Роса

– Ну, – первым потревожил минутную тишину Костик, – может, хватит лежать, время знаешь уже сколько?

– Сколько, – спросил я, убрав высохшее полотенце с головы.

– Шесть.

– Сколько? – приподнялся я с кушетки, не понимая.

– Шесть, – повторил Леха.

– Класс!

– Дэн, ты прости меня, отложив журнал, заговорила медсестра Ирина, тебе тут звонили несколько раз, и я выключила твой мобильник, чтобы ты немного отдохнул. Мне, конечно, нужно было…, – пыталась оправдываться она.

– Ничего, – лишь ответил я и, взяв с полки мобильник, включил его.

– Я.., – хотел ответить, но, замолчав, посмотрел на дисплей, на котором поочередно приходили сообщения с номерами телефонов. – Странно, зачем я им сегодня понадобился? – промямлил я.

– Чего ты там бубнишь, ты идешь или дальше будешь торчать здесь? – заводился Леха.

– Да, конечно. Только загляну в класс, чтобы забрать рюкзак.

– Это не обязательно, я уже прихватил твой рюкзак. Он в раздевалке.

– Спасибо.

– Да ладно, пошли, – торопил Леха.

– Как контрольная? – спросил я, догнав его в коридоре.

– Не знаю.

– В смысле не знаешь, – удивился я, – ты что, прогулял?

– Нет, просто не уверен, что вообще ответил на все вопросы правильно, поставив так наугад галочки. Но думаю, что прокатит, – растянулся в улыбке он.

Конечно, я знал, почему он так спокойно об этом говорит, ему всегда везло в этом.

– А ты о ком говорил там, в медкабинете?

– Ты о эсэмесках.

– Да.

– Да просто странно, сегодня вроде у них как бы выходной, а они столько раз звонили.

– Как голова, болит?

– Есть немного, надеюсь, мама не узнает.

– Знаешь, не узнать-то не узнает, только ссадину на переносице она, конечно, увидит и…, что ты ей скажешь?

– Придумаю что-нибудь.

– Что опять сорвался с турника?

– Да, хотя бы это.

– Ладно, Дэн, созвонимся, – попрощался Леха, когда мы дошли до конца квартала, так как нам в разные стороны.

– Окей, – ответил я и пошел дальше.

Оставшиеся полпути до дома я решил пройти пешком, чтобы найти ответы на вопросы, которых с каждой минутой становилось все больше.

Придя домой и обнаружив, что матери еще нет, я, скинув рюкзак, сняв куртку, зашел на кухню. «Так, нужно

что-нибудь приготовить, чтобы до прихода матери не откинуть коньки». Заглянув в ванную и взяв обезболивающее, я направился на кухню. Открыв холодильник, я оглядел полки, заполненные различными полуфабрикатами.

Нужно что-то особенное, может, курочку запеченную с овощами: готовится, конечно, она долго, но зато отвлекусь от всего, что сегодня со мной произошло.

Я уже дошинковал лук, когда зазвонил телефон. «Наверняка мама, вновь хочет предупредить меня, что задерживается на работе», – подумал я и снял трубку.

– Дэн, я сегодня задержусь, так что поужинай один, не жди меня, – протараторила мама.

– Не беспокойся, – успокоил я ее, повесив трубку, и полностью ушел в готовку. А голова шла кругом, оттого что вновь нахлынули во мне те моменты, которые произошли со мной за сегодня. Спустя час я, уже набив желудок до отвала, устроился возле телевизора. Что там показывали, не помню, так как задремал, забыв даже выпить обезболивающее. Усталость все же взяла свое.

Глава третья

Смерть матери

– Дэн, – разбудила мама, включив свет в зале, где я уснул еще вчера, смотря телевизор.

– Де-эн, – протянула она вновь, – ты меня слышишь?

– Да, мам, слышу, – открыв глаза, я взглянул на часы. 06:00.

– Завтрак на столе.

– Обед в холодильнике, – продолжил я. – Но сегодня воскресенье, ты что и сегодня работаешь?

– Нет, Дэн, – выглянула мама из прихожей, надевая вязаную шапочку, – нужно навестить бабушку, ты же знаешь. Если к ней не съездить вовремя, то к обеду она сама примчится.

– Нет, спасибо, такого счастья, выслушивать от нее, какой я балбес, в воскресенье, – пробубнил сквозь дремоту я.

– Да, Дэн, не думала, что у мня растет эгоист, – ухмыльнулась мама и закрыла дверь. В квартире вновь воцарилась тишина, в которую я медленно погружался.

В то утро мне и приснился тот странный сон. Я стоял возле могилы отца, смотря на табличку, на которой было выгравировано его имя. Не пойму как, но я почувствовал чье-то присутствие. Обернулся и не поверил своим глазам, напротив меня стоял вновь тот самый силуэт в потрепанных джинсах и олимпийке, которого я впервые увидел посмотрев в окно в пятницу, лица, как всегда, не было видно под капюшоном.

– Пап, – прошептал я.

Почему, не знаю, но тут же начал лихорадочно хватать ртом воздух, оттого что с каждым шагом незнакомца в капюшоне мне становилось очень трудно дышать. Воздух становился тяжелым, удушливым. Незнакомец подошел ближе, и мы стояли друг против друга.

– Па – маг.., – задыхался я, но незнакомец лишь опустил голову и смотрел на мой медальон, который висел на моей шее, тускло мерцая лунным светом.

– Па -маг -гите, – все же выдохнул я, но он молчал и, резко подняв голову, посмотрел на меня. Под капюшоном я нечего не увидел, лишь бездонную пустоту. Странно, но незнакомец даже не пытался мне помочь. Он схватил меня правой своей холодной, как лед, рукой за шею и начал сжимать, а левой тянулся к медальону.

– Нет, – прохрипел я и почувствовал сильную боль в груди.

Задыхаясь и весь мокрый, я проснулся. Хотел приподняться, но вновь почувствовал сильную боль в груди.

– Так, – это, Дэн, всего лишь сон, и нужно успокоиться, полежав немного на диване и слушая стук настенных часов. Вскоре, почувствовав облегчение и встав с кровати, я направился в ванную, чтобы умыться, а когда подошел к зеркалу и взглянул на свое отражение, был слегка в недоумении, увидев пятно крови в области груди на белоснежной футболке. Задрав футболку, я обнаружил небольшой порез. Скинув футболку на пол, достал из аптечки зеленку, чтобы обработать рану.

«Странно, – подумал я про себя, – чего-то не хватает, и чем я мог порезаться?» Медальон, как ни странно, но его не было на шее. Закончив с порезом, надев новую футболку и подняв с пола ту, что была в крови, я решил убрать ее подальше от глаз, зная маму и ее допросы.

Выйдя из ванной и пройдя в гостиную, быстро пробежал взглядом все. «Так вот где ты», – выдохнул я, увидев лежащий возле старенького кресла на полу медальон, который слегка мерцал тускло лунным светом. «Странно», – подумал я, подняв его с пола и не сводя с него взгляда, наблюдая, как он, завораживая, мерцал, погружая меня в некий стопор.

– Да, – все еще продолжая смотреть на медальон, я взял с журнального столика мобильник, который зазвенел.

– Здорова, – услышал я голос малого, одного из трех лучших друзей, которые все же остались и не отвернулись после того как я покинул футбольную команду. – Слушай, – вновь начал он.

– Леш, давай без этих «возле» да «окола».

– Дэн, короче, через час мы с Громилой заедем за тобой.

– Куда на этот раз?

– Ты не поверишь, но…

– Лех.

– Ну да, прости, сегодня в десять матч с Кримскими.

– Ясно, – положив мобильник в карман джинсов, а медальон

надев обратно на шею, но вначале вытерев его, оттого что он был слегка испачкан кровью, я пошел на кухню, так как в горле пересохло.

Спустя час, как и обещал Леха, мы все впятером поехали на очередной матч в колледж, так как у нас в колледже был самый большой спортивный зал в городе, и только у нас проводились матчи между различными учебными заведениями.

– Что, Дэн, скучаешь по тем временам, а? – спросил Ваныч, сидевший позади меня, один из болельщиков нашей команды.

– Да, – улыбнулся я, стараясь не показывать ему того, что мне непросто.

– Слушай, Ваныч, отвали, – скалился Димка, увидев то, как я изменился в лице.

– Да ладно, Димыч, я просто спросил.

– А вначале ты не мог подумать своей мутной головой, – подойдя с пакетом, рыкнул на Ваныча Громила и плюхнулся рядом.

– Ты что опять? – услышав еле слышный глухой звук ударившихся бутылок, – шепнул Димыч.

– А что, я.

– Ты что, забыл, как нас выставили по твоей вине на той неделе, и мы не смогли досмотреть матч.

– Ладно, Димыч, успокойся, подумаешь, – подмигнул Леха.

– Надеюсь, его сегодня нет рядом, – огляделся Громила.

– Кого?

– Директора, а кого еще. Я же тогда не знал, что он сидел за нами, – ухмыльнулся он.

– Вроде нет, – тоже оглянулся Димыч.

«Пш -пш –пш», – раздалось еле слышно поочередно пять открывшихся крышек.

– Давай дави их, – кричали мы, уже опустошив еще по одной бутылке пива, забыв обо всем.

– Эй, вы сегодня заткнетесь, а?

– Отвали, – одновременно мы все вместе, повернувшись, рявкнули на Ваныча, который, конечно, не ожидал и поперхнулся своим попкорном.

– Слушайте, нас, кстати, пригласили ребята после матча в клуб, – протараторил Громила.

– И ты все время молчал.

– А что, я. Я хотел потом после матча вам об этом сказать.

После удачной игры, в которой, как всегда, наша команда вновь выиграла, мы всей дружной гурьбой ввалились в один из клубов, который арендовали организаторы.

Все было хорошо, мы веселились до тех пор, пока в клубе не появилась Яна со своей свитой, состоящей из трех подруг и братьев Престских. Можно было и не задумываться, кто мог позвать ее. Но как ни странно, оказалось, что ее вообще никто не звал.

Конечно, ребята объяснили и пытались уговорить меня остаться. За что я им был очень благодарен и то, что они позвали меня. Но я не мог там находиться и вышел, накинув куртку из клуба.

* * *

Голова раскалывалась на утро следующего дня. Выйдя из комнаты и поняв, что мама вновь ни свет, ни заря убежала на работу, взглянув на часы, я зашел на кухню. На столе был накрыт завтрак, а рядом стоял стакан с водой и парой таблеток.

Да, подумал я про себя, и стало стыдно. Сорвав с холодильника записку, прилепленную магнитом, и развернув ее, прочел. «Надеюсь, вечером поговорим». Взяв яблоко, положив его в рюкзак и надев пуховик, вышел на улицу.

Туман, опустившийся еще вчера вечером и из-за которого я чуть не прошел мимо дома, превратился в густой смог.

Сильно похолодало, ледяная мгла обжигало лицо. Накинув капюшон, я направился в сторону остановки. В колледж впервые в жизни не хотелось идти, но ничего не поделаешь, идти нужно. Как обычно поздоровавшись со своей двоюродной сестренкой, столкнувшись в холле колледжа, я пошел на информатику.

К обеду туман осел. В компании Громилы и малого я направился в столовую.

– Еще два урока и…

– Опять сорвешься в свое издательство, – дожевывая бутерброд, пробубнил Громила.

– Да, а что мне еще остается, нужно же оплачивать обучение.

– Ну как, тебе вчера не влетело от матери?

– Нет, не помню, но ясно понял из-за сегодняшней записки, которую оставила мама, что разговор будет серьезным, – отложив ложку, выдохнул я. Есть совсем не хотелось, но все же я заставил себя выпить хотя бы стакан апельсинового сока.

– Да, я узнал, почему Яна вчера вечером появилась в клубе.

– Да и, – спросил Громила

– Это их клуб, и кто-то ей шепнул, что мы собираемся там, хотя ее никто и не приглашал, я спросил у ребят.

– Это уже не важно, Лех.

– Что, пошли на историю, я слышал, тот, кто заменяет Савровского – строгий, ребята из параллельных групп говорили, что он некоторых, кто плохо отвечал, оставлял после уроков.

– Да, обрадовал ты нас, Лех. Вот этого-то нам сейчас и не хватало перед очередным матчем.

Два последних урока тянулись так долго, что хотелось сбежать. В последние двадцать минут до звонка Сергей Иваныч задал мне вопрос, и я неверно на него ответил, за что получил целую кучу домашней работы, да еще, как нарочно, он оставил меня после занятий. Вот только этого мне сейчас и не хватало. Любые попытки убедить Сергея Иваныча перенести мое наказание на другой день были безуспешны. Он пришел недавно и заменял Виктора Савровского, который понимал меня и отпускал, а Сергей Иваныч не знал об этом и не хотел даже слушать. Так что мне пришлось сидеть и слушать урок вновь.

Позвонить и предупредить, что вновь опоздаю, я не мог. Иваныч попросил выключить и убрать мобильник, либо в противном случае он просто заберет его до конца урока. Он рассказывал то, что и на уроке, а в конце вновь задал тот же самый вопрос, на который я все же ответил со второй попытки, и он отпустил меня. Но обещал завтра спросить первым то, что задал домой.

– Ну, как ты? – окликнул Леха, дожидаясь меня, сидя на остановке.

– Паршиво, – выдохнул я, присев рядом.

– Да ладно, не бери ты голову, не ты один, подумаешь, – и, взглянув на меня, приподняв брови, замолк.

– Знаешь, Лех, все это так странно, как будто все это, м-м, как тебе объяснить.

– А ты попробуй, а я там разберусь

– Понимаешь, Лех, все это как-то взаимосвязано и никак не выходит у меня из головы: потеря сознания, полицейские.

– Кстати, а ты узнал, зачем полицейские к тебе приходили.

– Да помнишь о эсэмэсках, которые приходили одна за другой.

– Это когда ты лежал в медкабинете, да, помню, но как это все связано, – пожал плечами он, не поняв.

– Так вот, это эсэмэски о звонках из издательства, на следующий день я позвонил и узнал, что мистер Вроский.

– А это еще кто?

– Я был последний, кто был у него в доме, и полицейские приходили, чтобы выяснить у меня все в подробностях о том вечере.

– Не понятно одно, почему они ушли сразу, как пришли, нечего не спросив.

– Не знаю, и это все еще для меня загадка.

– А тот мужичек, Врос. Как его там?

– Вроский.

– Да, слушай, а ты что его, того? – округлил он глаза.

– Конечно нет, – ухмыльнулся я впервые за весь день, – он уже был как час мертв, а я как идиот полчаса кричал у него в доме, пытаясь позвать хозяев. Не догадываясь, что за стеной лежит покойник.

– Фу, – выдохнул он, внимательно слушая меня, – а то я уж подумал, что ты его, ну…

– Чего, «ну»?

– Ну, того…

– Я же сказал, что нет, – начал закипать я.

– Ладно, ладно, я просто пошутил.

– И.

– И тебя наконец-то уволили.

– Нет.

– Нет? – удивился он.

– Просто попросили съездить вновь туда и подписать кое-какие документы, так как его родственники отказались с ним работать.

– С ними, это с издательством?

– Да.

– Ясно. Ну что ж, теперь все вроде становится понятней, кроме одного.

«Да, – подумал я, – он еще про медальон не знает, может ему рассказать. О, нет, лучше не надо», – решил я, зная, как он меня осыплет сотнями вопросов, а после весь колледж об этом узнает.

– Ладно, Дэн, мне пора, у меня дома куча работ. И да, Дэн, может, ответишь, у тебя мобила разрывается.

– Я знаю.

– Тогда до завтра.

– Аха. Глядя на удаляющуюся фигуру Лехи, которая вскоре, став точкой, исчезла, достав неумолкающий мобильник, я посмотрел на дисплей, заранее зная, кто мог звонить.

Уже стемнело, но я все еще сидел на остановке, держа в руке мобильник, и не знал, что ответить, так как он трезвонил каждые пять минут, но вскоре замолк.

«Пи-пи-пи», – пищали часы. «Шесть, ладно, – подумал я, – завтра объясню боссу, надеюсь, поймет». С этими мыслями я, встав со скамейки, зашел в открытую дверь подъехавшей маршрутки.

Сидя на диване в окружении кучи книг, чтобы завтра подготовиться, я часто поглядывал на часы, не понимая, время два часа ночи, а мамы нет. Обычно она звонит, предупреждает, что задерживается. «Ладно», – подумал я, отложив книгу, взял с журнального столика мобильник и, подойдя к окну, позвонил. Гудки шли, но никто не отвечал, и я решил позвонить на рабочий. Вновь гудки. Наверное, заняты и, вернувшись к дивану, вновь начал читать.

По телеку шел какой-то фильм, но неожиданно прервался. «Экстренные новости», – объявил диктор. Я, оторвав взгляд от книги, посмотрел на экран. Все было в огне. Вначале я не понимал, где это случилось, но потом догадался по знакомому памятнику, а точнее по бюсту Пушкина, который стоял возле парадного входа.

Это горел детский дом, в котором работала мама. На душе стало не по себе и я, отложив книгу, накинув пуховик, выбежал на улицу. Я бежал что есть силы. Время было позднее, и маршрутки уже как час прекратили ездить. Я бежал, иногда останавливался, чтобы отдышаться, и вновь бежал. Детский дом, где работала мама, находился на другом конце города, и путь был неблизкий.

Вскоре все же добежал до детского дома. Передо мной открылась страшная картина. Все было черным, разрушенным и в пене. Вокруг толпились люди, полицейские и пожарные. Но кого бы я ни спрашивал, никто ничего не знал. Я только узнал, что трое погибли и несколько пострадавших. Нет, убеждал я себя, мамы не может быть среди них.

– Дэн, – услышал я позади себя голос тети Шуры, вахтерши.

– А где мама, – подошел я к ней и посмотрел в красные заплаканные глаза. – Ну, тетя Шура, – где мама?

– Я не знаю, я видела, как ее на носилках погрузили в скорую.

– А с ней все в порядке, – тетя Шур?

– Не знаю, сынок, – заплакала она и обняла меня.

– Нет, конечно, жива, что это я – нет, нет, это бред. Она же не может умереть. Правда, тетя Шура?

– Конечно, она сильная женщина. Она жива, я уверена, она просто надышалась гарью, – рыдала женщина.

– А в какую больницу ее увезли, тетя Шур?

– Не знаю, спроси вон у следователя, – указала она на молодого паренька в пальто, который что-то строчил на листке.

– Хорошо, – ответил я и направился к нему. – Простите, не подскажете, в какую больницу отвезли пострадавших.

– Простите, но кто вы, – поднял он глаза с листка и посмотрел на меня.

– Я Дэн, просто моя мама среди пострадавших.

– Ну это меняет дело, их отвезли в центральную клиническую.

Поблагодарив его, я уже развернулся и хотел поспешить, как остановился, оттого что он меня окликнул.

– Слушай, – но это на другом конце города, если хочешь, можешь подождать. Я через пару минут закончу и подвезу тебя, так как я тоже поеду в больничку, чтобы побеседовать.

Я, конечно, согласился, зная, что пешком я доберусь к утру.

Спустя пару минут, как он и обещал, мы доехали до больнички, и я, вновь поблагодарив его, выпрыгнул с уазика и поспешил к приемному покою.

– Добрый вечер, – окликнул я уткнувшуюся в журнал девушку.

– Скорее утро, молодой человек, – подняла она голову.

– Скажите, к вам сегодня привозили Ленскую Лину.

– Ленскую, Ленскую так, да вот, она поступила. Но, простите за бестактный вопрос, – подняла она голову, – но кто вы ей?

– Сын.

– Ясно, что ж вам лучше пройти к дежурному врачу. Вот туда, – указала она.

– Спасибо, – я шел, отгоняя плохие мысли подальше.

– Можно, – постучав, заглянул я в кабинет.

– Вы уже вошли, так что заходите, я вас слушаю, молодой человек, – вновь обратился он ко мне.

– Я хотел узнать о самочувствии Ленской Лины, которая поступила сегодня.

– А, эта одна из пострадавших во время пожара.

– Да.

– Вот выпейте, – дал он мне стакан с водой. – Она… что ж, не буду тянуть.

– Я не понимаю, так мне можно к ней?

– Она не выжила.

Эти слова эхом отозвались в моей голове, в груди сжалось, мне стало трудно дышать.

– Так, эй, молодой человек, – щелкал он пальцами возле моих глаз, все в порядке?

– Да, да. С этими словами я вышел из кабинета, а потом и на улицу.

Не чувствуя ни холода, ни ног, я добрел до дома. Опустившись на кресло, я чувствовал себя опустошенным, с огромной дырой в груди, что будет дальше, я просто не представлял. Я так и сидел, смотря в одну и ту же точку, до самого рассвета, пока не зазвонил телефон. Отвечать совсем не хотелось, но нужно, все же звонила бабушка.

– Да, – лишь ответил я.

А она, как всегда, обрушила, обвинив меня во всех смертях, и все время повторяла, что я – большая ошибка ее дочери, и если бы она тогда… Что она имела в виду, я не мог понять, так как она не говорила прямо, а ходила вдоль да около. Я слушал, не проронив ни слова, да и говорить с ней не о чем. Из всего, что она говорила, я понял, что через час она будет здесь. Сейчас в эту минуту мне было все равно, приедет она или нет. Я готов был к ее оскорблениям. Пустая квартира потихонечку наполнялась людьми. Сначала пришла тетя Маша, соседка следом, за ней еще одна, потом появилась вечно ворчащая бабушка.

Как и обещали, к обеду тело матери привезли из морга. Выделенных денег с маминой работы, которые принесла тетя Шура, хватило лишь на перевозку и оплату места на кладбище. Хорошо в остальном бабушка помогла, я ей был за это очень благодарен.

Наутро следующего дня мы уже стояли возле раскопанной могилы под сильным проливным дождем. Пришло не так много народу: пара соседок, бабушка, тетя Шура и еще пара человек с работы. Ни Димыч, ни Громила, и даже Леха не пришли.

Все произошло так быстро. Я пришел в себя из-за сильных порывов ветра, сорвавшего с меня дождевик, стоя на коленях на могиле матери. Вокруг не было ни души. Достав из кармана куртки небольшую свечку и установив ее возле небольшой фотки, где улыбалась мама, я попытался зажечь дрожащими руками фитиль. Но ничего не выходило, либо порывы ветра тушили спички, либо дождь.

Но я продолжал пытаться, и вскоре получилось. Кто-то подойдя и присев рядом, накрыл своими руками свечку, и я зажег ее.

– Спасибо, – прохрипел я и повернулся, чтобы посмотреть, кто это.

Но никого рядом не было. Просидев еще полчаса, я пообещал матери навещать ее каждый день после занятий. Проведя по фотке ладонью, чтобы вытереть капли дождя, я, встав, направился к выходу из кладбища.

Я блуждал долго и не помню, как забрел в небольшую кофейню, где почти никого не было. Сидя в самом дальнем углу, я все еще не мог поверить в то, что матери больше нет. Виня себя в том, что она из-за меня оставалась на работе вечерами, чтобы помочь оплачивать учебу в колледже.

Из всего, что больше всего осело в моей памяти во время похорон матери, это то, как шел сильный дождь, то, как я стоял на коленях, вокруг уже никого не было, так как сильный дождь и холодный ветер разогнал всех. И я пытался на могиле матери зажечь фитиль на небольшой свечке, которую принес собой. Но никак не мог.

Но вскоре мне удалось. Кто-то, наверное, увидел, что я мучаюсь, сжалился и, присев рядом, накрыл свечку своими ладонями. Только я поднял голову, чтобы поблагодарить, удивился, рядом никого не было. Кто это мог быть, я не знал, но обещал себе, что если когда-нибудь ее встречу, то обязательно поблагодарю. Я знал одно – это была девушка, так как нежный аромат ее духов с запахом полевых цветов все еще обитал вокруг.

Заказав уже пятую чашку горячего кофе, так как все еще не мог согреться, я пытался зацепиться за любую нитку, чтобы понять причину тех событий, которые произошли в моей семье. Несчастный случай с отцом, который произошел год назад в шахте. Теперь смерть матери, которая задохнулась при пожаре, который произошел непонятно по какой причине. Конечно, ей удалось спасти детей, но самой спастись не удалось.

Глава четвертая

До боли знакомый силуэт

Было уже темно. Время на часах было 00:00, когда я вышел из закрывавшегося кафе, в котором просидел почти пять часов. Я шел, но куда, сам не знал. Домой уже не хотелось, да и меня там уже никто и не ждал, кроме ворчащей бабушки. Перед глазами мелькали отрывки из воспоминаний, где нас было трое, и мы весело проводили время, каждый раз на выходные выбираясь из города и устраивая пикник.

Сжимая в руке семейное фото, я все продолжал идти, пока ноги не привели меня к той небольшой поляне за городом, где мы отдыхали от городской суеты. Пройдя ее, я дошел до густо разросшейся дикой вишни, которая росла у самого края оврага, из глубины которого доносилось журчанье небольшой быстро текущей речушки. Я знал, что здесь мне станет лучше, и боль утраты здесь ослабнет.

После смерти отца я приходил сюда, именно здесь мне становилось легче. Стоя у самого оврага и слушая журчанье, я иногда в его журчанье слышал голоса родителей. Будто они отошли или спустились вниз, чтобы набрать воду в канистру, для того чтобы потушить небольшой костер. Неожиданно все вокруг затихло, будто кто-то выключил звук. Не дуновение ветерка, не журчание ручейка, а лишь вновь знакомый удушливый запах обитал вокруг.

Значит – я сразу понял, в чем дело. Он здесь. Обернувшись, я вновь увидел его стоящим недалеко от меня. Как всегда облаченного в потрепанные джинсы и превратившуюся в лохмотья олимпийку.

– Ну же, – прохрипел я, с трудом вдохнув этот мертвый и с каждым вдохом пронизывающий до боли леденящий воздух.

– Ну же, что замер? – я понимал, что если он здесь, значит пришла моя очередь, ведь больше никого из родных не осталось. Значит, он пришел за мной, забыв о бабушке, и вот мы, как в моих снах, стоим рядом. Но я не прошу помощи, а жду того момента, когда он наконец-то заберет мою душу. Это было все, что я сейчас желал. Закрыв глаза, я приготовился, нужно немного потерпеть, и я вновь увижу своих родителей.