Царь Медоедов

Через таких священнослужителей, благодать не проходит, как через ржавые провода. Все Таинства совершаются, но помочь людям молитвой или правильным советом, он не может.

Сколько среди наших студентов девственники? На все курсы двое, может трое. Рукополагающий архиерей должен принять генеральную исповедь у кандидата или рекомендацию от духовника, в которой тот пишет, что препятствий к рукоположению нет. Спрашивают: «А кто тогда будет служить? Если всех семинаристов забраковать?» А никто. Пусть будет мало священников, способных помочь людям, чем их будет много и мало толку. Я принял решение не становиться священником, соблюдая каноны. Может стану преподавателем в семинарии, буду наставлять молодых людей, хотя на зарплату в 15-20 тысяч выжить нереально.

Вечером я мыл пол с Журавлёвым, и отговаривал его от свадьбы. Каждый вечер он ходил с телефоном, откуда доносился недовольный голос его девушки.

– Если у вас так плохо на начальном этапе отношений, когда вы ещё не живете вместе, то тебе стоит дать по тормозам, – я долго рассказывал ему о здоровых отношениях, о воспитании девушки. О том, что его избранница должна быть готова поехать на деревенский приход. Выслушав меня, он сказал:

– Ты так хорошо всё разложил, я согласен с тобой. Но что если вдруг, я больше никому не понравлюсь, я ведь не такой как ты… Я ничего не умею и учился только в семинарии.

– С заниженной самооценкой я тебе уже не помогу, если ты не веришь в себя, то и она в тебя не будет верить, не будет уважать… прости, но это так.

Я давно уже знал о архетипах мужчины – Маг, Любовник, Властелин, Воин ( у меня в таком порядке – духовное, и сменяющие друг друга в равной степени образцы поведения руководителя, творческого подхода и борца). И женские, (градация которых на «светлые» и «тёмные» почему-то более уместна, может потому что Ева откусила шестьдесят процентов от плода познания Зла). Помимо этого я много читал и узнавал о гармонии мужчины с самим собой, через принятие «анимы», своей женской (творческой) половины, связь с бессознательным, которая часто подавляется в современном обществе. Начинать в стенах семинарии разговор на такие темы, значило бы приблизить мой бесславный конец на костре.

Повара в трапезной работали два через два. Два дня нам готовили вкусно, а два дня мы мучались и играли в игру, кто быстрее добежит до уборной. Вторая смена – бабки, как их называли, готовила ужасно. Переваривала, пережаривала, добавляла такое количество масла, что есть это было невозможно. Как повар, я не знаю, как можно было так готовить. После ужина, мы как-то в очередной раз обсуждали эту проблему, и я в шутку предложил собрать подписи, чтобы убрать эту смену. Тимофей Морозов, пошёл и доложил обо всем отцу Феогносту. Молодой иеромонах, проректор по воспитательной работе, который ко всему прочему, нёс послушание келаря в семинарской трапезной и отвечал за питание. Вечером перед молитвой нас собрали в аудитории. То, что единственный, кто не пришёл из студентов – был Тимофей, только подтвердило догадки о его доносе. Проректор влетел, еле сдерживая гнев. До собрания, все, кроме ****лиза Макара, были готовы поставить подписи, если такая бумага будет. После пламенной речи проректора, многие решили отмолчаться, зато другие высказались. Проректор начал подымать по одному, самых молодых и трусливых, и спрашивать, что именно их не устраивает. Те, испугавшись, мямлили, что всё устраивает, хотя в эти смены не ели, а заваривали дошики и растворимые пюрешки. Я спокойно сказал, что мы ни в коем разе, не ставим под сомнение организаторские способности отца Феогноста, но нужно что-то менять. Проректор выбежал.

На следующий день после обеда нас собрал полный кудрявый ректор. Назвал всё это «бабий бунт», не понятно почему бабий…Укорял нас тем, что многие питаются намного хуже и будущим священникам не пристало такое внимание уделать еде. (Им-то готовили всегда отдельно, и более-менее сносно в эти смены). Почти все молчали, перечить ректору никто не хотел. А я опять спокойно сказал, что Никольский, Мясников и другие жалуются на несварение в эти дни, проблемы с желудком и у меня. История дошла до митрополита, так как само руководство друг друга закладывало, и поваров всё же поменяли. После этого все студенты стали смотреть на меня совсем по-другому. Они увидели человека, который с чувством собственного достоинства и с уважением к начальству, смог отстоять свою точку зрения. Для забитых семинаристов я стал героем. Эту историю то один, то другой, постоянно вспоминали, уминая рыбные котлеты или салат. Конечно, это было приятно, но я нажил себе врагов, которые будут ждать любой моей ошибки.

«Стукач» собирался принять монашеский постриг и служить в монастыре и при митрополите. В двадцать один год он был обладателем пивного пуза и манерных повадок, которые где-то скопировал. Я пришёл к нему на чаепитие и долго отговаривал от этого необдуманного шага. Приводил святых отцов, объяснял, что то, как он видит монашество, это не монашество вовсе. Он боялся мира, боялся того, что не найдет себе жену (не без оснований) и не будет рукоположен. Но ко всем моим доводам и примерам из жития современных нам святых, он остался безразличен. Улыбался и кивал как дурачок, думая, что знает законы Бытия лучше меня и не станет посмешишем, перед Богом и людьми. Он хотел постриг ради карьеры, ради комфорта. Будущий монах-чиновник.

На всенощные и воскресные службы мы ездили в кафедральный собор, где в лавке иногда работала особенная голубоглазая девушка. Северная Райли Кио. Что-то одновременно домашнее и далёкое, как горный ручей… Я пропал. Начал с книг. Приносил ей что-нибудь почитать и появлялся повод обсудить, поделиться впечатлением. Глядя на неё, следил за движением губ, замечал родинки на шее, терялся в её глазах и почти ничего не слышал, из того что она говорила. Становилось понятным, почему греки начали войну с Троей. Это беда. Заходившую к ней в собор подругу я спросил, что ей нравится? «Варлам Шаламов, она читала недавно его книгу, своди её в музей».

Осталось только начать декламировать ей стихи на набережной и подарить веер.

Шаламов был неверующий и всю жизнь просидел в лагерях. После депрессивной выставки я был уверен, что никогда не буду его читать. Жанна обладала естественной грацией, я с замиранием сердца смотрел на неё в музее. На остановке я не выдержал и сказал:

– Прости, ничего не могу с собой поделать, можно я поцелую тебя в ушко?

Она смутилась, но в ушко я её всё же поцеловал. События разошлись со временем. Какого чёрта мы не могли быть просто счастливы? Слишком разные? Она слишком любила себя и комфорт.

Шестнадцатого марта бахнула пандемия. Таких радостных семинаристов я ещё никогда не видел. Они разъехались за несколько часов.

С вещами я приехал к Жанне, как она и хотела. После двух бутылок шампанского мы попытались запустить японский фонарик, но из-за сильного ветра он не взлетел. Утром в постели она сказала: «Ой, как же это получилось, я совсем не такая. Это всё из-за тебя, так бы я никогда…» и всё в этом духе. Я лежал и мне вспомнился проигравшийся чиновник в казино, который орал: «Е***** рот этого казино!» Зачем говорить эти банальности «Я не такая, я вот такая» ну это же бред. Ей всё нравилось, вчера она проявляла инициативу, а виноват во всём я. Ну да ладно.

Неделю мы жили вместе, я готовил ей салаты, вечером мы пили вино и смотрели фильмы. Обсуждали то, что по канонам я не могу быть священником, а она не могла и не может быть матушкой. Сошлись на том, что будем жить за городом, заниматься фермерским хозяйством. Её образование в «Молочной академии» (есть и такая) было как раз кстати.

В городе ввели полный локдаун. Не летали только дымящиеся вертолёты отстреливающие зараженных. Не работал общественный транспорт, тормозили и штрафовали все машины без специальных разрешений. Я на автобусе на месяц уехал в Кирилло-Белозерский монастырь. Основной причиной было то, что к Жанне должны были приехать гости из Питера. Я опять молился, чтобы все наши планы на совместную жизнь осуществились. По телефону мы обсуждали венчание. Она решила, что спать мы до венчания теперь не будем. И на мой вопрос встречалась ли она вообще с верующими, чтобы сейчас принимать такое решение, она ответила, что нет. Не встречалась. Но вы же спали, без всякой свадьбы, без венчания, тебе это раньше не мешало? Двойные стандарты, но я согласился. Сначала она хотела венчаться в Твери, потом решила, что хочет венчаться в соборе у себя и я должен подать прошение на имя ректора. Проблема заключалась в том, что ректор был и настоятелем собора, в котором она работала и может благословить венчание, только после второго курса. Тянуть с этим он может сколько угодно. Я пытался ей это объяснить, и мы поссорились. Что-то в ней перемкнуло, ехать работать на лето она уже никуда не хотела «Я нужна в соборе». Есть манипуляции «прошитые» в голове девушек «по умолчанию», как например: «У меня проблемы с эмоциональной сферой, я не могу выразить, то, что думаю». На самом деле девушка «тянет» с тем, что хочет, для того чтобы парень не отказал, когда она всё-таки решит озвучить своё желание. Я поехал один на виноградники отца Иеремии в N…ову пустынь, заработать на свадьбу.

Так я познакомился с Вячеславом. На восемь лет старше меня, бородатый мужик с хорошим чувством юмора. Год назад я видел его в монастыре и хотел познакомиться-пообщаться, но как то повода не было, а навязываться я не умел. С ним мы постоянно угорали, чтобы просто не сойти с ума, от абсурдных ситуаций, создаваемыми нашими спартанцами, под гнётом отца. Духовник выращивал гектар северных сортов винограда и двенадцать восьмидесятиметровых теплиц овощей. Вячеслав водил монастырский уазик с прицепом рассады, а меня отец назначил бригадиром. Никто не хотел ехать на плантации в «Кэндиленд». Трудников сюда отсылали за провинность. Контингент кривых, косых и хромых мужиков и стариков о котором я говорю, составляли люди непривыкшие и непригодные к физической работе. Всю жизнь либо пившие, либо сидевшие. Так, коэффициент полезного действия, приближался к нулю, особенно когда началась жара. В теплицах было градусов шестьдесят и очень душно.

– Это ваши птенцы, ваши дети, вы должны вести их, – сказал как-то отец Иеремия.

– Батюшка, это скорее всадники апокалипсиса, а не птенцы…

– Ну, может быть, – усмехнулся в бороду отец.

Мои птенцы стояли, плевали и матерились. Разговоры они вели о выпивке или о тарифах на мобильный интернет:

– А я вот квасок беру, дрожжей туда раз, сахарку два-с, в тёплое место на недельку и «Хеннеси» готов. Вот такая штука!

– Сигареты есть? Прима? Ну давай приму, все легкие с ними выплюнешь…

– Сегодня что? Опять как червяки в земле копаться будем. Это вон, Виталя у нас крот, может руками копать.

Почти у всех них был «испорченный помысел», как это называл Паисий Святогорец. Всё происходящее они всегда видели в негативном ключе. В обед, когда можно было сходить на озеро – окунуться, они ходили в сельский магазин за водкой. Кадры решают все, и система бьёт класс. Не знаю, как я выдержал это лето, провокаций и искушений было очень много. Пару раз доходило чуть не до драки с пьяными уголовниками, но так как я уже был готов вырубить любого, в последний момент они отступались. Может, пробовали меня на прочность, как неразумные дети, старающиеся определить границы дозволенного.

Тем не менее, нам с Вячеславом удалось выдать фантастический сезон. Благодарю Бога, за то, что я встретил такого крепкого соратника, близкого мне по духу. Вдвоем, в синергии, удавалось контролировать всех в разных уголках угодий. Иногда приезжал батюшка и начинал бегать со всеми от одного задания к другому, отчего во второй половине дня все сильно уставали, и не успевали закончить ни одно из начатых дел. Такая методика, внешне казавшаяся деятельной, приводила к тому, что мы переделывали одно и то же по несколько раз. Потому что торопились, или не правильно объяснил отец, или правильно объяснил отец, но трудники всё равно сделали по-своему.

Мы с Вячеславом избавились от одного ленивого охранника, чтобы из монастыря нам прислали Александра. Тот возил водку живущим там рабочим и продавал в поселке наши огурцы. Избавились, в конце концов, и от него. Отец Иеремия не был склонен к поспешным решениям, так что каждую реформу приходилось лоббировать месяцами. После теплиц мы успевали сходить на вторую смену в трапезную, перед тем как упасть и вырубиться на кроватях, я обычно ещё успевал сходить в душ, но на большее сил уже не было. Консервный цех не справлялся с шестнадцатью тоннами собранных огурцов, а возить их на тверские базы, отец не хотел. Лишние огурцы ночью выбрасывали в озеро, отчего наша работа теряла всякий смысл. Сколько сил с этими грядками, посадкой, поливом, привязыванием бесконечных веревочек, удобрение, сбором, чтобы их выкинуть…

Мы созванивались с Жанной, и она звучала как из космоса. Всё сильнее чувствовалась её отстраненность. Похоже, что она держала меня как запасной вариант. Мне было горько это осознавать, что это опять не та девушка. Иван Ильин писал: «Человеку доступна двоякая любовь: любовь инстинкта и любовь духа. Они совсем не враждебны и не противоположны, но сочетаются они сравнительно редко. Отчасти потому, что многие люди совсем не знают духовной любви; отчасти потому, что обе эти любви вступают в разноречие друг с другом; отчасти потому, что более сильная из них не дает другой развиться и окрепнуть и просто подчиняет себе слабейшую. Но сколь же счастливы те люди, у коих оба потока любви соединяются в один и становятся тождественными!»

Я всегда встречаю инстинктивное влечение, а девушки к которым испытываю сознательное, духовное, не отвечают мне взаимностью. То ли потому что находятся не в той «фазе», и ещё не осознали, что выбирать спутника жизни стоит по единству духа, образа мыслей. То ли потому, что я ничего, в обычном понимании, не добился в жизни. Не нашёл любимую профессию, не имею собственного жилья и дохода. Как бы там ни было, Вячеслав поддержал меня тем, что я её просто не интересую, и она решила переобуться. Если бы любила, ей было бы всё равно, она готова пройти сквозь стену, приехать в другую страну. А если нет любви, то зачем медведю предпринимать попытки крутиться на колесе в клоунском колпаке. Это только отдаляет меня от понимания себя и своих истинных желаний. Ксения пыталась доказать себе, что любит, а Жанна оказалась просто более прагматичной, хотя уверяла, что ждёт и хочет свадьбы.

Учебный год начался с назначением на N…скую кафедру нового митрополита, два года до этого бывшего Тверским. В Твери он отправил всех «заднеприводных» в запрет на пятнадцать лет, за что вызывал уважение. (Правда, его преемник, это решение зачем-то отменил. Нельзя осуждать, но оценивать поступки важно и нужно, как говорил Даниил Сысоев. Я оцениваю такой поступок, как неприемлемый). Перевод я расценил как хороший знак и возможные перемены в составе руководства. Все иподьяконы перешли «по наследству» новому митрополиту. Он умел ментально давить на людей. Тем, что молчал и иногда чуть приподымал бровь. Так как на прежней кафедре он сменил почти всё городское священство, малодушные священники, державшиеся за свои приходы (не прихожан), его очень боялись. Один при нем, прямо во время службы, от волнения, упал в алтаре в обморок.

Когда архиерей заступает на новую кафедру, он обычно совершает «апостольский круг», то есть объезжает со службами все приходы, чтобы лично познакомиться со священством. Тут становилось понятным «кто из какого теста». Одни стелились, кланялись, дарили дорогие подарки и закатывали пышные обеды, а другие спокойно и уверенно служили и человекоугодием не занимались. К сожалению, таких были единицы.

Жанна продолжала морочить голову. Я ждал её у собора, а потом она зашла к знакомым на пятнадцать минут и не вышла. Через час мужик с коляской сообщил мне что «Жанна просила передать, что выйти не сможет». Это был уже верх хамства, но до девяти вечера я её всё-таки прождал, чтобы услышать что-то вразумительное. Она так и не вышла. Потом звонила-писала, просила прощение и клялась в вечной любви. Закончилось всё тем, что идя к кафедральному собору в субботу, один из семинаристов, сказал мне, что видел вчера Жанну в центре с каким-то мужиком. Он не был уверен, что это была она, видел их со спины. Ещё через две недели молодой дьякон с третьего курса сказал, что её кто-то подвозил. Может просто такси? «Не похоже было на такси». Я подошёл в тот же вечер к ней в соборе:

– Уже двое сказали, что видели тебя с каким-то парнем.

– Да? Может они обознались?

– А кто тебя подвозил на днях до собора?

– Да никто.

– Слушай, я тебе уже не доверяю и просил предупредить, если ты решишь водить шашни с кем-то, честно признаться, а не работать на два фронта.

– Илья, это бред, ни с кем я не гуляла.

– Давай на этом закончим отношения.

– Это ТВОЁ решение.

Может, главное здесь было – перенести ответственность. Через какое-то время всё подтвердилось. Самое обидное, что парень, с которым она решила встречаться втихаря, был фуфел с третьего курса. Никакой. Почему она решила его выбрать, потому что удобный? Слова поперёк не скажет? Без «сильного плеча», ей всегда будет чего-то не хватать. Не будет наполненности и гармонии, так она займет место главы семьи. Взвалив на себя мужские функции в управлении семьей, женщина становится несчастной. Она либо ищет мужественность и поддержку на стороне, либо не осознано выплёскивает своё негодование и неполноценность на безвольного мужа. Девушки, не осознавшие своё место в семейной иерархии, по сути, не повзрослели. Дефектные, не пригодные для серьезных отношений и воспитания детей. Как ты смотришь на то, чтобы лет через пять, я стал твоим бывшим мужем?

В начале ноября мы с митрополитом поехали служить в Шексну. Уже год как там построили новый собор, на деньги местного директора шоколадной фабрики. На службе должны были венчать выпускника. Служба прошла как обычно, и мы поехали в кафе на территории фабрики, где организовали застолье. Так как митрополит, ушёл с сильными мира сего, куда-то в кабинеты, начали без него. Настоятель местного храма, дьяконы, иподьяконы, хор и молодожёны. На столы выставили алкоголь, и я по тихой грусти пил в одного. Рядом с настоятелем сидеть было опасно он постоянно наливал всем водку, и сыпал тостами, так что я рассудительно сел подальше. Сидели часа три, пока не дали распоряжение ехать собирать облачения и богослужебную утварь в машины. Молодой русый Василий напился первый раз в жизни и вместо того, чтобы собирать вещи всех отвлекал. Уже в машине к нам подошел старший иподьякон и сказал, что делает замечание мне и Василию, без конца ко мне пристававшему и смеявшемуся во время сборов. Меня эти замечания окончательно достали. Все эти немыслимые требования, то, что он постоянно задерживал нас до вечера, чтобы убираться в ризнице… Вот что делает крупица власти, с закомплексованным и утверждающимся за счёт других, нетопырем. Я сказал, что ухожу с иподьяконской службы. Давно хотел это сделать, потому что всякая учёба, с этими бесконечными выездами, прекратилась.

Василия в скором времени начало сзади рвать. Мы останавливались, раз пять. Проезжающий мимо старший иподьякон позвонил Овсянкину (тому самому, с которым теперь встречалась Жанна) и настоятельно советовал всем снять подрясники, чтобы мы не попали в вечерние новости. Василий заблевал свою рубашку, и я отдал ему свою. У него начались «вертолёты» и полная неадекватность, он начал петь и орать. С переднего пассажирского сиденья я пытался достать его, но Макар сзади зачем-то начал меня душить. Я выкрутился, ногой задев лобовое стекло:

– Ты что идиот меня душить во время езды? А если бы я толкнул водителя, и мы слетели в кювет? Ты нормальный вообще или как?

На шестой остановке Василий побежал с дороги по косогору в лес. Там же где-то и упал, его пошёл подымать Макар. Садиться в машину он отказывался. Все эти «танцы с бубном» мне порядком надоели. Я хорошенько его тряханул, надавал по щекам и затолкал на заднее сиденье.

– Эй, не смей так обращаться с моим одногруппником, – с красным носом сказал Макар.

– У себя на приходе будешь говорить, кому и что делать, – его недавно рукоположили в дьякона, и он считал, что уже ухватил Христа за бороду. Всегда стараясь занять более видное, важное место.

Я отпинал по ногам Василия, хохотавшего и высунувшего их наружу, чтобы не закрылась дверь. Сбоку в висок прилетело. Полутораметровый дьякон Макар повис у меня на шее сзади, и мы упали на обочину. Вспомнив тренировки в водолазных войсках, он решил провести удушающий. Я поднял руки вверх и закричал семинаристам в машине:

– Эй! Оттащите его, парни!

Кроме пьяного Василия, там сидел трезвый Овсянкин за рулём, друг Макара и стукач – Морозов.

Дьякон не подумал, что ручки у него короткие, как и шея. Рукой через себя я нахлестал ему по лицу, и укусил за бицепс, которым он пытался меня душить. Он отпустил и пока я откашливался, сел и заперся в машине. Я постучал в окно:

– Ты же хотел подраться, подушить меня, иди-выходи, трус, чего ты там спрятался. Если не выйдешь я разобью окно и вытащу тебя как Стивен Сигал.

Я уже начал наматывать на кулак носовой платок, как машина сорвалась с места и оставила меня одной куртке на голое тело, без денег и телефона на трассе. Попутки не останавливались, и мне пришлось идти пешком.

Разбор полётов на следующий день начался в десять утра. Сначала вызвали Макара с колоритным синяком под глазом, потом иподьяконов отсидевшихся в машине. Меня вызвали последнего, решение было готово ещё вчера. Священнослужителям запрещено драться, если первым ударил дьякон-третьекурсник, и веской причины для этого не было – его должны были отправить в запрет на полгода. И это жирным крестом перечеркнуло бы его дальнейшую карьеру при новом митрополите. Синедрион без проблем нашёл «козла отпущения». Мою версию событий не слушали, перебивали. Ректор утверждал, что я издевался над бедным пьяным Василием и Гандапас был вынужден его защитить. Все дежурные помощники и проректоры ни разу не подняли глаз от стола, давая мне понять, что на мою защиту не встанут. Говорил только ректор и ключарь собора, которого я быстро осадил тем, что «если вам пару раз дадут в голову, будут душить на земле с минуту, а потом вы час будете идти по холоду до города в одной куртке, вы тоже можете что-то напутать».

Ректор посоветовал мне пойти в монастырский собор помолиться, пока они будут совещаться, что я и сделал. Опять я попал в ту же ситуацию. Обычно я не теряя самообладания, уходил с таких совещаний – собирать вещи. Я подумал, пусть отчисляют, с моим уходом под вопросом станет существование второго курса, никто не сможет печь просфоры такого качества на архиерейские службы и в собор. Решил, что не буду писать или звонить митрополиту и рассказывать, как всё было на самом деле, потому что по заповеди должен простить тех, кто нанёс мне обиду и не отвечать злом на зло. Пусть Макар учится, служит, если Бог знает правду, то мне этого вполне достаточно. Если я не смог удержаться от алкоголя и пил в этой компании крыс, то могу исполнить заповедь о врагах, хотя бы сейчас. Через полчаса меня пригласили в ректорскую.

– Мы приняли решение о вашем отчислении.

– Спаси Господи.

– Вы ничего не хотите сказать, кроме «Спаси Господи»? – повисла тягостная тишина. Я подумал только о том, как расстроится бабушка и Якунин, когда узнают.

– Я считаю, что это слишком жесткое взыскание. Драку начал дьякон, меня бросили на трассе. Ни в СМИ, ни в полицию я не попал, а под «синим небом» виноваты все.

– Ты тут так дерзко себя защищал…

– Хотите, чтобы я попросил прощения? Для меня в этом вопрос не стоит… Я остаюсь при своем мнении по поводу всего, что вам рассказал о вчерашнем происшествии, и менять его не собираюсь. Вы не хотите рассматривать всё объективно, это ваше решение. Если я кого-то лично оскорбил (встаю на колени) в ходе обсуждения, то простите.

– Ты должен будешь заплатить за треснутое лобовое стекло.

– Сколько стоит замена стекла? Тридцать-сорок тысяч? Я давно не общаюсь с родителями и ни от кого не получаю финансовую поддержку, так что если оставите меня в монастыре, могу отработать.

Ректор расцвел, увидев меня на коленях. Он считал это полной победой. Но победой это считал и я, сумев смирить свою гордость, перед людьми, которые этого совершенно не заслуживали. Ректор продолжил:

– Мы оставим тебя, найдём какую-нибудь работу, и возможно восстановим.

– Спасибо, всего доброго.

Я встал и вышел. Неделю они не знали, что со мной делать. Я сидел в келье, где уже месяц жил один, играл в ноутбук Андрюхи, который остро переживал моё отчисление. Как и последние двое моих одногруппников со свободным посещением. Мужики как могли меня поддерживали, хотя в восстановление никто особо не верил. Все помнили прошлогоднюю историю, когда второкурсника отчислили за то, что тот, в шутку, пнул сзади по подошве ботинка Василия. Система не терпит неповиновения, а тот студент пошёл на принцип и свою вину не признал.