скачать книгу бесплатно
– Сейчас все в норме. Но вот видишь иконку пламени? – Валя кивнул. – Нажал на неё и планшет затрясло.
– Так. Пошли присядем.
Мы отошли к лавочкам, стоящим чуть дальше, у калитки ведущий в парк, расположились рядом с одной из них – так удобнее смотреть и общаться. Около лавочек, ближе к ограде зияла вырытая яма, скушавшая часть тротуара, но нам она не мешала.
– Макс, ты знаешь, он мог вирусных программ накачать.
– Я в интернет за последние сутки всего два раза выходил. И то, для того чтобы почту проверить.
– Файлы с почты какие-нибудь открывал?
– Нет, что я маленький?
– Знаешь, на что эти иконки больше всего походят?
– Знаю, на логотипы игр.
– Правильно. Давай проверим? Других вариантов всё равно нет.
– Угу. Правильная мысль. Мне она в голову сразу, как только я увидел это разнообразие детской чепухи, пришла. Огонь помешал.
– Ок. На что жать будем.
Полистав пальцем экран, проштудировав взглядом заново все иконки, я сделал выбор:
– Видишь значок чёрной авиабомбы, похожий на первую американскую атомную Малыш? Имеем право.
– Твой планшет, тебе решать, – в последний момент Валёк съехал с темы. Эх ты, дружище.
Я с опаской, не то, что в случае с пламенем, легонько прикоснулся к экрану. Но и этого хватило. Мой планшет завибрировал, одновременно заливаясь чернотой самой безлунной вампирской ночи. И оттуда из мрака самого чистилища на нас бросилась кроваво-красная, истекающая алым свечением надпись – "Все Ваши файлы, фото и видео удалены".
– Б*иияяять, – досадливо протянул я.
– Точно – вирус. Я же тебе говорил. – Ах этот Валечка. Успокоил называется.
Как только загорелась предупреждающая надпись, я стал нажимать на кнопку возврата.
– Много потерял? – интересуется Валёк.
– Ничего я не потерял. Он же новый совсем. Жалко, если все программы с него слетят. Не успел поюзать, а уже неси на гарантию. Гемор один.
Когда мой медведь досады переваливает черту раздражения, и я близок к тому, чтобы дать себе клятву – «больше никогда не покупать устройства неизвестных брендов», всё возвращается на круги своя. Ещё одна шутка разработчиков устройства. Шалуны интеллекта. На меня опять смотрят, до удивительного реалистичные иконки. Клоун подмигивает, джокер подпрыгивает, губы пританцовывают.
– Накололи нас. Фу-у. – Чувство облегчения – лучшее чувство на свете, после оргазма победы. Думаю, со мной согласится ни один человек.
– Где ты этот прикол купил? – сделав глаза овальными блюдцами, спрашивает Валя.
– В «Чапаевском». Продолжим? – Смелости ставить эксперименты с иконками у меня прибавилось. Раскусив замысел инженеров, мои опасения ушли, а уверенность вернулась. Даже захотелось узнать, что такого-эдакого они нам дальше мне приготовили.
Сейф. С виду неподъёмный стальной куб, на закрытой дверце рисунок – чёрный значок биологической опасности. Переглянувшись с Валюхандро, обменявшись с ним понимающими улыбками, давлю – теперь большим пальцем, на значок сейфа. Начинается мультик. Лунная ночь, бескрайняя спокойная тёмная гладь моря заманчиво серебрится. Чем ближе к зрителю становится поверхность воды, тем тревожнее на душе. В картинке ничего не меняется, а ощущение грядущего из-под воды ужаса нарастает. Огромным холмом вспучивается солидный пузырь, как будто под водой произошёл взрыв глубинной бомбы. Разлетаясь тяжёлыми пенными брызгами, пузырь выпускает на волю крылатого демона, кошмарное создание, не принадлежащее нашему миру. Демон летит над морем, поднимая бурю, вода под ним сходит с ума, волны вздымаются до неба, наползают друг на друга, сталкиваются, спешат исполнить чужую волю, неся тотальное разрушение на берег. Быстро мелькают скалы бухты, скорость полёта демона резко увеличивается. Над землёй он летит бесшумно, лишь грохот столкновения моря и суши затихает вдали зловещим ночным громом. Поля, леса, дороги, селения. Демон летит, не обращая внимания на мелькающий внизу кадрами ускоренной перемотки пейзаж. На горизонте возникает свечение большого города, демон замедляется – над городом он уже не летит, а парит. Барражируя над зданиями, он снижается. Становятся видны отдельные детали домов и улиц. Они мне чем-то знакомы. Расположение, архитектура – всё это я уже где-то видел. Демон, добравшись до цели, зависает над старым кладбищем. Кресты, склепы, надгробные памятники утопают в зелени. Морской пришелец делает над погостом петлю. Из могил встают мёртвые. Дальше фокус с демона, уходящего за горизонт сверхзвуковой ракетой и покойников, поднимающих могильные плиты своими осклизлыми черепами, смещается за ограду кладбища, показывая двух жизненно прорисованных парней, сидящих на лавочке, подозрительно смахивающих на нас. Меня впечатляет. А Валька – не очень.
– Двадцать лет назад этот ролик вызвал бы фурор, а сегодня это обычная хорошая работа с обратной связью. Прикольно, не более. Процессор через камеру получает информацию о внешнем мире и дополняет графику мультика внешними подробностями. Видео переходит в компьютерную анимацию. Всё просто, – объясняет мне Валя участие в ролике персонажей, словно списанных с наших образов.
– Что-то я не слышал о таком.
– Просто не интересовался. Подобными программами профессионалы заняты уже два с половиной года.
На улице стемнело. Что-то рано. Небо затянуло тучами, обычно краснеющее на закате солнце исчезло, а городское освещение так и не включилось. В окнах домов тоже света нет, все глядят в никуда, отражая пустоту и черноту. Люди пропали. Город опустел. Непонятно.
Отвлекшись всего на пару секунд, вновь возвращаюсь к планшету. На нём с героями на скамейки начинают происходить изменения. На них камера смотрит чуть сверху и сбоку. В реальности там, где должна висеть видеокамера, глухая кирпичная стена дома. Парни в ураганном темпе линяют, сбрасывают шкуру анимационного рисунка, превращаясь в нас настоящих, снимаемых в реальном времени со стороны. Мы оба невольно поднимаем головы и смотрит туда, где может быть спрятана скрытая камера. Стена, простая стена, никаких камер, никаких приспособлений. Мне становится не по себе, да и Вальке тоже. Вижу, как его физиономия вытянулась в дезориентированный происходящим баклажан.
– Смотри чего творят. А? – удивляюсь я.
Наши взгляды перескакивают с экрана на стену и обратно. Пинг-понг глазами. На улице темнеет ещё сильнее, вокруг нас сгущается по-настоящему ночной мрак. Мою лодыжку обжигает холод чужой пятерни.
– Ай! – вскричав от неожиданности, я вскакиваю. Планшет летит в одну сторону, я отпрыгиваю в другую.
Под лавку заползло нечто, плохо воспринимаемое моим сознание. Лохмотья человека. Это, по определению, не может быть живым. Но оно скребётся, тянет ко мне обглоданные червями руки, скрипит остатками зубов и гнусаво ноет.
Не хочу смотреть, а замечаю мельчайшие подробности ожившего разложения. Тут же рядом пыхтит Валя. Занятый собой я не заметил, что и на него навалился оживший труп. Труп жаждет добраться до его горла, а Валя не даёт, активно отбиваясь. Вернувшись к деятельному восприятию действительности, я помогаю другу избавиться от истлевшего мучителя. На поверку он оказывается до невозможного лёгок и мерзок. Мои пальцы входят ему под рёбра, проникая в вонючую слизь, я хватаю его за кости и отталкиваю в сторону. Он падает в глубокую яму, а мой покойник выползает из-под лавки, устремляясь к нам. Да он не один такой! К нам из парка, ставшего кладбищем, идут грязные люди с жуткими лицами. Некоторые вообще не имеют лиц. Мертвецы! Как в долбанном ролике на планшете. Восстали из могил и прут против людей. Пока они не спешат, бредут по тропинкам и аллеям бывшего парка, медленно приближаясь к выходу из него. Тех двух, что на нас напали, можно считать разведчиками. Первыми проснулись, оказавшись в безымянных могилах за оградой кладбища, первыми напали.
Одурев от страха, бегу, перепрыгивая неизвестно откуда взявшиеся кучки свежей земли, обломки дорожного покрытия. За мной пыхтит Валя. Перед нами, там, где раньше был бордюр, разевает свою пасть широкая вытянутая в колбасу канава. С разбегу преодолеваем препятствие. Зубы стучат, глаза на лоб, пальцы дрожат.
Привычный для нас с детства облик Крематорска разительно изменился. Перемены коснулись всего урбанистического пейзажа. Мало того, что ни в одном окошке не горит свет, так ещё и похолодало. Температура с комфортных восемнадцати градусов – по ощущениям, снизилась до всего пяти. Солнце зашло на полтора часа раньше. Дверь магазина, где я покупал хлеб, а тесть Вали затаривался пивом, открыта настежь. Забегаем туда. Требуется проверить, вдруг Петру Егорычу нужна помощь. Внутри никого нет: поломанная мебель, пыль толстым слоем, будто и не было четверть часа назад там покупателей, выбирающих товары, ласковых лучей заходящего солнца, решившего заглянуть в супермаркет перед сном, запахов свежей выпечки и зажаренных на гриле до хрустящей корочки цыплят.
– Валим отсюда, – говорю я Вале. – Слышишь, за нами идут. – От ворот бывшего парка слышно шум приближающихся шаркающих шагов, звуки глухих падений, чавки. – Ты на машине?
– Что? А?.. Да, на машине… – Валя не отошёл от первого шока. Тормозит. Я его знаю хорошо: долго запрягает, да быстро едет. Сейчас иней первого страха растает, и он начнёт действовать.
Вылетаем на улицу. Так и есть: трупаки идут, ползут, бредут к магазину. Перелезая через ограду, минуя калитки, выходя толпой через ворота, они истлевшие, гнилые, иссохшие тени направляются к нам.
Зрелище шествия смерти действует на нас отрезвляюще. Обогнув здание, вбегаем на стоянку. Там стоят всего несколько машин, все ржавые, как помоечные вёдра в деревне, только одна выглядит нормально – автомобиль Валька Ф форд Фокус. С виду в порядке, а в салоне?
Он открывает дверь, мы забираемся внутрь. На противоположной стороне улицы, под эстакадой, рядом с высоткой вижу движение. На проезжую часть выбегает человек, за ним несколько типов в чёрных балахонах и чёрных очках. Они начинают палить убегающему от них парню в след из пистолетов. Выстрелы гремят в тишине оглушительно. Хорошо бы, чтобы они нас не заметили. В унисон моим мыслям Валёк хлопает своей дверью.
– Ты что? Услышат, – я говорю шёпотом.
Ключ в замок зажигания. Валя поворачивает – «чик, чик». Тишина. Ещё раз – «чик, трык, трык». Ничего. Не заводится. Следующая попытка – «чик, читрык, тык, тык, тык, дужжжжж ду ду ду ду». Двигатель ожил.
Выруливаем со стоянки. Нас заметили. Шум автомобиля в вымершем городе привлекает внимание, хочешь ты этого или нет. Оттуда, откуда пришли мы, выбегает приятель тех, кто в балахонах и очках устроил охоту на прохожего. Он вооружён револьвером с длинным стволом, как в вестернах. Гангстер успевает, обежав машину, встать перед капотом, направив револьвер на водителя. Мой друг, словно проснувшись (я же знал, что он очухается), меняется в лице (оно твердеет, становясь каменным воплощением волевого усилия), возвращая себе утраченную в борьбе с мертвецами бодрость, он отжимает педаль газа в пол. Гангстер, успевая отскочить (пружинистый такой поскакун), стреляет. Для таких брутальных размеров его револьвер издаёт совсем несерьёзные пуки выстрелов. Хлопочки выходят, как от игрушки, подсвеченные дождём синих искр. Две пульки пробивают боковое стекло с моей стороны. Одна просвистела холодным сквозняком прямо под носом. Бррр.
Мы въезжаем на шоссе, к нам бегут остальные дуроломы в балахонах.
– Дави их! – ору, как бешенный.
Валёк меня слышит. Газует прямо на них. Стреляя по нам, гангстеры разбегаются, как стая потревоженных псов. Один из них бежит вперёд по заезду на эстакаду.
– А, ха ха ха, – в психике сдвигается заслонка. Изменённое мистическим страхом состояние нашего разума ведёт нас вперёд.
Автомобиль быстро догоняет глупого беглеца, глотает его под бампером, подскакивает на его теле, размазывая его в чёрную лепешку под выглянувшей из-за засады туч луной, и мчится дальше на хорду.
– Куда? – разогнавшись до ста пятидесяти, спрашивает Валёк.
– Что!? – Моё сердце будоражит кровожадность. Я хочу ещё. Смысл вопроса до меня доходит не сразу. Валя вынужден повторить.
– Куда ехать?
А действительно, куда?
– Домой. Сначала ко мне, до моего дома ближе, потом к тебе.
Моей девятиэтажки на месте не оказалось. Квадрат пустоты, заросший полынью. Три раза вокруг объехали. Наваждение не исчезло: моя квартира, со всеми другими квартирами, людьми, моей женой (!), пропала без вести, откупившись от зрителей горькой травой. Понятно, что после нападения оживших выходцев с того света, в изменившемся, опустевшем, ни с того ни с сего, мире ждать того, что мы сразу найдём наших родных, не приходилось. И всё же, может, дело в нас? Мы особенные какие? Мы-то не исчезли, как большинство, и машина Валька осталась. Так почему же в остальном должно быть по-другому? Оказывается – должно и есть. И все "почему" можно смело засунуть в игривое, отчасти подвижное место первому встреченному нами на пути зомби.
Дом Вали остался на месте. Двадцатиэтажный утёс изгибался скобой. Он выделялся тёмно-серым силуэтом на фоне подсвеченного хитрой луной грязного коричневого неба.
– Я пойду, проверю, – хлопнув основанием ладоней по рулю, Валёк проявил вербальное неверие в очевидное.
– Там нет никого, ты же сам видишь.
– Хочу убедиться, чтобы наверняка.
– Город вымер. Ты что, не понимаешь? Одни твари кругом.
– Понимаю. Но пойду, все равно пойду. Ты видел, на проспекте стояло кафе? Оно огнями светилось изнутри. Значит, люди в городе ещё остались. – В этом весь Валек, ничего его с места, – раз он решил, – не сдвинет.
– Ты раньше это заведение на том месте видел?
– Нет.
– Вот то-то и оно.
– Я пошёл. – Ясно, Валя меня не слышал. Не хотел слышать.
– Тогда я с тобой.
Валя прихватил с собой монтировку, автомобильный фонарь и мы пошли. Идёшь – себя не чувствуешь. Ты словно невесомый, прозрачный, а всё вокруг такое настоящее, плотное, как боль. Дверь, ведущая в подъезд, в нормальное время закрывалась на магнитный кодовый замок – сейчас же замок не работал. Дверь осела, пропотела ржавчиной. Валёк открывал её рывками – со зубосвербильным скрипом. До конца дверь распахнуть не удалось, она отошла лишь на четверть полного хода. Образовавшейся щели нам вполне хватило, чтобы втиснуться в подъезд. Фонарь Валька горел плохо, вяло мигал, грозил и вовсе оставить нас одних в темноте. Стены подъезда потяжелели невразумительными надписями, невнятными граффити. Язык лозунгов. А большинство надписей было лозунгами, так как оканчивались восклицательными знаками, написаны английскими буквами, однако их комбинации складывались в нечитаемые слоганы белиберды. Граффити оставляли впечатления незаконченности, как если бы художник, не успев закончить одну картину, начал заниматься другой, а потом следующей, и следующей, и так до бесконечности.
В остальном же подъезд не пугал особыми следами разрухи. Максимум, что можно было себе вообразить, это то, что люди ушли отсюда несколько месяцев назад. Оставалась, конечно, входная дверь, поражённая болезнью ржавчины. Но кто же знает, какие здесь бушевали ливни, и какого сорта они были раньше… до нашего появления… возвращения.
Начав подниматься (Валя обитал с семьёй жены на седьмом этаже), пройдя всего четыре лестничных пролёта, пришлось остановиться. На верхних этажах завывало. Непонятно что, но звуки, похожие на искусственный волчий вой, плохо сымитированный на первом в мире выпускаемом серийно синтезаторе, приближались.
– Глупо, – сказал я.
– Что глупо?
– Стоять здесь и ждать пока нас на куски порвут.
– Как же Танечка? – неуверенно так спросил. Понимал, значит.
– Нету её дома, как и тёщи твоей, и тестя. С миром что-то случилось. Бежим отсюда, пока и нас не прибрало.
Он послушался. Обратно к машине мы возвращались намного бодрее, чем шли проведать жену Валька.
– Всё, – начал я, как только мы уселись в салон его Фокуса, – к твоим родителям заезжать смысла нет.
– Это почему?
– Потому, – немного грубо. Согласен. Но пусть он, наконец, протрезвеет, поймёт, что всё изменилось. – Подумать надо.
– Я жрать хочу. – О! Нашёл время. С другой стороны, подкрепиться не мешает. Я, например, после тренировки ничего не ел. Он сказал и у меня желудок заурчал диким котом.
– В кафе? Ты тоже о нём подумал?
– Да.
– Стрёмно, конечно. Но не с голоду же нам помирать. Поехали.
Облом. Поехать нам не получилась. Машина дала отказ. Не завелась. Выручила нас один раз и будет. Пришлось тащиться до кафе пешком.
Кафе оказалось не совсем кафе. На неоновой вывеске красным по красно-розовому значилось – "Гриль бар «Жадина»". Как вам название? Ничего так, сойдёт для проголодавшегося путника. Здание стекляшка. Стены из толстого стекла, закругляющие здание в овал. Вместо входных дверей переходник, какой бывает на зоне, или КПП, или лаборатории, занимающейся исследованиями болезнетворных организмов. Двери и стёкла в переходнике бронированные. Я пощупал, простучал. Может, с такими ненормальными городскими жителями так и надо. Мысленно перекрестившись, потянул за верную ручку. Дверь, зашипев, легко подалась. Мы вошли. Вторая дверь впустила нас сама, плавно отъехав в сторону.
Внутреннее убранство бара сверкало никелем и пластмассой бордовых тонов. Кожа на сиденьях стульев тоже имела оттенок переспевшей вишни. Посетителей нет. Сразу идём к стойке, за ней стоит человек в белом халате и поварском колпаке. Смотрит на нас приветливо, делает приглашающие жесты, но словами не приветствует.
Высокие круглые стульчаки у бара, как полагается, прокручиваются под тяжестью наших тел. Водрузив зады на мягкие сиденья, смотрим меню, услужливо подсунутые нам барменом-поваром-директором.
– Не густо.
Валёк расстроен. Ещё бы! Ассортимент предлагаемых блюд не балует разнообразием. В меню всего три строчки и одно блюдо. Рис. Малая порция – 100, средняя порция – 200, большая порция – 300.
– Не густо, – соглашаюсь с Валей. – Но и не дорого. Можно мне среднюю порцию.
– Средних порций в наличии нет, – отвечает повар. Выходит у него слащаво. Не сказать, что по-гейски, а так – угодливо мерзко.
– Как так нет? – Ерунда какая. Как может не быть какой-то порции, если продукт есть в наличии?
– Тары нет.
– Какой тары? – я не понимаю, о чём этот повар толкует.
– Средней.
– Блин. Тогда дайте мне две маленьких порции.
– Маленьких порций нет в наличии.
Да что он издевается, что ли.
– А что есть?
