скачать книгу бесплатно
Кваздапил. Наявули
Петр Ингвин
Кваздапил #3
Послеточие завершенной дилогии о встрече западных и традиционных ценностей.
(Дизайнер обложки Галина Николаиди, с использованием иллюстрации Ксении Григорьевой для цикла "Кваздапил" П.Ингвина)
Петр Ингвин
Кваздапил. Наявули
Часть 1. Закон бумеранга
Помилуйте, Антон Павлович! Как это – в человеке все должно быть прекрасным?!
(в ватерклозете, за перечитыванием)
Владимир Тучков
Гарун поиграл ножом, перебрасывая из руки в руку.
– Почему «Кваздапил»?
– Совсем мелким я играл на улице, и мама крикнула на весь двор: «Саня, ты квас допил?» Я в ответ: «Да-а-а!»…
Гарун громко фыркнул, что-то внутри него надломилось, и неудержимый гогот сотряс стены. Я вынужденно подключился. Как в старые времена мы с Гаруном захохотали – дружно, в голос, не в силах остановиться.
Прошла невыносимая минута убийственной истерики, и дикий хохот на грани жизни и смерти будто отрезало. Звуки исчезли. По лицу Гаруна прошла рябь, оно растянулось, похожее на щупальца, и оплыло полупрозрачными кляксами с глазами, ртом, носом и ушами, стекавшими с шеи и дальше с тела и дивана. Фантасмагорические потеки сползли на пол и растворились в окружившей меня мгле. Мир заволокло туманом. Через миг застилавшую глаза пелену пронзил яркий луч, и картинка превратилась в другую. Комната осталась той же, но я в ней был один, лежал в кровати и жадно хватал ртом воздух. В лицо било утреннее солнце.
В груди мощно стучало сердце. Гримаса истерического смеха все еще сводила скулы, а перед глазами как наяву блестел нож Гаруна. Нож судьбы. А от судьбы, как известно, не уйдешь.
Стоп. А Хадя? С какого момента явь перешла в сон – до или после звонка Фильки? Дата на телефоне подсказала, что о смерти Хади мне уже сообщили. Яркий мир вновь потускнел. Вставать? Для чего?
После того, что приснилось, заснуть не получится. Я заставил себя встать, умылся и сделал себе кофе – две чайных ложки с горкой на маленькую чашку, чтобы глаза на лоб полезли.
Кофе не помог. Надо было пить успокаивающее.
Когда я мыл чашку, раздался звонок в дверь. Открыть? После такого сна?
Звонок повторился – нетерпеливый, жесткий, угрожающий. Казалось, будто звонивший уверен, что ему откроют.
В прихожей я застыл, не зная, что делать дальше. Открывать или нет – зависело от личности пришедшего. Возможно, за дверью нетерпеливо переминался с ноги на ногу почтальон или, скажем, сосед, которому срочно понадобилась дополнительная табуретка.
Можно глянуть в глазок, но затемнение выдаст, что внутри кто-то есть. Впрочем, прятаться смысла не было – рано или поздно настойчивому визитеру станет известно, что внутри кто-то скрывается, все зависело от степени настойчивости. Если пришли по мою душу, то кроме настойчивости визитеры могут проявить сообразительность и решительность, что моей драгоценной персоне и всей семье может выйти боком.
Я посмотрел в глазок. Разглядывание не прояснило, кто пришел. За дверью стоял кто-то незнакомый. Бейсболка, темные очки, джинсы, черная толстовка с капюшоном… Волосы вроде бы светлые. Руки незнакомец держал в карманах. Будь он пониже, я решил бы, что к Машке пришел Захар.
А темные очки на глазах – зачем они в подъезде?
По спине пробежал холодок. Если ко мне прибыл посланец Люськи-Теплицы… Отказ Кости «разобраться» со мной или затягивание просьбы могло подвигнуть «мадам Сижу» на самостоятельные действия. Честно говоря, мне и прошлых за глаза хватило
Нет, кое-что не сходится. В одиночку такие на дело не ходят, и Люськины знакомые должны быть старше, она не водилась с малолетками.
Спортивно сложенная фигура, одежда и очки не давали точно определить возраст, но, без сомнений, незнакомец был моложе меня примерно на несколько лет. Возможно, еще один Машкин друг. Например, одноклассник. Я же, если честно, не знаю никого из ее ровесников, кроме тех, с кем пересекался во дворе. А ровесников сестренки среди них, кажется, и не было, все были старше.
Парень поглядел по сторонам и вновь нажал кнопку звонка. Что ж, он, во всяком случае, кулаком не стучит, дверь не вышибает. Если ему не откроют, то, наверное, тихо уйдет.
Стало любопытно, кто же пришел и к кому.
– Вам кого? – спросил я через дверь.
– По поводу Маши.
Интуиция не подвела, гость действительно пришел к Маше. Точнее, как он выразился, «по поводу». Я открыл дверь.
– Маши нет, я ее брат.
– Знаю. Можно войти? – Голос был глухой, слова нарочно растягивались, чтобы казаться весомее. – На лестнице разговаривать неудобно. Не хочу, чтобы кто-то услышал.
Сейчас, вживую, а не через глазок, было видно, что правую щеку парня пересекал жуткий шрам – вздутый, красный, всем видом сообщавший, что повязку сняли недавно. Обычно людям неприятно, когда кто-то обращает внимание на покореженную внешность, и я не смотрел на лицо пришедшего. Под очками все равно не видно глаз, а не глядя в глаза разговаривать можно даже вовсе отвернувшись.
Я посторонился и пропустил гостя в прихожую. Проснувшиеся мозги подбросили новый повод для нервов. Фразы «По поводу Маши» и «Не хочется, чтобы кто-то услышал» сложились в уверенность, что сестренка опять во что-то вляпалась.
И еще. Парень был в курсе, кто есть кто в нашей семье. Он знал даже то, что я дома, а Машка – нет. Получалось, что он следил за нами?
И голос. Зачем он так коверкал и растягивал слова? Боялся, чтобы потом не опознали? Или чтобы не узнали сейчас? Чем-то знакомым повеяло и от голоса, и от лица, и от фигуры…
– Узнал? Посмотри, что сделали со мной твои приятели. – Из голоса исчезли притворные нотки.
Передо мной стоял Данила – недавний лидер дворовой молодежи. Он поднял правую руку с растопыренными пальцами. Среднего пальца не было.
– Я показал им, куда идти. Они отрезали указатель. Боюсь, как бы теперь не заблудились, поэтому я принял кое-какие меры. Зато, когда здороваюсь, могу сказать «Держи краба» и не соврать. – Подняв состоявшую из двух пар пальцев страшную ладонь к лицу, Данила снял очки. – А еще они сделали это.
Шрам, пересекавший правую щеку, уходил глубоко в глазницу, где отсутствовавший глаз скрывала черная заплатка из ткани или пластыря.
Пока я смотрел на обезображенное лицо без глаза, открывавшееся рукой без пальца, внизу, на уровне живота, что-то мелькнуло. Ощущение – будто меня разодрало на клочки и разбросало по прихожей, но меня не разодрало, все осталось внутри. Скрутившая боль согнула и бросила на пол. Скорчившись, я схватился за бок, по ладоням потекло теплое и липкое: в то время, как я, отвлекшись, глядел на лицо и поднятую правую руку Данилы, левой рукой он воткнул мне в печень немалых размеров острый нож.
– Уродство привлекает внимание, на это я и рассчитывал. – Данила презрительно скривился. – Правая рука без одного пальца – некрасиво, обидно, но не проблематично. Я левша.
Я пытался подняться, и нож взрезал меня еще раз – теперь прямым ударом в живот.
– Не вставай, а то не дослушаешь. Я долго готовил речь, и не хочется, чтобы она пропала зря. Кстати, в полицию о нападении на меня я не заявлял, иначе многим не поздоровилось бы. В том числе твоей сестре.
– Тебе в первую очередь, – прохрипел я.
Боль была невыносимой.
Данила кивнул:
– Я и говорю – многим. Врачи не верили, что я так неудачно упал, чтобы оторвать палец, выбить глаз, порезать лицо и отбить половину организма. К счастью, все обошлось, и ты со своими черными дружками и похотливой сестрицей можешь быть спокоен – ничто не выплывет наружу такого, что потянет на уголовщину.
Данила бесстрастно наблюдал, как подо мной разливалась лужица крови. Лужица превращалась в лужу, от моих босых ног она добралась до кроссовок у стенки и подбиралась к маминым выходным туфлям.
– Ты напустил на меня своих дружков, чтобы отомстить за сестру, – спокойно продолжил Данила. – Похвально. Но ты забыл, что у каждой палки есть два конца. Я был в какой-то мере виноват, со мной можно было поговорить и договориться, и даже получить что-то в качестве компенсации. Я пошел бы навстречу, хотя категорически не понимаю, кому и что компенсировать. Разве я подставил кого-то из своих хотя бы раз? Я только грозил, чтобы ошалевшие от легких денег дурехи не кинули меня как работодателя и гаранта безопасности и не бросились во все тяжкие добывать денег сами. Поползновения были, я их своевременно и жестко пресек. Мои действия кажутся чрезмерными, я готов ответить за чрезмерность – она была вынужденной ради общей безопасности – и за угрозы, которые вовсе не собирался исполнять. Теперь сам подумай: сумел бы я сделать хоть что-то без второй стороны – без любительниц приключений, которые увидели в моем предложении возможность быстро заработать? На мне лежит часть вины, но только часть, и мне обидно, что отвечать за всех ты назначил меня одного. Поэтому ты виноват в первую очередь. – Данила провел изуродованной рукой по изувеченному лицу. – С остальными я тоже разберусь, а кое с кем уже разобрался. Они думали, что всесильны и по их слову все будут скакать на передних лапках и кверху задницей. Но когда их по одному ловят в тихом месте, они очень хотят жить, желательно в полной комплектности. К сожалению для них, после всего, что они со мной сделали, счастье иметь все органы и конечности никому из них не грозит. На сегодняшний день кто-то уже не может ходить, кто-то – иметь детей, кто-то – видеть, кто-то – кушать без трубочки. Они выдали мне заказчика акции. А один, к тому же, проговорился, что твой бывший дружок Гарун имеет на тебя зуб и даже, как меня уверили, собрался зарезать. Не сомневаюсь, что полиция тоже раскопает эти сведения.
Краем пульсирующего сознания я заметил, что державшая нож левая рука Данилы одета в перчатку. Отпечатков не будет. А нож очень походил на нож Гаруна.
Данила перехватил мой взгляд.
– Да, это любимая вещица твоего друга, – сказал он. – Не представляешь, к каким ухищрениям пришлось прибегнуть, чтобы заполучить. По идее, нож надо было взять с отпечатками Гаруна, но не удалось. Ничего, я спрячу улику неподалеку, в мусорном баке или еще как-нибудь, чтобы случайно не нашли дети, а полиция мимо не прошла. И – привет твоему горбоносому дружку, «Владимирский централ, ветер северный….» А лучше так: «Таганка, я твой навеки арестант…» Теперь ты понимаешь, что за все в жизни рано или поздно приходится платить? Что-то ты долго валандаешься. Я уже все сказал, оставаться дольше опасно. До встречи в аду.
Третий удар ножа пришелся в сердце.
Часть 2. Цель оправдывает средства
Я задыхался. Сердце разрывалось, клинок из сна оно ощущало как реальный, несмотря на то, что сознание проснулось. Я хватался за грудь, за живот за бок. Там все было нормально. Сердце бешено стучало, но – стучало!
Я огляделся. Две кровати по разные стороны комнаты с полосатыми обоями, яркий свет из окна, смазливая физиономия на плакате над пустой Машкиной кроватью… Я лежал в кровати родительской квартиры, и дата на часах убеждала, что предыдущие утра, одно за одним, с разными вариациями, мне приснились.
Пора пить на ночь успокоительное. Или уставать так, чтобы у мозгов не оставалось сил на всякую ерунду.
Ну и сны. Чем дальше, тем хуже. Почему нужно было закончить на такой нервной ноте?
В дверь позвонили. Меня подбросило: кто?! Во сне хотя бы кофе удавалось выпить.
Звонок повторился. С тяжелой головой, сонный, помятый и неумытый, я накинул халат и открыл дверь.
– Захар?
Парень был взвинчен.
– Где Маша?
– Я был уверен, что она с тобой, поэтому твой вопрос очень интересный. – Я потянулся за телефоном.
– Не отвечает. Мы хотели встретиться, а Наташка говорит, что Маша уехала в крутой тачке. Наташка видела ее из окна.
Я поморщился. Причин для недовольства – сразу две. Машка опять начудила, а я вновь оказался в нелепом положении. Звонить и выяснять? Машка уже большая, даже слишком. После всего, что случилось, должна понимать рамки дозволенного. И все же: что за крутой поклонник?
Волнение за сестренку смешалось с любопытством, а такая смесь непобедима. Пусть Машка и умна в меру возможности, но до ужаса легкомысленна. Как брат, я могу поинтересоваться и, опять же, из за недавних событий, могу еще раз влезть в ее личную жизнь. Пусть потом думает и говорит, что хочет. Я в своем праве.
– Наташин телефон знаешь?
Захар продиктовал номер, я приложил трубку к уху. Наташа ответила сразу.
– Привет, это Саня, брат Маши. Я за нее переживаю. Захар говорит, она с кем-то на машине уехала. Не знаешь, с кем и куда?
– Привет, рада слышать. Выходи как-нибудь во двор, поболтаем. Или звони, у тебя теперь номер есть. А Машка уехала на незнакомой машине, я сама видела. – Ничего нового разговор не дал. Я хотел влезть с вопросами, но уточнение принеслось раньше: – Машина не местная, я в городе все «Мерседесы» знаю.
«Все два», – хотелось съязвить. Наташу, судя по тону, мой звонок обрадовал, а мне разговаривать с ней было тяжко и неприятно. Ухо слышало голос, а перед глазами скакали неприличные картинки из досье Данилы. Наташа была одной из главных исполнительниц. Те виды, в которых она представала на видеосвидетельствах, не каждая фантазия представит.
– Захар стоит рядом? – тихо спросила Наташа.
– Да.
Я кожей ощутил, что она знает больше, чем говорит. Волоски на руке, державшей телефон, встали дыбом.
– Перезвони, когда он уйдет.
– Понял, спасибо. Пока.
Палец давил «отбой», а я уже поворачивался к Захару, глядевшему на меня с немым вопросом.
– Ничего нового. – С тщательно скрываемым нетерпением я пожал плечами. – Маша часто что-нибудь забывает и, наверное, забыла зарядить телефон. Занимайся своими делами и будь на связи. Когда что-то выяснится, я позвоню. Или еще раньше Маша сама позвонит.
Захар ушел. Жаль его. Волнуется. Я переживаю за Машку, потому что она моя сестра, а Захар – потому что любит. Мое чувство надежнее, а его сильнее.
Однажды мне приходилось выбирать между сестрой и любимой девушкой, когда после заслуженного Машкой ремня пришла полиция, и я не знал, что делать. Я отдал бы свободу и жизнь за и Машку, и за Хадю, но требовалось кем-то жертвовать. А я не мог. Тогда я понял: Машка мне роднее, а Хадя – любимей. За родную кровь можно пойти на все, а за любовь еще дальше – за горизонт, за предел возможностей, за смерть. Для настоящей любви смерти нет. Для родственников – есть. Потому мы за них в ответе, особенно за тех, кто младше.
Дверь за опечаленным кавалером еще закрывалась, а я уже слал вызов на последний номер.
– О том, что ничего не знаю – версия для Захара, – со смехом объяснила Наташа. – Зачем ему знать больше?
У меня стал успокаиваться пульс. Еще не было никаких фактов, но Наташина интонация говорила, что с Машей все в порядке. А то ведь в голову лезло всякое…
– Это при мне было, – продолжала Наташа. – Машка созвонилась с кем-то давно знакомым, и за ней приехали. Тачка у чувака, конечно, классная. Не из нашего города. Забирали Машку на улице, во двор не заезжали. Одно знаю точно: по телефону Машка разговаривала с человеком, которого чуть ли не боготворит, Захары там и рядом не лежали. Потому она и телефон отключила, чтобы Захар не надоедал. Я тебе помогла?
– Да. Спасибо.
– Спасибо в карман не засунешь.
У меня вновь прокрутились перед глазами веселые картинки. Теперь, когда ждать от жизни нечего – что мне терять? Судьба сначала повернулась не тем лицом, которым мне хотелось, но вот – дает компенсацию.
Гм. Наташа – пирожок сладенький. Рыжая бестия. Тощенькая, зато не выразить словами насколько умелая. То, что она творила с не подозревавшими о съемке «клиентами», я видел собственными сглазами. К тому же, у меня рыжих не было, и, как в свое время Машке с негром, мне стало интересно: а какие они – рыжие?
Меня удержали две мысли, маленькая и большая. Первая была о том, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Один раз я чуть было не попался, спасли чрезвычайные обстоятельства. Сейчас Данилы нет… Но – кто знает? Хорошо поставленный бизнес работает и после того, как его основатель ушел из дела.
Большая мысль была о Хаде. Память о ней заставила сказать:
– Тогда очень большое спасибо. Узнаешь что-то еще – позвони.
– Ты тоже звони, когда захочешь. Не представляешь, какая тут скука. Маша говорила мне, что ты сейчас один…
– Еще раз спасибо, пока.
***
Остаток дня я просидел в интернете. Машка вернулась раньше родителей, это порадовало, не возникнет лишних вопросов. Я выглянул с кухни, где пил чай, и заметил, что сестренка довольна и светится, как Новогодняя елка.
