Книги Великой Альты

– Мои матери насчитывают семнадцать поколений. Как и твои. Я помню, как ты перечисляла их, не сбившись ни разу.

– Я тоже могу назвать своих праматерей, Дженна, – подала голос Петра, – хотя родная мать оставила меня у дверей хейма, еще не отлучив от груди, с запиской: «Моему мужу таких больше не надобно».

– Я все это знаю, – с несчастным видом ответила Дженна. – Как знаю и то, что половина девочек в хеймах – это брошенные дети. Но до сих пор я над этим как-то не задумывалась.

– Пока эта глупая женщина со своим еще более глупым мужем не вздумали набиваться тебе в родню, – сказала Петра, подсаживаясь к Дженне и гладя ее по голове. – Но их слова – вода, Дженна, а ты камень. Вода течет себе и течет, а камень стоит на месте.

– Она права, Дженна, – сказала Катрона. – И ты напрасно беспокоишь себя из-за такой чепухи. У тебя больше матерей, чем ты можешь сосчитать, а тебе весь свет застит то, что ты нынче услышала.

– Больше уже не застит. – Дженна встала и потянулась, стряхнув с себя крошки хлеба и сыра. – Чур, я первая караулю. – Она посмотрела на клочок облачного неба, видневшийся в переплетении ветвей, и со вздохом опустила взор. Кольцо на мизинце, данное ей жрицей, напомнило Дженне о ее долге. Вот о чем надо думать, а не о всяких пустяках. Хорошо, что хоть Скады нет и некому ее отругать.

Но время караула без Скады тянулось долго, и Дженна, несмотря на зарок не думать о Мартине и Гео Хосфеттерах – имена у них такие же глупые, как и повадки, – не могла думать ни о чем другом. Если бы она осталась со своей родной матерью, то, конечно, стала бы такой же, как они. И Дженна без конца расплетала и заплетала свои белые косы, размышляя о жизни, которой никогда не жила.

Утро началось заливистым, звонким и стройным щебетом из дюжины маленьких горлышек. Дженна села и стала слушать, стараясь отличить одного певца от другого.

– Щеглы, – шепнула ей Катрена. – Ну как, различаешь?

– Слышу того, которого Альна называла «птичка Салли», – вон там. – Дженна указала пальцем в сторону особенно мелодичных трелей.

– Хорошо! – кивнула Катрона. – А что скажешь о том, который на конце выводит «бррруп»?

– Желтогузка? – предположила Дженна.

– Молодец. Еще раз угадаешь – и я признаю, что в лесу ты не уступаешь мне. Вот этот! – Птичка пела тоньше двух других и более отрывисто.

– Желтогрудка? Нет, погоди… пожалуй, я еще с тобой не сравнилась.

– Это щегол Маргет, в честь которого Амальда назвала твою лучшую подругу. Отрадно знать, что я еще могу на что-то пригодиться. – Катрона улыбнулась. – Буди Петру, а я погляжу, что можно предложить на завтрак голодным путницам. – И она скрылась за большим дубом.

Петра, караулившая посередине ночи, зарылась в одеяло, и водопад волос закрывал ей лицо. Дженна легонько потрясла ее.

– Ну, маленький крот, вылезай-ка на свет. Перед нами еще долгий путь.

Петра потянулась, быстро заплела волосы в две косы и встала, ища глазами Катрону.

– Еда, – пояснила Дженна, указывая на рот. И Катрона, словно вызванная этим словом, тут же появилась – так тихо, что даже лошади не заметили. Она несла три яйца.

– Каждой по одному. Здесь неподалеку течет ручей – напоим лошадей и наполним свои фляги. Если поедем быстро, к середине дня будем в хейме. – Она вручила девочкам по яйцу, оставив себе самое маленькое.

Дженна достала из-за голенища метательный нож, пробила в яйце дырочку и отдала нож Петре. Когда та проткнула скорлупку, Дженна уже высосала все из своей – яйцо проскочило легко, а голод помог преодолеть склизкий вкус.

– Я отведу лошадей к ручью, – сказала Катрона, – а вы соберите пожитки и постарайтесь убрать следы. С лошадьми это трудно, я знаю.

Дженна с Петрой, орудуя ветками, как метлами, двинулась вслед за Катроной. Со следами от костра возиться не пришлось, но то, что здесь паслись лошади, нельзя было полностью скрыть. Но все же следы можно было запутать, и Дженна сделала, что могла. Быть может, неискушенный следопыт сочтет, что на поляне паслось стадо оленей.

У ручья они наскоро искупались – не столько для чистоты, сколько для бодрости. Дженна наполнила кожаные фляги. Петра тем временем караулила лошадей, а Катрона пошла вперед разведать, нет ли кого на дороге.

Когда она вернулась, упирающихся лошадей увели от воды, ловко, хоть и не слишком грациозно взобрались в седла и отправились. Катрона снова ехала во главе.

Солнце стояло высоко над головой, и на дороге им никто не встретился. Городок, через который они проехали, показался им странно безлюдным – даже на мельнице у реки никого не было, хотя водяное колесо продолжало крутиться само собой.

– Странное дело, – заметила Катрона.

Дженну же одолели мрачные мысли – такое безлюдье и такую тишину она наблюдала только в Ниллском хейме, где поселилась смерть. Но здесь на улицах не было мертвых тел, и кровь не струилась по мельничному лотку. Дженна принудила себя дышать медленно и мерно.

Лицо Петры было непроницаемым, и ее молчание беспокоило Дженну больше, чем тишина в городе.

Так они подъехали к переправе, за которой стоял хейм. Паром ждал на той стороне, но паромщика не было видно. Катрона с Дженной взялись за канат, и плоскодонка медленно двинулась через реку.

Путешественницы молча взвели на паром лошадей. Лодка, даже под грузом коней и всадниц, сидела в воде высоко.

«Видно, она построена не для такого груза», – подумала Дженна, но не высказала этого вслух – так давила на нее тишина. Однако, перебирая вместе с Катроной скользкую от воды веревку, она не переставала спрашивать себя: а могла ли переправиться здесь королевская рота? Двадцать солдат и Медведь. Или Кот. А то и сам лорд Калас.

Маленький ковчег прилежно пахал воду и скоро, заскрипев днищем, причалил к берегу. Лошади сошли с него куда более живо и охотно, чем всходили. Дженна с Петрой уже привычно сели верхом.

Дженна послала Долга вперед, и он пустился легким галопом по наезженной дороге. Гнедые кобылки Катроны и Петры приняли его вызов. Дженна, слыша их топот за спиной, улыбнулась краем рта. В этот миг не существовало ничего, кроме ветра в волосах, стука копыт и горячего весеннего солнца над головой.

«Если бы я только могла остановить это мгновение, – думала она. – Если бы я могла задержать его навсегда, все было бы хорошо».

И тогда она увидела то, чего боялась: тонкую витую струю дыма, пишущую знак опасности в небе.

– Хейм! – крикнула она, и это было первое слово, произнесенное ими за целый час.

Двое других заметили дым одновременно с ней и преисполнились таким же страхом. Они пригнулись к шеям коней, и лошади без дальнейших понуканий помчались в сторону пожара.

* * *

Они обогнули последний поворот, и дорога вдруг круто устремилась в гору. Дженна чувствовала, как ее сердце бьется в такт трудному дыханию Долга. Преодолев подъем, они увидели перед собой хейм – разбитые в щепки ворота и проломленные стены.

Петра натянула поводья и вскрикнула, зажав рукой рот, Дженна же, заметив за стеной какое-то движение, привстала на стременах. Быть может, там идет бой и они прибыли не слишком поздно. Вынув меч и вскинув его над головой, она крикнула Петре:

– Стой здесь. Ты безоружна.

Катрона уже мчалась к воротам, и Дженна, не раздумывая больше, послала коня туда же, заставив его перескочить через рухнувшую стену.

Трое согбенных мужчин и женщина разбежались от него в стороны. Один, длинный и нескладный, словно цапля, уставился на Дженну. Она прокричала ему что-то без слов и хотела уже ударить, но женщина бросилась между ними, воздев руки.

– Merci, – вскричала она с отчаянием, придавшим силы ее тонкому голосу. – Во имя Альты, ich crie merci.

Эти слова преодолели ярость Дженны, и она медленно опустила меч – правая рука так тряслась, что пришлось придержать ее левой. Она увидела то, что должна была заметить сразу: длинновязый был безоружен, как и женщина.

– Стой, Катрона, – крикнула Дженна.

– Стою, – отозвалась та.

– Коли вы Альтины сестры, помогите нам, – сказала женщина.

– Да, мы сестры Альты, но кто такие вы? И что здесь случилось? – Дженна огляделась, но не увидела трупов. Однако стены и ворота были сломаны, и по всему двору валялось оружие: несколько луков, дюжина мечей и ножей, три кочерги и деревяшки, могущие служить дубинами.

– Мы жители города Каллы, что к югу отсюда, – сжимая руки, сказала женщина, – ежели вы едете с той стороны.

– Да, мы едем оттуда, – сказала Катрона, – и никого не видели ни в городе, ни у переправы.

– Паром водит Хармон, мой муж, вот этот самый. Вот уж два дня, как мы с соседями хороним здесь убитых.

Высокий мужчина, положив руки на плечи жены, сказал Дженне:

– Грета верно говорит, девушка. Когда я был на берегу, мимо проскакали королевские конники. Они связали меня, а Грета, благослови ее небо, убиралась в погребе, как всегда по весне. Она услышала, как они дерут глотку, и затаилась, покуда они не уехали.

– Вылезать мне было незачем – я ведь не воин, – перебила Грета.

– Правильно. – Хармон стащил с головы бурую шапку, комкая ее своими длинными пальцами. – Она вылезла после, когда они переправились, и освободила меня. Вот, гляди – следы еще остались. – Мужчина вытянул руку, но Дженна не разглядела, есть ли там след от веревки.

– Не меньше сотни их было, – сказал второй мужчина, подходя. – Так говорит Хармон. Не меньше сотни, а то и поболе.

– Это Джерем-мельник со своим парнем, – пояснила Грета. – Их не тронули, потому что они дали конникам зерна для лошадей.

– А остальных горожан либо связали, либо убили, – сказал Джерем. – Только девушек забрали с собой. Мой парень прокрался туда ночью и видел.

– Май тоже, – сказал сын Джерема. Он говорил спокойно, но его темные глаза гневно сверкали из-под шапки желтых волос.

– Май – его милая, – объяснила Грета. – Ее увели вместе с другими, а ведь они обручились.

– Но что вы делаете здесь? – спросила Петра. Услышав голоса, она спешилась и провела лошадь через груды камней. – Ведь у вас своего горя хватает. Вы пришли сюда за помощью?

– За помощью? – повторила Грета, качая головой.

– Нет, девушка, – сказал Джерем, – мы пришли, чтобы помочь. Это ведь наши матери и сестры, тетки и племянницы. Они приходили к нам и дарили нам сыновей.

– Джерем молол их зерно, – добавил Хармон, – и они хорошо ему платили – и урожаем, и работой. А когда я в прошлом году слег с кровавым поносом, пара женщин день-деньской работала, таская за меня паром. Ночью же работали четыре, еще одна лечила меня, а две за мной ходили.

– И платы за это не взяли, как не брали никогда, – прерывающимся голосом сказала Грета.

– Вот мы и поспешили сюда, как узнали, что творится в городе. – Хармон все комкал в руках свою шапку.

– Да только поздно было, – сказал Джерем. – Мы опоздали на несколько часов. Их всех либо перебили, либо увели в плен.

– Но где же… – начала Дженна, держа меч и поводья по-прежнему дрожащими руками.

Грета кивнула на главное здание хейма.

– Мы снесли их в зал. Нам помогали сыновья, хоть и чудно им было оказаться тут – мужчин ведь сюда не пускали. Мы-то, бабы, бывали иногда – урожай убирать помогали, а девушки и учились кой-чему. Но парни все равно пришли, чтобы уложить сестер бок о бок. Их старая матушка была еще жива, когда мы пришли, хотя кровь хлестала из нее, точно из кипящего котелка. Она сказала нам, что нужно делать. «Плечом к плечу», – так сказали она.

Дженна медленно кивнула. Теперь понятно, почему на дворе не оказалось женских тел. – А что же мужчины? – спросила она. – Ведь они тоже должны быть здесь – и раненые, и убитые.

– В таком бою сестры, уж конечно, захватили с собой немало врагов, – добавила Катрона.

– Своих раненых они увезли с собой либо прикончили, – сказал Хармон. – Тут были и мужчины, все мертвые – человек тридцать. Мы сожгли их вон там. – Он указал за сломанную стенку, поодаль от дороги. – Иноземцы с виду. Чернявые, и глаза – что твои плошки.

– Молодые, – сказала Грета, – слишком молодые для того, чтобы так помереть – и так убивать.

– Однако они умерли. – Хармон водрузил шапку обратно на голову. – Не зря ведь говорят: «Воин умирает от меча, душитель от веревки, а король от короны». – Он посмотрел через плечо и сказал Дженне: – Будем благодарны, ежели вы поможете нам.

Дженна молча кивнула, а Петра ответила дрожащим голосом:

– Конечно, поможем.

– Но долго задерживаться нельзя, – тихо сказала Дженне Катрона. – Надо предостеречь других.

Дженна кивнула и на это – на веревочке, что ли, у нее голова, если так легко ходит вверх и вниз?

– Какой-нибудь час дела не решает, – шепнула она в ответ. – Отыщем Селинду с Альной и простимся с ними.

– «Час потеряешь – жизнь сохранишь», – сказала Катрона. – Мы не раз убеждались в этом, когда служили в войске. Ну ладно, куда ни шло. Посвятим этот час Селинде и Альне.

Как и сказала Грета, сестры Калласфорда лежали плечом к плечу в полутемном зале. Дженна шла меж их рядами, то и дело опускаясь на колени, чтобы поправить прядь волос или закрыть распахнутые глаза. Женщин было так много, что она не могла их сосчитать, но плакать себе не позволяла.

Петра, стоя в дверях, плакала за них обеих.

– Эта последняя, – сказал Джерем, показывая на пожилую женщину в длинном платье и переднике, лежащую у дальней двери.

– Все ли мы сделали как надо? – спросила Грета.

– Мы позаботимся, чтобы все было как должно, – сказала Катрона. – Но вам лучше выйти, чтобы мы могли совершить подобающий обряд.

Грета, кивнув, замахала руками на прочих горожан, собравшихся у порога. Сама она вышла последней и сказала шепотом:

– Мы вас подождем.

Дженна окинула взглядом зал. В сером сумраке тела женщин казались высеченными из камня. Горожане обтерли кровь с их рук и лиц, однако она обильно пятнала их рубашки и передники, юбки и штаны. В полутьме кровь была черной, а не красной. Тела лежали на камыше, пересыпанном сухой вербеной и розой, но резкий, ни с чем не схожий запах смерти пересиливал аромат цветов.

– Зажечь мне факелы? – спросила Петра так тихо, что Дженна с трудом расслышала ее. Не дожидаясь ответа, девочка прошла по темному коридору в кухню, вернулась с горящей свечой и начала зажигать факелы и свечи на стенах.

Между мертвыми стали медленно проявляться тела темных сестер, заполнившие вскоре всю комнату. Ковер смерти протянулся от стены стене.

«Они чужие мне – и все-таки не чужие, – думала Дженна. – Они мои сестры».

– Теперь нужно поджечь хейм и ехать дальше, – сказала Катрона.

– Но Альны и Селинды нет здесь, – заметила Дженна. – Как и других молодых девушек. Должно быть, их спрятали где-то, как детей в Ниллском хейме. Нельзя зажигать огонь, пока мы не найдем их.

– Солдаты увели их с собой, – сказала Катрона. – Ты же слышала, что сказала Грета и ее муж. Увели вместе с городскими девушками, вместе с невестой того парня.

– Май, – вспомнила Петра, все еще зажигавшая факелы.

– Нет, – громко воскликнула Дженна, тряся головой. – Нельзя быть уверенными в этом. На что мужчинам столько девушек? Мы должны их поискать.

Катрона протянула руку к Дженне. Петра как раз зажгла свечу рядом с ними, и около Катроны возникла Катри, тоже с протянутой рукой.

– Таким мужчинам, как они, чем больше женщин, тем лучше, – сказала Катри.

– Своих-то у них не хватает, – добавила Скада справа от Дженны. – Гео Хосфеттер так сказал.

Дженна, не оборачиваясь к ней, упрямо сказала:

– Мы должны обыскать хейм. Мы никогда не простим себе, если не сделаем этого.

Они потратили на поиски час, но так никого и не нашли. Они перевернули зеркало в комнате жрицы, сорвали все гобелены, выстукивали стены в надежде обнаружить потайной ход – но его не было.

В конце концов Дженна согласилась с тем, что девушек увели – она уже не спрашивала зачем.

– А как же Книга? – Петра возложила руку на фолиант, переплетенный в кожу. – Нельзя оставлять ее тут, чтобы любой мог прочесть.

– У нас нет времени, чтобы ее зарыть, – сказала Дженна. – Придется сжечь ее вместе с сестрами.

Петра бережно снесла Книгу в зал, где уложила между жрицей и ее темной сестрой. Застывшие руки сестер она возложила на Книгу ладонями вверх, чтобы видны были знаки Альты, и связала их запястья лентой из своих волос. А после странно знакомым голосом начала читать:

Во имя пещеры горной.Во имя могилы черной.Во имя всех, что упорно брелиК свету от света в муках…

– Не стану плакать, – сказала себе Дженна. – Ни за что не стану. И ни за кого. – Она тряхнула головой, чтобы сдержать слезы. Скада сделала то же самое, и они не заплакали.

ЛЕГЕНДА

Жили как-то двенадцать сестер в городе Калле, у переправы – одна красивее другой. Но младшая, Дженнет, была всех прекраснее: высокая, с волосами как речная пена и глазами голубыми, как весеннее небо.

Однажды в город приехали сыновья короля, двенадцать красивых юношей. Но всех лучше был младший, Храбрый Кольм: высокий, с волосами как рассветные сумерки и глазами темными, как древесная кора.

Тех двенадцать, и этих двенадцать: они могли бы пожениться честь по чести. Но королевские сыновья что кукушки: получат свое и улетают, чтобы любить снова.

Когда двенадцать принцев уехали, одиннадцать сестер бросились в реку чуть выше переправы. Меньшая, Дженнет, схоронила их и отправилась во дворец короля. Она излила свое горе в песне у королевского стола, а после взошла на самую высокую башню. И бросилась вниз, издав крик, словно лесная пташка, зовущая своего друга.

Кольм услышал ее, и бросился наружу, и принял в объятия бедное разбитое тело, и запел ту же песню, что она пела на пиру:

Одиннадцать красавиц жили,И чести каждую лишили.Они реке себя вручили,Стыда и горя не снеся…А с ветром обвенчалась я!

В конце песни Дженнет открыла глаза и назвала Кольма по имени. Он поцеловал ее в лоб, и она умерла.

– Я – этот ветер, – прошептал Кольм, и обнажил свой меч, и вонзил себе в грудь. Потом лег рядом с Дженнет и умер.

Говорят, что каждый год, по весне, жители города Каллы разводят большой костер, чтобы отогнать духов одиннадцати сестер, которые поднимаются над рекой подобно туману, чтобы заманивать мужчин к себе в глубину. А Кольма и Дженнет, сказывают, схоронили в одной могиле, и могила эта выше, чем руины королевской башни. Во всех Долинах только на этом кургане растет цветок, называемый «горем Кольма». Лепестки его светлы, как волосы Дженнет, сердцевина темна, как глаза принца, и всю долгую весну он роняет лепестки, словно слезы.

ПОВЕСТЬ

Пожар занялся быстро, и тонкий столб дыма поднялся в весеннее небо, словно памятник сестрам. Катрона и Дженна смотрели на дым сухими глазами, но Петра рыдала, укрыв лицо в ладонях, и горожане шумно вторили ей. Только сын Джерема стоял тихо, глядя на запад, где небо оставалось ясным.

Наконец Дженна отвернулась и направилась к Долгу, который терпеливо ждал ее у сломанной стены. Дженна погладила его по носу так, словно на свете не было ничего, кроме этих бархатных ноздрей, и вдохнула острый конский запах.

Катрона, подойдя, положила руку ей на плечо.

– Надо ехать, Дженна. И поскорей. – Дженна по-прежнему смотрела на лошадь.

– Вы едете сражаться? – спросил сзади сын Джерема. Маленький, но жилистый, он так и дышал решимостью.

– Мы едем, чтобы предостеречь другие хеймы, – отрезала Катрона.

– И сражаться тоже, если придется, – тихо сказала Дженна – то ли коню, то ли юноше.

– Возьмите меня с собой, – взмолился сын мельника. – Я должен – и ради Май, и ради себя.

– Ты нужен своему отцу, мальчик, – сказала Катрона.

– У него будет меньше работы теперь, когда столько народу пропало. А если вы меня не возьмете, я все равно пойду. Стану вашей тенью. Обернетесь назад, на повороте ли, на прямой ли дороге, – и увидите меня.

Дженна, не отнимая руки от морды Долга, обернулась к нему и встретила сверлящий взор его темно-зеленых глаз.

– Он и правда пойдет, – сказала она Катроне. – Я уже видела такой взгляд.

– Где?

– В зеркале, – сказала Петра, подойдя к ним.

– И у Пинты, – добавила Дженна.

Катрона молча подошла к своей лошади и села в седло. Она дернула поводья, и испуганная кобыла повернулась к разбитым воротам хейма.

Лошадь Петры стояла смирно, пока всадница взбиралась в седло, только холка чуть подрагивала, как вода в пруду.

Дженна медленно, властно провела рукой по шее Долга, взялась за луку и одним махом взлетела в седло.

Катрона только хмыкнула, глядя, как девочки рассаживаются, но улыбка все же мелькнула на ее лице, прежде чем смениться хмуростью.

Всадницы некоторое время не двигались с места – потом Дженна нагнулась с седла и подала юноше руку. Он с усмешкой сжал ее, и Дженна втащила его на коня за собой. Он уселся плотно, как будто привык ездить таким манером.

– Джарет, мальчик, куда это ты? – Джерем подбежал к ним и схватил сына за коленку.

– Он едет с нами, – сказала Дженна.

– Нельзя ему. Он совсем еще юнец.

– Юнец! – засмеялась Катрона. – Да ведь он уже жених. Раз он дорос до женитьбы, то и до боя дорос. Сколько, по-твоему, этим девочкам?

Петра, привстав на стременах, обратилась к остальным горожанам

– Нас ведет Анна, Белая Дева, имевшая трех матерей и трижды осиротевшая.

Люди собрались вокруг них. Грета с мужем стояли впереди. Джерем – у колена своего сына. Все молча смотрели на Дженну.

– Мы следуем за Ней, – с выразительным жестом продолжала Петра, – ибо Гончая и Бык уже склонились перед нею. Кто осмелится отрицать ее божественную суть?

Дженна, чувствуя, что настал ее черед, вскинула меч над головой. Ей хотелось надеяться, что вид у нее при этом не глупый, а героический.

– Во мне конец и во мне начало, – крикнула она. – Кто со мной?

– Я, Анна, – откликнулся сзади Джарет.

– И я! – воскликнул длинноногий парень.

– И я! – К нему присоединился еще один, по виду его близнец

– И я!

– И я! – Последним отозвался Хармон – он сорвал шапку у себя с головы и подкинул вверх, заставив кобылу Петры тревожно прянуть назад. Грета, воспользовавшись замешательством, сгребла мужа за рукав и дернула к себе.

Наконец решено было, что поедут трое юношей, и Джерем благословил своего сына, а Грета и Хармон дали двум своим припадающего на ноги отцовского мерина. Братья сели на него вдвоем и пустились за всадницами по дороге на запад.

МИФ

И сказала Великая Альта: «Вы поедете на север и поедете на юг, поедете на восток и поедете на запад. И несметные рати встанут рядом с вами. Вы и ваши соратницы будете драться плечом к плечу и клинок к клинку, чтобы пролитая вами кровь смыла зло, причиненное неразумными мужами».

Книга вторая

ДОЛГАЯ СКАЧКА

МИФ

И Великая Альта достала из колодезя ночи трех младенцев мужского пола. Один был светел, двое темны, и они, слабые, тянулись к ее солнечному лику.

– Вы будете расти, расти и расти, – сказала она, – и станете могучими великанами. Вы придете в мир, и зло убоится вас.

И стала Великая Альта тянуть их за волосы и за ноги, и сделались они высокие, как башни. Тогда она поставила их у речного брода и оросила их лбы водой, а ноги осыпала пеплом, чтобы укрепить их для долгого пути.

ЛЕГЕНДА

Трое героев явились с востока. Один был светел, как утро, другой ярок, как полдень, третий темен, как вечер. Такими же были и их кони: один серебристый, как рассвет, другой золотистый, как полдень, третий черный, как ночь. Они везли с собой корону, ожерелье и кольцо.

Мечи их сверкали, и лес звенел от их боевой песни:

Послужим же Светлой Владычице мы.Послужим Владычице Ночи и Тьмы,И долгою будет скачка…

Куда бы они ни держали путь, они несли смерть врагам Анны, Белой Девы. А имя им было – Трое.

Гобелен, висящий в одном из залов городской ратуши Калласкросса (см. рисунок), относится к периоду возрождения ткаческого искусства. Легенда гласит, что он был закончен через неделю после того, как Трое проехали мимо, что вряд ли возможно – такие гобелены создавались годами. Обратите внимание: на нем изображены трое рыцарей в полных доспехах, с поднятыми мечами, скачущие прямо на зрителя. Один, в серебряных доспехах, едет на сером коне, другой, в темных, на вороном, а третий, в золотых, – на коне масти старого золота. Забрала их подняты, и мы видим их глаза, имеющие весьма веселое выражение.

ПОВЕСТЬ

Ночь настала быстро, и они проехали всего несколько миль, но Катрона созвала всех к себе.

– Эй, парень! – сказала она сыну мельника.

– Это Джарет, – напомнила Дженна.

– Джарет так Джарет. Слезай и дай бедной лошади отдохнуть. Перейди ненадолго к Петре.

Юноша соскочил наземь легко, как кошка, и подошел к Петре. Она подала ему руку, но он, не взяв ее, разбежался немного, прыгнул и с ухмылкой вскочил на лошадь у Петры за спиной.