скачать книгу бесплатно
Золотые купола (сборник)
Иль Дар
Наверно, редкий человек сегодня не замечает, как меркнут в нашей жизни простые общечеловеческие ценности – дружба, участие, благородство, уважение, и как расцветают – малодушие, тщеславие, стяжательство, подлость, обман.
Как так случилось, что за каких-то два десятилетия мир внутри нас так изменился?
Эта книга ориентирована на читателей разного возраста и предназначена для семейного чтения.
Иль Дар
Золотые купола
Вдовий дом
Шахтёрский посёлок… Двухэтажный, бревенчатый дом на два подъезда… Он был до того старый, что уже по документам нигде и не числился вовсе, а значился уже снесённым. И, тем не менее, в нём всё ещё живут люди. До них нет никому дела. И соответствующие организации, согласно документам, дома в упор не видели.
Фундамент под ним искрошился. Верхние брёвна ещё как-то крепились, но, ткнув шилом в нижние, легко загоняешь его по самую рукоять. Сгнили. Иное бревно по стене уж довольно сильно выпирало в сторону. Окна потеряли симметрию. Дом просаживался каждый год, и обитателям его приходилось каждым летом мазать щели и подрубать перекосы после усадки, после чего удовлетворяться вновь ладно входящими в косяки дверьми. Дом стонал. Живущие в нём нередко слышали, как вдруг где-то в стенах что-то скрипело и потрескивало, словно старый человек ворочался в неудобстве – кряхтел, кряхтел, устроился поудобней и притих в сладкой истоме.
В былые времена он был построен совсем не в поселке – дом стоял в другом месте, неподалёку от шахты. Удобства! Вышел за порог, прошёл сто метров, и ты на работе. Потом место, где он стоял, попало в зону обрушения. Раскатали по брёвнышкам и перенесли в посёлок рядом, что в двух километрах от шахты. Теперь тут стоит. Дожидается, когда его черёд подойдёт век свой заканчивать. Давно уже его время прошло. Да и, опять же, как уже сказано, никому не было до него дела.
Перед домом скамья. Две пожилые женщины, пенсионерки – Лиза и Вера. Разговаривают:
– Ноги уж совсем щёй-то покоя не дают, – жаловалась Лиза, – денно и нощно ноють, ломють, будь они не ладны. Как погода на смену, так оно совсем того… хоть волком завой.
– Танька Ползункова так же маялась со своими ногами, из дома уж не выходила, сейчас вон и в магазин ходит, – Вера махнула рукой за спину на гору. – Поднимись-ка потом до дома… Неблизко живёт, аж на самом верху… Ничего… Ходит.
– Ак это щё, щем мазала она нет-ли?
– Сабельник, говорит, пьёт, – отрицательно качала головой Вера. – Настаивает на чём-то… Говорила… Я позабыла – на чём… – Она помолчала, и добавила: – Ещё массаж каждый день сама себе делает.
Вера говорила с растяжкой, замолкала и продолжала. Казалось, что её мысли были заняты совсем другим.
В этот момент из подъезда вышла их соседка – грузная, высокая баба, подвязанная цветным платком. По обыкновению, она всегда ходила в галошах и трико. Колени на трико были вытянуты. Серая роба тесно сидела на ней, растягиваясь на пуговицах в грудях. В одной руке её было ведро. Грузно шагая, соседка шла мимо. Она считалась старшей посёлка, но в посёлке таковой её никто не считал, кроме, пожалуй, только её самой. То была крикливая, взбалмошная баба, сующая свой нос везде, где только можно было. Она сначала остановилась напротив соседок, затем повернулась всем телом к ним и только после этого заговорила:
– Вчерась вон, твой внук за моим сараем… – тут она вдруг замолчала и неожиданно начала с другого: – Слышу, чтой-то чиркает за сараем, выхожу, глядь – спичками чиркает, паршивец этакий, прикуривает. Ну, я ему и показала, как курить. Мал ещё, соску-то сосать. Взяла палку и погнала его, – махала она кулаком. – Пожжет же сараи! У меня ж скотина там. Ты, Вера, коль приваживаешь их, так уж будь, милая моя, посматривай за ними, – с недовольством в приказном тоне говорила она.
Вера брезгливо пожала плечами и тоном на тон отвечала:
– Ты, Наталья, за своим сыном лучше посматривай. Не ровен час, скорее твой нас сожжет, чем мой. Твой вечно пьяный да с сигаретой, диван вон у него уже горел. Тушили…
И указкой тут не ходи, без тебя разберёмся. Не твоё это дело, – бросила она оскорблено.
Лиза помалкивала.
– Как это не моё! – возмутилась она, делая шаг вперёд. – Очень даже моё. Меня старшей посёлка выбрали. И если что не так…
Когда старшего посёлком выбирали – никто не захотел им быть. Кому это нужно – суетиться, что-то делать. Ей это общественное поручение тогда с облегчением спихнули. А она-то рада-радёшенька – при должности, начальствовать доверили!
– Иди давай, Наталья, – перебила она её, – слушать тебя смешно: старшая посёлка… если что не так… да кто тебя слушает! Толк-то от тебя какой? Крик один…
Старшая посёлка захлебнулась возмущением.
– Куда иди, куда иди?! – не унималась она. – Вот ты послушай меня! – навязывалась она.
– Иди давай, коровам хвосты крути. Ими командуй! – отмахнулась Вера. – Даже говорить с тобой не хочу.
И, не желая дальше вести разговор, отвернулась.
Старшая посёлком ещё несколько минут пыталась разговорить Веру, но её никто не слушал. Вера нарочито разговаривала с Лизой и не обращала на неё внимания. Будто её рядом и вовсе не было. Это ещё больше раздражало крикливую поселковую главу. Через какое-то время ей это надоело. Недовольно размахивая свободной рукой, она пошагала к сараям.
– Вот же баба, – уже в спину уходящей скандалистке взорвалась Вера, когда её уже не было слышно, – ни стыда, ни совести. Сколько лет знаю её, ни разу без претензий мимо не ходила. Хоть бы раз у кого здоровьем поинтересовалась.
– Ваську своего в гроб загнала, – вставила Лиза.
– У-у-у! – протянула Вера. – Жил, она из него из живого тянула – дай Бог. Васька бедный покоя не знал. Худющай-то был, сухостойный… довела! В могиле только, наверное, с облегчением вздохнул.
– Ага-ага, – энергично кивала бабка Лиза, – сверлила его денно и нощно.
Они помолчали.
– Гляди-ко, от ведь, и Вадима Роза на днях схоронила, – в сердцах вздыхала Лиза.
– Вот же мужик был! Без работы не мог, всю пенсию работал, плотничал, – с уважением отмечала Вера. – Вон, какую детскую площадку сделал и беседку.
– Пока силы были, всё щёй-то мастерил, – согласно кивала Лиза, – от ведь – рак-то, ак косой скосил. Три месяца тому назад ещё ходил.
– Жизнь не бесконечна. Все там будем, – отвечала Вера. – Он же был шахтёр. Их Бог рано подбирает. Сколь лет под землёй… Семьдесят ему было, – она качала головой, с чем-то своим соглашаясь. – Оно ж немало… Мой вон Николай – тоже в шахте… Моложе был. Раньше ушёл.
– Ак, смотри-ка, никого уж из отцов в доме-то и не пооставалось! – вдруг воскликнула открытием Лиза. – Сыновья одни. Витька вон только, Танькин мужик, самый старший, так и тот ещё не на пенсии. За пятьдесят ему только-то, старше никого нет уж.
– Так и молодёжи кот наплакал. Сашка, мой Серёжка, и вот, две квартиры квартиранты снимают. Ещё Светкин муж. Так квартиранты не в счёт. Сегодня они здесь, завтра нет. Не жители дома. Вот и считай – трое только. Остальные вдовы. Все мужиков пережили. Сколько ж нас? У-у-у! – протянула Вера. – Семь баб на двенадцать квартир. Помниться раньше – при мужиках да компаниями… По вечерам у дома… Соберёмся… ребятня в игры играет, мужики в карты или домино… одной семьёй жили. Были времена.
Мечтательно закатила она глаза к небу.
– Сядем за стол, до темноты в лото бочонки трясём, выкрикиваем.
– Уточки, дед, барабанные палочки! – в молодецком восторге воскликнула Лиза.
– Теперь уж даже и столов-то нет, те посгнивали, новые не ставят… Никому не нужно.
Две женщины сидели и улыбались. Перед ними как наяву всплывали счастливые дни былых времён. Они молчали и улыбались, провалившись в прошлое… Вспоминали… Вера вспоминала Николая. Лиза – Фёдора. И их охватило такое глубокое счастье тех прекрасных дней, что и сами не поняли, сколько они так просидели… Доброе воспоминание на старости – счастье. И они были счастливы.
Лиза вспомнила, как она впервые увидела Фёдора. Ей было только семнадцать. Он пришёл с армии. Моряк. Брюки клёш. Бескозырка. Грудь колесом. Девчонки с намерением на пути становились. Прохода не давали. Вечерами его гитару на весь посёлок слыхать. Запоёт… Заиграет… Так тут девки совсем головы теряли. Лиза скромно, всегда в сторонке была… Её выбрал. Так всю жизнь и прожили.
…Николай долго Веры добивался. Цветы на подоконник клал по ночам. Заберётся по водосточной трубе к окну на третьем этаже в общежитии, положит и – обратно. Вера месяц не могла понять: от кого цветы. На него не думала. Не был он шебутным и хулиганистым. Нравился он ей, но уж тихоня какой-то был. А, как узнала, что его рук это дело, так и сдалась…
Сидели две женщины и обе чему-то улыбались. Счастливые…
Лиза первая как опомнилась, глубоко и с чувствам вздохнула. На глазах её блестели капельки влаги.
– К Ползунковой-то надо сходить, – вытерла она краем платка глаза и стала потирать ладонями колени. – Правду говоришь, давеча я её в магазине видела. Может, доброе что посоветует…
Солнце уже стояло во второй половине дня. В такое время оно заходило за соседний дом. Они оказались в тени. Стало прохладно.
Женщины встрепенулись.
– Пойдём давай, время уже, – говорила Вера. – Скоро Серёжка с работы придёт, кормить надо. Горячим. Греть пойду.
– Ага-ага, пойдём, – согласилась бабка Лиза, – и у меня Андрюшка тоже может после работы по пути заехать.
Бабки встали и не торопясь скрылись в подъезде. Открылась дверь на первом этаже. Скрипели половицы на второй этаж.
– Ты к Ползунковой-то сходи, не забудь, рецепт-то видать хороший.
– Завтра уже поутру пойду… – слышалось из чёрной глубины подъезда.
Хлопнули двери. Одна. Вторая. Наступила тишина.
Дом продолжал жить.
Золотые купола
…Бой проходил с переменным успехом. Оба спортсмена были способными ребятами; оба проводили серии ударов; оба навязывали свою тактику; и оба сталкивались с глухой защитой противника. Для Дмитрия Холодова этот боксёрский поединок значил очень много, с победой он получал первый разряд. К концу второго раунда преимуществом не мог похвастать ни один из соперников. Звучит гонг. Остался последний раунд.
– Он устал, открывается, опускает руки, лови его на прямой встречный правой, – негромко наставлял тренер.
Дмитрий, тяжело дыша, кивал головой.
– Сам что делаешь? Пол раунда руки болтались. Закрывайся, жди от него его коронный левый крюк. Если он его проведёт, считай – разряда тебе не видать, как собственных ушей.
Холодов молча кивал головой. Тренер дал ещё ряд наставлений и напоследок проговорил:
– Проигрывает тот, кто соглашается. Согласишься, что он сильнее, и ты проиграл.
Грянул гонг.
– Всё, давай, соберись! – хлопнул он его по плечу.
Дмитрий тот бой выиграл. Он встретил противника прямым правым, вовремя заметив опускающиеся руки соперника. В какой-то миг ему хватило доли секунды, чтобы присесть, резко спружинить и, опираясь на всю ступню и распрямившуюся ногу, жёстко, всей массой своего тела нанести мощнейший удар в челюсть. Соперник поплыл и через секунду рухнул на ринг. Считать было бесполезно. Дмитрий не был согласен, что соперник сильнее. Это был последний бой Холодова.
…Спустя месяц Алексей сидел в старом, потрепанном кресле в своём тренерском кабинете и курил сигареты одну за другой. Пепельница уже давно была битком набита окурками, однако ж он этого не замечал и освободить не удосуживался. Дым в комнате стоял коромыслом – впору хоть топор вешать…
Через неделю суд. Дмитрия осудят. Алексей много общался с этим детдомовским парнем. Бывало, что и в дом к себе приглашал, как бы между прочим пообедать предлагал, доставал из холодильника всё самое вкусное, то, что вряд ли мог видеть парень в детском доме. Дмитрий в такие моменты очень смущался, однако же отказать не смел. В ответ случалось и так, что тренер получал далеко не детские откровения. Алексей в такие моменты делал выводы из своих наблюдений. Ему ясно виделось, что дети, лишенные детства в нормальном понимании этого слова, как бы ни было это прискорбно, просто-напросто минуют его и рано начинают думать по-взрослому, обременённые недетским вопросом: как выживать в этом нашем эгоистичном мире с первых шагов жизни самим.
Однажды в доме Алексея, в большой комнате, в то время, пока его жена готовила ужин, они с Дмитрием, провалившись в огромные велюровые кресла, пили кофе.
– Как это странно, – говорил Дмитрий, – я у кого-то читал, что мысль материализуема, я тогда согласился с этим. Всё-таки мысль родила каменный топор, паровоз, компьютер. Но на себе я испытал эту самую материализацию впервые. Лучше даже будет сказать, впервые обратил на это внимание.
– О чём ты? – спросил Алексей, не понимая.
– О недавнем поединке, – мотнул он головой, – если бы вы мне не сказали тогда той последней фразы, я бы не выиграл бой. За два раунда меня охватило такое отчаяние и бессилие, что я готов был отдать бой, лишь бы всё быстрее закончилось. И эта мысль – не соглашаться, дала мне сил и материализовалась в первый разряд. Чёрт побери, даже самому приятно! – помотал он довольно головой. – И то – я только через несколько дней это понял.
Тренер с неподдельным вниманием смотрел на Холодова. «Немного участия, и из него выйдет достойный уважения гражданин», – думалось Алексею.
– Можно и по-другому сказать, – Дмитрий со всей своей присущей ему любознательностью с интересом уставился на тренера. Тренер продолжал: – Ошибается чаще тот, кто соглашается; реже тот, кто отстаивает свою точку зрения. В жизни ох, как часто приходиться держать удары судьбы! И поверь мне: они гораздо больнее ударов на ринге. Шрамы от них не заживают. Разве можно поверить, что чьё-то мнение – верно, даже если оно кажется правдоподобным? Кто может гарантировать его обдуманность до конца? И уж тем более глупо применять его к себе. Если уж и ошибаться, то по своей вине и велению сердца. В ответ же ошибка даст ценный опыт. Свой опыт, из шрамов, чем он и ценен.
Дмитрий с жадностью внимал каждому сказанному тренером слову. Он уже давно определил для себя в тренере редкий дар наставника, способного одним словом разрешить любую сложную ситуацию. Из каждого разговора с ним он извлекал какой-то урок – это замечал уже не в первый раз. Тренер же видел стремление юноши к познаниям и старался дать хоть толику того, что знает, чувствует и понимает сам.
– Есть ещё одно маленькое моё наблюдение, – говорил он, – которое, как мне кажется, во многом определяет жизнь честного человека. – Предав себя однажды, легко предашь потом и друга. – Он на секунду замолчал и заговорил вновь: – Если держать это в сердце, всегда помнить о них, то жизнь сама тебе протянет руку и будет во всём помогать…
…Душой прилип тренер к парню и никак не мог смириться с тем, что сейчас происходит. Своим опытом педагога и психолога Алексей чувствовал, что если и есть вина парня в чём-то, то эта вина ничтожно мала и до суда можно было бы дело не доводить. Но – кому нужен детдомовец? Кто будет разбираться? Отчаяние охватило и оттого, что он ничем не может ему помочь. Не правильно всё это, ох, как не правильно… Он воткнул сигарету в пепельницу так, что, придавив окурок, потушил огонёк большим своим пальцем. Почувствовав боль, мужчина даже не вздрогнул, только посмотрел на палец и растёр его об указательный.
Алексей дотянулся до телефона, перенёс его ближе к себе и набрал номер. Днём он никого не мог поймать на местах и дождался позднего вечера, когда бы мог позвонить на домашние телефоны. Судью он знал лично – в прошлом он тренировал её сына, и отношения с тех пор протекали определённо дружелюбно. Поговорив с ней минут двадцать, он положил трубку. Теперь он представлял себе картину яснее, но не утешительнее. Выкурив следующую сигарету, глубоко о чём-то размышляя, Алексей вновь взялся за трубку.
– Серёжа не спишь? – спросил он.
– Нет ещё, – услышал он в ответ.
– Встретиться нужно.
– Хорошо, давай завтра, часикам к двенадцати. Пообедаем где-нибудь.
– Нет, Серёга, лучше сегодня.
В трубке воцарилось продолжительное молчание.
– Что-то срочное? – наконец услышал Алексей.
– Очень.
– Хорошо, тогда приезжай, – согласился собеседник.
– Удобно домой? Поздно уже.
– Нормально, жена на дежурстве, сын, пока ты до меня доберёшься, уже десятый сон будет досматривать.
Предупредив жену, что ему ещё нужно заехать к однокласснику и чтобы она не дожидалась его, а ложилась спать, он покинул спортшколу.
Только через час он предстал перед дверью квартиры одноклассника. Звонить не стал – боялся разбудить сына, тихонько постучал; через минуту дверь открылась.
– Чего скребёшься? Я сразу и не понял: ты пришёл или мне послышалось, – пропустил он Алексея в квартиру.
– Сына разбудить боюсь.
Сергей засмеялся.
– Он без задних ног со своего футбола пришёл, сейчас хоть пушкой пали – ухом не поведёт.
– Понятно, – устало сказал Алексей, протягивая другу бутылку водки. – Собери закуски, поговорить надо.
