Проект Лумумба

А жизнь на гражданке начала удивлять бывшего штабного писаря. Это ноябрь 1977 года. Только сейчас, мы имеем возможность посредством Интернета, просмотреть и выделить совокупность обстоятельств, вызвавших заметные негативные изменения в размеренно-неспешной советской жизни того периода. Но тогда было непонятно, почему цены на поездку в такси возросли в два раза, куда подевалось сливочное масло и прочие, привычные продукты. Типа колбасы. Например. И ещё, начался «джинсовый бум». Когда я уходил в армию, обладателями джинсов были единицы. И синие штаны, не являлись культовым атрибутом. Цены чёрного рынка колебались от семидесяти и до ста рублей. А теперь, вдруг – до двухсотпятидесяти цена доходит. И этот товар, стал пользоваться ажиотажным спросом. В Баку был такой район города, где можно было приобрести почти любой дефицит. Пусть не в момент обращения. Но обозначив свой интерес, потенциальный покупатель мог надеяться, что его мечта сбудется. На днях. Этот оазис чёрного рынка назывался Кубинка. А круглосуточно, там можно было приобрести хлеб, домашнего приготовления. Но изготовленного по старинным, традиционным рецептам. Дефицита хлеба и муки, в госторговле не было. Но это было проявлением ухарского шика – сесть в такси и съездить на Кубинку, за чуреком. Цену не помню. Дороже магазинного, конечно. Наверное, один рубль. То есть, в три раза. Да и не в цене дело. Понты – дороже денег! Не в этом веке сказано… Вот в такой изменившейся рыночной ситуации, мы вместе с Жолудовым Виктором Валентиновичем, поступили на подготовительное отделение нефтехимического ВУЗа. По степени престижности, в негласном табели о рангах, наш АзИНЕФТЕХИМ – был вторым в СССР, после московского Губкинского института.

Проучились на подготовительном отделении, сдали экзамены и стали студентами первого курса. Жизнь начала налаживаться! Согласно законам диалектики, количество начало переходить в качество. Объём накопленного жизненного опыта начал приносить плоды. Подробности учёбы в институте, описаны мною ранее, в Сети. Вбейте в поиск: Ё-пэрэсэтэйка-15. А лучше, сначала зайдите на сайт «День Кубани», в раздел «Беседка». Напрямую, не всегда расшаривается. Такой способ создания текста моих автобиографических этюдов, предложило мне издательство Ridero. Вполне прогрессивно! В ногу со временем. Ведь, смартфон теперь в руках у каждого. Или ноутбук. Вот не осветил, никак, в период 2010-2011 годов, когда писал свои Ё-пэрэсэтэйки – тему своего участия, в советском гражданском судопроизводстве. Теперь настал момент коснуться этой занимательной темы. Как упоминал ранее, после возвращения из рядов СА, потребовалось решать вопрос с квартирой. На тот момент – есть завещание бабушкиной сестры, покойной. Но нет прописки, на этой жилплощади. Значит, все пути ведут в суд. Районный. Изыскан был канал, в части контакта с судьёй. С учётом интересов посредника, папаней было затрачено три тысячи рублей. Дорогой читатель, денежка у папахена была от продажи дома в Сухуми. Кажись, по улице Кирова. Есть даже фотка, во дворе этого ранчо. И на Фейсбуке, в моих фото, и на сайте «Большой русский альбом». На фоне нашей с папой, любимой игрушки – автомобиля BMW 321. Возвращаюсь в районный суд. В назначенный для разбирательства день, женщина-секретарь судьи говорит мне: «С помощником прокурора надо тебе поговорить, ещё. Он молодой, недавно только начал работать. Больше двухсот рублей ему не давай!».

Ладно, спускаюсь этажом ниже. Прокуратура там. Нахожу нужную табличку, на двери. Постучал и вошёл. «Так и так», – говорю. «Сегодня, в конце рабочего дня будет слушаться моё дело, квартирное. Мне нужно с Вами поговорить по этому поводу. Как бы это сделать?». Прокурорский товарищ отвечает: «Заходи ко мне, часиков – в четыре, или – в пять». Выхожу из кабинета, в некотором недоумении. И направляюсь домой. Там недалеко. Дело в том, что существовал тогда неписанный обычай. Определять размер взятки по количеству назначенных для визита часов. А вот количество нулей – в зависимости от «цены вопроса». Ведь за мелкое дело, никто не будет выкладывать крупную сумму. Приплёлся домой в раздумьи. Так, думаю. Секретарша сказала – двести. Но, это – смехотворно мало. Прокуратура сказала: четыре, или пять. Непонятно… Попил чайку и прилёг. Напряжённо размышляю. Четыре, пять – это не может относиться к тысячам. Это сотни. Значит, решение принято. Схема действий ясна. Повалялся, повалялся – заснуть не удалось. Нервы… Ну, ладно. Пора, в путь. А в те времена, мой кожаный бизнес уже процветал. Смотри Ё-пэрэсэтэйка-3. Денежка, пачечкой лежала у меня в швейной машинке. Подольской. Переделанной, под длинный стежок. Работал я только капроновыми нитками, обувными. Вечными! Взял две сотенные бумажки, положил в конверт. Ещё, две по сто – в задние карманы джинсов. По одной, в каждый. Ну, думаю – нормально. Прокатит! И отправился к Фемиде, в гости. Прихожу в четыре часа. Захожу, в знакомый уже, прокурорский кабинет.

Подхожу к столу, за которым сидит хозяин кабинета. «Вы сказали, чтобы я к вам пришёл», – а сам подсовываю конверт, под какую-то папку, на столе. И продолжаю: «Сегодня будет рассматриваться моё дело, о наследстве. Хотелось бы надеяться, что вы не будете иметь неблагоприятного для меня мнения по существу дела». Прокурорский товарищ заинтересованно спрашивает: «А что в конверте?». «Деньги», – отвечаю. «Я понимаю, что деньги. Спрашиваю – сколько?» – активничает товарищ. «Двести», – говорю. «Ты что?? Квартира – не один десяток тысяч стоит!», – парирует мой визави. Забираю конверт из-под папки. И, как только взял его в руки, сзади меня открывается дверь кабинета. Кто-то пытается войти. Конверт прячу под рубашку, не оборачиваясь. «Подождите в коридоре, я занят!», – выдаёт свою реакцию служитель Фемиды. Тем временем, извлекаю две сотенные бумажки из задних карманов потрёпанных джинсов. Кладу их в конверт. И опять, засовываю его под папку на столе. «Думаешь, я не знаю, что судья не одну тысячу получила?», – продолжает прокурорский. Я спрашиваю: «А какую сумму, вы считаете правильной?». «Ну, хотя бы пятьсот!», – получаю, в ответ. «Есть только четыреста!», – парирую я и понимаю, что мы договорились. А он мне, рукой показывая на дверь: «Нет, ну ты видишь, в каких сложных условиях приходится работать! В общем, если где и встретимся – мы незнакомы!», – подытоживает мой благодетель. Направляюсь к двери. «Этому, в коридоре, скажи – пусть заходит!», – бросает мне в спину представитель советского суда. Самого справедливого суда в мире! Как нам известно от знаменитого артиста, от Георгия Вицына!

Потом, несколько лет спустя, мы столкнулись с этим человеком в автобусе. Он посмотрел на меня внимательно. А я сделал отсутствующую мимику. На тот момент, моё дело всё ещё рассматривала Коллегия Бакгорсуда. А до этого – просто Бакинский городской Суд. Забегая вперёд, скажу, что Коллегия, тоже решила в мою пользу. Но, один прокурор остался при «особом мнении». И, в порядке «прокурорского надзора», дело было передано в Верховный Суд АзССР. Который также признал меня законным наследником. А против, всё это время, выступал отдел Бакгорсовета. В чьём ведении было кооперативное жильё. Фамилия юриста этого подразделения была – Финкельштейн. Пожилой и въедливый был мой оппонент. Но, Петров И. Ю., двадцатисемилетний студент – победил старичка. А вы говорите о коррупци в СССР? На бытовом уровне, это была просто «смазка». Или требуется другое законодательство. Под людей, а не против! Страна в поиске по сей день. Ха-ха, три раза…

Для завершения институтской темы, хочу осветить еще некоторые памятные эпизоды. Они оставили неизгладимый след, не только в моей памяти, но и у всех ребят нашей группы. На втором курсе, как только пришли с летних каникул, нас отправили собирать хлопок. В России и Беларуси – студентов отправляли, на сбор картошки. В то время, Азербайджан попытался оспорить лавры Узбекистана. И тоже посеял хлопок. На помощь колхозникам, были отправлены студенты. Хотя, те кто отправлял, прекрасно понимали, во что это выльется. Вот и нас, отвезли в сельскую местность. Пацанов поселили в помещении колхозного клуба. Девчатам выделили более приспособленные помещения. С собой все потащили матрасы и подушки. Я захватил спальный мешок, туристический. Обустроились. На следующий день, споутру, наш декан выдал каждому по специальному мешку. Для сбора хлопка. На мешке были пришиты лямки, для того чтобы этот мешок вешать на шею. И ещё обвязаться подобием пояса. Облачённые в такую «спецуху», мы походили на кенгуру. Фотки имеются. Что собирать-то надо было? Оказывается, после прохода комбайна, оставались комки хлопка на кустах. А также, много валялось на земле. Вот это и надо было собирать. Ну, приступили! К обеду насобирали. По мешку. Отнесли на сборный пункт. Взвесили. В присутствии декана. Отправились снова в поля. Без энтузиазма. На следующий день, мы с пацанами уже не собирали хлопок, а разыскивали местных подростков. Помельче. Отыскали и договорились. Один мешок хлопка – за пятьдесят копеек. С доставкой на опушку местного лесочка. Там мы свили себе гнездо. Где и валялись до вечера. Потом, с утомлёнными физиономиями, появлялись. С парой или одним мешком хлопка. Было весело! Через две недели администрация института прикрыла эти «каникулы Бонифациев». Домой мы увезли по одному или по паре гусей. Куриц местные жители нам не продали. Такие вот экзотические трофеи привезли мы после хлопка.

Ещё, в истории нашей группы № 480 было событие, которое вспоминается всеми, как одно из наилучших за весь период института. Это была двухмесячная производственная практика летом, по окончании третьего курса. С выездом в город Гомель. Ехали на поезде. До Киева. Там пересели в другой. И прибыли в гостеприимную Белорусию. Заселились в общагу. Строящегося химического предприятия. Но не все наши ребята были заняты мыслями только о предстоящем знакомстве с трудовыми перспективами по специальности. Несколько человек выполняли ещё одну функцию. Это был бизнес-проект. Который состоял в том, что в родном Баку были закуплены босоножки женские. Местного производства. Обувь эта была из пластика. Каблук-шпилька и подошва – отливались в одной пресс-форме. Итальянской. Вручную прикреплялись только два кожаных ремешка. В районе подъёма стопы. Но отливка имела надпись снизу – Made in Italy. Для соблюдения приличий, обувная бакинская фабрика ставила ещё свой логотип, краской. Который, легко удалялся растворителем. Цена закупки в магазе была чуть менее двадцати рублей. Планируема цена продаж – по пятьдесят. Этот план, я обнародовал в группе за неделю до отъезда. Опираясь на опыт моих знакомых. Которые, подобные финты проделывали ранее. С другими образцами бакинской обуви. Возили в Казань. Сапоги женские. Было всё успешно, но в итоге – один товарищ схлопотап условный срок. Будучи студентом Института народного хозяйства. Так что, риски имели место быть! Но в нашем случае, благодаря более тщательной проработке и аккуратному исполнению задумки – всё обошлось «шито-крыто». Кроме меня, только двое «подписались» на эту авантюру. Из пятнадцати пацанов. Девчата, не в счёт. В нашем случае, мотивация была простая – иначе, не прожить. Как сказал О. Бендер: «Финансовая пропасть – самая глубокая, из всех пропастей. В неё можно падать всю жизнь!».

И завершает цикл знаковых событий группы № 480 – эпопея «под погонами». Скорее, период «соискания таковых». Это приключение состоялось после защиты диплома. Но, для того, чтобы получить заключение военной кафедры об окончании курса обучения, следовало пройти трёхмесячные сборы. И, по окончании, сдать квалификационный экзамен. В назначенное время, я прибыл для отправки. В армию меня уже забирали однажды. Так что – не страшно! Даже, несколько интересно. Как бравый борец с выкрутасами совдепии – я, кроме, общегражданского паспорта, положил в карман и военный билет. Солдатский. Красного цвета. В котором было записано, с какой даты и по какую я проходил срочную службу. И какой ВУС мне присвоен. ВУС – это военно-учётная специальность. В этой графе, у меня значилось – «специалист штабной службы». И никому, про это не сказал! Сели в поезд вечером, утром прибыли. В пункт назначения. На самый край СССРии, в Астару. Этот городок, при подписании мирных соглашений между Сталиным, Рузвельтом и Черчилем был разделён пополам. Половина – осталась советской. А другая – стала иранской. И определили нас в войсковую часть, по прибытии. Которая оказалась – кадрированным танковым полком. Это означало, что имеется полный комплект оружия, вооружений и боеприпасов. В наличии почти полный штат офицеров. А, вот, рядовой и сержантский состав представлен лишь тремя суточными нарядами части. Такой степени укомплектованности, полк должен быть только в мирное время. При объявлении мобилизационной готовности, все штатные места заполняются личным составом по призыву. За гражданским населением закреплены, вакантные в мирное время места. Ну, соответствующего ВУСа, конечно. Например, отслуживший срочную, но ныне – гражданский человек, призывается и занимает своё место. Таким образом, полк укомплектовывается полностью и разворачивается в боевой порядок.

Но не ознакомить городских пацанов, не служивших в армии, со спецификой армейской жизни – не честно. Тогда курс военной подготовки – можно засчитать, как неудавшийся. Старослужащие знакомят новоприбывших с неписанными правилами и обычаями. Так принято, негласно. И всеми соблюдается. Поэтому, начал я с краткой, ознакомительной лекции. Правило первое – солдат спит, служба идёт. Всё остальное, не столь существенно. Срочный призыв не столь страшен, как его представляют. Некоторые. А почему? Да потому что, у него есть непререкаемый срок окончания. Если не вляпался в штрафной батальон. Или другую уголовщину. Тут, вообще, сроки окончания неприятностей – не предсказуемы. Поэтому, не заморачиваемся и ожидаем наступления гражданских будней. Дома! С местным командным составом, не конфликтовать. Уважать поле свободы сослуживцев. Алкоголь и прочие психоактивные препараты – не употреблять. В жару, не забывать обильно смачивать водой головной убор – панаму. Если дело происходит в той местности, где субтропическая форма одежды предусмотрена Уставом. А это – наш случай. С осторожностью употреблять плоды фруктовых деревьев. Ибо – чревато! Ознакомив ребят с этими непреложными армейскими премудростями, я посчитал свой долг исполненным. Теперь, пора и о своём здоровьи подумать. Дело в том, что иногда, возникали у меня резкие болевые ощущения в области печени или желудка. Поэтому, раз уж я оказался в санаторной обстановке, гарантированной Министерством Обороны СССР, то не использовать этот бонус «по полной» – было бы неумно.

Поэтому, я зашёл в санчасть. Объяснил начмеду свои пожелания и получил от него направление в госпиталь. Но, предварительно, надо было завизировать это направление, в штабе дивизии. В стольном городе Ленкорани. Это районный центр. Так, и госпиталь там же. На следующий день, отправился я здоровье поправлять. Путь в сорок километров, преодолел на автобусе. Оба населённых пункта расположены на побережье Каспийского моря. Водоём, знакомый мне, с детства! Кто не был на Каспии – посетите, вам понравится! Вода прозрачнее, чем в Чёрном море, или на Балтике. Гораздо! Вдобавок, ещё и менее солёная. А песок на пляжах – сказка! Никакой гальки. Кое-где ракушки, правда, бывают. Участками. Очень редкими. Есть один секрет, о котором знают местные жители. А приезжие – нет. Если под вечер, ветер дует в сторону моря, то наутро – вода морская будет, почти, как из водопровода, прозрачная. Но, если, ветер с моря, то водичка может быть мутноватой. И даже, с водорослями. Но, всё равно – приезжайте! Добрался до Ленкорани. Нашел штаб дивизии. Иду по двору и кого я вижу? Навстречу мне идет майор. Он только что покинул УАЗ-469, который обогнал меня и остановился. Отдаю честь, приветствуя этого офицера: «Здравия желаю, товарищ майор!». Когда виделись в последний раз, лет за шесть до того – он был ещё старшим лейтенантом. А он, в ответ: «Как будто вчера, расстались. Ты опять, в панаме! А я – уже не майор. Просто, новую звёздочку ещё не обмывали, поэтому не по форме одет. Я – уже подполковник! Недавно, из Афганистана вернулся. Полгода там был». А я – ему: «Мои поздравления и наилучшие пожелания! На сборах я, в Астаре. Сюда, в госпиталь решил наведаться. Потом, может быть, времени не будет».

«И куда решил податься, после института?», – спросил товарищ Рогов. «Уехать хочу из этого региона. Мне Белоруссия понравилась. Москва, как последняя надежда. В столице, земляков-то полно, есть где зацепиться. Но хочется населённый пункт помельче. Цивилизованный. Прибалтика отпадает. Я родился и прожил всю жизнь в национальной республике, есть своя специфика. Кроме того, после окончания ВУЗа, молодой специалист обязан отработать два года по распределению. У меня, распределение – в город Сумгаит. На предприятие Минхимпрома. Буду решать вопрос. Квартиру, о которой я упоминал, если помните – отсудил. Надо ордер ещё получить и прописку, потом. Так что – вот такие дела мои», – отвечаю подполковнику, в погонах майора. «И про квартиру твою, помню. Ну, если возникнут вопросы, пока ты здесь, на сборах – обращайся!», «А можно ли рассказывать в части, что я бывшего однополчанина встретил?». «Можно!». На том, наш диалог и окончился. Пошел в госпиталь, неподалёку. Проглотил кишку. На предмет исследования содержимого желчного пузыря. Получил заключение, на следующий день. Приятно переночевав, на постели от Министерства Обороны. Не фирма, а санаторий… Пока войны нет. Тем более, когда в заключении, о исследовании содержимого своих потрохов, читаешь – «без патологий». Вернулся в часть приободрённым.

Много забавного было ещё, на этих сборах. Но, как и всё хорошее, завершился и этот эпизод. Летописи моей жизни. Сдали госэкзамены по военке и отправились до дому, до хаты. Один парень, из нашей группы, экзамена не сдал. Так и остался рядовым. Хотя, в армии отслужил. Положенные два года, срочной службы. Но так выпала ему карта. Ну, не повезло человеку. Не может, ведь, везти, бесконечно… Это – жизнь! Прибыл я в родной город, а там меня сюрприз ждёт! Маманя рассказывает новость: «Приходит однажды соседка, с четвёртого этажа, Надя Черномордикова. И говорит, что мол, помощь ваша нужна, тётя Надя!». А эта Надя – моя ровесница. Бывшие сотрудники сестры моей бабушки, по Азнефти, Клавдия Васильевна и её муж Моисей Давыдович – купили двушку в этом самом кооперативном доме. Наряду с моими бабушкой Азой и дедушкой Алексеем. На проспекте Ленина, дом восемьдесят четыре. В одном и том же блоке. В первом. Их квартира находилась на четвёртом этаже. И была у них девочка Надя. Усыновлённая. За последние годы, в связи с преклонным уже возрастом, супруги Черномордиковы, покинули сей мир. Поочерёдно. А их воспитанница Надя, родила сынишку. С отцом мальчика отношения не сложились. Он проходил срочную службу, в Баку. Дембельнулся и уехал. К себе. Толи в город Черновцы, толи ещё куда-то в тот регион. Надя, с пацаном, потом ездила к мужу. Пробыла там какое-то время, но вернулась. Домой, в Баку. Такая вот ситуация на тот момент, когда эта Надя пришла к своей тезке за помощью. Так уж сложилось, что мои родичи дружили с этими Черномордиковыми. И как бы «по наследству» – мы продолжали поддерживать добрососедские отношения. В рамках традиционных приличий. Кроме того, эта Надя Черномордикова – была несколько странноватой. И видимо, осознавала это… Ну я не врач, не мне судить.

В тот день, или вечер, пришла моя маманя, в квартиру этой соседки. На помощь. Неизвестно какую, но, согласно просьбе. И что показывает, эта Надя моей маман. Она поднимает деревянный подлокотник потёртого временем и молью плюшевого кресла. А там – тайник! В полости, открывшейся взгляду, лежат изделия из жёлтого металла! Колечки, цепочки… И прочие, подобные побрякушки. Вынули всё, разложили, не столе. Да, дорогой мой читатель! Это было, именно – ОНО! Да, да, да! Ты угадал! Это было – золото! Посмотрели пробу. Пятьдесят шестая! Но, при совке, производимые ювелирные цацки, маркировались пробой «пятьсот восемьдесят третья». Это означало, что в данном сплаве, имеется пятьдесят восемь целых и три десятых процента, чистого золота. А остальное, есть «лигатура». Добавка, значит. В тот исторический, советский период, лигатурой была медь. А сейчас, стандарт изменился. На общемировой. Лигатурой теперь служит серебро. А пятьдесят шестая проба, была при царе-батюшке. Значит, найденный клад состоит из золота, царских времён! Моя мама, как человек насмотревшийся и начитавшийся в детстве, как и положено нормальному ребёнку, всяких приключенческих и детективных сюжетов, сказала этой Наде: «Надо искать дальше! По всей квартире. Заглянуть везде и всюду! Может быть, есть ещё. Где-то…!». Не знаю, как долго они ковыряли плинтусы и прочие потаёные места, но на антресолях, среди всякого хлама и чемоданов с занафталиненной зимней одеждой – был найден небольшой, матерчатый мешочек. С какими-то засушенными, лечебными травами. Он хрустел на ощупь. Но был подозрительно тяжеловат. Для сухой-то травы!

Открыли этот мешочек и увидели, кроме сухой травы, такой же набор изделий из жёлтого металла. Как и в подлокотнике плюшевого кресла. Дальнейшие розыски и поиски – никаких результатов более не принесли. На этом, активность доморощенных золотоискателей была прекращена. В ходе дальнейшего осмысления перспективных действий в части находки, соседка Надя высказала мнение, о необходимости обдумать ситуацию. В деталях. Что и как. Взяла тайм аут, как бы… Спустя несколько дней, она сообщила моей мамане подробности о происхождении находки. Оказалось, что отец Моисея Давыдовича, до революции, содержал ювелирный магазинчик. И кое-что сумел спасти, от изъятия советской властью. Какой-то мизер. Основную массу золота, большевики изъяли, конечно. В каком именно году? История семьи Черномордиковых, хранившаяся в Надиной памяти, таких подробностей не сохранила. Да, ей такие тонкости и не были известны, наверное. Если найденное явилось для неё неожиданностью. А жили эти люди, крайне экономно. Но один раз в год, или в два, выезжали они летом на Кавминводы. Это было хорошим тоном в Баку того периода. Посещение Кисловодска или Ессентуков – являлось свидетельством некоего статуса. Статуса приличных людей. Пекущихся о своём здоровьи. А также, своих детей. Или даже, уже и внуков. Поэтому, при советском уровне зарплат или пенсий, мысли о летнем курорте накладывали отпечаток режима экономии. В течение предстоящего расходам всего финансового года. Но долги после периода летнего, с выездом, отдыха – были вполне нормальным и широко распространённым явлением.

Всё это, мне рассказала маманя. В ответ, я выразил своё мнение о том, что сунуться в официальную скупку ювелирного лома, Черномордикова не рискнёт. Она работает уборщицей, растит сына без мужа – и вдруг… В квартире, в которой соседка прожила всю свою сознательную жизнь, обнаруживается клад. По закону, она должна сдать его государству. И подождать. Когда и если. Скорее – вдруг! Государство решит отблагодарить счастливицу. Согласно, советскому закону. Тут, ключевое слово – Закон. Именно отсюда и начинаются сомнения. В правильности такого подхода. Умнее будет – другой путь. Никакой огласке это дело не предавать. А тихо и мирно реализовать эти предметы. Вопрос – кому? И, через кого? Я предложил пойти самым очевидным путём. Дело в том, что ещё мои бабушки и дедушка Алексей пользовались услугами одного стоматолога, с незапамятных времён. Качеством работы, которого, они были довольны. И не одно десятилетие. Лет за пять, до описываемых событий, мой папаня посетил этого доктора. По вопросу протезирования. Раскрою-ка я эту тему несколько подробнее. Инвалид войны, Николай Иванович, содержал частный стоматологический кабинет, на улице Абилова. По месту жительства. Совдепия допускала таковое. Вполне официально. Папахен, уже прожил лет двадцать с золотыми коронками от Николая Ивановича. Будучи вполне довольным этим фактом. Но разрушились другие зубы и назрела необходимость ремонта. По старой памяти, папаша двинулся по знакомому адресу. Но там, работал уже сын Ивановича – Павлик. Если старший стоматолог был на несколько лет младше моих бабушек, то и разница между их отпрысками – была приблизительно такой-же. Павлик окончил стоматологический факультет, в Дагестане. Учиться там – было дешевле, чем в Баку.

По окончании института, Павел оказался перед дилеммой. Николай Иванович спросил сына: «Ты карьеру хочешь делать, или деньги зарабатывать?». Это сейчас может прозвучать несколько странно. Ведь люди занимаются своей карьерой, чтобы её монетизировать! Но в советское время, монетизация карьеры в деньги… Вопрос исключительной сложности. Распадающийся на тьму подвопросов. Например, «деньги, это сколько?». С чистой совестью, без ночных страхов, перед предстоящими обысками и дальнейшими процессуальными сложностями, можно было жить. И при развитом социализме. В расчёте, только на зарплату. Скудную. Но – гарантированную. Усреднённо одинаковую. Правда, на грани… Между нищетой и «не совсем». Однако, при таком грустном состоянии личных доходов, были существенные плюсы. Совок обеспечивал людей жильём. Увидеть бомжеватого оборванца, на улице – было событием редким. Купить или продать квартиру нельзя. Теоретически. Но, практически – возможно. «Строй двойных стандартов». Таково имя этого строя, по-жизни… Когда все равны, но есть более равные. Ну, ладно. Возвращаюсь к Павлику. Он человек прагматичный, основы жизни уже познавший, поэтому выбрал деньги. Где-то числился врачом-стоматологом. Но работал и зарабатывал – в папином кабинете. По месту жительства, на улице Абилова. Таким образом, мой папаня и познакомился с Павлом Николаевичем. Придя к нему в зубной печали. Павлик был заядлым автомобилистом. Жигулистом. В детстве и юности, освоив отцовскую «Волгу». Но открыв свою практику, пересел на продукцию Автоваза. Образцы которой, менял каждые три года. Как только машина достигала пробега тысяч сто километров – она продавалась. По доверенности. И покупалась, новая. В магазине.