скачать книгу бесплатно
В это время кто-то постучал в дверь. Анна открыла.
– Паша выйдет? – Улыбаясь на все два имеющихся черных зуба и еле стоя на ногах, спросил алкаш-сосед.
– Не выйдет! Вы достали уже! Идите отсюда и не смейте больше здесь появляться!!! – Яростно заорала вдруг Анна, которая обычно старалась хоть относительно держать себя в руках.
– Чегооо кричать-то? Дурында! – Попытался возражать алкаш, плюнув прямо на порог. – Будешь злой и никто на тебе не женится! Воооо как! А будешь лааапочкой и сам на тебе жжженюсь! Ты, вввроде, ничего такая. Но тощая, вредная, бестолковая наверно, но сссжалюсь – сойдешь на худой конец! Хоть яичницу варить научилась или совсем руки не с того места? – Алкаш оценивающе-пренебрежительно взглянул на Анну и сделал шаг вперед, пытаясь то ли приблизиться к ней, то ли войти в квартиру.
– Убирайтесь отсюда или клянусь – вам будет плохо! – Тихо и хладнокровно сказала Анна, преградив ему путь вытянутой вперед шваброй, той же шваброй громко стукнула по полу. – Я сказала убирайтесь прочь! – Уже почти яростно закричала Анна. В ее голосе звучала реально угрожающая нотка, прозвучавшая с такой уверенностью, что алкаш отшатнулся. Он растерянно на нее посмотрел и снова плюнув на пол, медленно побрел прочь.
Ярость Анны всегда была в большей мере связанна с тем, что она реально боялась пьяных людей. А вот бояться она ненавидела и выходила из себя от беспомощности перед этим недугом. Сейчас же она чувствовала ту раздирающую злость на отца, которую всегда запрещала себе чувствовать. Она была уверенна, что нет большей беды и боли чем та, которую причиняют те, кто должны быть силой, опорой и защитой.
Она, рыдая, вытерла мокрой тряпкой плевки алкаша, сдерживая тошноту. Потом, рефлекторно обняла швабру, словно ей была необходима хоть какая-то помощь, хоть наличие неодушевленного предмета, которая только что удачно подвернулась под руку и помогла. Она молча сотрясалась от рыданий, а успокоившись долго смотрела в пустоту перед собой.
Далее пришлось в очередной раз взять себя в руки. Она открыла окна, чтобы проветрить дом и начала убирать, отстирывая все подряд. К вечеру Анна устала настолько, что не могла и пошевелиться, просто сидела на своем идеально чистом полу и радовалось приятному запаху свежести, тишине и даже своей усталости, от которой и вся злость прошла. Внутри не осталось ничего, кроме пустоты и каких-то свободно блуждающих мыслей.
«Труд сделал из обезьяны человека, а безделье наоборот – превращает человека в обезьяну! … И вообще, что, если жизнь бьет в те места, через которые указывает на индивидуальную дорогу? Кажется, кузнец так заламывает раскаленное железо в необходимую форму с помощью молотка… Не может же все происходить случайно? Не может! Или мой Бог слишком хорошего обо мне мнения и переоценивает мои способности, мою выносливость. А я в один день просто кончусь и уже не смогу взять вверх над обстоятельствами! Исчезну как пар, поднимающийся с тарелки супа. Ой, блин, кушать хочу. Откуда эти мысли о смерти, когда всего лишь голодна? Правда голодна как стая диких кошек, а не одна лохматая штучка. Может я подыхаю и бред в голову лезет? Интересно, о чем обычно думают, умирая? Ощущение не из приятных наверно и на душе несомненно дрянь какая-то должна быть. Стоит ли расслабиться и созерцать происходящее, если нет сил бороться? Да и с чем мне бороться? С пьющим отцом? Словно я не способна его принять и любить таким, словно хочу исправить и изменить под свои потребности и удобство. Да, себя я люблю больше. Иначе бы давно сошла с ума. Не знаю, чего заслуживаю я, но и он заслуживает более благодарной и доброй дочери, а ему досталась я – тварюшечка! Мы стоим друг друга! Что бы поесть-то? И живот снова урчит, руки дрожат, кожа опять покрылась сыпью от чистящих средств и ручной стирки, спину ломит. Надо взять в кредит стиральную машинку со следующей зарплаты. Интересно, я чувствую себя несчастной или я и есть несчастная?» – выдавив из себя ироничную улыбку, от которой снова захотелось плакать, проговорила Анна. Она часто болтала что-нибудь вслух, оставаясь одной дома.
В это время снова постучали в дверь и брови Анны недовольно сжались. «Ну зачем портить такой замечательный момент? Отстаньте вы все раз и навсегда!» – снова вслух проговорила Анна, ожидая, что нежеланные гости сами уйдут, но нет – в дверь снова постучали. Анне пришлось встать.
На пороге оказался Федор Иванович. Он молча на нее смотрел. Она тоже застыла на месте и только вспомнив, что на ней старая, изношенная и даже дырявая местами футболка с такими же старыми, короткими штанишками, а волосы растрёпаны, глаза заплаканы – она вдруг, осознала всю нелепость своего вида и смутилась.
– Простите. Уборка измотала. – Виновато проговорила она.
– То есть в дом не пригласишь? – Выдавив из себя улыбку, спросил Федор Иванович. Он не мог не заметить заплаканных глаз Анны и это сразу вызвало в нем острую боль и тревогу.
– Ой, да, простите. Проходите.
Хоть тому, что в старой квартире идеально чисто в данный момент, Анна была рада. Грязи она стеснялась больше, чем бедности.
– Простите, не могу предложить кофе или выпивки. Так уж вышло, что еще не успела сходить в магазин, а запасов не осталось. – Смущенно проговорила девушка.
– Давай уже на «ты». Если позволишь, то кофе тебе предложу я, только в другом месте. Тебе придется переодеться и уехать со мной.
– Я буду рада! Но сперва мне надо принести еды отцу. Он спит и скоро проснется. Так что, посиди здесь минут десять, а я пока сбегаю в магазин.
– В таком виде идешь на улицу?
– Не надо меня стыдить. Эта улица видела виды и по хуже. – Обиженно ответила Анна.
– А я говорю не о плохом, а о прекрасном. Эта одежда тебе мала, наверно со школьных лет осталась. И она слишком облегает твое идеальное тело. Я не хочу, чтобы на тебя оценивающе смотрела толпа мужиков, сидящая на беседке у подъезда. – Искренне и прямо ответил Федор Иванович. – Давай за продуктами схожу я, а ты пока собирайся. Нам надо ехать.
– Но…
– Сейчас не время перечить. Пожалуйста, просто соберись. Я быстро вернусь. Есть какие-либо предпочтения? Что любит твой отец?
– Подойдут любые продукты – хлеб, сметана, колбаса. Суп сварю ему уже завтра. Нет, мне не удобно. Давай, все же, я сама схожу?
– Нет. Бегом одеваться! – Мягко, но повелительно произнес Федор Иванович, уже направившись к выходу.
Федор Иванович вышел, оставив ошеломленную Анну стоять в центре кухни. Она реально была уставшей и голодной к тому же – ни на какие возражения и сил не было. Более того, ей было очень радостно, что он пришел и что он такой весь абсолютно нормальный, здравомыслящий, адекватный мужчина.
«Я уже боялась, что вчерашнее было сладким сном. Но нет. Неужели, мне повезло и он действительно меня выбирает? Это не игра? Может я счастливица?» – улыбнувшись неожиданно беззаботной и счастливой улыбкой ребенка, получившего самую желанную шоколадку, проговорила она. Она посмотрела на швабру и с благодарностью кивнула, как кивают другу, который в худшие минуты был рядом. После схватила нарядные вещи и побежала в ванну.
Федор Иванович вернулся с тремя большими пакетами продуктов.
– Ты что, на месяц вперед все накупил? – Проговорила, снова смущенная Анна. Но принялась быстро все убирать по полочкам и в холодильник. Добравшись, напоследок, до большой упаковки с отборными орехами и сухофруктами, она открыла упаковку и стала аппетитно есть. После подошла к нему, он сидел на старом диване и ждал, пока она разберется с пакетами. Она уселась рядом и стала кормить его с руки. Он же не мог наглядеться на ее изящные, но слегка детские повадки. И тем более не мог насмотреться на милые и любимые черты лица, на довольную улыбку и искорки радости в заплаканных глазах.
– Так, нам, вероятно, следует уйти, пока папа не проснулся. – Вдруг, опомнившись, протараторила Анна.
– Нам надо прятаться имеешь ввиду? – Пристально на нее посмотрев, спросил Федор Иванович.
– Нет. Прости. Я просто не знаю, что ему сказать. Лучше потом позвоню и скажу, что я у подруги. Врать плохо, но иногда надо. Не осуждай меня за это.
– Да, нам пора ехать. И я вовсе не осуждаю. Но… – Федор Иванович, замолчал, явно что-то обдумывая. – Иди, буди отца.
– Ты уверен? Сам и будешь с ним разговаривать и объясняться. Я не могу это делать. – Растерянно проговорила Анна.
– Буди. Разберемся. – Уверенно ответил Федор Иванович.
Вскоре на кухне появился отец Анны. Федор Иванович, который долгие годы был его начальником, вдруг сел с ним за один стол и максимально уважительным тоном попросил руки его дочери. Отец ответил, что только сама Анна должна решить за кого выходить замуж. Анна утвердительно качнула головой на вопрос отца и пара получила благословение.
Так начался новый этап совместной, брачной жизни для Анны и Федора Ивановича. И те, кому недавно некого было обнять кроме швабры и уж тем более не с кем поговорить, кроме как с собой и с пространством, иногда получают свою долю везения и счастья от неведомых сил и лучших людей.
Адаптироваться к новым условиям, для Анны не составило особого труда. Более того, супруг у нее не поменялся ни в своей заботливости, ни в понимании ко всему происходящему, ни в нежности или трепетном к ней отношении. Он действительно ее любил и всеми способами заботился о ее благополучии. Даже отца ее отправил на год лечиться в частную клинику, чтобы она перестала о нем переживать. К возвращению из клиники, старая квартира с пагубными соседями была продана и куплена новая с ремонтом, обставленная со вкусом и находящаяся в престижной зоне оздоровительного санатория. Соседи были приличными, вокруг парки, водоем и зелень, а район безопасный, под наблюдением.
Анна расцвела на глазах. Конечно, красивой она была и до встречи с Федором Ивановичем, но только с ним в ней появилась уверенность в себе и внутренняя гармония, словно она впервые в жизни обрела опору и веру в благополучие сегодняшнего и завтрашних дней. Со временем она научилась дышать полной грудью.
С работы она ушла и занялась преподаванием танцев, открыв свою студию. Возможности теперь позволяли с легкостью реализовывать многие мечты, а скромный в личных нуждах Федор Иванович, большую часть своего ежемесячного заработка автопереводом пересылал на карту любимой супруги. При чем он редко интересовался тем, на что Анна тратит деньги. Ему хватало того, что она относительно беззаботна и довольна, а он может этому способствовать.
Вскоре вокруг Анны образовался совершенно новый для нее контингент и круг общения. Теперь она дружила с друзьями Федора Ивановича, с семьями предпринимателей, со многими успешными бизнес-леди. Она неустанно ходила на всевозможные тренинги по личностному росту, завела своего коуча и фитнес-тренера, путешествовала по миру, учила языки, изучала культуру и искусство, бытность разных народов.
Она росла и развивалась, но что-то паранойяльно-истеричное периодически появлялось в ее стремлении к превосходству, словно она внутри себя все еще убегала от бедной девочки из прошлого, а та с грустными глазами призрачно встречалась ей в каждом новом дне с молчаливой просьбой – «Пожалуйста, не отвергай меня! Умоляю, оглянись, не бойся меня. Я тут. Мы нуждаемся друг в друге и в целостности». Анна понимала, что не хочет и действительно боится оборачиваться, боится, что та одинокая и грустная девочка может привнести прошлое, свою несчастность в настоящее и разрушить ее новый мир.
Среди множества знакомств обозначилась и Маргарита Таминова, которую все называли «Мара». Да, она была странной, экстраординарной, интересной и то ли слишком умной, то ли слегка безумной, но все это придавало ей особого шарма и привлекательности. Вокруг нее всегда были идущие по ее пятам вдохновленные почитательницы и ученики. Она позиционировала себя как коуч, психолог (правда с незаконченным высшим образованием), экстрасенс, ясновидящая, яснослышащая и что-то подобное еще, что запомнить бывало сложно. При этом она была единственной дочерью женщины-чиновницы, которая когда-то в молодости просто решила верить в большую любовь, а по факту была брошена отцом своего ребенка в самом начале беременности. Влиятельный дед нашел ребенку няню и воспитателей, а любимую дочь отправил работать в местную городскую администрацию. Благо, денег и связей в данной семье всегда хватало.
Мара была красивой: белокожей, с черными, как редкий алмаз, глазами, с густыми, черными, кучерявыми волосами до пояса, худенькой, но с выраженными формами, высокой. Многие мужчины попадали в плен ее чар, о чем говорило как минимум то, что в ее доме всегда было множество огромных букетов цветов и обилие подарков. Чаще всего она и не помнила тех, то их присылает, но искренне любила и принимала внимание и заботу, принимая это знаком и комплиментами от самой вселенной.
Мара и Анна сдружились почти моментально. Сходства глубинной сути и их перекликаемость между двумя людьми преодолевают преграды социального и внешнего не особо замечая препятствий.
На одной из дружеских вечеринок в клубе «Светоч», Анна явилась с Марой после их совместного посещения тренингов в тематике женских медитаций и йоги. Все внимание сразу переключилось на девушек. И если Анна все же оставалась для всех уважаемой супругой уважаемого Федора Ивановича и все вели себя с ней максимально учтиво, чему она старалась соответствовать, то Мара сразу, что всегда было в ее поведении характерной чертой, снесла своим присутствием все принятые нормы. Она сразу захватила все внимание и отвечая на вопросы о роде ее деятельности, уселась по центру зала и стала увлеченно, очень красиво и с очевидной любовью к теме, рассказывать. Сперва она объясняла что-то о притяжении между людьми, потом о вибрациях и частотах человеческого существования, а после медленно перешла к насущной теме сексуальности и провела почти мини лекцию по сексологии. Казалось, что сложных тем, запретных или неудобных для обсуждения в среде взрослых людей, для нее просто не существовало. А один из ее почитателей вовсе стал утверждать, что само существование подобия Мары является половым актом жизни с миром.
Однако, когда в зал вошел задержавшийся в другом месте хозяин клуба, то есть Михаил, Мара замолчала. Они молча смотрели друг на друга так, словно их перенесло в другую реальность.
– Надеюсь, вы не женаты? – Вдруг спросила Мара с еле уловимым вызовом и ноткой неожиданного волнения, трепета в голосе.
– Невообразимо свободен! – Ответил Михаил с не менее загадочным голосом, что заставило Федора Ивановича удивленно ухмыльнуться.
– Сварить вам вкусный кофе? – Продолжила Мара.
– И вы знаете, что намереваетесь угостить хозяина данного заведения? – Рассмеявшись спросил Михаил.
– Все мы гости в этом мире и все хозяева чего-то там! А заведение…. Милое! Внушительное, как и вы сами. Впрочем, какое нам дело до деталей?! Я готова для вас готовить! – С лучезарной улыбкой ответила, редко теряющая самообладание, Мара.
– Я думал только о кофе, заходя в эту дверь.
– Я так и поняла. Веди меня на кухню! – Сказала Мара и улыбнулась самой игривой, непредсказуемой из своих улыбок, которых для наблюдательного почитателя выделялось множество.
Михаил подошел, протянул ей руку, на что она демонстративно и грациозно ответила, словно вдруг вспомнив о зрителях, и они вместе удалились на кухню.
Все были в восторге и в волнующем смятении одновременно. Михаил, сорокатрёхлетний разведенный холостяк, который всегда был слишком разборчив в людях, в женщинах и точно знал в них толк, продемонстрировал нечто новое и пока никому не понятное – втянулся в чужую игру. Анна и Федор Иванович переглянулись и стали шёпотом о чем-то разговаривать, смеясь и с интригой ожидания поглядывая в сторону прохода на кухню.
Кто-то из особо любопытных, предложил пойти и посмотреть, как там кофе готовится, но Федор Иванович сразу пресек данное намерение одним лишь словом и все остались сидеть на своих местах. Вскоре в зал вошли Мара и Михаил с подносами и чашечками кофе для всех. Они выглядели очень гармонично и радостно. По крайней мере их объединяло уже то, что они оба были высокого роста, стройные, привлекательные и по-своему необычные, выделяющиеся в любой среде, харизматичные и целеустремленные.
– Кажется зацепило и самого не цепкого?! – Весело подмигнув, произнес Федор Иванович, оказавшись в конце вечера за барной стойкой в компании с Михаилом. Они уютно сидели и со стороны смотрели на посетителей, тихо разговаривая о своем.
– Думаю, что она шальная на всю голову, но более изумительной женщины, я не припомню, чтобы когда-либо имел честь встречать. – Улыбнувшись и покачав головой сказал Михаил.
– Верно, не припомню ни одной особы, которой бы удавалось так тебя впечатлить. – Засмеявшись заключил Федор Иванович. – Я рад за тебя, за то, что она вызывает в тебе подобную улыбку и смятение. Душа слепнет, переставая замечать удивительность и многоформность окружающего мира. Благо, тебе подобное не грозит.
– Многоформность? – Иронично переспросил Михаил.
– Именно так! Я очень давно не видел, чтобы у тебя глаза горели, а улыбка просто не сползала с лица при всем стремлении ее унять.
– Придется признать твою правоту. Она напоминает мне ожившую Богиню Бастет. Но есть одна загвоздка. Общение Анны с Марой до добра не доведет. Просто услышь меня сейчас и поверь.
– Что ты имеешь ввиду?
– То, что ты пытаешься привести Анну к балансу, внутренней гармонии и уравновешенности, а Мара по свей природе и личному выбору – стихийное бедствие. Нарушать нормы и сносить стены на своем пути – ее приоритет и способ существования. Она в этом чувствует себя живой, на эмоциях отделяясь от своей «онемевшей», травмированной части души.
– Почему ты так уверен, что она чем-то травмирована? Неужели ты действительно можешь видеть души и их раны? Я никогда не смогу понять твоей проницательности.
– Все на много проще и логичнее. Когда все хорошо и благополучно, человек старается сохранять и беречь. Когда все плохо и терять, по ощущениям, особо нечего – приходится разрушать, сопротивляться, драться, сносить, отстаивать себя и высвобождаться. Мара высвобождается экстравагантностью из собственного места внутри, в душе, в прошлом, где «прибило».
– Даже если так, Анна достаточно разумная, чтобы не вестись на навязываемое и отделять одно от другого.
– А в этом основной нюанс. Люди сходятся на очевидной или глубоко срытой общей составляющей. Анна – умница и старается тебе соответствовать, но где-то внутри нее осталась скрытая сторона ее личности. Их объединяет травма детства, слишком глубокие и незаживающие раны, на боли от которых они научились танцевать, превращая ее в своего рода опиум. Если слишком долго чувствовать боль любого рода и при этом не иметь возможности от нее избавиться – адаптивный организм человека привыкает, даже учится получать свою долю удовольствия от происходящего, что зачастую, и является способом выжить.
– Но мы не можем знать ничего о чей-либо истинной природе. Мы и себя-то знаем отчасти. И всем от чего-то в той или иной мере больно. Разве это не естественно?
– Можем предположить наибольшую вероятность, если посмотреть на то, кто в близком окружении Анны – это ты и Мара. Две противоположности, которые делают ее целостной.
– Понятно. – Задумавшись, сказал Федор Иванович. – Этот мир теряет в твоем лице хорошего специалиста. Не понимаю, почему ты не захотел в свое время, после окончания магистратуры, которая так тяжело тебе далась, работать по профессии?
– Времена были слишком сложные. Профессиональное становление в сфере моей специальности требовало определенных вложений и времени, а мне тогда буквально есть было нечего, за съемное жилье платить нечем. Тогда этот до боли родной и любимый город был для меня еще чужим и не принимающим. Мои все жили далеко, здесь не было ни знакомых, ни друзей. Залез в кредиты на учебы, а отдавать их было нечем. Пришлось браться за первую попавшуюся работу, чтобы просто вылезти из ямы. Так и унесло в сторону. Да и понимание часто приводит к тишине, к желанию молчать. И чаще всего с целью, уберечь своей тишиной других от понимания того мизера, который открылся одному, но уже оно угрожающе превосходит милые человеческие миры многих других. Зачем ломать шаблон, если не готов предложить, что-то лучшее взамен?! Практика показывает, что люди не прощают тех, кто ломает сковывающие их рамки. Рамки становятся защитными стенами. И дело даже не в прощении, а в том, что доля счастья в мире не увеличивается и не уменьшается. Она словно отмерена каким-то законом мироздания и частично отдана в руки человека на распределение, но без власти над ней, без обладания. Это где-то в сфере того, что ты называешь многоформностью, а можно назвать и трансцендентностью.
– Ты думаешь, что тебе ничего не изменить или ты не готов к подобной ответственности?
– Кто считает, что готов, тот просто даже приблизительно не представляет с чем имеет дело. – Произнес Михаил низким голосом, превращающимся в шепот, но пронизывающий все вокруг. – Одно могу сказать с полной убежденностью – жизнь человека, каждого и всегда, соразмерна его душе.
– Звучит словно это приговор заключённого, гуляющего на свободе и не подозревающего, что за пределами его мнимой свободы, его личного горизонта, обведена прозрачная стена личностных ограничений. И есть же отдельные индивиды, способные найти дыру в бесконечности этой стены? Слушай, может это то, за что нужно браться без готовности? Первопроходцы всегда идут наощупь, осознавая риски, со страхом, но переполненные решимости.
– Те самые отдельные индивиды или первопроходцы, не просто обладают упорством, но и наделены определенной долей гениальности. Они могут представить, почувствовать и найти, реализовать то, что другим не дано вообразить и уж тем более допустить. Гении умудряются забирать у реальности скрытое от обыденного глаза.
– Есть в тебе что-то из образа сталкера.
– Куда там, я простой и скромный. – Без эмоций, почти отрешенно, произнес задумавшийся Михаил.
– Скромный, как вселенная… Слушай, я только сейчас заметил, что твой компаньон по новому проекту и сегодня отсутствует. В последнее время редко посещает наши мероприятия, но был замечен в сомнительных компаниях в стороне. Он у себя на уме и что-то проворачивает за спиной. Впрочем, вижу, что ты и сам это подозреваешь.
– Знаю точно. Он мечется между двумя яблонями, пытаясь понять, на которой плоды слаще.
– Ненадежен и исчерпывает свое время актуальности для свершений ненадлежащими бессмыслицами.
– Абсолютно ненадежен.
– Избавишься от него?
– Я? Зачем мне марать руки? Сделаю так, чтобы он сам избавил меня от своего присутствия в делах и при этом остался благодарен, что я не лишил его всего капитала.
– Полагаю, что сейчас в его голове разрабатываются подобные же планы на твой счет.
– Осведомители сообщают, что он готовит мне подлость для этих своих планов и эта подлость унесет его на дно собственных недальновидных и слишком необоснованных амбиций.
– А теперь представь, что ты ошибаешься и план у него совсем другой. Все, что тебе доложили и исходя из чего ты строил свою стратегию – обманка. – Словно бросая вызов планам друга, лукаво подняв одну бровь и ухмыльнувшись, сказал Федор Иванович. – Что будешь делать?
– То есть обойти его не только на один шаг и даже не на несколько шагов вперед, а дополнительно это еще идти в обход, при чем и слева и справа?
– Именно. Если тебе что-то нужно, то принципиально важно не надеяться на удачу и не оставлять противнику ни единого шанса на выигрыш.
– Ладно, есть еще одна мысль, только надо ее проработать.
– Мало еще одной. Мы же не добрые дворники, которых я очень уважаю, но все же метла их только метет, пока не появляются ведьмы. В голове всегда нужно иметь как минимум пять абсолютно разных, порой даже взаимоопровергающих вариантов происходящего и столько же вариантов решения проблем.
– Хорошо. Ты мне подыграешь кое в чем, если понадобится? – Спросил Михаил прямо посмотрев на друга.
– Мог и не спрашивать. – Уверенно ответил Федор Иванович.
– Значит, скоро будет повод выпить по бокальчику. За подлые игры за спиной я предпочитаю наказывать.
– Почитаю твое благородное коварство. – Улыбнувшись констатировал Федор Иванович.
– Пожалуй, оставим это на сегодня. Мне нужно будет завтра проверить еще одно подозрение на правдивость. Сейчас, предлагаю глянуть, что там вытворяют наши ангелочки, с демоническими способностями. – Михаил улыбнулся, кивком головы указав в сторону Мары и Анна, вокруг которых собрались все посетители клуба и просто завалили их вопросами. В частности, жадно слушали импровизирующую во всей своей непосредственности Мару, а Анна решила быть рядом с ней, чтобы заглаживать углы, в которых, уже достаточно знакомая ей Мара, может и матом посылать, и не стесняться в вопиющих откровениях, и закатывать шикарный, творческий скандал. – Кстати, во всем что касается благородства, мне у тебя еще учиться и учиться. В мире предпринимательства тебе нет равных. Ты просто гений в этой стези.
– Точно я знаю лишь то, что без нее я блуждающий в океане жизни айсберг. – Указав на Анну и не сводя с нее восхищенного взора, проговорил Федор Иванович. После недолгого молчания он добавил. – Легко мнить себя гениальным или стоящим большего, являющимся хотя бы хозяином своей жизни, когда уже научился стоять на ногах, зарабатывать деньги, вести дела, когда не нуждаешься и не ждешь ничего ни от кого. Но…
– Я слышу всю тяжесть этого НО… – Тихо заключил Михаил. – Кстати, я до сих пор не понял, каким образом ты провернул сделку с иностранцами. Казалось, что это дело уже не спасти и предыдущие переговорщики просто уничтожили любую возможность взаимодействия, не говоря уже о сотрудничестве на наших условиях, чего ты добился за один разговор. Я не преувеличиваю и не хвалю друга, называя тебя магом, мастером своего дела. Как ты это делаешь? Расцветает все, чего касаются твои руки.
– Скажем так – руками мастера повелевает сердце, а сердцем мастера повелевает Бог. Магия – это энергия искренних намерений и неуемность прилагаемых усилий.
