Когда зацветут розы

Эмма перестала есть и внимательно посмотрела на Яну. В ее темных глазах оранжевыми бликами сияли отражения светильников. Где-то хлопнула дверь, залаяла собака. Яна поежилась – нежданно пришли забытое ощущение надвигающейся беды и воспоминание о странной нестыковке в утреннем происшествии.

– Я из Владимира, работаю в музее. Сюда приехала собирать материал для исторического романа о Стефании Радзивилл.

– Да вы что? О нашей Стефании? Как интересно! Расскажите!

Хозяйка подсела к Яне, просительно заглянула в глаза.

– Я только начала, – смутилась Яна. – Завтра после обеда хочу в Дружноселье осмотреть усадебный дом Витгенштейнов и костел Святой Стефании.

– Там красиво, но все заброшено, – грустно сказала Мира Вениаминовна. – Чай? Кофе? Дорогие гости, заказывайте. Не стесняйтесь! А на десерт у меня безе по уникальному европейскому рецепту. Вы такое никогда не пробовали!

Ближе к восьми все разошлись. Сытые постояльцы лениво переговаривались, поднимаясь по узкой лестнице. «А ведь они оба похожи на преступника, – Яна застыла, словно забыла, куда идет и зачем. – Средний рост, худощавые, спортивные. А у эколога и мотив есть…» Яна простилась с Эммой и Владом, спустилась вниз. Пользуясь занятостью хозяйки, заглянула в книгу регистрации.

Глава 6.

В номере Яна наконец-то расслабилась – задернула шторы, переоделась в халат. «Павел позвонит сам, а я пока продолжу свой роман», – подумала она и с нетерпением открыла ноутбук.

«Теофила стояла спиной к окну. В ореоле света черты ее лица тонули в глубокой тени. Стефания вздрогнула. Годы одиночества и детских страхов ливнем обрушились на плечи: «Она меня бросила, бросила! Она чужая, совершенно незнакомая мне женщина. Я не получила от нее ни одного письма, привета, или гостинца. Я была и буду сиротой при живой матери. Зачем она здесь?»

– Стефани́, ма шери, маман хочет забрать тебя а Пари. Я свое решение знаю. Хочу твое услышать. Же ваис данс мон кабинет. Поговорите.

Мария Федоровна усмехнулась, надменно сжала тонкие губы и в сопровождении камер-лакея медленно вышла из гостиной. Вскоре из соседнего зала пришел отдаленный звук отодвигаемого кресла. Теофила приблизилась.

– Я рада видеть тебя, а ты?

Стефания кивнула, отстранилась, скользнула взглядом по лицу матери, удивилась тонким морщинам, слишком яркому румянцу, темным кругам под огромными по-детски наивными глазами.

– Я постарела? Да? – грустно начала Теофила. – Постарела. Годы не идут, они несутся как восьмерка резвых лошадей. – Давай сядем. Я устала.

Они присели на краешки кресел. Худые, темноволосые, кареглазые. Стефания украдкой рассматривала мать: «Какое интересное платье, – истинно по-женски подумала она. – У нас таких еще не видела. Значит, последняя парижская мода. Буфы какие огромные и цвет у верхнего платья красивый. А нижнее – белое, выходит волна морская в кружевных брызгах».

– Государыня сказала, что ты отличилась в учении.

– Я закончила с золотой медалью. Буду фрейлиной Марии Федоровны.

– Фрейлиной? Ты хочешь развлекать мужчин, крутить мимолетные романы? Стефани́, поехали в Париж. Радзивиллы разделили наследство, но ты все равно немыслимо богата – сможешь выйти замуж за кого угодно, любить, быть счастливой. И не нужно будет приседать в реверансах перед алчными вельможами. Ты будешь танцевать на балах, ходить в оперу, путешествовать. Я буду опекать тебя до замужества.

Теофила задыхалась. Она торопилась, глотала слова, словно боялась, что не успеет проговорить все, что хотела. Стефания молчала.

– Они обманывали тебя все эти годы. Я любила тебя и никогда не забывала! Нам просто не давали видеться. Стефани́, решайся. Выбери свободу. Ты должна быть счастливой.

– А вы счастливы? – едва слышно спросила девушка.

– Да. Я люблю и любима. Россия золотая клетка, где все думают только о деньгах. Ты была в бриллиантовой комнате Зимнего? Ты представляешь сколько там украшений?

Стефания удивилась резкой перемене в лице Теофилы. Секунду назад на нее смотрела нежная мать, а сейчас она превратилась в хищную птицу.

– Император осыпает двор бриллиантами. Александра после декабрьского бунта страдает падучей. Слышала? Нет? А я знаю, знаю. У нее трясется голова, а Николай обвешивает ее сверкающими каменьями, чтобы все видели блеск, а не припадочность. Она даже не говорит по-русски. Она презирает страну, которая дала ей брак и вольготную жизнь.

– Нет, нет, маман, прошу вас! Грех говорить такое об императрице. Александра Федоровна добрая. Она приходит к нам на вечерние молитвы, присылает подарки, конфекты, мороженое.

– Это гроши! Жалкие объедки с их стола. Ты законнорожденная Радзивилл. Они хотят твоих денег, Стефания, пойми наконец! Уедем в Париж. Опекуны Любецкий и Гарбовский грабят тебя. Ты получаешь всего шестьдесят тысяч в год, владея миллионами десятин в Европе.

– Мне этого достаточно, – Стефания заговорила твердо, даже жестко. – У меня все есть. Нас кормят и одевают. Нужное я докупаю. Многие мои подруги бедны. Я не хочу кичиться своим достатком.

– Чушь! Ты должна одеваться в шелка и сиять смарагдами. О! Зеленые камни так пойдут к твоим янтарным глазам.

– Стефани́, ма шери, что ты решила?

Собеседницы вздрогнули и стремительно поднялись. Они не заметили, как вошла государыня. Сколько она слышала?..»

Телефонный звонок разрушил образ гостиной вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Стефания и Теофила остались в прошлом. Яна не знала, как выглядел зал, в котором они общались, был ли такой разговор на самом деле, но для нее этот эпизод стал ярким, незабываемым. Она представила ветреный мартовский Петербург, Зимний дворец и люди ожили. Они улыбались, грустили, злились, мечтали, надеялись.

– Яна, Яна, ты чего молчишь? Слышишь меня?

– Ой, я задумалась. Пашка, как ты там? Как зверики?

– Норм, но скучают. Мы со Златой по ночам воем на луну.

Яна рассмеялась, представив Павла на четвереньках. Получается, он уже не барс, не Волан-де-Морт, а жуткий оборотень.

– Паша, ты только не волнуйся.

Она говорила вкрадчиво, спокойно, но прекрасно понимала, что там, во Владимире следователь уже придумал с десяток вариантов наихудшего развития событий.

– Уже все в порядке. Сегодня утром я видела, как человек в камуфляже, балаклаве и армейских ботинках вылезал из окна музея.

– Где видела? В Сиверской? Немедленно уезжай оттуда.

– Уехать не могу. Участковый вежливо просил остаться. Преступник ничего не украл, наоборот подкинул.

– Такое бывает? Рассказывай.

На подробности у Яны ушло минут десять. Про задержание в полиции она решила не говорить – Павел и так был на взводе.

– Есть версии? – знакомым деловым тоном спросил следователь.

– Из музейных сотрудников никто этого сделать не мог – по типажу не подходят. Есть только одно но… Краевед Виктор Олегович Забельский учился в Париже в том же колледже искусств, что и я. Когда – не знаю. Завтра спрошу. Думаю, это просто совпадение и к делу вообще не относится.

– Понял. Записал. Выясню по своим каналам. Что еще скажешь?

– Ситуация больно мудреная, – задумчиво начала Яна. – Сиверская маленький поселок и подобные выходки вряд ли в стиле местных жителей. Здесь интрига, романтика, флер.

– Думаешь залетный кто-то?

– Да. Я сегодня познакомилась с постояльцами «Стефании», а потом изучила книгу регистрации.

– Вот молодец, – рассмеялся Павел. – Скоро я без работы останусь. Что нарыла? Не томи!

– Гости отеля – мужчина и женщина. Оба среднего роста, спортивные. Владислав Игоревич Лесной – эколог. Дата рождения – 15 мая 1985 года, проживает в Кузьмолове. Это Ленинградская область, рядом с Питером. Рассказал, что постоянно проводит природоохранные акции. Организацию свою не назвал, но товарищи весьма изобретательны. Возмущался состоянием экоторопы, ругался с Лариной, обещал музею разборки.

– Ясно. Записал. Что женщина?

– Эмма Карловна Адлер. Родилась третьего сентября 1993 года в Риге, живет в Санкт-Петербурге, работает в турфирме «Лалангамена». В Сиверскую приехала разрабатывать новый маршрут.

– Имя какое заковыристое. Хорошо не Ирен. Ладно, посмотрим, что за птица. Еще есть идеи? Думай, Яна, думай!

– С преступником что-то не так. Я весь день маюсь, но мысль поймать не могу.

– Значит давай думать вместе. Странность была в фигуре?

– Нет. С этим все в порядке.

– Тогда что не так? Может, он суетился, возвращался обратно, или тормозил не к месту.

– Так вот же оно! Вот в чем дело! – воскликнула Яна. – Он слишком долго сидел на крыше. Я увидела темное пятно еще метрах в трехстах от музея, но даже не поняла, что это человек. Он не двигался! То есть из окна выбрался и застыл. А вот когда я ближе подошла, тогда быстро и ловко спрыгнул на землю.

– Ты хочешь сказать, что преступник намеренно ждал тебя?

– Вот именно! Но зачем? Зачем?

– Ты мне скажи, – взволнованно ответил Павел.

– Не знаю. Может, ему свидетель нужен был? Тогда Влад подходит идеально. Как он там сказал? – задумалась Яна. – Акция по привлечению внимания общественности.

– Ох, не знаю, не знаю. Ума-то у него хватит для такой акции? Эколог-краевед – сложно это для зеленых. Они действуют по принципу: пришел, увидел, учудил. А тут мудрено все, сама же сказала.

– Ну да, ну да, – Яна рассмеялась. – Пашка, я эту присказку у Жукова подцепила. Он все время так говорит.

– Не нравится мне это. Ладно, Янка, отдыхай. А мы со Златой сходим подышим. Она уже поводок притащила, умница моя, красавица.

– Спокойной ночи! Поцелуй моську мохнатую за меня.

Яна жутко устала, но уснуть не получалось. Ворочалась до бесконечности с боку на бок, но расслабиться не могла. В конце концов решила выйти на улицу и просто посидеть на скамеечке под черемухой. Вдохнула, задышала легко, свободно. Голова закружилась от счастья и пряного запаха.

– Чего ты боишься? Я все сделаю в лучшем виде. Не в первый раз. Подумаешь менты!

Яна услышала сдавленный голос Влада и быстро спряталась в зарослях черемухи.

– И что, что музей? А чем он отличается от завода или фабрики? Не берегут природу – пусть отвечают.

Влад говорил по телефону, размахивал левой рукой и нервно ходил по дорожке. Пять шагов вперед, пять – обратно, пять – вперед, пять – обратно.

– Я наберу на тропе разного хлама, залезу в музей и около этого портрета выложу розу из мусора.

Яна зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть. Влад по-прежнему маячил на дорожке.

– Мы «Зеленая роза» и этим все сказано! Час икс – завтра в три утра. А в десять, к открытию там должны быть ребята с ЭКО-ТВ. Все. Отбой.

Влад вошел в гостиницу, а следом за ним проскользнула Эмма. Шла быстро, но все время озиралась. «Странно… Она же в отеле была, – удивилась Яна. – Я слышала, как она принимала душ, потом включила телевизор… Может быть выходила через черный ход?»

Девушка на всякий случай подождала минут десять и выбралась из укрытия. В номере она с наслаждением забралась под одеяло. «Однако какая интересная жизнь у нашего эколога, – с усмешкой подумала Яна. – Представляю, как изумится Жуков. Сон, ну где же ты? Где?»

Сон все-таки пришел – бесконечный день закончился.

Глава 7.

Утром на пробежку Яна не пошла – решила подольше поваляться в постели. Чтобы не отвлекать Павла звонками, наговорила длинное голосовое сообщение, рассказала о ночном разговоре Влада.

За завтраком постояльцы зевали, жевали и вяло хвалили кулинарные изыски хозяйки. Эколог сообщил, что будет брать пробы воды на пляже «Жаркие страны», а Эмма, что пойдет в музей. Яна планами на день не делилась, а осторожно наблюдала за Владом и прикидывала, не его ли видела вчера на крыше музея.

Участковый позвонил, когда она уже привела себя в порядок и оделась.

– Доброе утро, Геннадий Петрович!

– Для вас, м-м-может, и доброе, а для меня нет. Я уже в м-м-узее, Пухов сейчас за вами заедет.

Жуков говорил уныло, запинался и даже заикался. Яна не на шутку испугалась.

– Что случилось? Музей ограбили?

– Нет, – язвительно начал Жуков. – Сиверская – культурная столица Ленинградской области. Нам подбросили очередной экспонат.

По дороге Пухов рассказал о последних событиях. Утром под портретом Стефании Забельский обнаружил статуэтку – каменного орла.

– Они говорили из чего он сделан, да я запамятовал. Не разбираюсь я в камнях. Уазик наш с закрытыми глазами починю, а названия мудреные не могу выучить. Да и на что они мне?

На вопрос Яна не ответила – отправила Павлу очередное сообщение и задумалась. Когда она узнала, что подбросили орла, в памяти мелькнула легкая ассоциация, но уазик так тряхнуло на повороте, что она тут же растаяла.

– Во сколько статуэтку обнаружили? – задумчиво спросила Яна, надеясь, что сможет найти мысль-потеряшку.

– В начале одиннадцатого. Все к десяти собрались, поговорили, занялись своими делами, а Витюша пошел смотреть на Стефанию. Сохнет он по ней, – рассмеялся Пухов.

– В смысле? Она же умерла давно.

– А для него живая. Он говорит, что она это, как ее… Прекрасная дама. Ой! Яна Сергеевна, что вспомнил! Инна болтанула, что вчера Витюша был сам не свой, а потом ляпнул, что вы в молодости на Стефанию жуть как похожи были. Чушь какая. Вы и сейчас не старая, а очень даже ничего. Вы что знакомы?

По коже побежали неприятные мурашки, руки мгновенно стали холодными и влажными. Яна с трудом справилась с волнением.

– Я Виктора Олеговича не знала до вчерашнего дня. Вы Жукову про это сказали?

– Нет, конечно. Мало ему проблем, что ли? Не хватало еще про чьи-то амуры рассказывать.

– Вы правильно рассуждаете, Максим, – нарочито небрежно сказала Яна. – Сохраним это в тайне. Я все выясню и, если нужно, сама ему расскажу.

– Заметано, – рассмеялся Пухов. – Витюша странный. Он и не такое придумает. Однажды летом провел ночь в дружносельском костеле, а потом рассказывал, что общался с духом Стефании и она типа призналась, что умерла не своей смертью.

– В смысле не своей? Это исторический факт. Она скончалась от скоротечной чахотки в Бад-Эмсе – это Германия – 26 июля 1832 года. Ее прах муж перевез в Дружноселье и возвел над ним этот самый костел Святой Стефании.

– А он сказал, что ее из-за денег отравила очередная полюбовница мужа.

– И это ему поведал дух Стефании?

– Ага, – рассмеялся Максим.

– Ладно. Вернемся к происшествию. До Забельского кто-нибудь из сотрудников был в зале с портретом?

– Правильные вопросы задаете, Яна Сергеевна, – важно ответил парень. – Витюша зашел в кладовку вместе с уборщицей. Ключ висел на щитке.

– А у портрета как он себя вел? Кто-нибудь видел?

– Теть Нина сказала, что он был белый-белый, трясся и указывал рукой на фигурку.

– Жуков исключил вариант, что орла подбросил Виктор Олегович?

– Исключил. Витюшу Милениной валерьянкой отпаивали. Товарищ капитан сказал, если бы Забельский мог так хорошо играть, ему бы давно Оскара дали. Да что этот Оскар? Чего с ним носятся? Вот наши сериалы про ментов – это да! А товарищ капитан так классно поет: «Прорвемся!» – ответят опера». Он вообще песни очень любит.

– Я заметила, – усмехнулась Яна.

Больше она вопросов не задавала и Максима не слушала – придумывала как вывести Забельского на разговор об обучении в Париже. «Неужели он, как и Игорь, мой тайный привет из прошлого? Может быть, я не все вспомнила?» – со страхом думала она.

В музее было тихо и грустно. Никто не смеялся, Ларина не говорила театральными монологами, уборщица с тоской заглядывала в пустое ведро и теребила швабру.

– Милена Евгеньевна, того этого, залы помыть надобно. Люди придут, скажут, что грязно. Стыдно.

– Какие люди, ить-твою? Какая уборка? – зашипел Жуков. – Мы ждем криминалиста из Гатчины. Уймите ее, наконец. Канючит и канючит.

– Нина Андреевна, уйдите с глаз долой. Сколько можно!

– Тады я на улицу пойду. Хоть мусор приберу на тропе вашей. Как так без работы сидеть? Не порядок это!

– Пухов, ты давай-ка тоже походи вокруг. Может, что интересное найдешь. Только не топчись как слон! Аккуратно ходи. Понял?

– Обижаете, товарищ капитан. Все в лучшем виде сделаю.

Ларина заломила руки, потерла виски и жалобно посмотрела на Жукова.

– Товарищ капитан, это надолго? У нас же план! Май на исходе, каждый день важен. А если экскурсанты? Деньги же потеряем.

– Да вы замучали вопросами! – закипел Жуков. – Я не знаю, когда он приедет и как долго будет работать. Яна, давайте посмотрим на орла.

Она вошла в уже знакомый зал и вновь удивилась красоте портрета Стефании. «Теперь понятно, почему картина так хороша, – грустно подумала Яна. – Ее писал влюбленный человек, романтик, перепутавший века».

– Только ничего не трогайте! – предупредил Жуков. – Вот что делать, ить-твою? Вчера придумал как все оформить, с начальством согласовал, а здесь опять… Забельский сказал, что орел нефритовый.

– Верно. Работа великолепная, не ширпотреб. Смотрите, как тонко подчеркнуты перья на крыльях и груди. Голова, клюв, когти тоже искусно вырезаны. У него человеческое лицо! Насмешливый взгляд гордого властителя. Геннадий Петрович, давайте вернемся. Попробуем вместе подумать.

В зале Яна предложила поставить стулья в круг, чтобы удобнее было общаться. Когда все расселись, она попросила у Жукова разрешения руководить беседой. Участковый кивнул и тоскливо махнул рукой.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.