Корделаки

– Нурчук-хаир? – снова изумилась хозяйка. – Споткнулся? Да, ну! И что он?

– А он только спросил, что искали. Я говорю – драгоценность одну. Он: «Нашли?». Никак нет, говорю. Мы его в Синей гостиной расположили, что рядом с вашими апартаментами. Так ли?

– Так, так. Всё так, Никодимыч! Спасибо, иди.

Баронесса миновала двери спальни и будуара и вошла в гостиную. Бодрый, жизнерадостный и полный сил Нурчук-хаир с улыбкой бросился ей навстречу целовать руку.

– Я рада видеть вас в здравии, князь! – протянула она ему ладонь. – Вы прямо сияете весь! Отдых в моём кресле явно пошел вам на пользу. Чем могу служить?

– Это я надеюсь услужить вам, дорогая баронесса, – они присели за круглый столик из карельской березы в кресла, обитые синим бархатом. – Ночные события и утренние размышления по их поводу привели меня к мысли, что ваш дом может подвергаться опасности нападения. Виной тому вчерашний сеанс предсказаний и одна вещь, побывавшая на нём. За ней теперь охотятся.

– Кольцо мадемуазель де Вилье? – приподняла брови баронесса.

– Так точно! – Нурчук-хаир смотрел на неё восхищенно. – Я каждый раз убеждаюсь в вашем блестящем разуме и острой проницательности, мадам. Надеюсь, вы отнесётесь серьёзно к угрозе проникновения и предупредите слуг? Не смею вам советовать, но безопасней бы было, если вы сами смогли уехать отсюда хотя бы на несколько дней.

– Я благодарю вас, князь! Это очень мило, что вы заботитесь о моём благополучии. Но хочу вас успокоить. Во-первых, через час я уезжаю, это было решено ещё с утра. И потом… Кольца этого нет в доме! Его искали и не нашли.

– Не нашли – не значит, что его нет, – ироничная улыбка мелькнула на губах князя, но он тут же стал серьёзен: – Тем более, это вряд ли известно тем, кто желает его забрать во что бы то ни стало. Но вы уезжаете – и это главное.

И князь встал, явно собираясь откланяться.

– Как! – всплеснула руками баронесса. – И это всё, ради чего вы ждали меня почти два часа?

– Дорогая баронесса! Я считаю вас своим другом, – Нурчук-хаир чуть склонил голову набок, смотря на баронессу пристальным взглядом своих раскосых глаз, но тут же снова расплылся в улыбке. – А что такое два часа, чтобы предупредить друга об опасности? Я ухожу успокоенным. Прощайте!

* * *

– Вот, таков мой рассказ! – закончила повествование баронесса и посмотрела на Корделаки.

– И что, ваша гостья подтвердила эти догадки?

– По некоторым причинам я не могу открыть ей всю картину и спросить напрямик. Но она нарисовала мне знак, что был на перстне – восьмиконечный крест. А полное имя её избранника… Нет, не скажу. Но поверьте, я всё больше убеждаюсь, что Полина Андреевна рассказала мне трагическую историю пропажи именно жениха де Вилье.

– Восьмиконечный крест, Канцлер, Магистр… – задумчиво перечислял Корделаки. – Я не особо силён в тайных обществах. Масоны? Иллюминаты?

– Всё гораздо проще, – посмотрела на него Туреева. – Мальтийский орден, ещё недавно вполне признанное сообщество Госпитальеров. Только я думала, что после смерти императора Павла они прекратили деятельность в нашем государстве. А может просто перестали быть на виду. Кстати, вы не знаете, кто был избран Великим Магистром после него?

– Да я и про него-то не знал, – развёл руками Илья Казимирович. – Он умер, когда я был в таком возрасте, что подобные вещи интересуют только, если про них говорят в семье. У нас не говорили. А вам тогда и вовсе было…

– А мой отец был Рыцарем, я почти уверена, – заявила вдруг Мария Францевна. – И дядюшка Андрэ тоже, по всей вероятности. Но это, действительно, было так давно… Значит, сейчас Орден существует без Гроссмейстера и готовятся его выборы? По всей вероятности, в этом как-то заинтересован барон Качинский. И какую-то роль играет родовой замок Салтыковых. Надо искать этого Канцлера, пусть спасает своего раненого посланца.

– И какова моя роль в этой пьесе? – спросил Корделаки.

– Все мои компаньонки глупы и ненадёжны для такого предприятия. Я выбрала вас, – безапелляционно командовала баронесса. – Достаньте до завтра билеты на благотворительный вечер и сопроводите меня туда. Мы будем искать Канцлера вместе. Я узнавала, бал будет костюмированным, так что мы приедем туда неузнанными. Верней – я. А вам, граф, придётся пожертвовать собой, снять маску при входе и подтвердить моё дворянское происхождение. Возьмёте вы на себя такой труд?

– Не знаю, не знаю, – Корделаки впал в глубокую напускную задумчивость. – Всего сутки на получение билетов? Да ещё и костюмы надо раздобыть. Не собираетесь же вы считать за маску переодевание в мальчика?

– А что, вы думаете этого недостаточно? – расстроилась Мария Францевна.

– Ну, почему же! – продолжал мнимые раздумья граф. – Этого вполне хватит, чтобы провести спросонья подслеповатого камердинера. Ну, а если вас пригласит на танец ваш бывший любовник?

– Вы говорите дерзости, граф! С чего вы взяли, что у меня… А хотя… – баронесса покраснела.

– Вы считаете, меньшей дерзостью было бы предположить их отсутствие? – граф ходил по самому краю допустимого, не понимал сам, зачем он это делает, но остановиться уже не мог. – Ах, да, конечно! Какие ж танцы? Вы же будете в мужском платье!

– Вы несносны! Уходите! – Туреева разозлилась всерьёз.

– Ну, простите. Мне почему-то захотелось подразнить вас, – честно признался Корделаки. – А то вы были этакая распорядительница. Вершительница Судеб! Вот вам и образ на завтрашний бал. Не нравится? Ну, хорошо, давайте подумаем вместе – пускай не знакомый мужчина, а знакомая женщина. Вас легко узнает любая ваша подруга или та же компаньонка, окажись они там. Никто же не переодевается на балах всерьёз для того, чтобы не быть узнанным. Это игра! Но, если ваша цель действительно такова, то надо отнестись к этому серьёзней. Предлагаю надеть сразу два костюма, чтобы с середины вечера можно было исчезнуть в одном и появиться в другом обличии.

– Для подобного действительно мало времени. Никто не успеет пошить за день целых два костюма. Да ещё ваш – третий. Хотя это и умно, – Мария замолчала, а после подняла взгляд на собеседника. – Но я так поняла, вы согласны?

– С одним условием.

– Вы сегодня явно не в ладу с галантностью, граф, – вздохнула Туреева. – Хорошо, говорите с каким.

– Сегодняшнюю ночь вы проведёте у меня.

Баронесса сначала подумала, что она ослышалась.

– Вон отсюда! – она вся вспыхнула пунцовым румянцем и, вскочив, указала графу на дверь.

– Милая Мария Францевна! Простите меня, я – олух! – ничуть не смущаясь и вальяжно развалившись на диване, Корделаки никуда не собирался. – Я не учёл ваш сегодняшний рассказ… Вы всё ещё возбуждены им, и видимо, вам в голову пришли параллели в выставлении условий. Но, если бы вы были чуть спокойней, то услышали, что я сказал «у меня», а не «со мной», простите за такую дерзость в уточнении. Заверяю вас в моём полнейшем преклонении перед вами! Я ни в коем разе не хотел покуситься на ваши честь и достоинство, вы неверно поняли меня. Каюсь! Просто мне подумалось, что… Мы с вами уже нарушили столько пунктов светского этикета… Моё восхождение на балкон, ваш утренний визит в мужском обличии в мой дом, эта вот беседа наедине, без свидетелей. Неужели вы думаете, что после всего этого, я оставлю вас тут одну сегодня? Вот здесь, на пепелище? Вы с ума сошли! Да мне плевать теперь на все условности! Или я остаюсь здесь и охраняю вас, или мы вместе перебираемся ко мне в дом. Выбирайте. Но у меня вы будете не в меньшей безопасности, надеюсь, моего слова дворянина вам достаточно?

– Все равно. Это как-то… Неприлично! – упиралась баронесса.

– Так вас же нет в городе! Значит, вы никак не можете находиться в гостях у холостого мужчины и тем себя скомпрометировать. Это будете, как бы не вы. А у меня есть целая гардеробная со всеми карнавальными костюмами, что были в моей жизни, начиная с младенческих, – соблазнял граф. – Сказочные, заморские, невиданные. Есть там не только мужские, но и дамские. Ещё моих бабушек! Герои, царевны, боги, сильфиды, фавны. Сапоги, плащи, шляпы! Выбор богат! Соглашайтесь. Мы проговорим с вами до утра, разбирая их. Вам не угрожает ничего более, как споткнуться завтра не выспавшись. А захотите спать – я дам вам самый большой ключ со связки моего дворецкого. Запирайтесь на здоровье, где хотите!

– Ах, вы, плут! Целая гардеробная… – баронесса погрозила ему пальчиком – А делали вид, что раздумываете. Не удивлюсь, если у вас на столе в кабинете и пригласительный билет на маскарад уже лежит-дожидается!

– Не удивитесь? – продолжал ёрничать граф. – А мне так хотелось вас поразить этим обстоятельством. Ну, поедемте смотреть на билет!

– Вы серьёзно?

– Абсолютно! Лежит на столе. В кабинете.

– Да! Вам удалось удивить меня, Корделаки! А как же мы попадём туда? – видимо, уже решившись на главное, Туреева теперь цеплялась за какие-то мелочи. – Я же не могу велеть закладывать, если меня нет! Или всё это время ваш конь бродит где-то у меня под забором?

– Никак нет. Я прибыл на простом извозчике, – граф довольно ухмылялся. – Хотите попробовать? Сейчас представляется прекрасная возможность продемонстрировать мне ваши успехи в переодевании. И, думаю, в том самом вашем заборе есть какая-нибудь потайная калитка, чтобы выпустить в тихий переулок двоих загулявших господ? Мне бы вовсе не хотелось брать с нами ещё и корнета. Собирайтесь!

* * *

Они вкусно поужинали у графа и теперь, разморённые, вели неспешную беседу в Охотничьем кабинете. Сначала граф показал всё оружие, висящее на стенах. И, к удивлению, баронесса часто узнавала страну и даже год выделки старинных мушкетов, кривых турецких ятаганов, а также сабель и палашей недавней войны. Потом хозяин показал ей собрание картин, потом посуду и другой фарфор.

– Раненый в бреду вспомнил о вашей способности предсказывать браки, – любопытствовал Корделаки, вертя в руке вазу на приземистой ножке. – Скажите, а как вы это делаете, баронесса?

– О! Только обещайте сохранить мой секрет.

– Обещаю, – граф заглянул в пустующее чрево фарфорового сосуда. – Если вы напишете моё имя на обороте той, кто сможет сделать меня счастливым.

– Вы зря снова смеётесь над теми вещами, которые могут сами вернуться к вам в любой момент и посмеяться над вами. Есть материи, которые не надо трогать без необходимости, – укорила его Туреева.

– Например?

– Например – любовь, – тихо ответила она.

– Вы так серьёзно относитесь к своим предсказаниям? И как же вам удаётся поймать за хвост ту самую… Простите, больше не буду, раз вам неприятно, – граф сменил тон беседы. – Как можете вы заранее сказать, что между двумя людьми возникнет чувство? Ведь это божественный дар, не так ли?

– Конечно, – баронесса тянула паузы между словами, как будто на ходу решая, что можно сказать вслух, а что не надо. – Но, знаете, граф… Иногда чувство возникает задолго до того, как его обладатели сами признаются себе в этом. Надо только уметь наблюдать.

– И вы умеете замечать любовь раньше самих влюблённых? – изумился Илья Казимирович.

– Иногда.

– Это сложно?

– Иногда.

– Понятно, вы не раскроете всех своих тайн, сибилла, – он засмеялся. – И что же? Достаточно одной любви и вашей записи? И всё всегда складывается в пользу влюблённых?

– Иногда я хитрю, – созналась баронесса. – Если я вижу, что девушке предназначают партию с другим человеком, я оставляю оборот пустым. А до будущего года есть время, за которое многое может поменяться – могут передумать родители, может что-то проясниться между тремя запутавшимися сердцами.

– Но любовь – это обязательное условие для ваших предсказаний?

– Иногда.

– Вы совсем запутали и меня, баронесса! – граф налил себе вина.

– Дело в том, что бывает так, что я вижу, насколько подходят друг другу двое, но сами они так далеки – либо из-за имущественного положения, либо из-за вражды родственников, что даже помыслить о союзе не могут. Тогда своей запиской я как бы подталкиваю их присмотреться друг к другу. Даю понять – смотрите, может быть ещё и так! Пробуйте, это возможно! За последние пять лет два брака случились именно таким образом.

– Не подскажете чьи?

– Нет, – улыбнулась баронесса.

– Ну, тут уж позвольте не поверить вам, пророчица! – граф поднял бокал в честь здоровья собеседницы. – Как же приглядываться, если вазы с записками вскрываются только после сезона, а пред ним как раз запечатываются? Откуда же им знать, что там?

И тут баронесса расхохоталась.

– Вы так наивны, Корделаки? Серьёзно?

– Не понимаю вашего веселья, – чуть не обиделся он.

– Как вы думаете, почему я не храню предсказания у себя?

– Ну, чтобы вас не заподозрили в том, что вы можете их вскрыть и изменить написанное в любое время. Только не обижайтесь, прошу!

– Было бы на что! – хмыкнула баронесса. – А, как вы думаете, что с моими вазами делают те, кому они попадают на хранение? Ну?

– Не хотите же вы сказать… Не может быть! Такие достойные люди?

– Их вскрывают, дорогой мой! – Туреева вовсю веселилась. – Все без исключения. Кто в первую же ночь, кто мучается борьбой между любопытством и благородством дольше, но исход един. Самые стойкие хранители продержались с месяц. Я даже удивлялась тогда, почему так долго ничего не происходит!

– А что-то должно происходить? – Корделаки действительно чувствовал себя сейчас наивным подростком.

– Ну, глядите! – баронесса стала помогать себе жестами. – Сначала они говорят себе: «Я только посмотрю сам. И – никому больше!», потом тайна начинает распирать хранителя, и он делится по секрету с кем-нибудь наиболее доверенным. С женой. С матерью прописанной невесты. С соседом по министерскому креслу. С модисткой, наконец! Те, в свою очередь, хранят секрет недолго. Через несколько дней это доходит до самих молодых. Они начинают по-иному смотреть друг на друга, думать об избраннике чаще, при встречах смущаются и опускают глаза. Да ещё и ловят на себе многозначительные взгляды «посвящённых в тайну», замечают их перешёптывание и смешки. На первом же, в крайнем случае на втором балу между парой уже происходит объяснение. Дальше – дело времени.

– То есть?

– То есть большинству людей свойственно следовать ходу пьесы, которую для них придумали другие, если этот ход не противоречит их внутренним потребностям.

– Да, баронесса! – Корделаки смотрел на неё с восхищением. – Иногда мне становится рядом с вами не по себе. Боюсь спросить про украденные предметы.

– Ваша вдова? Кольцо? – взгляд баронессы стал колючим, голос ехидным, а губа приобрела презрительный изгиб.

– Я ни слова не сказал про вдову! – граф с ужасом почувствовал, что уши его пылают, и только молил про себя, чтобы краска не залила лицо и шею. – А что, вы могли бы отыскать его?

– Пф! – фыркнула баронесса и отвернулась к окну.

– Милая Мария Францевна! – Корделаки старался, чтобы голос его не фальшивил. – Я не понимаю, что вызвало такую вашу реакцию, право?

– Хорошо! Я скажу вам как, – теперь она вещала металлическим голосом, глядя в плотно зашторенные окна. – Но тоже при одном условии!

– Боюсь даже спросить – каком? – граф старался не глядеть на неё, а Туреева обернулась и теперь жгла его глазами.

– Так вот, – она села напротив графа и как будто снова успокоилась. – Я научу вас, как найти кольцо вашей вдовушки, а вы непременно выполните после этого одно моё указание! Согласны?

– Если это в моих силах, – ответил граф.

– И вы не правы на счёт краденых вещей, их я как раз не ищу. Я могу помочь, только, если между мной и потерянным предметом нет больше ничьей воли. Неважно – злой или нет. Даже если кто-то захотел подшутить и спрятал драгоценность намеренно, тут я бессильна. А условие моё такое. Если то кольцо до сих пор находится в доме, где его потеряли, и с помощью моих указаний вы вместе отыщете его там, то в тот же день вы пойдёте к ювелиру, граф, купите пару обручальных колец и будете носить их при себе день и ночь, повсеместно.

– Отыскав одно приобрести пару? Какое странное условие, – заметил Корделаки.

– Но вы его принимаете?

– Да!

– Скажите, вы помните, что делали последнее перед тем, как отправиться сегодня ко мне?

– Да, заходил на конюшню дать распоряжения.

– А непосредственно перед этим?

– Ну… Спускался с парадной лестницы, выходил из дома.

– Перед этим?

– Одевался у себя в комнате.

– Точнее. Вы что-то упустили!

– Даже так? Ах, да, конечно! Взял у лакея перчатки и шляпу. Но как вы?.. – запнулся граф.

– Что было перед одеванием?

– Позвольте, я намеренно пропущу этот момент, – снова чуть не покраснел Корделаки.

– Хорошо. До этого?

– Просматривал письма.

– Раньше?

– Говорил с камердинером. Нет! Если в обратном порядке, то сначала – с дворецким.

– Перед этим?

– Вы снова смущаете меня, баронесса! Я был… Не могу сказать при даме. Вы понимаете, я прибыл с дороги. Очень спешил…

– Не продолжайте. До этого?

– Поднимался по лестнице, – устало вздохнул граф, утомлённый этим допросом.

– До лестницы?

– Отдал перчатки лакею. Нет. Я их даже не снимал… Я так торопился. И дверь мне открыл камердинер, а не… Постойте!

– Вот, граф! Если бы вы сегодня потеряли что-нибудь, скорей всего это было бы где-то в районе вашего приезда домой, но сейчас вы бы вспомнили все подробности. Это делается примерно так. Попробуйте, блесните перед своей мадам! Только избавьте меня от встреч с нею, прошу. Я ей помогать не намерена.

– Как вы это делаете, баронесса? – снова спросил граф, чтобы отвлечь её от опасной темы.

– Просто человеческая память устроена так, что из неё могут исчезать целые куски. Если возбуждённый человек стремится к какой-то цели, то остальное в это время размывается в его сознании и становится второстепенным, настолько оно обыденно. Вы могли сегодня утром отдать перчатки вовсе чужому человеку и не заметить этого, если бы он был телосложением, запахом одеколона и одеждой похож на вашего лакея. Вы бы даже не вспомнили потом, куда делись ваши перчатки! Или бывает наоборот, когда из повседневной привычной жизни человека отвлекает какой-то яркий момент. Один мой страждущий гость не мог найти привезённый из-за границы редкостный музыкальный инструмент, флейту. Это не колечко вам. Последнее, что он помнил, это то, как собирался похвастаться флейтой перед местным священником, как уже приготовился идти к нему, как достал и протёр футляр у себя на столе в кабинете. А потом он услышал крики с улицы, но из окон не видел, что происходит, и поспешил узнать о том у дворовых. Оказалось – за оградой понесли чьи-то кони. Тогда он, забыв про всё, выбежал за ворота, потому что его дети часто играли на мостовой. С ними всё обошлось, а вот флейты, вернувшись в кабинет, он не обнаружил. Неделю владелец искал её по всему дому, грешил на слуг, потом пришёл ко мне. Возвращаясь в воображении по шажкам обратно, он вспомнил, как уже перед самым уходом в гости вместе с инструментом спустился в погреб, решив порадовать священника хорошим куском окорока. Именно оттуда он выбежал на шум во дворе. Так как это было действие редкое для него, то оно стёрлось из памяти более ярким событием – опасностью от лошадей на улице. Вернувшись от меня к себе домой, он обнаружил инструмент в целости и сохранности среди колбас и бутылок с вином.

– Я завтра же куплю кольца, обещаю вам, – граф поклонился с подобострастием. – Хотя и не понимаю смысла этого действия.

– Ах, прекратите, граф! – теперь устало вздохнула и баронесса. – Покажите мне мою комнату, давайте уже ложиться?

Корделаки проводил её на дальнюю половину дома, сам зажёг свечи в канделябрах и откланялся. Уже затворяя за ним двери, баронесса с какой-то странной тоской в глазах произнесла и вовсе не известно с чего сказанную фразу:

– Действительно! Что ли женились бы вы уж скорей, Корделаки!

* * *

Граф настоял, чтобы баронесса не ехала верхом. Теперь он скакал рядом со своей же каретой. Поиски их завершились тем, что они с баронессой подобрали себе по два костюма. Туреева после долгих раздумий решила пренебречь простейшей маскарадной уловкой смены одежды своего пола на противоположный, и не удержалась от соблазнительного и богато расшитого наряда Шахразады. Граф оделся гусаром. Да-да, ещё только выйдя из полка, он так тосковал по недавнему боевому прошлому, что заказал себе карнавальный наряд практически неотличимый от подлинного, только таким сочетанием расцветок рейтуз, ментика и доломана не смогло бы похвастаться ни одно из когда-либо существовавших формирований. В своём давешнем губернском путешествии ему не удалось побриться, а, вернувшись в Петербург, он тотчас же унёсся из дому. Так что к нынешнему вечеру у него образовались уже вполне осязаемые усики, и образ был завершён.

Вторым, верхним костюмом, по общему размышлению, могли стать только какие-нибудь плащи или широкие накидки. Граф выбрал себе тёмно-синее одеяние звездочёта. Баронесса, не найдя ничего более подходящего, остановила свой взгляд на ярко-красной мантии с колпаком, прикрывавшим лицо полностью, и с прорезями для глаз. Отыскав среди вороха пик, секир и прочего оружия, не имеющего отношения к подлинности, огромный бутафорский топор, Туреева заткнула его за простую, грубую, толщиной в палец верёвку, послужившую поясом, завершив тем свой костюм палача,

– Если вы не забудете при ходьбе чуть шире ставить ноги, то в этих сапожищах вполне можете сойти за мужчину. Вы ведь так к этому стремились! – предварил их выход на публику Корделаки. – Но тогда не забывайте и про голос.

Они прибыли на маскарад, когда основная часть гостей давно съехалась. Уже начинало темнеть. Приближённые к императорской фамилии в ожидании ходили по залам, отведённым для гуляний, а прочие гости рассеялись по аллеям сада. И вот раздались призывы глашатаев, и под звуки оркестра роговой музыки на аллеи выехала кавалькада со свитой, приветствуя всех приглашённых. Возглавляли вереницу ярких персонажей хозяева вечера – Марс и Беллона, в коих те, кто смел, позволили себе узнать великокняжескую чету.

– Неужто сама она? – раздался удивлённый мужской возглас в толпе гостей рядом с баронессой и графом.

– Она, она! – отвечал невидимому собеседнику женский голос. – А кому ж ещё быть-то!

– Да как же… – настаивал первый голос. – Говорят, что дитё она недавно потеряла, да в Константиновском дворце слёзы льёт.

– Ничего не попишешь, а обязанности! Принимать гостей из императорской семьи кто-то должен, а старшие-то братья в своей Польше сидят, носа не кажут.

– Ты это, давай-ка, цыц! – мужской голос перешёл на шёпот. – Не твоего ума дело! Вот я и смотрю, она бледненькая какая. А, так всегда цветок цветочком!

– Ба! Да это ж маска на ней! – и голоса удалились вовсе.

Туреева и Корделаки остались на месте, оно было выбрано очень удачно – с краю подъездной аллеи и напротив дверей дворца, которые были распахнуты. На фоне льющегося из них потока света было хорошо видно всех входящих и выходящих.

– И как вы собираетесь узнать среди этой ряженой толпы незнакомого вовсе человека? – спросил вдруг осознавший всю абсурдность их авантюры граф.

– Не знаю, – отвечала баронесса. – Я пока не думала об этом. Вы – мужчина, могли бы что-нибудь придумать в конце концов!

– Великолепно! – Корделаки закатил глаза. – Ну, давайте хоть оглядимся. Вы никого тут не признали пока? В залы нам скорей всего не попасть, там будут только те, кто приглашён на ужин.

– Никого не вижу из знакомых. Надо походить, послушать ещё разговоры, – Туреева облокотилась на руку графа, чтобы поправить сползшее голенище сапога.

– Баронесса, баронесса! – шёпотом стал вразумлять её граф. – Палачи не ищут опоры у своих спутников, вы забываетесь. И, кстати, о голосах. Будьте любезны басить. И как прикажете величать вас в этом обличии?

Палач моментально выпрямился, тем более, что к ним как раз приближалась кавалькада хозяев бала. На Марсе, поверх туники, всех атрибутов и регалий божества, была надета кираса с латами, выкрашенными чёрной краской. Каска офицера Лейб-гвардии Кавалергардского полка с выбитым государственным гербом на налобнике и чёрным же плюмажем по всей видимости должна была напоминать собравшимся о битве, произошедшей восемь лет назад в эти же дни. Поводом собрания был сбор средств увечным воинам минувшей войны.

Беллона приветствовала гостей на всём протяжении пути, посылая благожелательные взмахи то в одну, то в другую сторону. За главной парой – кто на повозках, кто в открытых колесницах, а кто пешком – следовал кортеж сопровождения. Жрицы Богини Войны, одетые в чёрные одежды и колпаки, очень напоминающие тот, что был нынче на баронессе, размахивали двойными секирами. Воины в доспехах всех времён и народов бряцали разнообразным оружием. Фавны, сирены и прочие нумины[8] создавали неимоверную суматоху, лично приветствуя и обнимая стоящих на обочине масок. Перемежали божеств, воинствующих рыцарей и амазонок представители различных народов в ярких национальных костюмах, пестрящих всей широтой палитры.