесь он, пожалуй, прав. Правда, в транспорте совершенно необязательно говорить громко, да и место там можно найти такое, где любопытных ушей будет немного.
Мы уже подходили к конечной остановке моей маршрутки. Очередь там, конечно, была немаленькая, но машины подходили одна за другой – так что ждать нам придется недолго. И тут в голову мне пришла чрезвычайно неприятная мысль.
– Слушай, а у тебя деньги есть?
– Какие деньги? – Он даже остановился.
– Ну, за проезд заплатить?
Он вновь сдвинулся с места, но в голосе его зазвучала тревога. Лица его я не могла рассмотреть – опустив голову, он шел, глядя себе под ноги. Что-то мне это не нравится.
– Татьяна, я… – запинаясь, произнес он. – Я не знаю, как … тебе это объяснить… – Господи, да что случилось-то? Вот не нужно было его с шутливого тона сбивать! – Ты только пойми меня правильно… – Ну, что, что, что же я не заметила? – Понимаешь, … когда я материализуюсь, … у меня в кармане всегда оказывается нужная купюра, … но только для одного.
– Фу! – с облегчением выдохнула я. – Да я же просто думала, сколько мне денег доставать!
– Ты что, платить за меня собиралась? – Он вскинул голову и метнул на меня такой взгляд, что я бы поежилась, если бы у меня не так от души отлегло. – Ну, знаешь… – Он закрыл рот и раздул ноздри. Замечательно, пусть лучше слов не находит, чем пугать меня до смерти.
Зайдя в маршрутку, я сразу направилась в самый ее конец и села в углу, у окна. Водитель нам попался заботливый – радио у него было настроено на музыкальную станцию. Настроение пассажирам поднимает перед рабочим днем. Отлично. Под это страдальческо-любовное воркование говорить можно о чем угодно.
Он сел рядом, и хотя народа за нами набилось еще много, заполнилась машина быстро, и, наконец, мы поехали. Я окинула быстрым взором ближайших попутчиков. Прямо перед нами сидели явно двое знакомых – они уже оживленно болтали о чем-то. О чем, я не слышала на фоне очередного шлягера – замечательно, значит, они нас тоже не услышат. Остальные, вроде, каждый сам по себе, но они стоят и уже свои думы думают. Но лучше, пожалуй, лишний раз перестраховаться.
– Я вот что хотела спросить… – тихо-тихо проговорила я.
– Что? – Он повернулся ко мне и чуть нагнулся, чтобы лучше слышать.
– Вот так и сиди! – С заговорщическим видом я подняла указательный палец. – Вот так мы сможем говорить о чем угодно.
– Ох, Татьяна… – Он закатил глаза, но полностью развернулся к соседу справа спиной и даже взялся рукой за поручень сиденья передо мной, полностью оградив меня от внешнего мира. Хм, интересно. Я всегда терпеть не могла, когда ко мне слишком близко подходили – у меня возникало ощущения вторжения в мое личное пространство. Сейчас же у меня появилось чувство … уютности. Может, попробовать чуть громче говорить, чтобы ему наклоняться ко мне не пришлось? Что-то он опять как-то выше сделался – вон нависает прямо над головой. Или это я вниз сползаю? Да ладно, мне ведь все равно на всех снизу вверх смотреть приходится – голова сама собой запрокидывается. Так мне легче будет следить за его реакцией – а то издалека у него лицо как-то … смазывается.
– Так что ты там говорила? – спросил он с серьезным видом, но подбородок у него мелко подрагивал.
