Тень Индры. Авантюрный роман-мистерия

скачать книгу бесплатно


Жесткая медитация, испытание правдой продолжалось. Боковым зрением я отмечал, как группки тайцев, подходившие к монаху за защитными нитями, с нескрываемым любопытством поглядывали на меня.

– Понимаешь в чем дело? – голос никак не унимался. – Ты никогда не просил ничего, кроме захватывающего приключения. И ты его получал. Но правила игры изменились. Будучи одиночкой, ты не заботился ни о карьере, ни о финансовом благополучии. Презирал социальные условности. И заметь, твои желания сбывались.

Вышеупомянутые «желания» не замедлили явиться и, расталкивая «возможности», заняли место в первом ряду, чтобы я уж точно не смог их не заметить.

– Цель! В чем твоя цель? Если решение быть бхикху – ты принял его столетия назад – еще актуально, то будет честнее остаться здесь. Отринуть мирское, стать монахом. Тогда это место как раз для тебя. Но уж коли ты не выбираешь монашество – сыграй в игру этого мира, постигни его законы и выйди победителем.

Я почувствовал странное натяжение в груди и почти услышал треск, словно надорвалась ветхая ткань. А как же просветление, выбор Духа и все такое? Не предам ли я это, выбрав мирскую реализацию?

Ответ пришел мгновенно: «Ты получишь помощь и в этом выборе, потому что он тоже ведет к единству с Вечным Законом, но также и дает тебе шанс послужить Миру. Но мы – слово „мы“ прозвучало пугающе серьезно – не можем больше допустить метаний. Будь тем, кто ты есть!»

Гремучая смесь стыда и восторга взорвала меня: я увидел себя, рассекающим на роскошной тачке, с бокалом шампанского в личном самолете. Я облизнул пересохшие губы.

Ленту этих сладких образов беспощадно вспороло жестокое, как бутылочная «роза», воспоминание. Большая общажная комната с зелеными стенами, вход отгорожен шкафом, чтобы создать иллюзию уюта, потертый стол, кровати вдоль стен. Я валяюсь на железной сетке кровати с обернутым вокруг чресел полотенцем, ритмично подпрыгивая на пружинистом остове, и радостно пророчествую: «Вот оно – наше будущее!» Cтуденческая братия приветствует мои кривляния восторженным гоготом.

Контрольным выстрелом послужило вспомнившееся увесистое наставление, не требовавший решения коан, начертанный над писсуаром в мужском туалете на филфаке. Предназначенное для медитации в ходе небезызвестного процесса послание гласило: ТВОЕ БУДУЩЕЕ В ТВОИХ РУКАХ!

Я похолодел. С этим необходимо что-то сделать прямо сейчас. Жалкая голожопая романтика, черт, должна быть подвергнута безжалостному стиранию: так пожелал Глас Будущего Благополучия. И я просто смахнул эту картинку прошлого. Ничего подобного никогда не случалось.

«Да! – вклинилось подсознание. – С этого и начнем. Только помни: решение о бедности и бездомности принято много веков назад. Так просто тебя не отпустят. Тени не раз проявятся, проверяя твою решимость снова и снова. В тебе никогда не умрут ни воин, ни монах, ни йогин, придется разобраться, как примирить их, сделать союзниками. Также ты несешь в себе Тень. И скоро, очень скоро встретишься с ней, точнее с Ним. И, когда доберешься туда, – удачи тебе. Не бойся просить помощи».

Я распахнул глаза. Собственный ум говорил со мной. Глаза Будды в центре зала лучились светом. Я подошел за благословением к монаху и, выслушав молитвы, был окроплен водой; появилась легкость, все встало на свои места. Перед глазами возникла колонна города (лаак мыанг), посетить которую настоятельно рекомендовал Пим.

* * *

Я даже думать не хотел о том, что будет, если не найду работу. Просто блокировал это тянущее ощущение, не давая ему усилиться, стать сверлящей болью. Защищаясь от этих мыслей, капризно взбрыкивал: «А что вы хотите от дек-вата?!» Между прочим, статус дек-вата налагал и обязанности, например сопровождать монаха в утренних походах за пищей, таская мешок с едой. Выйдя ранним утром из задних ворот храма, мы брели по пустым улицам, затем – по узким бетонным дорожкам вдоль клонгов-каналов, минуя дома с развешанным на верандах бельем. Ожидавший у домов народ осторожно клал рис в чашу монаха; покрытая тканью чаша хитро закрывалась. Мне доставались пакетики с подозрительными добавками к рису. Преобладали овощи в соусе и мясо. Свинина (свинья, однако же, символ незнания!) таращила пятачок из многих блюд. Еду и суп клали или заливали в пакеты и завязывали резинками. Больше всего давали лапшу и отдельно в пакете – бульон. В сумку цвета монашеской рясы, которую пер ваш покорный слуга, клали пакеты с молоком, запечатанные стаканчики с водой, соки, соевое молоко и прочее. Сделав подношение, мужчины и женщины почтительно опускались на корточки, внимая молитвам; женщины осторожничали, стараясь не задеть монаха. Потому и нужны дек-ваты: они могли спокойно принимать еду от женщин. На меня не обращали внимания: этот ритуал они совершали десятилетиями, и затесавшаяся в картину белая физиономия никого не смущала. Потом горожане поднимались, а мы продолжали свой путь. Как прелестно написал в XVIII веке обитавший в Таиланде француз Палежуа: «Эти монахи настолько исполнены гордости, что даже не соблаговолят взглянуть на тех, кто подает им пищу». Поедатель лягушек не знал, что подаяние пищи монаху создает огромную заслугу подателю.

* * *

Днем я ховался[41 - Ну нравится мне этот глагол. Особенно в повелительном наклонении!] от жары в келье Пима. Просторная, с высоким потолком и деревянным, всегда чистым полом, двумя большими окнами, она внушала мысли о вечном. Алтарь Будды располагался у стены напротив входа, а слева стоял полный снеди и посуды стол. Время от времени к Пиму приходили разные люди. Я знакомился с ними, учил тайские слова, упрямо отказывавшиеся запоминаться. Родство тайского с санскритом не помогало. Заимствования из санскрита искажались до категорической невозможности их опознать. В память врезалось звучное слово тамруад, что означало «полиция». Мне вообще-то настойчиво не рекомендовали им щеголять: упоминание и приход полиции или военных в дом небезосновательно считались дурным знаком.

Два монастыря

Первый месяц в Таиланде я прожил, курсируя между Ват Аруном и Чоллапатханом. В лесных храмах монахи больше медитируют. В городских храмах, таких как Ват Арун, монахи вовлечены в жизнь общества исполнением обязанностей учителей и наставников.

Если Ват Арун стал для меня площадкой, с которой я умудрился бросить взгляд на пронизанное буддизмом тайское общество, то Чоллапатхан познакомил с пустотой. Чувство, так глубоко поразившее меня в первый день, никуда не ушло. Я приходил в домик-келью, ложился на циновки, погружался в безмолвие. Просто быть там означало пребывать в состоянии медитации. До храма Чоллапатхан я добирался на автобусе или речном трамвае. Река, будучи символом непрерывной изменчивости и текучего постоянства, успокаивала. В атмосфере лесного храма, целительной как отвар зверобоя, тело окутывалось благодатью молчания. Здесь тебя ждали.

Но дзен дзеном, а бренное тело требовало заботы и, что особенно напрягало, ежедневного пропитания. Работа пока не находилась, и я крутился, как мог, не забывая прокачивать доверие к миру и толерантность к неопределенности. Считаю, у меня получалось. Однажды, когда у меня совсем закончились деньги, среди джунглей Чоллапатхана меня поймал монах в очках, сущий ботаник (with nerdy looks), худой и жилистый. Он мягким жестом остановил меня и, улыбнувшись, вручил набитую продуктами сумку. Духи явно помогали. Я преисполнился веры и горячо возблагодарил их. И монаха, конечно же!

Действительно, какие-то мистические силы стали помогать. Однажды, вернувшись в свою келью в Ват Аруне, я увидел красивую женщину лет тридцати, сидевшую на полу. Ее улыбка сияла пламенем свечи. Ее звали Лек. Она привезла немного денег, которые послал в помощь йог Сварог.

После моих стенаний и вопрошаний в главном храме стали происходить примечательные мелкие события. Пим затеял разговор о зависимом происхождении. Мать вашу, основная концепция буддизма! Напугал! Научив меня кланяться Будде и мыть уши, приходя с улицы, душеспасительными беседами Пим меня не обременял. Он следовал тайскому принципу кренгджаи, тактичности.

Я наливал кипяток в садистски-сладкий порошок Nescafe, когда Пим легко хлопнул меня по голове небольшой темно-синей книжкой. «Что за дзенские вольности, – подумал я, – у тайцев, вообще-то, голова – дело святое, даже прикасаться лишний раз не будут». Правда, в тайском боксе будут по ней же лупить ногами. Тайские парадоксы.

– На, почитай.

«Ну, почитаю! А, зависимое происхождение![42 - Концепция зависимого происхождения (pratityasamutpada на санскрите, paticcasamuppada на пали) собственно объясняет, почему сансара – это колесо. Двенадцать звеньев этой цепи, что связывают все чувствующие существа, распределены по трем жизням.] Визитная карточка, краеугольный камень буддийских непоняток. Будет любопытно восстановить в памяти все звенья, коих двенадцать».

– Ты не помолился перед чтением? – с удивлением осведомился Пим.

– А что, так принято?

– Не знаю, – Пим рассмеялся своим прикольным смехом. Он заметил: – А что, они разрешат доступ бродяге с пыльным рюкзаком? Попробуй. Я пожал плечами и раскрыл книгу. Примерно через пятнадцать минут героического сосредоточения я понял, что сижу, покачиваясь, как зомби, которому еще не раскорячил череп герой, борющийся за мировое добро. При попытке продолжить меня зашатало, голову заполнил туман, а глаза стали слипаться. Сил понимать и видеть что-то не хватало. Заморозило. Я сходил в ванную комнату и посмотрел на себя. Поросячье-розового цвета лицо светилось радостью. Практически любой вопрос, типа как тебя зовут, мог вызвать полную растерянность. Я понял, что на тексте стоит защита и абы кого просто не пускают. Как такое возможно? А вот так. Надо, однако, представить стражам соответствующие регалии. Я помолился архатам, Будде, Шакьямуни и Манджушри. Понадобилось минут десять-пятнадцать, чтобы достучаться. Мне казалось, кто-то спросил глубоко внутри: «Это че, наш, что ли?» – «Эй, отворите этому». В сердце потеплело. Я смог наконец прочесть и понять первое предложение. Потом часа два я полностью сосредоточился на книге. Пим с любопытством поглядывал на меня.

– Однажды я поучусь у тебя тому, что такое патичча-самуппада, – объявил он себе же с ворчливым одобрением. Он не шутил, явно впечатленный моей концентрацией.

– Пратитья-самутпада, – я в задумчивости поправил его палийское произношение.

– Пим, почему все же колесо? – я погрузился в глубины липкого стыда за свой вопрос. Дипломированный ориенталист спрашивает о таких тривиалиях? Пима же, казалось, вышеупомянутое безобразное невежество не напрягало. Немного помаявшись, как мучимый каким-то хреном герой Достоевского, я сдался:

– Почему все начинается с незнания, а откуда оно берется?

– Из прежней жизни, – не задумываясь, ответил Пим. – Мы несем его, как черепаха несет панцирь. Смотри, первые два звена (он назвал их по-английски links) относятся к прежней жизни. Это незнание – авиджа[43 - На самом деле, Пим произнес слово avijja, то есть палийский эквивалент слова авидья.], и привычки – самкхары».

Когда он произнес эти два слова на языке пали, мне стало страшно и одновременно очень свободно. Пим же решил пощупать глубину моего невежества:

– Что ты знаешь о третьем элементе цепи – сознании?

– Сознание в момент зачатия, верно? – по-пионерски отрапортовал я.

– Пять баллов, – Пим обрадовался, как ребенок. – Так и есть!

Ну вот, хоть что-то помню. Про незнание другого типа постоянно твердили индуистские учения. Сводилось оно всегда к одному. Мы типа, ну, прям живые боги. Все у нас должно быть круто, но тут является эта стерва по имени Авидья, или Майя, и пакостит, настает большой абзац.

Легко прочитав мои мысли, Пим пояснил:

– Нет, незнание – это не Майя и не отряды Мар. Авидья – это незнание четырех арийских истин[44 - Выражение, которое многие годы переводилось как благородные истины более корректно переводить как «арийские истины» или истины арьев. Также существует и предложение переводить слово сатья не как истина, а скорее как «естина», то что реально есть. Для арьев, то есть восьми уровней буддийских святых, четыре действительности – это страдание, его причина, его прекращение и наличие пути прекращения страдания.].

Ощутив лавину буддийской мудрости, готовой на меня обрушиться, я поспешил перевести стрелки:

– Я не хочу погружаться так глубоко. Как бы понять дхарму практически? Например, про перерождения.

– Не пугайся так! То ли ты бережешь себя, то ли тебя так охраняют от этого знания, что я даже теряюсь. А насчет перерождений… Без перерождений ничего не будет работать: все программы приходят из прошлой жизни. В прошлой жизни ты уже прописал, что хочешь вернуться и испытать то, что ты испытал. Это движуха, эта хотелка (он употребил монашеское слово ba tanha) должна найти свое выражение. Правда, – добавил он, – эти ребята,[45 - About those guys, arhats. Так и сказал. Я не придумываю.]