Сновидящий и Снотворящий

Она подошла ближе и снова заговорила:

– Скоро женщины вернутся. Они приведут с собой троих твоих друзей с их престарелым отцом. Они увидят тебя и возрадуются, но и меня они тотчас же узнают. По нынешним законам нашей страны я должна унаследовать престол. Поэтому тебе следует убить меня или жениться на мне.

Поражённый, я смотрел в её спокойные, неподвижные глаза. Ещё вчера меня вышвырнули из родной деревни, а теперь я должен был обрести жену из древнего царского рода.

Меня охватила спокойная уверенность: рассвет не наступит, пока я не возьму эту женщину в жёны. А ведь я даже не знаю её имени.

Тогда, после недолгих колебаний, я попросил её быть моей женой. Она опустилась на колени, сложила руки в молитве и поцеловала носок моей правой туфли. Потом она поднялась, взяла меня за руку и отвела в спальню младшей сестры. Но прежде чем мы легли на брачное ложе, я спросил:

– Как тебя зовут?

– Если ты узнаешь моё имя, то тотчас же предскажешь будущее нашего союза. Этого я не хочу и всеми силами постараюсь не допустить. Едва ли имена людей имеют большое значение, от них только тревоги и подозрения. Не лучше ли обращаться друг к другу словами любви?

Этой ласковой отговоркой она усыпила моё сознание, и мы опустились на мягкие простыни и подушки.

На рассвете я вышел на балкон. Город внизу был пуст, как и вчера. Женщины ещё не вернулись. В груди стало тесно, будто меня обманули. Сердцевина моего существа тяготилась, хотелось глубоко вздохнуть. Но сколько ни хватай ртом воздух, не прогонишь скользкую тревогу. На балкон скоро вышла жена. Она положила мне голову на плечо и сказала:

– Скоро у нас будет младенец. Нам нужно молиться о его благополучном рождении. Я уже не так молода, чтобы выносить здорового отпрыска, но всё же счастливая возможность остаётся. Принеси воды из фонтана для омовения.

Я спустился к фонтану и наполнил пару глиняных кувшинов. Возвращаясь, я проходил мимо одной комнаты. В створе дверей лежал какой-то свиток, чего я вчера не мог заметить из-за темноты.

Поставив кувшины на мраморный прохладный пол, я подобрал свиток и вошёл в комнату. Лучи утреннего солнца ещё не проникли в окна, которые смотрели на запад. Я запалил жаровню и рассмотрел свиток при свете огня. На древнем пергаменте были начертаны женские имена. Просмотрев его, я окинул взглядом комнату. Только при свете жаровни я заметил, что вся комната была забита свитками сверху донизу. Схватив первый попавшийся, я обнаружил в нём имена. Развернув другой – тоже. Просмотрев третий, я не увидел ничего, кроме имён. Никогда я таких имён не слышал, но каждое, без сомнения, было женским.

Издалека донёсся женский крик. Возможно, вернулись наконец-то женщины с троими моими друзьями и их престарелым отцом? Я схватил кувшины, побежал к жене…

Она лежала на взъерошенном супружеском ложе и мучилась схватками. Её чрево готовилось исторгнуть нашего ребёнка на свет. Я омыл её лоно и помолился. Едва солнце спряталось за горизонтом, дворец наполнился криками младенца. Пока жена отдыхала, забывшись крепким счастливым сном, я придумывал имя нашей дочери. Ночь текла, светили далёкие звёзды, но ни одно имя так и не пришло мне на ум. Тогда я взял девочку на руки и отправился в комнату со свитками.

До самого утра я баюкал дочку и листал свитки. Едва я переставал шуршать бумагами, как дочь просыпалась и начинала кричать. Тогда я с удвоенной силой принимался перебирать древние списки женских имён.

Имена плясали у меня перед глазами. И хотя я вымотался и почти ослеп от тусклых чернил и скупого света жаровни, дочь не давала передохнуть: плакала, стоило мне остановиться. Наконец к рассвету я закончил поиски. В одном дряхлом полуистлевшем свитке я увидел имя, подчёркнутое синими чернилами – Дария. Тогда я подхватил дочь на руки и бросился к жене с радостным криком:

– Придумал нашей дочери имя! Проснись, послушай, как красиво…Я нараспев называл дочку только что найденным именем, и девочка улыбалась мне и хватала меня за бороду, губы и нос. Жена взяла у меня дочь и вложила ей в рот сосок правой груди. Присев на край кровати, она кормила дочь и ласково говорила:

– Пусть будет Дария… Пусть будет… Пусть…

Пока девочка насыщалась сладким материнским молоком, я отлучился в комнату со свитками. Солнце клонилось к горизонту и заливало лимонным светом разбросанные на полу туго свёрнутые трубки пергамента. Женские имена тонули в закате, пока солнце совсем не скрылось за горизонтом. Я решил вернуться и проведать жену и дочь, но галерея осталась неосвещённой: никто не зажёг жаровни перед закатом. И пусть во дворце не могло быть никого, кроме жены, дочери и меня самого, идти назад я искренне боялся. Боялся услышать чей-то смех в темноте. Но мне недолго пришлось оставаться в одиночестве. Скоро я услышал лёгкий топот по мраморному полу галереи. Шаги всё приближались, потом стали оглушительно громкими, и в комнату ворвалась девочка:

– Вот ты где! А мы тебя потеряли. Чего же ты не идёшь спать? Мама тебя заждалась.

И она прильнула щекой к моему сердцу. Её оливковая кожа и чёрные кудрявые волосы масляно мерцали в свете нескольких свечей. Я опустился на колени и ласково заключил её лицо в ладони:

– Что же ты бегаешь так поздно? Одна, в темноте.

– Я не одна.

– С тобой пришла мама?

– Мама уже в постели, ждёт тебя.

– Дария, так одна ли ты пришла?

– Конечно одна, отец! Кто же кроме нас тут ещё может быть?

И она потянула меня за руку – в темноту галереи. Когда мы вошли в покои, за окном занимался новый день. Жена приподнялась на постели и спросила:

– А где Дария?

Только что прыгала вокруг меня и резвилась, а теперь я не знаю, что и сказать жене. Слова сами выпорхнули из уст:

– Она играет у фонтана.

Жена поднялась с постели и накинула тунику:

– Пойду, спущусь к ней.

Из окна я мог наблюдать всё великолепие сада: деревья, беседки, причудливые клумбы цветов, бьющий голубыми струями фонтан. Но дочери нигде не было. Тогда я сложил ладони лодочкой и стал кричать:

– Дария! Да-ри-я!

Из сада раздался голос жены:

– Что, любовь моя?

Долго я не мог сойти с места, но потом ринулся к окну, чтобы взглянуть в глаза жене. Сад пустовал, только листья на деревьях едва шевелились от ветра. Я носился по дворцу до самого вечера, но жену так и не нашёл. Она, обнажив ненароком правду, скрывалась и ни единым звуком не давала о себе знать. В который раз спустилась ночь. От пережитого потрясения не удавалось заснуть. Узнав имена возлюбленных, я могу провидеть судьбу их союза.

Трудно выстоять против назойливых образов. Что может помешать любимым? Их тонкие узы разрушаются под напором каких угодно событий, но лишь малое соединяет двоих навеки. А предсказание уже рвётся наружу, льётся через край моего сознания: Дария встала ночью с постели и спустилась во двор. Её кто-то поджидал в саду. Фонтан заглушил их голоса – я расслышал только чей-то сухой, трескучий смех.

Через три дня жена исчезла.

Я поднял войска, сначала тайно, чтобы ни одна живая душа не узнала о моём позоре, но скоро каждый житель страны в подробностях знал об этом. Изощрённые слухи каждый день обрастали всё новыми подробностями. Тайные гонцы приносили противоречивые сведения о моей пропавшей жене.

Ночью я не выдержал одиночества и спустился к фонтану. За соседним деревом кто-то сухо и мерзко засмеялся. Я затих, не дышал, чтобы расслышать этот смех, но так ничего и не разобрал в ночном благозвучии сада. Только я собрался подняться к себе, как увидел улыбку в чёрном ночном воздухе. Выхватив кинжал, я бросился на незнакомца и зарезал его. Умирая у меня на руках, чужак сказал:

– Будешь меня вспоминать, когда жена вернётся.

Странно, но жена и вправду вернулась – так же внезапно, как и исчезла. На рассвете она вошла в покои, разделась и легла рядом со мной. Прежде чем расспросить её, я схватил жену и вторгся в её горячий створ силой, закончив быстро и бессловесно. Потом стал кричать, что чуть не лишился разума, пока искал её. Дария не проронила ни слова. Сколько я её ни расспрашивал. Она не раскрыла рта и на следующий день, и через месяц, и даже спустя год. Каждый раз, когда я желал от неё хотя бы слова, умолял её хотя бы кивнуть или покачать головой, в эти мгновения перед моими глазами возникала улыбка в темноте, где-то неподалёку звучал сухой, хрустящий смех. Голос умирающего человека говорил:

– Будешь меня вспоминать, когда жена вернётся.

Видение иссякло, в комнату вошла Дария. Я кинулся ей навстречу, но она отстранила меня:

– Смотри на горизонт. Они вернулись.

Я выбежал на балкон и уверился в словах жены. В город вошла ликующая толпа женщин. Когда толпа оказалась у ворот дворца, я различил троих мужчин впереди. Это были сыновья виноградаря, который приютил меня несколько лет назад. Самого же виноградаря не было видно.

Люди вошли и остановились под балконом. Один из мужчин выступил вперёд и заговорил:

– Всемогущий повелитель! Мы пришли с вестями о счастье, но и горя нам не удалось миновать. Погиб наш отец.

Мужчина опустил голову и отступил в сторону. Из-за его широкой спины явились двое мужчин, чуть менее рослых и мускулистых. Они несли деревянный гроб, усыпанный песком и благовониями. Опустив его на землю, трое сыновей упали на колени и забылись в неистовой молитве. Их примеру последовали женщины. Дочитав последний стих предсмертного напутствия, толпа смолкла. Старший из братьев поднялся с земли и откинул крышку гроба.

Внутри не оказалось ничего, кроме кучи серого праха. Под его толщей что-то зашевелилось, поднялись клубы пыли, раздался тонкий и прерывистый писк. Из серого облака пыли и праха, окутавшего гроб, вырвалась маленькая птица. Она пронзительно щебетала, кружила над ликующей толпой и позже затерялась в саду.

Я бросился следом, ходил среди деревьев, искал эту птицу, пока не стемнело. В саду у фонтана стояли трое мужчин в чёрных туниках – сыновья виноградаря. Увидев, что я приближаюсь, они упали на тёплую брусчатку и заговорили:

– Повелитель, прими троих своих подданных и распоряжайся.

Я разрешил троим визирям встать и расспросил их:

– Вы слышали в стенах дворца чей-нибудь смех?

На что они ответили:

– Нет, повелитель. Всё тихо, ни звука.

Тогда я не стал таить свою тревогу:

– Мне было видение, что скоро моя жена исчезнет. Потом в саду появится чужеземец, он будет прятаться среди деревьев. В гневе я заколю его здесь же, под кронами апельсиновых деревьев. Вскоре после этого моя жена вернётся. Но никогда не скажет, где она была и почему уходила. Теперь вы знаете мою тайну, прошу вас свято хранить её. Но также прошу об одной весьма важной услуге: не спускайте глаз с мраморных комнат и сада, напрягите слух и ловите каждый неверный шорох, слушайте смех окружающих вас людей. И главное: может случиться, что я первым замечу чужеземца. Не дайте мне убить его. Схватите и держите меня каменной хваткой, но не позволяйте даже прикоснуться к нему!

Визири поклонились и ушли.

Ночью я проснулся от смеха, но чувства меня обманули – это был шорох одежд жены. Она уходила, набросив капюшон на усыпанную чёрными маслянистыми кудрями голову. Я бросился догонять её, но она затерялась в мраморных галереях дворца. Я втайне обрадовался: предначертанное разворачивалось точно по моему предсказанию. С первыми лучами солнца пришли трое моих верных визирей. Старший заговорил:

– Повелитель, я видел всё из окна своей спальни и тотчас же отправил следом соглядатаев…

Я прервал:

– Оставь! Верни людей во дворец. Пусть моя супруга идёт свободно. Мы будем ждать чужеземца.

Второй вскричал:

– Повелитель! Я слушал всю ночь и дважды различил странный сухой и прерывистый смех. Мои люди обыскали весь дворец, но никого не нашли…

Я перебил:

– Больше никакого бдения во дворце! Следите и слушайте среди густых крон апельсиновых деревьев, у фонтана, в саду.

Третий прошептал:

– Повелитель, каких-то полчаса назад я видел, как чужак в чёрной накидке и с капюшоном на голове проник в твои владения. Мои люди бросились на его поиски, но так и не поймали. Простите мне мою оплошность, впредь…

Но я не дал договорить младшему визирю. Вместо ответа я расцеловал всех троих и закричал:

– Держите меня, не сводите с меня глаз! Скоро он появится, а вы схватите меня и свяжете. Скоро он появится, и вы закуёте его в цепи и приведёте ко мне в покои.

Так и случилось: верные визири уберегли чужеземца от моего острого кинжала. По моему приказу трое визирей в чёрных туниках связали меня, заковали пришельца в кандалы и усадили нас в мраморной комнате. Мы долго рассматривали друг друга, и улыбки не сходили с наших лиц. Когда мы несколько успокоились и наши умы обрели былую остроту и ясность, я заговорил с незнакомцем. На мои вопросы он отвечал безразличным взглядом или дурной ухмылкой. Тогда, чтобы заставить его говорить, я угрожал ему жестокими пытками и смертью. Пока я, сорвавшись на крик, швырял последнюю брань в лицо чужеземца, вошли трое визирей в чёрных одеждах:

– В государстве голод, повелитель. Женщины отдают последние куски хлеба детям.

– Наш могущественный сосед собирает войска у северных границ, повелитель. В гарнизонах пусто, у нас некого послать на защиту городов, кроме женщин.

– Пропала твоя дочь, повелитель. Мы ищем её уже третьи сутки, но никто её не видел.

В ответ на мрачные вести от моих верных визирей я рассыпал ещё более чудовищные проклятия, чем пришлось выслушать чужеземцу. Но успокоившись, я решил:

– У вашего почтенного отца остался плодородный виноградник и богатые погреба. Раздайте ягоды и вино женщинам. Когда они насытятся и накормят детей, снарядите их в поход к северным границам. Когда будете снаряжать женщин, смотрите во все глаза – среди доброволиц, вероятно, и спрячется моя дочь.

Отпустив визирей, я обратился к чужеземцу:

– Как только все мои приказания будут исполнены и визири вернутся во дворец, я прикажу посадить тебя в фонтан и привязать так, чтобы ты всё время находился по горло в воде. Тебе ни в чём не будет отказано, но фонтана ты не покинешь, пока не расскажешь, куда ушла моя жена.

Чужеземец заговорил впервые:

– Не откладывай пытку – посади меня в фонтан сейчас же.

От такой наглости я рассвирепел окончательно. Связанный по рукам и ногам, я бился в опустошительном припадке бешенства, пока рассудок мой не помутнел. Очнулся я в покоях, передо мной стояли трое моих визирей:

– Мы сделали всё, как ты сказал, повелитель. Женщины накормлены и уже выдвинулись на север. А твоя дочь ожидает тебя в соседней комнате.

Всё как сказали верные визири: моя дочь расположилась в одной из мраморных комнат. Тут же сидел связанный чужеземец. Прежде чем войти, я притаился у двери и слушал:

– Так это ты настоящий правитель? Но я с рождения думала, что повелитель – мой отец!

– У меня было две сестры: старшая – Дария, твоя мать, и младшая – Абая. Младшая заточила старшую, оклеветав её доброе имя, отравила нашего отца, который был повелителем, и заняла его место. Наверное, ты об этом знаешь.

– А что стало с тобой? Куда ты пропал?

– Меня бросили в тюрьму, как и многих других мужчин. Но мне удалось сбежать в соседнюю страну. Сейчас их царь идёт войной на нас с севера.

– Но почему мама о тебе ничего не рассказывала?

– Если бы она хоть слово обо мне промолвила, твой отец отыскал бы меня и убил, ведь я прямой наследник престола. Но мне уже ничего не нужно, милая Дария, я только хочу спуститься в апельсиновый сад и подышать вечерним воздухом. Потом я навсегда уйду, а ты пойдёшь к отцу и скажешь, что на вас идут воины с севера. Эти сведения будут очень полезны его ослабшей стране.

Дочь освободила чужеземца и повела его в сад. Они взялись за руки и медленно шли по галерее, ведущей во внутренний двор, к апельсиновым деревьям. Я бросился туда же, но тайным путём: спустился через окно по лестнице. С собой прихватил острый клинок. Во мне кипела тяжёлая, ядовитая злоба к этому человеку, я хотел проткнуть его ножом столько раз, сколько он позволил себе прикоснуться к моей дочери…

Украдкой спустившись в сад, я никого не застал. Густые кроны деревьев скрывали меня как нельзя лучше от посторонних глаз – я затаился, чтобы ударить резко и наверняка. Моё напряжённое внимание привлёк этот мерзкий, сухой смех: хохотал чужеземец. Он притаился в зарослях неподалёку, его губы встретились с губами моей дочери. Я заревел:

– Дария!

Дочь вскинула голову, взглянула на меня испуганными глазами, но я вмиг оказался в их любовном укрытии. Мой клинок плотно засел в мягком животе чужеземца. Захлёбываясь кровью, он проговорил:

– Будешь меня вспоминать, когда жена вернётся.

Мне почудилось, что кто-то идёт по одной из садовых тропинок. Этот человек приближается со странным звоном, печальный металлический лязг вторит каждому его шагу. Изумрудные сумерки наполнились знакомым голосом:

– Ты звал меня, повелитель? Я слышала, ты выкрикнул моё имя. Мы пришли с победой. Почти все женщины погибли, но мы отстояли нашу землю.

Жена упала ко мне в объятия – я едва смог удержать её. Так тяжелы были её доспехи. Я целовал состарившиеся губы Дарии, в её наполненных слезами глазах я видел страдание и непререкаемую тоску. Я спросил её:

– У тебя есть брат?

Она устало улыбнулась:

– У меня были только сёстры, любовь моя. Одна заточила меня в тюрьму много лет назад. С другими я рука об руку билась за родную землю.

Неподалёку радостно хохотала наша дочь и кричала:

– Скоро у меня будет сын! У меня родится первый в нашей стране мальчик!

Обессиленные, мы двинулись в мраморные комнаты. В покоях нас ожидали свечи и трое мертвецов в чёрных одеяниях. Над ними кружила маленькая птица. Она громко и пронзительно щебетала, била крыльями о тугой, напоённый благовониями воздух, колыхала тонкие язычки пламени траурных свечей. Вошла дочь, и птица устремилась к ней. Она села дочери на ладони и растворилась в её заливистом смехе. В моей руке костенела рука жены, иссыхала, рассыпалась в серую невесомую пыль. И сам я, будто лёгкие подвижные песчинки, лечу сквозь открытое окно в прохладные сумерки, собираюсь в едва различимое облако над раскидистым садом и кружу, словно маленькая птица, над троими мертвецами в мраморных комнатах. Кружу, поднимаясь всё выше – в темноту и мелкую звёздную россыпь.

Сновидящий и Снотворящий

Оглушённый криком из глубины сновидения, Архитектор открывает глаза. Огублённый звук поспевающего чайника раздаётся из кухни. Его Архитектор и принял за крик. Уснул за чтением почты.

Архитектор садится за стол просторной кухни. Его ждёт вялое припоминание сновидений на листе бумаги. Психотерапевт рекомендует записывать сновидения шариковой ручкой в специальном дневнике:

23.05.XXXX

Раскопки в самом центре города. Коммунальные службы ремонтировали водопроводные трубы. В траншее показался кусок фюзеляжа самолёта. Белый металл блестел на солнце. Люди кричали.

Архитектор направляется к новому месту строительства, и в его памяти всплывает ещё одна подробность:

Потом кто-то собирал жемчуг у меня под ногами. Я всё время извинялся, так было неловко.

Конец сновидения.

* * *

– Видели, как изогнулся?

Голый Великан посреди пустыря тянул толстый канат из тёмной расщелины в земле.

– Что он хочет вытащить?

Толпа зевак вокруг гиганта всё прибывала. Многие подбегали к яме, светили фонариками в зиявшее отверстие, но ничего разобрать не могли. Какой-то человек оступился и сорвался вниз. Больше его никто не видел.

Люди околачивались у ног Великана. Кидали в Него камнями, делали публикации с Его фотографиями, но близко не подходили. Репортёры отправляли к Нему дроны и по видеосвязи задавали вопросы:

– что вы хотите вытянуть наружу?

– вы гнёте какой-то перформанс?

– не стесняетесь своей наготы?

Великан молчал и тащил. Канат еле заметно подвигался.

Появившийся Великан привлекал толпы туристов. Люди пытались взобраться на Него. Кто-то сорвался с Его плеча и разбился. Некто отделался травмами и ушибами.

Великаном заинтересовались власти. Мэр города распорядился построить вокруг Великана изолятор, потому что перед законом равны все, в том числе и великаны. Смерть по неосторожности, её умышленное причинение, превышение мер самозащиты – такие слова выкрикивались и достигали ушей Великана. Он молчал и продолжал работать.

Между собой люди называли изолятор «Великаново Тяжбище». К этой работе привлекли известного Архитектора. Ему предстояло разработать проект тюремного комплекса.

* * *

27.05.XXXX

Губы, испещрённые мелкими записями. Они приближаются, надписей всё больше, но губы не раскрываются.

Великана нужно окружить помещением с окнами у самого потолка. Антропометристы прислали рост Великана, размах Его рук и ног. Что делать с санитарными системами? Великан не пользуется ни водой, ни туалетом. Его молчание снимает вопросы звукоизоляции. Предусмотреть галереи для экскурсий. Пищеблок – не для Него, а для посетителей и сотрудников. Административный корпус отнести ближе к КПП. Ворота и забор высотой порядка пятнадцати метров.

Работа Великана может сыграть с нами злую шутку. Он что-то тянет наружу. Настаивать на увеличении камеры. Некий предмет под землёй (ведь тащит же Он нечто наружу) может помешать монтажу инженерных систем.

Новые рабочие места. Самый странный проект в моей жизни. Сегодня буду там.

Всплывающие воспоминания:

…Прежде чем ужас охватил меня, губы зашевелились.

Конец сновидения.

* * *

МЫ ЗАСТАВИМ ЕГО ГОВОРИТЬ

Уникальный тюремный комплекс будет возведён в пяти километрах от города. Единственным заключённым этой тюрьмы станет неизвестно откуда появившийся великан. Он возник посреди пустыря и тянет что-то из-под земли. На вопросы представителей СМИ великан отвечает равнодушным молчанием. Специальный корреспондент «Городских известий» поговорил с известным в городе антропологом Сергеем Н.:

– Науке неизвестен данный вид человека. Если великана можно вообще отнести к Homo sapiens. Его внешний облик вполне соответствует человеческому, но анатомию его тела мы, по понятным причинам, не можем исследовать. На этот вопрос частично можно будет пролить свет только после постройки специальной тюрьмы.

– Вы возлагаете на этот проект большие надежды?

– Мы относимся к нему с осторожным оптимизмом.

Слово ‘Silentium!’[1] стало татуировкой на плечах юных адептов. У великана появился свой фан-клуб. Эти люди требуют от властей соблюдения прав и свобод личности в рамках правового государства. Активисты настаивают на открытом судебном разбирательстве и уже подали иск в ЕСПЧ. Два дня назад правозащитники попытались помешать возведению тюремного комплекса. Они заблокировали дорогу к «Великанову Тяжбищу» и требовали остановить строительство. Отряды полиции, в соответствии с Конвенцией о сохранении целостности государства, разогнали протестующих. Работы по возведению комплекса идут в штатном режиме.

Пытки в колониях любых режимов содержания уголовно наказуемы. Эта юридическая норма касается всех граждан почти каждого государства планеты. Исключение составляет великан. Его юридический статус определить так же трудно, как и очертить круг прав и свобод придорожной растительности. Об этом заявил доктор медицинских наук, профессор Института цифровой антропологии и биоинформатики Алексей П.:

– Построили камеру для содержания заключённого? Постройте и камеру пыток! Великана нужно заставить говорить, иначе зачем он дан человечеству? Это уникальная возможность узнать больше об окружающем нас мире. Пытка – это приглашение к беседе. Так пригласите же его!

Алексей П. вместе со студентами и коллегами собирает подписи в поддержку постройки камеры пыток в рамках проекта тюремного комплекса. Он также предложил свои услуги в качестве маэстро:

– Это забытое ныне искусство, которому в древности обучались специально. Сейчас пытки – это дилетантство вперемешку с уголовщиной и жаждой наживы. Это способ выживания в определённом социуме. Я же говорю о совершенно ином подходе. Трезво и без перехода на личности я добьюсь [здесь он попросил заменить в тексте слово «добьюсь» на «достигну». – Примеч. ред.] результата в самых изящных формах.

Покушения на великана неоднократно совершались неустановленной группой лиц. Люди в масках уже в пятый раз были замечены на территории строительства тюремного комплекса «Великаново Тяжбище». В распоряжении редакции имеется запись с камеры наблюдения. Люди в балаклавах расстреливали великана из автоматов, обливали бензином, били кнутами. Каждое нападение было остановлено полицейскими отрядами. Специальный корреспондент «Городских известий» побывал на одной из таких акций и задал несколько вопросов руководителю активистов, пытающихся убить великана: