Посейдень

Женщина вздохнула и произнесла:

– Я согласна, что всё было не очень гладко. Я даже понимаю, почему такие, как ты, считают смерть величайшим даром. Но я сделаю лучше! Я смогу! Я всегда знала, что я особенная!

– Тут ты снова очень ошибаешься, поэтому я не позволю тебе этого, извини.

– Но ведь я могу воспитать новый мир по-новому! – закричала женщина. – Он будет таким, каким я захочу! Он будет в тысячу раз лучше прежнего! Он будет справедлив и прекрасен, все люди будут в нём равноправными и счастливыми! В нём не будет войн и голода! Он будет… прекрасен!..

С последними словами в её глазах заблестели слёзы. Мужчина вдруг посерьёзнел, выбросил сигарету и спросил:

– Почему ты плачешь?

Женщина не ответила. Слёзы катились по её щекам.

– Почему ты плачешь? – повторил он, осторожно приближаясь. – Разве это слёзы радости за новый мир?

Блондинка закивала, закрыв лицо руками. Мужчина подошёл вплотную.

– Нет, милая, это не слёзы радости. Просто ты начала понимать, что кто-то из твоих внуков и правнуков будет сильнее других, а кто-то – хитрее. Хитрый всегда подчинит себе всех остальных с помощью сильного. Снова будут города, государства, империи, снова воцарится неравенство и рабство. Жадность и похоть снова победят. Ты можешь придумать своим детям закон, но кому ты доверишь блюсти его после своей смерти? Ты можешь описать им ещё более строгого, доброго и всемогущего Бога, но рано или поздно они и его перестанут бояться. Они начнут говорить с другими от его имени. Ты начинаешь понимать, что как бы ты ни старалась – всё впустую.

Женщина всхлипывала и отстранялась от мягких прикосновений мужчины. Она отступила и прижалась спиной к полуразрушенной стене. Слёзы текли по её шее, пропитывая серую ткань военной формы.

– Поплачь, дитя, – сказал последний мужчина на Земле, бережно взяв её за плечи. – Ты первый раз столкнулась с такой ответственностью, хотя раньше даже не могла задуматься о её масштабах. Не слушай меня. Думай сама, ибо у тебя впервые есть такая возможность.

– Говоришь так, словно у тебя она была раньше! – выпалила женщина.

– О, у меня были годы одиночества и тысячи мудрых книг, – улыбнулся мужчина. – Прости, что я был груб. Мной тоже порой владеют и гнев, и жадность, и похоть, равно как и всеми людьми. Поверь, если бы существовал способ уничтожить эти пороки, оставив в живых человеческий род, я бы знал.

Женщина утёрла слёзы и наконец поддалась объятиям. Мужчина гладил её по голове и успокаивал речами.

– Поплачь, – говорил он. – Поплачь о мире и пойми, что не сможешь сделать его лучше, будь ты хоть самым мудрым правителем.

– Я не о мире плачу, – сказала женщина. – Я плачу о тебе и о твоём неверии. Оно столь заразительно, что я едва не стала его жертвой.

Раздался выстрел. Мужчина упал на колени. В руке женщины дымился его пистолет.

– В одном ты был прав, – сказала она. – Я пойду на всё, чтобы сохранить человеческий род.

– Но почему? – прохрипел он, ощущая во рту привкус крови.

– Потому что я не исполнена мести, как ты, – сказала она. – Даже сейчас, понимая, что вся моя жизнь была полным дерьмом. Ведь именно поэтому я знаю, как сделать жизнь следующих поколений лучше! Я дам им шанс, потому что во мне есть вера. После твоей смерти я извлеку твои тестикулы и отыщу в них живое семя.

– Не смей, – из последних сил прохрипел мужчина. – Мир, основанный военным, хуже войны.

Женщина направила ствол в его лоб.

– Прежде, чем ты умрёшь, я хочу тебе кое в чём признаться. Судя по всему, ты всерьёз думаешь, что я подполковник. На самом же деле конец света застал меня на съёмках фильма. Я была порнозвездой. Несколько удивлена, что тебе незнакомо моё лицо.

– Это как раз неудивительно, – сказал мужчина.

– Почему же? – блондинка взвела курок.

– Потому что я был священником.

Прозвучал выстрел. Человечество снова нашло лазейку.

05. Блюз

Чтобы тебя послушали, нужно говорить как мессия, обещать людям золотые горы, плоский живот или жизнь без сигарет. Человек и от книги хочет чуда. Он думает: «Раз уж я тебя читаю, бумажка, вместо того чтобы залипать в соцсетях или смотреть кино, ну-ка сотвори волшебство! Сделай меня сексуальным астрономом! Пробуди спящие 94 % мозга!» Люди всегда будут ждать чуда и люди всегда будут ждать спасителя, будут искать стигматы даже на запястьях коммивояжёра, постучавшего пасмурным утром в дверь.

В начале 2013-го я плотно слушал американский блюз: от меня ушла женщина, меня уволили с работы, да и вообще период был так себе. Когда я слушал эту музыку, в моём разуме колосились огненные поля Мемфиса, а обоняние улавливало запахи прокуренных таверн Инглвуда, но сам я жил в Питере, на Чернышевской, в старой квартире на первом этаже с красными занавесками и окнами, выходившими на стену.

Подо мной был подвал, и я слышал, как в нём рождались, существовали и умирали десятки разношёрстных котов. Надо мной жила старушка, кормившая всю эту свору. Она была глухой, и я слышал, как у неё неделями работал пылесос. В субботу она его на час выключала, пылесосила и снова включала на неделю. Я был в центре экосистемы, плотно связанной рыбой и молоком. Мышей у меня никогда не было. Но однажды в дверь постучался торговец.

Я был старым чернокожим мужчиной с огромными губами, когда открывал дверь под звуки чего-то из Би Би Кинга или Бадди Гая. Торговец же был молодым белым парнем в строгом костюме с полосатым атласным галстуком и в пуховике. Поодаль с двумя клетчатыми сумками был стажёр, который носил свитер с глухарями и брил не только щёки, но и виски.

Раздобрев от дешёвого, купленного на последние деньги бурбона, я впустил коммивояжёров. Те удивились такому приёму, но виду не подали, чтобы я решил, что с ними так обращаются в каждом доме.

– Вы счастливчик, – сказал молодой торговец, доставая из сумки сковороду. – Вам сегодня очень крупно повезло!

– Наконец-то! – воскликнул я, усадив гостей в плетёные кресла и предложив им чай и бурбон. – Я всегда счастлив поговорить об Иисусе!

Они переглянулись.

– Мы не знакомы с ним, дело в другом. Наша компания открывает филиал в вашем районе и решила сделать новым соседям подарки. Вот вам керамическая сковорода «Тифлис», чья ручка обтянута кожей тюленя и через неделю примет форму вашей ладони!

Парень с настойчивостью, достойной лучшего применения, сунул сковороду мне в руки.

– Славный презент! – сказал я. – Моя сковорода прекратила существование, когда мой бывший пьяный сосед одновременно жарил котлеты и смотрел третий сон.

– Хочу заметить, в магазине такая стоит 2 990 рублей, но вы сегодня этих денег не платите! – добавил продавец.

– Аллилуйя! – ответил я, подняв стакан.

Я услышал, как стажёр прощёлкал в заметках своего айпэда:

«Лги не краснея, заметят – пиздец»

– Но и это ещё не всё! – продолжал торговец. – Сегодня вы получаете также набор ножей «Дамокл». Трёхвалентная сталь рассекает мяч для бейсбола в щепки. Есть у вас мяч для бейсбола?

– Возможно, найдётся парочка. Но пока оставим их там, где лежат, – сказал я, разглядывая блестящие ножи.

– В магазине весь набор стоит 5 000 вместе с сюрикэнами для брокколи. Наша компания вам позволяет этих денег не платить!

– О, это весьма любезно с её стороны.

Торговец протянул мне ножи, а стажёр записал:

«Давать товар в руки, чтобы пробудить в жертве алчность и вещизм»

– Но и это ещё не конец! – возвестил потенциальный кафкианский таракан. – Чтобы в доме всё было и вовсе гладко, вот вам пазл на 5 000 деталей с изображением Боно. В магазине стоит 3 200, но вы сегодня этих денег не платите!

А стажёр записал в заметки:

«Не предлагать кружку с Эджем сразу»

Пазл я в руки не взял. Сказал:

– Уверен, есть те, кому фото Боно нужней, чем мне. Вы и так подарили мне все эти отличные вещи. Я столько плохого слышал про коммивояжёров, а вы вроде неплохие ребята. Храни вас Иисус! Идите с миром!

Я отложил свою сковородку и ножи в сторону. Стажёр насторожился, а торговец, улыбаясь, сказал:

– Итак, сковорода и ножи стоят всего…

– Минуточку, – перебил я. – Ты, кажется, говорил о подарках. Описывал эти вещи околофразами, подразумевающими, что это подарки. Заставлял меня держать их, чтобы подсознательно почувствовать своими, а теперь говоришь о цене? Не думаю, что порядочные люди так делают, а ты выглядишь порядочным, так что проваливай!

Стажёр заёрзал в кресле и записал:

«Будь готов, что рано или поздно тебе попадётся кто-то упёртый и понимающий истинный смысл твоих слов»

– В магазине это стоит почти восемь тысяч! – вскричал продавец. – И это не считая Боно! А мы предлагаем вам эти ножи и сковороду всего за три с небольшим, беря во внимание, что вы чёрный.

Тогда я рассвирепел, вскочил, подбросил опустевший стакан в воздух и совершил подачу керамической сковородой, словно вуду-теннисист. Но только в своих мыслях. А вслух спокойно сказал:

– Хорошо же. Допустим, я готов за всё это заплатить. Допустим, я готов быть самым молодым из всех чёрных и белых стариков, обманутых вами. Допустим, я оплачу рублями чувство вины, которое вы осознанно вызвали, заставив меня ошибочно думать, что всё это бесплатно. Теперь я должен расплатиться, во-первых, затем, чтобы меня не посчитали жадным ублюдком, не ценящим чужое время, а во-вторых, потому, что парадоксальное сочетание халявы и ощущения избранности – это то, что человек действительно любит, по какую бы сторону прилавка он не находился, не так ли? Я готов заплатить эти деньги, пусть у меня их и нет. Я могу одолжить их у моей соседки сверху, стоит мне подняться на второй этаж и выстрелить из мортиры. Но согласны ли вы, что пуская кого-то в свой дом, ты оказываешь человеку некоторое доверие? Ты ожидаешь от него ответного доверия и честности. Ты не ждёшь, что он попытается залезть тебе в уши языком и сбыть продукты из ирландского дюти фри, по дешёвке загнанные недобросовестными сотрудниками авиакомпании вам, чья корпорация состоит из пяти человек и находится в промзоне возле Обухово. Никаких филиалов у вас нет и не планируется в ближайшем будущем. На кой чёрт филиалы организации, сотрудники которой ходят по квартирам? У неё и так в каждой парадной по филиалу!

– Что же вы сразу не сказали, – прищурился торговец, – что раньше работали у нас?

– Да я вообще про вашу компанию впервые слышу, – сквозь блюз рассмеялся я. – Просто вижу вас насквозь. Вы продаёте всякую дрянь людям, потому что не верите ни в рай, ни в ад, ни в карму, ни в спасение, а главный шедевр мировой литературы если и читали (хотя, скорее всего, нет), то поняли буквально, а значит, не поняли. Я снял квартиру с окнами на стену, я от всего мира заперся здесь, между животными, которые ни о чём не спросят, и женщиной, которой ни о чём не расскажешь. Я уже почти разучился принимать на веру, что люди вроде вас существуют. И вот вы сами пришли за мной и достали меня даже здесь. Вы не выглядите как зомби, но мыслите похоже и размножаетесь в той же геометрической прогрессии, что они, путем сетевого маркетинга. Лучше уходите. Согласно Википедии, коты с охотой лакомятся человеческим мясом. Поэтому если хоть что-то человеческое в вас осталось, лучше уходите, пока я не раскрыл ловушку в полу. И не смейте подниматься к моей соседке сверху, ибо ей подчиняются все коты полушария!

Торговец выразительно посмотрел на меня, потом на напарника, потом на меня. Потом вдохновенно сказал:

– Вижу, вы не в настроении. Чтобы поднять его вам, я озвучу уникальное предложение. Итак, сковорода всего за сто рублей и кружка с Эджем в подарок!

– Забирайте своё барахло и проваливайте! – сказал я, выталкивая их за дверь. – Ничего вам не объяснишь!

– Сто рублей! – повторял торговец. – Всего сто рублей! У вас ведь есть сто рублей, не так ли?..

Лишь когда я захлопнул дверь за ними двумя, когда я услышал, что квартиру вновь наполняют только хриплые голоса блюзменов, шелест ударных и вибрации роялей, я подумал:

«Похоже, малость переиграл. Да что я в самом деле завёлся-то? Эти двое родились в такое время, что им не приходилось особенно выбирать профессию. Будь поблизости хлопковое поле, мы все втроём горбатились бы на нем, но поскольку его нет, им приходится торговать, а мне – искать редкую, но правильную работёнку. Правда, денег она приносит мало, так какого дьявола я только что отказался от приличной сковороды за сто рублей?»

Я распахнул окно и крикнул вслед торговцам:

– Ладно! Давайте свою сковороду за сотню! Только без глупостей!

– Вы уверены? – обиженно спросил торговец.

– Да чтоб мне провалиться, если нет. Сто рублей за сковороду – отличная сделка!

Они переглянулись и кивнули друг другу одними глазами.

– Тогда заполните это, – торговец без тени смущения протянул мне кредитный договор. – Первый взнос всего сто рублей, как и договаривались. Остальные две тысячи двести – в рассрочку на шесть месяцев всего под 17 % годовых, можете не торопиться…

И я подумал, что есть проблема с миром. Каждый человек рождается непорочным и наивным, как близняшки Олсен, но, взрослея, рано или поздно встречается с хитростью и ложью – раз за разом. И если человек ломается, то он начинает принимать хитрость и ложь.

Проблема в том, что весь мир развивается точно таким же образом, как каждый отдельно взятый человек, и сегодня он уже далеко не молод. Сегодня мир – прожжённый шулер с операбельным раком лёгких, воспитанный стаей лисиц основатель финансовой пирамиды, журналист, переставший верить чужим словам и отвечать за свои, седеющий, пускающий по вене нефть мессия, развратный старик с прогрессирующим синдромом Бога на обложке журнала. Стоит подумать трижды, прежде чем пускать его в свой дом. Стоит подумать сотню раз, прежде чем становиться его частью. Стоит быть чем-то новым.

Да, пожалуй, самое время быть чем-то новым.

06. Ночь Рождения

Ходил на день рождения друга – обычная, казалось бы, ситуация. Но и тут не обошлось без всего этого.

Друга моего зовут Руслан, и он никогда не грустит. Вместо этого носит светлую короткую бороду завидной равномерности. Водка, сноуборд, иногда Гоа. Я ему гонг подарил – тогда ещё сам не знал, зачем. А вот Руслан уже знал. Он с этим гонгом сразу куда-то испарился. Я разулся и пошёл знакомиться с гостями.

Бывает, попадаешь на такой праздник, где абсолютно всех видишь впервые, исключая разве что виновника торжества. И ты, конечно же, опоздал, а все уже подвыпили, шумят, смеются. Заходишь в комнату, и взгляды устремляются на тебя. Беспомощно трезв, пытаешься запомнить все имена.

– Ася, – представляется неприступно-непристойная девушка в чёрном платьице.

– Очень приятно, – говоришь.

Называешь своё имя, а сам мотаешь на ус: рыжая в чёрном платьице – это Ася, как первая жена Довлатова. Очень легко запомнить.

– Полина, – молвит улыбчивая девица в чёрных брюках и чёрном топе.

Это имя запомнить ещё проще – твои первые серьёзные отношения. Длинные ноги, южное море, секс на балконе поздней весной – Полина.

– Мирослава, – ребус посложнее от третьей гостьи.

Как назло, она тоже в чёрных брюках и чёрном топе. Выручает только то, что у неё жемчужные бусы и фотоаппарат. Но как же имя её запомнить? Говорите, миру слава, хрен войне? Солидарен, попробуем.

И почему только они все в чёрном? Да чтобы сильнее тебя запутать. Всё усложняется тем, что Мирослава здесь со своим парнем.

– Филиппов, – представляется он.

Весёлый типажный Филиппов с проседью.

– Знаешь, – спрашивает он, – кто изобрёл булочку с изюмом?

– Тёща Диониса?

– Неа! Филиппов. Прадед мой. Он был пекарем. И как-то раз сам губернатор нашёл запечённого в его булочке таракана. Вызвал к себе. А прадед сказал, мол, это никакой не таракан, а изюм. И в доказательство тотчас булочку вместе с тараканом слопал. С тех пор делал булочки с изюмом, чтобы подозрений не возникло. Прадед Филиппов уже давно Богу душу отдал, а булочки до сих пор…

– Да не слушай ты его! – вклинивается подвыпивший молодой человек с бакенбардами. – Послушай лучше меня. Я – Тимофей Хренов.

Он протягивает тебе руку. Он слыхал, что ты писатель. Он говорит:

– Знаешь, мы с тобой должны выкурить одну сигарету.

– Почему, мужик?

– Потому что я тоже писатель.

– Мысль интересная, но я не курю.

– Писатель и не куришь?

– Всё правильно.

– Ладно, давай тогда поговорим. Ты издавался?..

Срочно нужно выпить.

Стороннему наблюдателю может показаться, что писатели друг друга недолюбливают. То же самое этот наблюдатель скажет про музыкантов или художников. Однако это не совсем так. Есть некое безымянное чувство, лежащее ровно посередине между завистью и уважением. Видишь человека впервые: завидовать пока нечему, а уважать ещё не за что. Но чувство сильное. Именно его чаще всего испытывают друг к другу малознакомые представители творческих профессий.

Похоже, я накидался, поскольку рассказываю об этом рыжей в чёрном платьице. Чёрное платьице… Ася!

– Впрочем, чёрт с ним, Ася, – говорю. – Выпьем?

– Я не пью, – отвечает она.

Ася поднимает совершенно пустой бокал, несёт его к губам и залпом опрокидывает. Тонкая женщина.

– Как же так, Ася? В вине же истина в составе.

– Ты не куришь, я не пью. Кто-то же должен этого не делать.

– Твоя правда.

Новые люди всё прибывают, вооружившись своими именами. Кто-то переключает музыку. Одна песня хуже другой. Мирослава всех фотографирует своим убийственно длинным объективом.

Пришла ещё одна девушка в чёрном, её зовут Янина Гжель, можете себе представить? Янина Гжель выкладывает в Инстаграм абсолютно всё, что ей попадается на глаза. Дикарка. Без неё здесь было так пусто.

А вот явился гость, похожий на лысеющего Джима Кэрри. Ведёт себя так, будто самим фактом своего бытия делает Вселенной большое одолжение. Его зовут Пиштак, он крановщик. Крановщики – очень специфичные люди. Чтобы ему было удобнее блистать, придвигаюсь к Полине – королеве настольных игр.

– Я читала твои рассказы, – неожиданно говорит она.

– Вот как. И что скажешь?

– Довлатовым ты не станешь. Хотя многих обогнал на корпус.

– Довлатов был прекрасным рассказчиком. Я же в устном жанре чудовищен. Зато – пишу медленно. А ты, правда, думаешь, что я торчу от лести?

Полина реалистично оскорбляется.

– А ты, правда, только что унизил меня, приписав мне потребность льстить?

Вот это уже интересно.

– Я совсем не хотел тебя унизить, Полина. А тебе бы это понравилось?

– Ты ещё хуже, чем в своих рассказах.

– Значит, ещё будет о чём написать.

Полина смеётся. Янина Гжель выкладывает её смех в Инстаграм.

– Слушайте, слушайте! – возвещает Пиштак, бухнув себе в стакан последний коньяк. – Я это сегодня понял! Птицы не писают. Вообще!

Всюду смех, похожий на закадровый. Всё же я выпил недостаточно. Кто-то включает Криса де Бурга. Когда поёт Крис де Бург, хочется мгновенно состариться и танцевать лежа.

– Полина, я на поиски горючего.

– Поищи заодно нашего именинника.

– Точно. Никуда не уходи.

На кухне меня подстерегает девушка в чёрном и с жемчужными бусами. Миру слава, хрен войне – это Мирослава, расхитительница гробниц. Сидит на столе, нога на ногу. Рядом лежит фотоаппарат, чей объектив она нежно гладит. Делает вид, что говорит по телефону.

– Ладно, – кивает она в трубку. – Даю.

И прекращает звонок.

Первые её слова:

– Я уже думала, что ты не придёшь.

– Это было неизбежно, Мирослава. Выпивка, как и всё хорошее, имеет свойство кончаться. Однако что-то мне подсказывает, что ты знаешь, где взять ещё.

– Знаю, – она смотрит испытывающе. – Скажу тебе, если отгадаешь три моих загадки.

Ну конечно. Чего-то подобного я и ожидал.

– Жги, мать.

Мирослава пьяна и довольна.

– Первая загадка. Что есть слово?

– Ну, это просто. Слово есть секс.

– В твоём случае верно, – говорит она. – В большинстве других – суходрочка. Но зачту. Вторая загадка!

Мирослава наводит на меня объектив и говорит:

– Что есть… время?

– Какие-то слишком простые загадки для твоего состояния. Время есть ожидание. Люди ждут выпивку, а я тут с тобой играю в сфинкса. Это и есть время.

– Верно, малыш! – хохоча, восклицает она.

– Не нужно так говорить. Разве ты не знаешь, что если добавлять в свою речь слова вроде «малыш» и «мальчик мой», то очень быстро станешь уважаемой женской поэтессой?

Мирослава тут же серьёзнеет.

– Слушай третью загадку, подонок! Что есть совершенство?

– Совершенство?

– Совершенство.

– Совершенство, дрянь ты эдакая, есть котики.

– Котики? – Мирослава опускает фотоаппарат.

– Котики, чёрт бы тебя драл, мне ли тебе объяснять. Они милые и невкусные – идеальный баланс. Ядро любого культа, прана YouTube, вечная жизнь, вечное поклонение, вечная шерсть на твоих брюках – котики! А теперь отдавай мою выпивку, пока не превратилась в камень за то, что не держишь слово.

Чуть помедлив, Мирослава раздвигает свои ноги и открывает дверцы стола, на котором сидит. Там предостаточно рома, есть вино и немного текилы. Наклоняюсь взять один ром и одну текилу. Тут появляется Янина Гжель и нас с Мирославой в такой позиции выкладывает прямиком в Инстаграм.

– Эй, что ты делаешь? – говорю я. – Что ты делаешь, окаянная? Разве ты не знаешь, что в Древнем Китае считали, что у человека забирают душу, когда постят его в Инстаграм?

Янина фотографирует моё негодование и его тоже выкладывает в Инстаграм. Она говорит:

– Не беспокойся. В Интернете всё ненастоящее.

– Эй! – реагирую я. – Это моя фраза!

– Твоя фраза? Ну и что ты сделаешь? Расскажешь мамочке?

Янина показывает мне язык и убегает. Пора возвращаться к гостям. Да, и нужно отыскать Руслана…

– Постой, – бросает Мирослава.

– Что ещё? – оборачиваюсь я.

– В прошлую пятницу в ночном клубе я познакомилась с чернокожим.

– Так-так.

– Он сказал, что он принц республики Джибути. Поил меня виски White Horse. Потом мы танцевали в пене. Потом снова пили. Утром я проснулась на полу в туалете клуба. На моих коленях и локтях были синяки и ссадины, вот посмотри. Ты не знаешь, что со мной случилось?

– Даже представить не могу. А что думает Филиппов?

– Я ему не рассказывала. Может быть, твои читатели смогут угадать?

– Да, возможно, им удастся.

– Спасибо. Ступай.

Иду в комнату. Празднество в самом разгаре. Кто-то переключает музыку. Одна песня ничего, другая опять мимо кассы. Людей прибавилось вдвое. Слышен голос Филиппова:

– …кусает он значит, а там – та-ра-кан! Подать, говорит, сюда пекаря!..

А вот голос писателя Хренова:

– …Я в детстве бульдогом санки запрягал. Он тяговитый. Особенно с горы…

Полина куда-то пропала. Пиштака тоже не видно. Наливаю себе стакан, и слышу из-за левого плеча шёпот:

– Знаешь, что ты должен сделать?

Отвечаю, не поворачиваясь:

– Всё, что прикажешь, Сатана.

– Стань первым усатым человеком на Луне.

– Будет исполнено, Ваше Темнейшество!

Ася смеётся. Это она была, а никакой не Сатана. Просто тембр голоса схож.

– О чём вы говорили на кухне? – спрашивает Ася.

– О том, что слово есть секс.

– Это правда. Занятно, что и «секс» есть слово.

– Это ещё что. Британские учёные выяснили, что даже «воробей» – это слово.

Ася опять исчезает. Ко мне подсаживается Полина. Наливаю ей и спрашиваю:

– Кем ты себя считаешь?

– Я студентка. Экономика и управление.

– Откуда приехала?

– Уфа.

– Так и знал. В общаге живёшь?

– Мне крупно повезло. Живу в элитной общаге.

– В элитной общаге? Это где едят «Роллтон» со вкусом устриц и мраморной говядины?

– Так себе шутка.

– И на Солнце не без пятен.

Полина вишнёво скалится и отвечает вопросом:

– Скажи… а ты в общественном транспорте покупаешь дополнительный билет, чтобы провозить своё эго, или нарушаешь?

– Моё эго уже большое, оно платит за себя само. А твоё остроумие?

– У него проездной по инвалидности.