Московская позолота

Игорь Маслиев

Московская позолота

Воспоминание

Шестнадцать лет Александра не было дома. Так получилось, что его двадцатилетнего паренька судьба закинула сначала в один уголок земного шара, затем в другой. Все изменения, произошедшие на Родине, как бы и не коснулись его лично. Все позади. А может быть всё – лишь только начало.

Сильно изменился его любимый город. Не в лучшую сторону. Из города – превратился в городское поселение. Ныне акцент в стране сделан почему-то на большие города, которые растут вширь, как грибы после дождя. Молодежь спешно оставляет села, города, поселки и ищет счастливую жизнь и находит, поскольку в городе есть работа, и есть новый образ жизни.

А здесь же почти всё без изменений. Однако повсюду видны следы недогляда в работе муниципального образования, хозяйств, организаций в целом. Так сказать, нет работы на опережение, а в основном, на помпезность. Что это и как это – нужна отдельная глава, как результат – получится книга. В данном случае – не цель.

Александр шел по улице, на душе у него было тревожно. Шел, встречал бывших знакомых. Узнавал их и не узнавал. Но его точно никто не узнал. Все сильно изменились. Время.

Возле магазина остановился, обдумывая, стоит ли заходить. Боковым зрением заметил, как пристально смотрит на него слегка потрепанный мужчина, стоящий под деревом. Взгляд его был красноречив – хочет выпить. Внешний вид указывал на предмет систематического употребления им крепких и низкосортных спиртных напитков, которыми в последнее время замечательно пользовала свое население страна. В этом мужичке Александр с трудом узнал бывшего школьного товарища. Память мгновенно выплюнула эпизод из прежней жизни. В детстве Саша занимался в драмкружке и однажды принимал участие в смотре художественной самодеятельности. Выступать пришлось в доме культуры соседнего района. По окончании мероприятия к нему подошли местные ребята. И за какие-то заслуги и успехи предложили прогуляться за угол. Знал, будет драка. Драки не боялся. Ростом хоть и не высок был, с виду – неказист, но ловок телом. То, что побьют – не расстраивало. Бывало. Бить-то будут как всегда, без злости, больше потому, что так заведено: район на район, успевай увернуться и все будет хорошо. Как подумал, так и получилось. Только зашли за угол, пареньки сразу же налетели на него. Исход боя был явно не в его пользу. Да вот, откуда не возьмись, появился паренек из его школы. Санька и не думал, что тот кинется ему на помощь. Очевидно, паренек долго не раздумывал, просто любил справедливость или был слишком бесстрашен, бесшабашен, а может быть, любил подраться. Как бы то ни было, вдвоем они быстро раскидали ватагу мальчишек. Смелостью и дерзостью победили. Когда отправился на утек последний из нападавших, остановились, отдышались, и … разошлись в разные стороны. Даже не поблагодарил за помощь того паренька, встретившись после драки с его взглядом, понял: не нужны ем слова благодарности, Саша отправился домой. Однако навсегда запомнил этот взгляд. Это был взгляд человека еще молодого, но честного и гордого, упрямые огоньки бегали в тех глазах, и еще в них светилось спокойствие и уверенность. Ах, как Санька хотел тогда походить на него.

К чему это все? «Но какая удивительная у меня память, – подумал Александр, – стоит один раз только увидеть и он обязательно вспомнит все. Даже бывает так: ни с чего, возникает внезапное волнение, потом вспоминается то, о чем подумал ранее».

Так вот, этот пьянчужка был, некто иной как, тот самый паренек из детства. Господи, куда подевался его гордый и храбрый взгляд. Глаза уже не блестели честностью. Они были выразительны, но сейчас они просили одного: «Займи, налей, охмели».

Саша протянул ему деньги, отведя взгляд. Он не будет думать, что случилось, не будет пытаться в чем-то разобраться и что-то изменить. Это судьба, ты можешь делать, что угодно, но ее не изменить. Не пытайся сделать это. Будь сам собой. Жизнь вынесет тебя на должный круг. Только не надо лениться.

P.S. Это произведение из ранних. Оно не выдержано по стилю и по содержанию. Не заслуживает пристального внимания читателя. Почему же я решил включить его в свой сборник? В первую очередь, что сознание моё нынче поменялось. Конечно, и первому и второму персонажу я придумал бы иные образы, иной сюжет и, в целом, иную концовку рассказу. Мне искренне жаль, когда в период «перестройки» были сломлены молодые и сильные люди. Они потеряли свои нравственные ценности, но их кинули на произвол судьбы. Я говорю про то время, когда из улицы, на которой жило порядком двадцати хороших, честных, с отличным генофондом ребят, осталось трое. Слабые ли они? Нет, они оказались сильнее, чем, смелее чем…. Они боролись и явили результат борьбы с существующим строем. Их нет. Но их смерть на чьей-то совести. Они погибли в нечестном бою, не пожелавшие жить приспособленчеством и обманом. А что же вновь сформированное общество?

Рассказ дедушки

Внук: «Дедушка, расскажи про войну. Да так расскажи, чтобы дух захватило. Как немца проклятого били, как подвиги совершали! Ведь вы Родину защищали – потому и не боялись ничего, потому вы и войну выиграли. И холодно было вам и голодно, и бились вы на последнем вздохе! В чем сила была ваша, дедушка?»

Ухмыльнулся дед, пригладил мизинцем усы, расправил осунувшиеся плечи и начал свой рассказ:

Окопались мы в районе села Черный Яр. Рубеж нашей обороны состоял по расстоянию километра так полтора, ну а далее – соседний взвод. Сзади артиллеристы с пушками, которых насчитывалось даже две. Ну что, окопались мы и стоим, ждем, когда немец атаку начнет. Впереди немец, сзади наше село – значит, отступать-то некуда. А мы, внучек-то, молодые еще – только-только восемнадцать годочков исполнилось. И жить-то как хочется, и – умирать не хочется. А девчонка ждала меня – закачаешься. Девушка красна. Чудова дивчина. Да ведь бабушка это твоя Фекла-то. Ну, вот видишь – отступать некуда. А стояли мы до этого в резерве. Формировали нас исключительно из одних земляков. Наскоро одели, обули, оружие дали. Вот на этом и закончилась наша военная подготовка. Готовимся к бою. Руки по стволу бегают – как по пацанке (тут дед глянул на внука, не молод еще – поймет?!). Дрожь пропадает, значит, привыкаешь, мужчиной становишься. Ну вот. Обстреляться нам толком не дали, но психологически атаковали здорово. В чем сила-то наша была? А, пойди, сам разберись. Страх был такой, что поджилки трясутся. А тут нас готовят, значит, смелость развивают. Вышел перед нами красивый высокий бравый офицер и давай выкрикивать: «Вы бойцы Советской армии бьетесь за правое дело! Победа будет за нами!» Ну и т.д., а в конце как начал кричать: «Умрем за Родину! За Сталина! За наш народ! За Коммунистическую партию, и ее светлые идеи!» Так вот, внучок, почитай, может в этом и есть наша сила?! Дед сожмурил глаза, сказал: Эх, Санька, повезло мне – пожил я. Внуков своих повидал. С бабушкой твоей до старости дотянули, – помолчал и хмуро добавил, – Ну и где Сталин?! Где партия?! А народ-то наш и Родина – это чего?! Как ты думаешь, внучек? Ну, вот послушали мы этого крикуна, Санечка, да так тоскливо стало. Что нам Коммунистическая партия? Коли мы все волжане коренные – жители стариц, зимовок, сел, хуторов. Партийных средь нас, как и подлых, отроду не было. А партийцам – благодарность, здорово они нас разделили: одних – в кулаки, других в голодранцы записали. Понятное дело – разделяй и властвуй. А мы люди в ту пору были темные – вот и разъединили нас. Половину раскулачили (дети с голоду умерли), других в колхозы согнали – ярмо-то всегда под контролем тащить надо. Да и за Сталина, внучек, тоже умирать не хотелось! Что нам Сталин?! Люди мы всегда были вольными. У нас отродясь-то и атаманов не было. Жили промыслом, да чем Бог подаст. В Бога верили, Бога только и боялись, на праздники гуляли, в остальное время работали. От своего труда и радости наши были. Вот так, внучек Сашенька! Еще что? Умрем за Родину, за наш народ. А что такое Родина, Саша, а что такое наш народ? Как думаешь?! Сможешь ты это сформулировать, али нет?! Вот так и мы думали – сказать не могли, а душой понимали. Где-то неправда твоя, агитатор! – Так мы думали про этого крикуна.

Так вот, вывели нас с резерва на передовые позиции. В окопе сидим, мысли роем жужжат – жизнь, значит, вспоминается. Вспомнились мама, царство ей небесное, отец, царство ему небесное, сестра – девка дюже резвая, дом наш соломой крытый, хозяйство довоенное; моя Феклушка вспомнилась, провожала меня, так мы всю ночь с ней на завалинке просидели, прижавшись друг к другу, и лишь под утро, неумело положив свою руку ей на грудь, поцеловал ее. Да такая грудь ее упругая да манящая, а уста сладкие да горячи. Так с трудом оторвался я – и так уж много мне она позволила…

Так вот мы в окопах сидим, ждем своего часа. Вспоминаем с товарищем встречу накануне с бывалыми солдатами. Идут они, смотрят на нас вот так… (в этот момент лицо деда вытянулось в удивлении) и бормочут: «Вот куда же, сосунков, куда же мясо такое…». А мы-то вначале не понимали – мясо – это про кого?

Вдруг слышим мы: песня над окопом поднялась – наша песня волжская про наши степи, про нашу Волгу, про то, как хорошо встречать рассвет, сидя на берегу. Хлопцы-то наши из окопов повысовывались, глядь, да это же наш школьный учитель Кочетов Василий Иванович песнь затянул. Сроду не знали, что он еще и поет. Эх, хороший мужик был. Да как мужик-то? Лет тридцать ему-то и было. Молод еще. Да уважаемый был человек, от того мы и величали его по имени-отчеству.

Закончил он песню, а мы к нему – слабый завсегда к сильному тянется. А он ведь как бут-то и ждал нас, заговорил: «Что, волжские орлы волжане- земляки, знаем мы, что тяжело нам придется, и, может быть, не увидим больше белого света завтра, но знаем мы, что бьемся мы, как бились наши предки, за землю нашу волжскую, да за Волгу-матушку и бьемся мы за вольную жизнь. Други мои, вспомните первое предложение, которое вы написали на моем уроке: «Мы не рабы, рабы – не мы». Так вот за что бились наши предки, за это и нам умирать не страшно! А кто выживет, то одна будет просьба моя, пронесите ее на все века и передайте всем поколениям – биться надо за свободу! А у свободы есть только один лозунг: «Мы не рабы, рабы – не мы!»»

После этих слов, Александр, стало нам спокойнее на душе. И умирать мы уже были готовы. Умирали-то за вас, за ваше светлое будущее.

… В то утро в своем первом бою погиб наш первый учитель – Кочетов Василий Иванович – простой человек Великой идеи. Вечная память ему!

Дед повернул голову к окну: Вот и подумай, Саша, в чем была наша сила. А про войну я тебе потом расскажу.

Про Кешу

И все же, курьезных случаев в мире предостаточно. Мое мнение – скучают люди оттого, что разучились воспринимать жизнь как радостное событие.

Уж на что, кажется, скучно ехать в поезде. В карты поиграли, книгу почитали, пиво попили, на перрон, во время остановки поезда, вышли, помечтали под стук колес, поспали, все. Однако смешного хватит и здесь. Вот однажды произошел забавный случай – повеселились мы от души. 1982 год. Лето. Август-месяц. Возвращаемся из отпуска в воинскую часть. Нас было четверо. Мы, земляки из Волгоградской области, солдаты второго года службы батальона охраны. За образцовое выполнение обязанностей нас поощрили внеочередным отпуском.

В два часа дня сели мы в поезд, разместили вещи, разложили постель и, так как отдохнуть в отпуске нам, как следует, не удалось, решили выспаться. Спали до вечера. Заходила пожилая проводница, удивлялась – какие спокойные солдатики ей попались на сей раз, а то ведь все кричат, да хлопочут неугомонные.

Мы проснулись, повернулись, да решили поужинать! Ах, благодатный Волгоградский край! На столе разрезанный красный сочный арбуз, рядышком скидочки дыни, помидорка дольками порезанная солью посыпанная, рядом огурчик половинка – на половинку. Традиционно курица, запеченная в фольге, бутерброды с колбаской. Да, что там греха таить Волгоградский край был, действительно, благодатный в тот незабываемый 1982 год: черная икорочка, да балычок осетровый (забота родителей) – дополнили пикантностью скатерть-самобранку. Воспоминания могут нанести вред здоровью.

Так вот, сидим мы, как говорится, кумовья царю, сваты королю, за столом – трапезничаем. Самый шустрый из нас говорит: «Понимаете, ребята, тут такое дело. На сухую, как – бы, кусок в горло не лезет. Все дом вспоминается. Давайте отъезд отметим!» Мы втроем не против. А четвертый наш товарищ, в ту пору звали его Кеша, это сейчас он Иннокентий Иванович – большой человек, отказывается – спортсмен, видите ли. Мы тоже спортсмены, но все житейское нам не чуждо же. А самый шустрый добавляет, что не мешало бы и проводниц задобрить – лишний раз беспокоить не будут. Сказано – сделано! Собрали мы им «скромную» авоську. Всего положили – проводницы же из Нижнего Тагила, вернее одна проводница, а другая – студентка на практике. Относил продукты Кеша. Вернулся он, забился в угол, скромно ест, все больше молчит. А нам то что, нам все веселее и веселее! Договор о тонах голоса переставал действовать! Вспомнили ротного командира. Вспомнили «любимый» вездесущий нос «любимого» хохла-старшины. Вспомнили « добрые и теплые» команды, которыми старшина «развлекал» нас в долгие зимние вечера. Вспомнили ротную песню, последний куплет особенно громко. А Кеша все молчит. Стали мы его пытать: «Что, да почему?» А он нам, отрешенно, глядя в окно:

– Да вы не поверите! – ответил он, отрешенно глядя в окно.

– Поверим, поверим – говори! – Запели мы в один голос.

– Вы верите в любовь с первого взгляда? – Кеша повернулся к нам всем телом.

– Верим, верим, Кеша, не томи, – говорим мы хором, – рассказывай.

Он помолчал, улыбнулся:

– Я полюбил проводницу-студентку. Во время посадки обратил на нее внимание, а сейчас чувствую – это серьезно! Что делать – не знаю?

– Пойди, объяснись ей в любви. Что здесь такого? Может быть, адрес свой тебе оставит, или ответит взаимностью, – начали советовать мы.

Но Кеша – спортсмен, заробел сразу:

– Нет, не могу, стесняюсь. Вот бы случай, какой, а так не могу.

Тут самый шустрый среди нас вступает в разговор:

– А ты 100 грамм для храбрости прими и вперед! Только 100 грамм – они не помешают.

Кеша, видимо, влюбился серьезно – выпил 100 граммов, посидел, прислушиваясь к себе:

– Нет, не помогает. Смелее не стал!

Шустрый тут же:

– Еще 100 грамм и полный порядок.

Кеша:

– Нет, на меня не действует.

Шустрый:

– Еще…

Кеша:

– Не действует. Еще давай!

Итог таков. Нам стало весьма весело, душно. Мы стали о чем-то спорить, шутить, кричать, петь песни; даже закурили в открытое окно. И это образцовые военнослужащие, проверенные в дальних караулах сопровождения. В принципе, мы тоже были своего рода проводники; только здесь проводники сопровождают людей, а мы, по долгу службы, сопровождали грузы.

Ночь. Стук колес. Дружная компания. Но вскоре мы угомонились. И, еще не подготовленные к алкоголю тела, мирно в унисон засопели.

Я изредка просыпался от освещения приближающегося перрона. Открывал глаза, как в тумане, обводил взглядом своих товарищей, мысленно отмечал, что все на месте и опять проваливался в мягкую перину сна.

Поезд притормаживал в очередной раз. Наше купе залилось желтым светом. Послышался гудок тепловоза. Диктор в громкоговоритель сообщил: «Поезд № такой – то, сообщением Адлер – Нижний Тагил прибыл на № – ый путь, № – ой платформы города У-ска … Поезд отправляется через час …» Я приподнялся на локте – все на месте и опять погрузился в глубокий сон. Что-то снилось, может быть, яблони в саду, может быть белый лебедь на пруду, может быть школьный роман; только мое сознание стало проясняться. Кто-то теребил меня за рукав и все причитал: «Понимаете, неудобно сказать. Люди в вагон зайти не могут. Помогите, ваш друг не может подняться в тамбур, одним словом неудобно, а я дежурю».

Сон как рукой сняло. Предо мной стояла проводница, о которой говорил Кеша. Кеши же в купе не было. Поднимаю Шустрого, идем за проводницей к тамбуру. И что мы видим!? Кеша, наш друг-спортсмен, никогда не пьющий и не курящий, стоял на платформе, обеими руками держась за поручни вагона, перекрывая вход. Пассажиры, негодуя, пытаются оторвать Кешу от поручней. Он же мычал как бык и держался еще крепче. Наш исполин, находясь в другом измерении, стойко стоял у вагона. День и ночь. Наш бедный товарищ, по своему соображению, выполнял воинский долг. К нашему ужасу и в дополнении к увиденному, Кеша стоял в форме Аполлона. Он стоял, этот наш Геракл, перед десятками пар глаз, опустив штаны, и блистал своим неудобосказуемым местом на весь перрон.

Мы замерли. Шустрый первым вышел из оцепенения: «Кеша, поезд трогается, скорее в вагон», – прокричал он!

Кеша, путаясь в штанине, начал свое движение. Поднялся на ступеньку тамбура, как бы придя в себя, взглядом остановился на проводнице. До него постепенно стала доходить вся несуразность положения. Позже Кеша объяснил поступок: виной всему службой выработанная привычка – оправляться во время стоянки поезда.

Следующую часть нашего пути Кеша лежал, отвернувшись к стене; прогулку совершал только в сторону туалета и только бегом. Разговор с нами ограничивался словами: « Да, нет».

Подъезжая к Нижнему Тагилу, Кеша вздохнул: «Хорошую девушку потерял! Подумайте сами, зачем я пил водку? Никогда не пробовал ее заразу! А здесь, можно сказать, встретил любовь, и курьез вышел на первом свидании. Шустрый виновато смотрел в сторону. «Эх, была – не была» – подумал я и вышел из купе…

Вот и Нижний Тагил. Мы не спеша, собрали вещи, вышли на перрон. Все, закончился наш отпуск. Грустью защемило сердечко, волнение дрожью тронуло тело. Близкие и родные люди остались позади, а здесь вновь армейские будни, «любимый» старшина, далекий караул, да стук колес. Привет, страна, мы твои сыновья, по твоим артериям -железным дорогам – возим твои секреты.

Шустрый убежал к дежурному коменданту железнодорожного вокзала.

Проводники закрыли вагоны, разошлись кто – куда.

На перроне на вещмешках сидели солдаты. Возле вагона стояла девушка. Она смотрела в другую сторону, что-то нервно теребила в руке. Она порывалась уйти, но словно невидимая чудная сила удерживала ее. Ждала.

И Кеша победил себя. Он ринулся к ней единственной – зову своего сердца. Она накрыла ему губы ладошкой, когда он попытался заговорить, быстро сунула ему в руку влажный, квадратиком сложенный, лист бумаги.

Эту записку Иннокентий Иванович хранит, как реликвию, и по сей день.

Когда мы собираемся впятером – громко смеемся, окружающие смотрят недоуменно – о чем это мы, а Иннокентий Иванович с благодарностью смотрит на свою жену – ставшую проводником его жизни.

Такая вот вышла история одной любви со счастливым концом.

Краткий ответ и продумки о думках

Почему стал уделять время своим высказываниям из прочитанного классического литературного произведения. Простыми словами. Классическая литература – это законченный, верхний этап развития литературы, не только как историческая мера или эталон исторического стандарта, а что, и сейчас, как никогда, мы прекрасно понимаем свойственно всем временам и всем народам. Современника можно сподвигнуть на чтение «Классика» только обманным путем, посредством «современника». Вот и приходится, чтобы не закисала культура русского народа, предугадывать способы, от которых просыпается и восстанавливается интерес к русским писателям-классикам, русской культуре.

Краткий ответ Гоголю Н.В. на письмо В.А. Жуковскому «О лиризме наших поэтов»

Напрасно намечал поэт

Другого шествия России –

Иного царствия, но свет

Лишь прозябал в своем бессилии…

…Горели души в жажде бремя

Отчизны круто изменить!..

Увы, свидетель вечный – время

Лишь позволял себя корить…

Одной любви здесь недостаток.

Пророк – он просто нагло врет.

Россию «Щедрою душою»

Да! Кто ни попадя «жует»! ×

× В смысле, пользуется, прикрываясь высокими идеями.

продумки о думках

Никогда не думал, что желание превысит разум. Мудрый говорит: «Обуздай себя и ты покоришь мир!»

Изучи себя. И начинаешь лихорадочно думать о смысле жизни, о справедливости суждений, о правоте событий, о правде и кривде, наконец. Суров мир, в котором приходится выживать каждому живому существу. Но прекрасен мир, удивителен, полон неожиданных счастливых минут, светлых душевных порывов и откровений.

Пытаюсь поделиться впечатлениями, оставшимися после прочитанного произведения Н.В. Гоголя «Из письма к Л××× «Споры»» и побудившими меня взяться за ручку.

Не скрываю своего негодования темой письма. Споры?! Да о чем же столько уделять времени и душевных сил? Что же так силится писатель внушить нам простым смертным? Да неужели такая тема была злободневна в девятнадцатом великом веке. Да! Она обмусоливается и сейчас. Меняются цвета, оттенки, ваятели, но новейшие рассуждения знатоков о началах и корнях нашей сути преподносится как впервые осознанное действие.

Смешно, Н.В., как же Вы могли опустится (расширить кругозор) до глубочайшего рассмотрения никчемного, так сказать, вопроса? Да еще и утверждать в самом начале «Прощальной повести», что Вы находитесь в здравом уме и сознании. Теряюсь в догадках, перестаю Вас уважать; думаю (опять же) к чему Ваше Учение? Актуальность споров о наших европейских и славянских началах, да, самое главное «кто прав»? и норма поведения в споре. Что за советы Н.В.? Да и зачем, вообще, проводить анализ, от чего бытует мнение, что нам необходимо менять взгляды, пересматривать исторические события в зависимости от политической обстановки в стране?

И так понятно, Н.В., а уж Вам то тем более, что никому не нужны эти споры! Славянисты и европисты или староверы и нововеры, или же восточники и западники – какой же это тормоз в развитии России. Словом, все выглядит так: что выгодно России – к тому и надо стремиться. Забота о будущем, о совершенстве поколений – вот основная задача старовера; поиски лучшего и справедливо-мудрого решения – задача молодежи. Но что это? Это закон природы и ничего большего. Староверы – это те, кто закрепляет позиции; нововеры – это те, кто двигают историю вперед. Прогресс необходим. Но диалог между восточниками и западниками (или назовите все это как пожелаете) должен строиться без обмана, с сознанием правоты своих действий. Если же будет строиться по принципу:

Лукавый Мудрость посетил

И мудрствовал тот час лукаво:

А я про честь свою забыл,

Играю с Истиной в забаву.

А Мудрость тут ему в ответ,

Для продолжения сюжета:

Даю простой тебе совет:

Учись величию у Света.

Здесь примечание автора: а не у Тьмы, то и сбудется Ваше трагическое предсказание «страшна душевная чернота, и зачем это видится только тогда, когда неумолимая смерть уже видится перед глазами».

Так что, Н.В., величие Вашего письма сомнительно! Еще бы бояться правды, серебрить ее инеем холодной лжи – вот истинное лицо дискуссии. Пытливая молодежь не так уж глупа, как хотят ее представить. Да, она спорит, ведет себя вызывающе, но интонация! Интонация заставляет думать по-другому. Почему же мы ждем, что чиновника, нагло лгущего, этакого ловкача сложившихся обстоятельств, что, не уважая себя, добивается разных целей или же, тем пуще, вредящего развитию общества, будут уважать, даже в семье. Да нет же! Конечно же, его ждет фиаско! И что ему остается изречь? Да ничего более как: «Я консерватор!» А уж если, уважая себя, человек прожил свою жизнь, воздвигнув себе памятник нерукотворный (скажу проще: оставивший светлый путь труженика), вот именно тогда и справедливо Ваше высказывание: «Седина есть уже святыня».

Николай Васильевич! Что есть значение слов: «благодарность» и «преклонение»? Так вот, их смысловое значение ни что, по сравнению с тем, что я хочу выразить Вам! Ваша искренняя мудрость, светлость Ваших советов, наконец, умение доходчиво объяснить, что же все-таки есть истина духовности патриота русского мира – все это имеет огромный исторический смысл как отжитой старины, так и новой России – зародыша грядущей цивилизации. Но есть условие – правильное уяснение фразы – движущая сила. Для этого нас нужно учить. Жажда познаний у русского человека в крови. Он не так ленив, как его представляют. Ваша ирония по поводу русского народа справедлива. Невероятные усилия для освоения русских земель – тому пример. Основной недостаток его всего лишь в том, что жизненная активность воспринимается нами как необходимое условие «выживания», а не «приживания». Вы всю свою жизнь положили на одну цель – вдохнуть свежую струю просвещения в могучую грудь русского народа. Ломоносов, Державин, Пушкин, Лермонтов, Толстой, Горький и многие другие атланты русской словесности подняли русский народ на пьедестал, вызывающий черную зависть о культуре от иных. Вы же поставили цель, впервые в истории России, цель и адекватный путь – далее Ваши слова – поучение людям: «Возможностями сосуществования в условиях новой прогрессивной цивилизации, где Умение изъясняться словами – основной признак природы эстетической русского народа – старшего брата других народов – пример мирного мирового содружества».