Электрик. Книга 2

Ага, значит они осмотрелись и решили, что больше здесь никого нет. Что мы давно бросили своих беспомощных раненых и свалили с концами, забрав с собой только то награбленное, что полегче и подороже.

Как положено нормальным беспринципным разбойникам, спасающим свои жизни. Пешком по этим лесополосам можно уйти спокойно незамеченными никем, а вот с повозкой и ранеными это почти безнадежный вариант.

– Нет никого? Что это значит? Они, что, бросили свои трофеи и своих раненых? – слышу я недоверчивый голос, видно, самого главного здесь мужика.

– Да, а что тут непонятно? Перепугались, загнали подводу совсем рядом с деревней в кусты, потом разглядели, сколько стражи прискакало из замка и поняли, что со своим грузом и своими ранеными живыми точно уйти не смогут, – объясняет ему второй. – Здорово, что ты, брат, догадался нас с Трифином отправить походить по местным дорожкам, понимая, что они никуда не уехали. Как ты про такое дело догадался только?

Ага, как-то мы проморгали появление большого отряда местной стражи, хотя они могли с совсем другой стороны заехать, да и ускакали тоже не мимо нас.

– А остальные-то дурни их далеко отсюда ищут, а они прямо здесь под носом затаились, – засмеялся он козлиным смешком.

– Так стража баронская появилась сразу же из замка, быстро разобралась с телами, опросила тех мужиков, кто делил имущество с покойников, отлупила их, все отобрала и тут же бросилась в погоню, – объясняет сегодняшние события уже после нашей пропажи основной здесь мужик, судя по его могучему басу. – Они, ну всего на один час отставали от этой повозки, догнали бы ее после обеда обязательно, так сразу резво галопом взяли. С одним отрядом сам барон поскакал, это в сторону Шелишей. Со вторым, который он своему племяннику поручил, отправился и Станош, старший стражи, они ушли к Троболью дорогу перекрывать. Деваться разбойникам совсем некуда вышло, но не нашли они их. С таким посланием два гонца от обоих отрядов к старосте нашему прискакали. Сказали, значит, чтобы он утром поднимал мужиков и начинал прочесывать все лесные полосы между полей, все сады и лес вокруг самой деревни. Чтобы взяли вилы и цепы с собой сразу, если бить злодеев придется.

Опа, спасибо мужику за подробный расклад по нашей погоне, значит, нам тут оставаться никак нельзя.

Но и нестись тупо по дорогам куда-то далеко вперед тоже нет никакого смысла, ждут нас где-то в трех-четырех часах пути воины местного барона. Нужно где-то между ними спрятаться, вряд ли мужики деревенские дальше пяти километров от своей деревни отойдут. Но и стража начнет с утра прочесывать леса вокруг обоих дорог, двигаясь навстречу местным мужикам.

– Шелиши и Троболье – запоминай, – одними губами шепчу я Ксите. – Нам туда точно не надо.

– Погодь, что-то этот вообще ничего не чувствует, – здоровенный мужик поперек себя шире, толкает потерявшего сознание наемника вилами в бедро, но тот никак не реагирует на сильно чувствительный укол.

– Так что, не спеши, Трифин, к его милости бежать с докладом. Можно и самим награбленное злодеями добро поделить, раз никто нас не видит. Только по уму все сделать придется. Это получше будет, чем все тут кому-то из баронской стражи показывать. Нам-то с добра этого ничего тогда не перепадет, – делает вывод его копия, держа в могучей лапе настоящее копье.

– Точно, от его милости снега зимой не выпросишь, а тут такой богатый подгон получается. Только лошадь с повозкой в деревню гнать нельзя, сразу же барону наябедничают соседи, – говорит первый, такой же кряжистый мужик с вилами в руке.

– Ага, сегодня, как разобрали лошадей с холма, так остальные мужики, кому ничего не досталось, сразу Станошу, главному в баронской дружине рассказали, а он приказал лошадей ему сдать. Тех, кто начал жадничать и отдавать не захотел, дружинники копьями сильно побили, – смеется радостно молодой, отираясь около Фиалы. – И все равно лошадей, и доспехи с покойников забрали.

– Я сразу понял, что где-то они недалеко спрятались, раз дружинники никого не догнали, хотя приехали вообще быстро, – повторяет нам эту новость мужик с вилами. – Сын, ты где там? Около девки трешься?

– Значит, если бы попробовали уехать, так точно снова бы воевать пришлось, – показываю я одними глазами Ксите.

– Да, батя, девка тут лежит, шея перевязанная и без сознания! Красивая и сиськи упругие, – слышу я снова молодой голос с той стороны повозки. – Можно ее помять немного, с нее уже не убудет.

Ага, мелкий гаденыш мою Фиалу усердно лапает своими грязными лапами и ему наплевать, что она ранена вообще.

– Нехорошие это люди, – шепчу я снова Ксите. – Это очень хорошо, что именно такие здесь оказались, нам же проще дальше будет.

– Э, ты куда перед батькой лезешь! Сначала я должен с нее пробу снять, – бормочет папаша, добравшись до повозки с другой стороны. – Хороша, зараза, тело какое сдобное! Рот ей завязать нужно накрепко, чтобы не заорала внезапно, если очнется. Попользуем ее по очереди, как следует. Вдруг она заразная какая? Мне-то уже можно, а тебе еще детей заводить нужно, сынок. Мы с таким богатейством теперь очень сладко заживем.

– Эй, брат, что вообще делать будем? Оторвись ты от девки на минуту. С этими и с повозкой с трофеями? – басит второй мужик, оставшись стоять около Терека.

– Да, что тут думать-то? Этих обоих под нож, как будто их свои убили, а повозку с лошадьми по темноте уведем отсюда, – отвечает папаша молодого парня.

– У нее, батя, даже кожа прозрачная и светится, никогда такой девки не видал, – восхищенным голосом произносит отодвинутый папашей в сторону сынок.

– Давай ее спускай с повозки. Пусть животом на ней лежит, а задом к нам окажется. Пройдемся по всем дыркам у нее, не на что будет пожаловаться перед смертью шалаве, все получит сполна.

Глава 5

Грязные намерения местных сельских жителей нам вполне понятны и за них им придется заплатить правильную цену, которую уже с большим основанием назначат друзья раненых.

Тем более Ксита уже вовсю свирепо толкает меня кулаком в бок, требуя начинать наводить порядок по-нашему.

«Это она слишком нетерпеливая на самом деле. Они пока, кроме гадких слов, ничего такого не сделали, требуются от них преступления против совести и человечности значительно больше по своему значению», – говорю я себе.

Ну, не сами преступления, а намерения их совершить. До самих преступлений я допускать никого не собираюсь.