Домовёнок Кузя. Официальная новеллизация

Кузя выкатился на пол, заметался, скользя и падая, подскочил и побежал куда глаза глядят, а прибежал прямо к Наташе. Та сидела на кровати и увлечённо читала.

– Ох ты, мать честная! – охнул Кузя, замер и свалился навзничь.

– Ух ты! – Наташа отложила книгу и подняла лохматую куклу в красной рубахе.

Кукла была интересная и глазастая. Почти как живая.

– Папа, это твоя игрушка? – спросила Наташа.

– Моя, – отозвался папа, выныривая из одной коробки и заныривая в следующую. – Играй, если хочешь.

Наташа вернулась в детскую, посадила куклу на столик у зеркала, открыла книгу и закрыла – кукла свалилась на пол. Просто неваляшка какая-то. Зато милая. Надо её нормально посадить.

Нормально посадить снова не получилось. Стоило Наташе отвернуться, лохматик снова скатился на пол и затопал лапоточками, пытаясь протиснуться под игрушечный столик.

Наташа кинулась к странному заводному человечку, но тот опять замер, упал и уставился стеклянными глазами в потолок, будто тут и лежал.

– Ты кто такой? – Наташа взяла его в руки.

Лохматик не ответил. Игрушка как игрушка. В народном стиле. Они таких в школе на технологии в четвёртом классе шили. Не таких красивых, конечно. Но у Наташи тогда неплохо получилось.

– Я никому не расскажу, – пообещала она.

Не получилось. Малыш в лаптях не шевелился.

Наташа тихонько подула ему в лицо:

– Фух.

Конечно, игрушки не оживают. Но как-то же он работает – этот электронный чудик. Может, на солнечных батарейках?

– Слышишь меня? Фух!

– А-а! А-а-апчхи! – чихнул Кузя.

– А-а-а-а! – закричала Наташа, бросила Кузю и отскочила.

– Ты чего кидаешься? – взвизгнул Кузя и побежал под стол. – Совсем обалдела?

– А ты кто такой? – прошептала Наташа.

– Кто-кто? Кузька. Домовые мы. У-у-у-у-у! – высунулся Кузя из-под стола.

– То-то я и смотрю – больно дикий, – засмеялась Наташа и подошла поближе.

– Это потому, что я тебя боюсь, – признался Кузя.

– Я тебя тоже, – виновато улыбнулась Наташа.

Кузя вылез из-под стола:

– А если ты меня тоже боишься, то, может, и не жваркнешь?

– Это как?

– Вот тетёха! Недотёпа, неразумиха непонятливая! Ну, жваркнешь – наподдашь, отлупишь, отдубасишь, выдерешь! Всё одно, едино. Всё равно больно.

– Не жваркну, – мотнула головой Наташа. – Никогда никого не жваркала.

– И не сворилась, что ли?

– У-у, – помотала головой Наташа. – А что это?

– Знаешь что? Тогда я совсем тебя не боюсь, неразумиха непонятливая.

Кузя осторожно шагнул к Наташе.

Каждый домовой знает, что свориться – это ругаться, ссориться и дразниться. А если ребёнок не знает, что это, значит, его никто не ругает, не дразнит и семья у него дружная, любят его там. Может, и сворятся иногда, но понарошку, не всерьёз, а так – с кем не бывает? Всё равно же они любят друг друга. А когда растёшь в доме, где тебя по-настоящему любят, то и жваркать кого-нибудь от нечего делать, лупить и дубасить тебе и в голову никогда не придёт. А если не придёт, то и домовому тут бояться нечего.

Так что Кузя Наташу и не испугался вовсе. Он ведь храбрый. Просто проверял – мало ли что.

Глава 8

Спасибо, что живой

К удивлению Наташи, Кузя и правда оказался настоящим деревенским домовым. Вот только непонятно, что же он в деревне за домом совсем не следил? Странно всё это.

– Вот тетёха! Как же мне за домом следить, коли меня Баба Яга утащила? В поло́н взяла, грымза старая. В неволе заточила!

– Бабы Яги не бывает. Это всё сказки.

– Ещё скажи, домовых не бывает, – обиделся домовой.

– Да ладно тебе. Не обижайся! Лучше оставайся с нами жить.

– Вот ещё радость! Своё заберу и домой ворочусь. Ой, беда-беда!

– Что заберёшь? Почему беда?

– Беда, что ты сказок не читала, – вздохнул Кузя.

– Читала, – пожала плечами Наташа.

– Читала бы – знала, как с добрым молодцем разговаривать. Сначала бы в баньке попарила, накормила-напоила, а потом и спрашивала.

– Нет у нас баньки.

– И как вы так живёте? – вздохнул домовой и почесал чумазый нос. – Ждёте, пока само отвалится?

– Давай я тебя в раковине отмою? – сообразила Наташа и повела домовёнка в столовую.

– Ну что это ещё такое? Это не баня, – тоскливо сказал Кузя, залезая в раковину.

– Конечно не баня. Это мойка.

– Корыто, по-нашему, ясно всё. А всё едино: что об печь головой, что головою об печь. Мой-ка! – скомандовал домовой.

– Да кто ж в одежде моется? – засомневалась Наташа.

– Вот ещё недоставало! Или мне делать нечего? Этак всю жизнь одевайся-раздевайся, застёгивайся-расстёгивайся. У меня других дел хватает. Парь так! И сам отмоюсь, и одёжа отстирается.

Спорить с домовым бесполезно. И Наташа принялась парить Кузю.

– Что ты там стираешь? – заглянула в столовую Наташина мама.

Наташа подпрыгнула от неожиданности и притопила Кузю ко дну.

– Игрушку, мам.

– Соседей не затопи.

– Угу.

– Я в магазин. Купить тебе что-нибудь?

Наташа помотала головой. Потом ещё раз. Потом мама, как специально, переспросила снова. И только тогда решила уйти в магазин.

– Душегубица! – завопил Кузя, отплёвываясь, но Наташа снова прижала его ко дну.

– Что? – Мама снова заглянула в столовую.

– Ничего, мамочка! Ничего мне не надо! Иди уже в магазин, пожалуйста!

– Ах да! Пирожные до обеда не трогай – аппетит испортишь.

Наташа закивала, заулыбалась и побежала из кухни в прихожую, чтобы поскорее закрыть за мамой дверь.

– Русалка ты, что ли? Кикимора болотная? Утопить меня удумала, окаянная? Извергиня! Давай сюда ветошь свою, сам вытрусь! – Кузя никак не мог прийти в себя. – Кто ж тебя парить учил? Нахлебался я в корыте, спасибо! Спасибо, что живой!

Конечно, с банькой вышло нехорошо. Наташа это и сама понимала. Хорошо, что папа учил её находить плюсы в любой ситуации. Наташа тут же принялась их искать и нашла сразу два. А именно – два сделанных дела: попарить в баньке и напоить добра молодца. Осталось его накормить. И это был третий плюс. Потому что накормить добра молодца Наташе было чем. Вот же он обрадуется! И сразу её простит!

Как не простить, когда у тебя на обед пирожные? Между прочим, Наташины любимые корзиночки. Для домового-то ничего не жалко! И обижать его нельзя ни в коем случае. Он же в доме хозяин. Не маминым же сельдереевым очень полезным супом такого гостя с дороги угощать. А то ещё сбежит.

Глава 9

Ох уж этот Кузька!

Замотанный в мягкое банное полотенце домовой сидел на столе и с ужасом косился на кремовые розочки и мармеладные листики.

– Я не козёл, я такое не ем!

– Да ты только понюхай! – уговаривала Наташа.

– Баба Яга тоже так говорит, когда зелье всяким Иванам подмешивает. А потом поминай как звали. Тоже травница знатная, прямо как ты. Не люблю я траву и не буду!

– И не надо! – кивнула Наташа. – Понюхай, пожалуйста.

Домовой осторожно понюхал. И ещё раз понюхал. И сам не понял, как проглотил пирожное вместе с розочками, листиками и корзиночкой. Вот это вкуснота!

– Сама готовишь или помогает кто? – спросил он, утираясь рукавом и поглядывая на тарелку с печёным яством.

– Магазинные, – улыбнулась Наташа.

– Родич, значит, помогал. Хорошо получается, пусть ещё печёт! – облизнулся Кузя и слопал ещё две корзиночки. – Накормила девица добра молодца, благодарствую. И в баньке попарила. И напоила так, что страшно вспоминать.

– Тогда рассказывай!

– Ладно, слушай.

И рассказал Кузя Наташе всё-всё, как было на самом деле. То есть в сказке, но это одно и то же.

И про Бабу Ягу вероломную, и про волшебный сундук, который ей жить спокойно в чаще не даёт. И как она тридцать лет его искала да Кузьму на крюке пытала, паутиной шёлковой заматывала да над котлом подвешивала для устрашения, грымза лесная нехорошая. И она бы, может, тот сундук и нашла, кабы был он у Кузьмы в распоряжении. А сундук-то волшебный у Наташиного батюшки спрятан! То-то и оно.

– Нет у нас ничего волшебного, – мотнула головой Наташа. – И быть не может. Папа давно в чудеса не верит, он сам говорил. А мама – тем более.

– То-то он его с чердака забрал да в коробе схоронил!

– Это папин сундучок, что ли? Так давай я его заберу?

– Мели, Емеля, твоя неделя!

– Чего?

– Заливаешь. Брешешь. Врёшь, одним словом.

Вот это уже было совсем обидно и несправедливо. И Наташа вышла из столовой.

Пусть Кузя там один сидит, раз он считает, что Наташа брехунья. Заливака. Мельница. Нет, не мельница, наверное. Врунья, одним словом. Она в жизни никого не обманывала. И не придумывала.

Мама Наташей гордится. Наташа даже математику не списывает. Не знает – так контрольную и сдаёт: подписанный листочек. Ей классная за честность не раз оценки завышала. И на физкультуре тоже. Все девчонки за родителей записки написали, чтобы урок прогулять. А Наташа тоже прогуляла, но честно. И потом дома сразу призналась. А папа всё равно так расстроился, что Наташа больше вообще никогда не прогуливала. И на собраниях Наташу всегда хвалили. Говорили, что сказочная девочка. Очень честная. И это последним домовым нужно быть, чтобы в обмане её подозревать. Вот сейчас мама с сумками по коридору в столовую пошла – хоть у неё спросите, какая Наташа честная. Ох уж этот Кузька!

– Кузька! – Наташа схватила сундучок, вскочила и побежала в столовую.

Но Кузьки на столе уже не было. На столе валялись покусанные пирожные, а за столом, подперев подбородок руками, сидела мама:

– Ты же мне обещала, Наташа!

Мама взяла мокрое полотенце и понесла в ванную.

– Прости, мамочка. Сейчас уберу.

Наташа схватила тарелку с недоеденными пирожными, открыла холодильник и с облегчением выдохнула. На полке сидел Кузьма и жевал сосиску.

– Хорошо я схоронился, – похвалил он сам себя. – Уютно здесь. Не жарко. И кормят сносно.

Наташа вытащила домового из холодильника, хоть тот и считал, что укромнее места в доме не найти и хорониться там – одно удовольствие.

Не успела она подумать, что хорошо бы его и правда куда-нибудь спрятать, как Кузьма тут же спрятался сам. Пришлось снова искать его по всем ящикам и аукать.

– Да ау-ау, – выглянул домовой из духовки – весь чумазый, будто и не парился никогда в Наташиной мойке. – Тут буду жить. И не упрашивай, не вылезу.

– А так? – Наташа вытащила из-за спины золотой сундучок, покрутила им перед Кузиным курносым носом и спрятала снова. – Тоже не вылезешь? Ну ладно.

– Погоди, красна девица! Стой, кому говорю! – Кузя семенил за Наташей, стуча лапоточками. – Смотри, я уже слушаюсь! Да посмотри ты! Обернись! Замри немедля! Красавица ты моя, Наташенька! Я больше не буду! Никогдашеньки! Печью клянусь вашей закопчённой! Да чтоб я в мойке утоп, если хоть раз тебя не послушаюсь! Не видать мне магазинных корзиночек, если вру, волшебница ты моя! Да я даже не начинал озорничать-то, окстись! Ты что, домовых не знаешь?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.