скачать книгу бесплатно
В эти минуты Анвар думал о брате Русланчике, о жертвах самого Бретцеля и о пророке Мухаммеде. А в это же самое время заместитель начальника уголовного розыска УВМД по Пензенской области начальник полиции полковник Заваркин сидел в кресле возвращающегося из Москвы самолёта. Тамиргуляев видел этот самолёт – он шёл на снижение в ночном небе, когда капитал ворошил кочергой человеческие угли и доставал из них несгоревшие зубные коронки из белого металла.
– Итак, что мы имеем, – тяжело вздохнул полковник Заваркин и выдавил из висков порцию пота. – Официально, Виталий Максимович Немчинов, известный также как Виталя Бретцель или Сердобский, взял вину на себя по убийству старшего оперуполномоченного Дежнева и скрылся. А по-факту – его прах был развеян. Ну что-ж… Грубо, но раз сверху так решили…
– Борис Андреевич, поймите, этот Бретцель давно стоит поперёк горла всем. И нашим и не нашим.
– Вот тут есть документ, – Заваркин показал один лист, – что некая гражданка П.И.Соломина 1984 года рождения слышала доносившиеся из дома гражданина Немчинова В.М. вопли и крики. Она позвонила с полицию…
– И на том же листе написано, что приехавшие по вызову сотрудники правоохранительных органов выяснили, что это был включённый телевизор. Хозяин перебрал со спиртным и смотрел триллер.
– Только вот неувязочка. Этот вызов по времени совпадает с временем допроса.
– Исправим.
Полковнику очень хотелось раскритиковать методы своего подчиненого и это свербящее желание доходило до боли в деснах. Капитана Тамиргуляева он, мягко говоря, сильно не долюбливал и не был в восторге от того, что тот работает в его управлении. По мнению полковника Заваркина – оперуполномоченный капитан Тамиргуляев всякий раз при прохождении ежегодной медицинской комиссии каким-то образом договаривается с психологом. Может они знакомы, может родственники, но зам начальника управления полагал, что при первом же психологическом тесте любой профессиональный врач что-то должен выявить у капитана Тамиргуляева. Что-то такое, что не позволило-бы ему носить табельное оружие и вообще работать в органах следствия. Но какой-никакой, а он был, есть и, видимо, ещё будет сосуществовать с Заваркиным под одной крышей и чаще остальных принуждать его чувствительные к предстоящим неприятностям седые виски потеть снова и снова. Вот как сейчас. Полковник подумал, что-бы он сделал с Тамиргуляевым, если бы тот действовал не по приказу от самого главного начальника – Геннадия Геннадиевича Викторова, а по своей инициативе?
– Надо ли говорить, – произнес полковник Заваркин, в глубине души ненавидя такие вот дела, – что ты должен замести все следы? Что бы нигде ничего!
– Мои люди уже уничтожили постельное белье и матрас, на котором производился… хм… допрос. Оказывается, матрасы замечательно впитывают жидкости.
– Ты говоришь про кровь?
– И про кровь тоже. Сама кровать разобрана и вынесена. Я старался её не запачкать, но, боюсь, немного не рассчитал свои возможности. Пол чист. Других следов нашего пребывания в особняке Бретцеля нет.
– Свидетели?
– С ними поработали, товарищ полковник. Считайте, что и свидетелей нет.
Борис Андреевич долго с негодованием елозил на хорошем вращающемся стуле и вытирал лоб и виски бумажными салфетками, которые после использования с пронзающим воздух возмущением мятыми шариками летели в мусорную корзину. Полковник не первый год работал в органах и догадывался, что подобные затеи, что решили провернуть в его отсутствие вышестоящие начальники, почти всегда оставляют долгоиграющее эхо. Разумеется, найдутся люди и их будет множество, которые не поверят в официальную версию. Это будут родственники пропавшего, это будут наглые журналистики, всюду и всегда сующие свои длинные носы туда куда не следует, это будут люди из близкого окружения Бретцеля. Будут небеспочвенные слухи, вероятно начнётся какое-нибудь расследование особо неугомонного блогера или ютьюбера…
Но за заместителя начальника УМВД все решили другие люди – те, кому Бретцель когда-то перешёл дорогу, те, чей бизнес был лакомым кусочком, те кому этот старый жулик, живущий по воровским понятиям не дает сладко спать, те кому нужно подправить статистику раскрываемости.
Заваркин возблагодарил бога за то, что на момент принятия решения по Бретцелю, он был в командировке в Москве, встречался с самим замом министра внутренних дел и ему было некогда выслушивать телефонные доклады. Он ответил кратко: «Не сейчас. Доложите по факту, когда прилечу». Прилететь он должен был завтра, но из-за этого исчезновения Дежнева и допроса Бретцеля был вынужден скорректировать планы и свернуть важную встречу. Прилетел он рассерженный и раздраженный, вчера у него был трудный день, была сутолока при покупке билетва на рейс до Пензы, в самолете он не спал, а, приехав из аэропорта был дома всего два часа, за которые не успел даже нормально отлежаться.
Закрытое совещание по этому делу должно было состояться через сорок минут в здании генеральной прокуратуры и только тогда его поставят в известность о всех нюансах дела Немчинова-Бретцеля, только тогда он будет задавать вопросы по существу, а не выслушивать куцый доклад капитана-исполнителя с хитрющим прищуром. Борис Андреевич тешил себя лишь тем, что ответственность взяли на себя те, кто все это затеял, а с него взятки гладки. Но вот неспокойно было товарищу полковнику, он догадывался, что, как и в прошлые разы держать удары из вне придется и ему тоже. И прежде всего ему.
Он смотрел на Тамиргуляева, а Тамиргуляев смотрел на него. Оба держали взгляд стойко, даже не моргая.
– Это все прекрасно, – произнёс полковник полиции Заваркин, смотря в прищуренные татарские глаза собеседника, – но мы все понимаем, что подставили Бретцеля, повесили на него пропажу майора Дежнёва. Но вопрос-то не решен! Где все-таки Михаил Николаевич?
– Если вы меня освободите от ведения других дел, то я готов неофициально начать расследование прямо с этой минуты. Вероятнее всего на заседании этот вопрос поднимут.
– Ты будешь присутствовать? – спросил Борис Андреевич.
– Меня не вызывали. Я лишь передам подробный отчет.
– Надеюсь на совещании мне дадут инструкции как себя вести, если майор Дежнев обнаружиться, – рассуждал Заваркин. – И если вдруг Дежнев вернется живиньким. Потому что даже тебе, Анвар, очевидно, что Бретцель здесь совершенно ни при чем…
На утро, когда обессиленный Михаил Николаевич Дежнев терзался непрекращающейся болью, в сарай вновь вошёл старик, на этот раз с тележкой. Он опять погрозил мужчине вилами и велел продвинуться, а сам стал набирать сено в тележку. Следователь попробовал перехватить вилы своей рукой и выдернуть их на себя, но не получилось. Раз – и ещё четыре дырочки в его теле! С собачьим визгом, он прижался к стене и загородился плечом, защищая лицо и грудь. Старик усмехнулся и укатил тележку. А через пару минут Михаил Николаевич мог наблюдать из оконца как старик переложил сено в кормушку для лосей. Утреннее солнце освещало зелень леса. Заключенному было не радостно.
Прошёл еще день, старик приходил и приносил пищу, больше старший следователь Дежнев не рыпался, он осознал своё положение и стал обдумывать другие варианты освобождения. Неизвестно сколько его будут держать взаперти и тыкать вилами, надо было что-то придумывать и перебирая в уме несколько вариантов, он останавливался то на одном, то на другом. В сгустившихся вечерних сумерках он все-таки впервые задремал, ему снилась его семья, его последняя любовница, почему-то его непосредственный начальник – пухлощекий и уже не молодой полковник Заваркин с пожарным шлангом с руках. Шеф объяснял Дежневу как тушить горящие торфяники, а Дежнев жаловался, что у него в теле около трех десятков колотых ранок и из них со свистом выходит его жизнь, а ведь у него боевые награды и благодарственные грамоты, подписанные самим шефом и даже министром внутренних дел. Было дымно, дышать было трудно, Дежнев кашлял до розовой пены из горла и не мог остановиться.
Проснулся он поздно, солнце уже давно перевалило верхушки деревьев, перед ним стоял свежий обед, параша убрана, а некоторые раны уже почти не вызывали неудобств. В-принципе, если не дергаться, то можно было жить… Интересно, его вообще ищут? Как ищут? Кто? Что думает жена? Как ведут себя дети? Сколько он тут проторчит? Неделю? Месяц? Десять лет? Что там говорил этот юный гаденыш? Что заключение продлиться несколько дней? Пошли третьи сутки… Михаил Николаевич вдруг внезапно будто проснулся и вновь стал неистово дергать цепи и кричать за что немедленно и получил дополнительную порцию уколов вилами. На этот раз старикашка был всерьёз разгневан и кричал на Михаила Николаевича, угрожая в следующий раз колоть в лицо. Следователь пообещал себе при первой же возможности убить старикашку. Хрен с ним с молодым, а вот старикана… Он придушит его собственными руками! Придушит! Но сперва насадит задом на черенок этих проклятых вил и будет вкручивать его с неторопливым неистовством.
С тех пор прошло еще четверо суток. Михаил Николаевич так и продолжал сидеть на цепи в сарае. Лысый старик в фуражке приносил еду, убирал парашу, но ни на какие вопросы не отвечал. Он вообще ничего не говорил и Дежнев даже не знал как его зовут. За эти четверо суток мужчина сделал еще пару попыток нападения на старика и перехвата вил, но мужичок каждый раз оказывался ловчее, а сам Михаил Николаевич с каждым днём слабел. Некоторые ранки загноились и стали привлекать жирных мух и муравьев. Следователь полулежал на соломе и полуприкрыв покрасневшие глаза ждал исхода, разумеется, он надеялся на лучшее. За неимением каких-бы то ни было занятий кроме обрабатывания ран, Дежнев подолгу смотрел в оконце. На шелестящие деревья, на ровно проплывающие облака, следил за перемещением солнца и луны. Часто он наблюдал как к кормушке с сеном приходили лоси. Их было несколько – двое с большими рогами, двое без рогов и один поменьше. Они ели сено и пищевые отходы, которые старикашка ежедневно привозил на мотоблоке. Однажды, наблюдая за лосиной трапезой, Михаил Николаевич стал свидетелем одной очень странной сцены. Дело было в разгар дня, к кормушке как всегда пришли лоси, принялись угощаться сеном, и к ним подошёл лысый старикашка. Он гладил и чесал их всех, они отвечали ему кивками и каким-то благодарным фырканьем. Видно было что между человеком и животными была связь. Старик снял свою извечную фуражку, намазал лысину каким-то составом – то-ли жиром, то-ли чем-то на молочной основе и поднес голову к одной из самок. Лосиха принялась облизывать человеческую лысину, у наблюдавшегося эту картину Дежнева невольно приподнялась черная бровь. Старик страдальчески прикрывал глаза, полностью проникаясь облизыванием, его сухие губы что-то неслышно бормотали, а лосиха лизала и лизала его голову как собственного новорожденного лосенка. Человек чесал её за ушами, массировал длинную шею и это явление казалось Михаилу Николаевичу неким фигуральным актом любви. После этого последовало ещё более шокирующее действо – старик с раскрасневшейся лысиной подошел с жующему сено самому крупному лосю, присел у его задних ног и принялся мастурбировать у лесного животного. Дежнев не верил глазам своим. Лосю, как будто было безразлично, он только оторвался от приёма пищи и тупорыло уставился перед собой лишь иногда дергая ушами. Старикан же наяривал у лося как у себя и в самый ответственный момент поднес свой клетчатый платок и окропил его густым семенем. Михаил Николаевич наблюдал как старый хрыч пропитал платок, убрал лишнее и возложил его себе на лысину, в свою же фуражку он вложил полиэтиленовый пакетик для того чтобы пропитанный платок не контактировал с тканью фуражки. Головной убор он одел на платок на лысине и благодарно почесав на прощанье лосей, удалился.
Михаил Николаевич откинулся на сено и помотал головой.
Шли седьмые сутки.
В ночь на девятые сутки Михаил Николаевич Дежнев проснулся от какого-то отдаленного грохота, напоминающие раскаты грома, но направившие его воспоминания в страну Афганистан, где он воевал. Издав протяжный стон и придерживая непересыхающую от постоянно сочившейся крови повязку на боку, он переменил положение тела и одним глазком взглянул в оконце. Гроза, что-ли, собирается? Дождь – это хорошо, он бы сейчас не отказался выйти под хороший прохладный ливень и смыть с себя липкие вонючие корки. Собрать и вышвырнуть подальше грязное рванье, неделю назад бывшее его приличным рабочим костюмом, встать прямо голышом под струи дождя и смотреть как вода смывает с него всю грязь, боль и слабость, как все это дерьмо стекает по ногам в землю…
Створка ворот отворилась и в проеме показался старик в фуражке. Михаил Николаевич не удостоил его даже поворотом головы, лишь едва приоткрыл глаза, хотя на этот раз осточертевший человек появился в неурочное время. Следователь давно понял, что старик живет где-то неподалеку и если Михаил Николаевич не шумел и не гремел цепями, он не часто появляется в сарае в позднее время суток. А сейчас же старик вошёл к заключенному будто намеревался сделать какой-то гадкий сюрприз – это было заметно по его положению спины, головы, по скомканным, но решительным движениям. За его спиной громыхал далёкий фейерверк, темно-синее небо озарялось цветастыми всполохами. Старик сплюнул. Не меняя лежачей позы Михаил Николаевич следил за ним взглядом – он не шумел и последние дни вел себя мирно и не давал повода колоть себя вилами. Так для чего же явился этот противный старикашка, для чего раздражает Михаила Николаевича своей серой фуражкой с высовывающимися из-под нее уголками клетчатого платка? Что ему надо?
Постояв, старик взял вилы. На это раз он взял их не как рабочий инструмент или орудие пыток, а иначе – как-то горестно, задумчиво. Михаилу Николаевичу даже показалось, что старик сейчас переломит черенок о колено и с горестным криком швырнет куски на пол. Но произошло совсем не это. Старик затворил створку ворот и со вздохом подошел к лежащему заключенному. Только тогда Дежнев приоткрыл глаза и повернул к нему голову, но не успел и рта раскрыть, как старик размахнулся вилами и с плеча вонзил их прямо в грудь узнику. Михаил Николаевич захрипел и вмиг побагровел, кровь толчками струилась из ран на груди и он чувствовал, как зубья прошивают кожу, протискиваются между ребер, входят в легкие. Один вошел в сердце. Михаил Николаевич Дежнев зажмурился и с натужным стоном умер…
– Почему ты ко мне не обратился? – спросил Георгий Львович у племянника, – Сказал бы, что ты хочешь поступить в МГУ, я бы помог.
– Я был уверен в себе, дядя Гога, – ответил Иван. – И я хочу всего в жизни добиваться сам.
– А дело не в твоей матери, которая запретила тебе со мной контактировать? – спросил высокий широкоплечий мужчина с густой породистой бородой. – Ну и как учёба? Получается?
– Пока ничего особенного, – сказал Иван, перешагивая через старое поваленное дерево. – Учебный год только начался.
Они вдвоём шагали по тенистому лесу, у бородача была корзинка с одним грибом. Разговаривая с племянником он невнимательно проводил палкой по опавшей листве, но не нагибался за грибом даже если тот попадался ему прямо под ноги. Они оба знали, что кроме редких маслят в этом лесу ничего не водится, впрочем и те всегда червивые. Да и не ради грибов, в сущности, они гуляли по лесу. Не ради червивых маслят в Пензу из самой Москвы прилетел сам Георгий Львович Спасибов – крупная политическая оппозиционная фигура.
– Где тебя ударили? – коротко спросил Георгий Львович
– Что? – вздрогнул Иван.
– Парнишка тот, одноклассник твой. Ну который исчез, – пояснил дядя Гога. – Он тебя где-то тут ударил?
– А… Да… Где-то тут.
– Где? Покажи?
Иван замялся, потупил взор и заговорил о том, что было темно и он не помнит где именно Лёня Нечипореноко ударил его по голове и вообще не хочет об этом вспоминать. Но дядю Гогу не удовлетворил такой ответ и он настоял на том, что бы Иван не юлил и не притворялся склеротиком. С большой неохотой Иван повёл его между осинами и соснами. Они остановились у одной из сосен, неподалёку проходила едва заметная тропка.
– Сегодня утром, едва я сошёл с трапа самолёта, мне позвонила одна шишка из вашего МВД, – сказал Спасибов-старший, смотря на сосновый ствол, шелушащиеся от слоистой коры. – Спрашивал о брате моем Федьке, о его исчезновении. Ты знаешь, что исчез и тот следователь, что разыскивал Нечипоренко? Его фамилия Дежнёв.
– Да, знаю.
– Чудные дела у вас здесь в Пензе, – задумчиво произнёс Георгий Львович и поворошил палкой опавшие сосновые иголки как раз на том месте, где три месяца назад лежал, ударенный одноклассником Иван. Парень не ответил на дядины комментарии, но отвернулся от выжидательного взгляда бородатого родственника.
– Вань.
– Что?
– У твоего отца стекленели глаза, когда он врал.
– И что-же?
– Точь-в-точь как у тебя.
Иван совсем насупился, если бы перед ним стоял не дядя Гога, а любой другой человек – он бы вспылил и ответил грубостью. Георгий Львович, не дождавшись от племянника ни единого слова, вздохнул и не торопясь зашагал дальше, шаря перед собой палкой. Но Иван знал, что дядя прилетел из Москвы не для того чтобы интересоваться учебой племянника или рассматривать пустое место под сосной. Дядя был слишком занят, чтобы вообще лишний раз покидать столицу. Для этого должна быть действительно весомая причина.
– Как отпраздновал? – спросил дядя Гога. – Мне говорили, был фейерверк.
– Ну да… Мама настояла на том, чтобы я отметил поступление…
– Да брось, Вань, – махнул рукой Георгий Львович, – ты же не поступление отмечал. Я знаю, что ты праздновал, Вань. Ты где-то нашёл доказательства того, что наша фамилия является продолжением царской фамилии. Кто тебе это сказал?
– Я сам докопался! – чуть не обиделся Иван. – Я сам нашёл доказательства!
– И они подтвердились?
– Между прочим на сто процентов!
– Неужели? А ты мозговитый.. – произнёс Георгий Львович и Иван мгновенно оживился и прибавил шагу, что бы не плестись за широкой дядиной спиной, а идти на равных. – Я тебе не говорил, но я тоже уже давно занимался таким же расследованием, какое провёл ты…
Иван опять вздрогнул. Он впервые услышал, что дядя Гога, оказывается, тоже изучал историю их фамилии. Между тем Георгий Львович стал расспрашивать племянника из каких источников он черпал информацию, какие документы находил, с какими историками переписывался и какие ответа от них получал. Он расспрашивал очень подробно и задумчиво кивал, будто подтверждая. Так они гуляли по лесу около часа и Георгий Львович вытягивая из племянника всю информацию, слыша от него тот же рассказ какой Иван Спасибов некогда передал своей подруге Яне Гороцкой когда, они встретившись на набережной реки Суры, пошли в ресторан «Александр Куприн». Это же он рассказывал и другу Егору Кошкину и маме. Иван перечислял имена профессоров, исследователей и историков с которыми имел контакты, а когда речь зашла о профессоре Ричарде Джексоне, дядя Гога обернулся на племянника и долго смотрел на него прищуренным взглядом.
– Ричард Джексон, говоришь… – повторил это имя Георгий Львович, – Из Новой Зеландии, да?
– Он. А ты его знаешь? – спросил Иван, немного насторожившись.
– Э… Вроде того… А позволь полюбопытствовать, что он тебе написал?
– Ну, как сказать… – замялся Иван. Меньше всего ему хотелось вспоминать тот позор в ресторане, когда он, желая произвести эффект на Янку Гороцкую, вскрыл письмо глухого новозеландского профессора. А знает ли дядя Гога о том, что Иван выпрыгнул из окна и чудом остался жив? Похоже, что нет, иначе бы он обязательно позвонил бы из Москвы. Но он этого не делал. Да и кто мог ему рассказать кроме мамы, а между ними давно идёт холодная война. Вот, например, и сегодня, прилетев из столицы, дядя Гога, ни слова ни сказав маме позвонил сразу Ивану и практически в приказном тоне предложил встретиться и «обсудить один вопрос» где-нибудь без свидетелей. Лес у территории базы отдыха «Красная Рябина» оказался наилучшим вариантом, только дядя Гога строго-настрого велел молчать и не говорить маме о его прилете и, тем более о беседе.
– Так что тебе этот Джексон рассказал? – повторил вопрос Георгий Львович.
– Да чепуху, – отмахнулся Иван, – дескать, я ошибаюсь насчёт Раймонда Спейсера и его русской жены. Однако масса других историков говорят обратное.
– Вот-вот! – подтвердил дядя Гога. – И нам он тоже так писал… Он утверждал, что у Раймонда Спейсера не было в Советской России русской жены. Вернее – кто-то был, но совсем не женщина по имени Аграфена, то-есть не наша с Федькой бабушка. А именно об Аграфене говорят все историки. Все кроме Ричарда Джексона.
Иван в недоумении уставился на своего дядю.
– Как это он «утверждал»?
– Что ты спросил? – не понял Георгий Львович. А может сделал вид, что не понял.
– Ты употребил слово «Утверждал». Глагол в прошедшем времени, не в настоящем. Он, что изменил свое мнение?
– Джексон? Он умер, – коротко брякнул Георгий Львович будто речь шла о каком-то второстепенном ничего не значащем персонаже, о котором и говорить-то не было повода. Однако при этих словах Иван Спасибов побледнел и почувствовал, как на его предплечьях стали вставать дыбом волоски.
А дядя Гога, между тем продолжал:
– Я не сказал, но на меня работают несколько ученых-исследователей и, хочу сказать, что их результаты практически идентичны твоим. – говорил Спасибов-старший. – Совпадение почти во всем. Браво, Вань!
Иван был обескуражен. Только что уважаемый им человек, родственник, родной дядя открыто признался, что за его спиной вел тайную игру и, вероятнее всего, хотел действовать на опережение. А Иван ни слухом, ни духом. Он тут распинается перед дядей, объясняет ему что-то, доказывает, а тот, оказывается, уже все и так давно знает. Это очень сильно не понравилось Ване и он даже стал подыскивать острые фразы, что бы донести это дяди Гоги.
– Я прилетел не сюда в Пензу не просто так, – между тем продолжал мужчина, смотря под ноги, – я прилетел для серьёзного разговора с тобой. Я не хочу, но должен открыть тебе некий секрет, Вань, но при условии, что ты будешь держать язык за зубами.
– Хорошо, – после некоторого раздумья ответил Иван.
Дядя Гога вдруг остановился.
– Вань, это действительно важно. Затевается очень серьёзное дело, очень серьёзное, Вань. Пообещай, что будешь молчать об этом даже если тебя прижмут.
– Как это «прижмут»? – растерялся парень.
– Как фашисты советских разведчиков. Я не шучу, Вань. Сам посуди, стал бы я откладывать все дела и прилетать в Пензу, если бы мог, например, все рассказать по телефону. Но дело такой важности, что я не могу рисковать, потому что не уверен в том, что мой телефон не прослушивают.
– Я буду молчать, – уверил Иван.
– Тогда слушай, Ванек. Как ты думаешь, чем я занимаюсь в столице? Бизнесом? И бизнесом в том числе. Да, я совладелец акций ряда предприятий и ты об этом должен знать. Но это лишь видимая сторона моей деятельности. Я… Как бы попроще тебе объяснить… – дядя Гога осмотрелся кругом. – Я вхожу в некую организацию… Общество. Мировое общество… Общество с многомилиардным оборотом, да. Если хочешь, можешь называть это общество орденом наподобие масонского ложа. Понимаешь, о чем я? – переваривая информацию Иван кивнул. – Если упростить все до двух слов, то цель нашего ордена – возрождение России как мировой империи. И, соответственно, для этого нужен император. Врубаешься, Иван? Теперь самое главное – как только наши исследователи доказали, что у выжившего цесаревича Алексея действительно был незаконнорожденный сын Реймонд Спейсер и что нынешние потомки этого человека носят фамилию Спасибовы и как только наши политологи предугадали наиболее подходящее время – наша организация начала действовать. Спустя столетие после свержения монархического строя и основания в Берне нашего общества – мы, наконец, собираемся с силами. Приёмник есть. Деньги есть. Связи есть. Люди в стране готовы к свержению существующего строя. Орден приступил к работе. Прежде всего мы основали политическую партию, – говоря все это дядя Гога шёл по лесу на полшага впереди племянника и вообще не обращая внимание на попадающиеся грибы. Где-то сверху застучал дятел и в тот же миг кто-то резко шевельнул ветки кустов в стороне от них. Дядя Гога остановился и долго смотрел на кусты, опасаясь, что там мог таится некто подслушивающий их приватную беседу. – Раскрывать все действия нашего общества я не стану, это займёт целый день, да и у тебя, Иван, возникнет столько вопросов, что у меня голова пойдёт кругом. Скажу лишь самое главное – совсем скоро ситуация в России резко измениться. К власти должна будет прийти – и, несомненно, придёт – наша новообразованная партия. «Партия Империи». Мировой механизм уже запущен и ты, Ваня, даже представить себе не сможешь, какие силы заработали. Ты ведь хорошо знаешь историю. Вспомни посредством чего к власти в царской России пришёл товарищ Ленин. А теперь представь, что у нашего общества есть средства и возможности значительно превышающие те, что были у социалистов. Мы отомст.им за Николая и его детишек и вернем царскую власть!
– Дядя Гога, – после долгого раздумья заговорил Иван, – но социалисты действовали преимущественно методом террора…
– Увы, – без огорчения пожал массивными плечами Георгий Львович, – иных революционных методов свержения власти мы не видим. Революция всегда питается кровью, Вань. Никто никогда не хочет отдавать власть добровольно…
На полуслове дядя Гога внезапно остановился, услышав треск приближающегося моторчика. Напрягшись, он силился разглядеть за желтеющей листвой источник шума и, увидев, кивнул на какого-то щуплого старикашку, проезжающего по тропе на мотоблоке. В кузове, накрытое брезентом, лежало сено.
– Ты как будто испугался, – не без лёгкого ехидства заметил Иван.
– Я перестраховываюсь, – тихо прошептал дядя Гога встречая взглядом мотоблок с сидящим на крохотном сиденье водителем. Поравнявшись с Иваном старикашка, не снижая скорости, коротко махнул парню и тот кивнул в ответ. Старик скрылся в гуще. Через некоторое время в лесной чащобе растворился и шум двигателя. Дядя Гога спросил – знаком ли племяннику этот дедок, на что Иван отрывистыми словами объяснил, что это был местный лесник в обязанности которого входит присмотр за лосями. «Лоси? – удивился Спасибов-старший. – У вас, в-натуре, есть лоси?»
– На нашем обеспечении пять голов, – ответил Иван, – там дальше стоит кормушка для них.
– Да? Надо же… – дядя Гога надолго замолчал и сосредоточился на поиске грибов. Но продольные морщины на лбу и убегающий взгляд говорили о смешанных чувствах. Мужчина открыл тайну и теперь не решался продолжить, потому что, судя по всему, ему было что сказать ещё. Иван тоже не торопился задавать вопросы, это он успеет сделать тогда, когда посчитает нужным. А сперва надо выслушать что-то ещё. Не трудно было догадаться, что за пазухой у дяди Гоги припрятано что-то не хорошее. Что-то, чем он весьма озадачит своего племянника. Шли минуты… Под ногами хрустели сухие сосновые иголки, иногда издали слышалось чириканье птичек и Иван невольно мысленно вернулся на три месяца назад в этот же самый лес. Тогда тоже было тихо и он был со своим недругом один на один… И тоже вокруг не было никого…
Иван ледяными глазами буравил спину своего родного дяди, специально не поворачивающегося к нему лицом, чтобы не встретиться взглядом. Что если поднять палку потолще и…
– Ты понял о чем я говорю? – глухо спросила широкая спина.
Но Иван не мог ответить, не мог и не хотел. Потому что, кажется, начал догадываться в чем заключается истиный смысл прозвучавшего вопроса. Внутри него все сжалось, душу будто защипало, от возникшего психологического перевозбуждения у него затряслись пальцы. Ноги механически делали неровные шаги, двигая туловище вслед за широкой спиной дяди Гоги, а разум парня пребывал словно в жерле вулкана. Аж в ушах зазвенело!
Иван, сдерживая рвотные позывы, уже шарил взглядом по земле в поисках чего-то тяжелого как внезапно широченная спина перед ним резко остановилась и, напоровшись на неё, Иван отпрянул назад, споткнулся и неловко упал на землю. В то же мгновение спина молниеносно развернулась и вот уже на Ивана сверху вниз смотрит устрашающего вида бородач, в котором едва ли угадывались черты родного дяди. Сейчас над буквально поверженным парнем возвышался могучий непобедимый мужчина с лицом решительной угрозы, гигант, подавляющий своей силой. Иван в панике зарыскал глазами по земле, ища чем бы можно было отбиться от родного дяди, хотя фактически Георгий Львович ещё ничего не сделал.
– Ты меня понял? – твёрдо спросил Спасибов-старший и слегка стукнул палкой по молодой осинке. Та вздрогнула и закачалась, пуская пожелтевшие листья. Вздрогнул и Иван. Сейчас палка была не у него, и стоял на двух ногах тоже не он. А он сидел на влажной осыпавшейся сосновой хвое. Георгий Львович умышленно медленно наступил на какую-то ветку, но треск раздался такой, что Иван на мгновение представил под подошвой дядиного ботинка на толстой подошве свою ладонь.
– У тебя стеклянные глаза, – произнёс дядя Гога, – такие стеклянные, как у моего брата Федьки, когда он врал. Ты все понимаешь, Вань. Ты очень толковый парень, пожалуй, даже чересчур и ты сразу сообразил, о чем я говорю. Ведь так? – ещё один лёгкий удар палкой по осинке. – Ваня, сворачивай свою самодеятельность. Ты потрудился на славу, ты молодец, ты сделал такую работу над которой мои люди копались месяцами. Но на этом ты должен остановится. Ключевое слово – «должен».
– Почему?
– Скажу тебе напрямую, Вань. Только без обид, хорошо? – палка в руке дяди Гоги поправила штанину Ивана. – Твоя роль во всем этом второстепенна. Так уж получилось, что… Я старше твоего отца. Старше на девять лет и восемь месяцев. И у меня есть два сына.
– Ты говоришь о праве престолонаследия?
