О чем не перестают говорить мужчины. Сборник рассказов

– Да не вопрос!

* * *

Раннее утро. Девушка, похожая (как ей кажется) на Монику Беллуччи, уже в сети. Причем настроена довольно агрессивно.

– У меня всё хорошо. И не надо искать во мне какие-то комплексы или причины для сочувствия и жалости. Напрасно! Перестань выдумывать то, чего нет.

– Так хорошо, что каждый раз приходится себя (а теперь и меня) в этом убеждать?

– Себя мне не в чем убеждать. Хочется, чтобы ты это понял, но у тебя своя программа… С добрым утром!

– В понедельник утро добрым не бывает. И не надо меня программировать, я к этому устойчив.

– А ты перестань меня считать озабоченной и неустроенной тёлкой!

– Поверь, мне хватает ума не считать тебя озабоченной. Правда, твоя настойчивость в отрицании этого уже говорит о комплексах. Ты, главное, не зацикливайся на своих недостатках. Вот я, к примеру, абсолютно не зацикливаюсь… на твоих недостатках.

– Ты офигел? Какие недостатки? Продолжаешь гнуть палку?

– Прости, умничаю. Не могу отказать себе в удовольствии.

– Ну-ну…

– Да нет же, ты просто идеал! Всё только забывал тебе об этом сообщить.

– Я что, из музея?

Тут мне захотелось сказать, что из кунсткамеры, но я сдержался.

– Лепс и Лорак – «Зеркала», слышал?

– Специально не слушал, может случайно…

– Мне очень нравится.

– А мне – вторая часть третьей оркестровой сюиты Баха. Не слышала? Она еще «Воздух» называется.

– Охота поумничать?

– Не иссякает!

– Тогда найди себе другой объект! Да, музыкального образования у меня нет, и я могу не знать названий, но классику слушаю.

– У меня тоже нет музыкального образования, да и вообще никакого, кроме школы и вуза – не беда! Это пусть девушки в активном поиске пишут про «два и более высших».

Прислала клип с песней «Зеркала».

– Ознакомился. Глаза… пустые зеркала… любовь прошла… да еще в дождь! Тебе не могло не понравиться. А сколько мерседесов на мост нагнали! И Лепс в новом S-классе…

– Тебе не нравится?

– Что, мерседесы или Лепс?

– Продолжаешь в том же духе?

– Мне показалось, ты уже привыкла.

– Сходи подыши своим «воздухом»!

– Уже в пути!

Прошел час.

– Мы поругались?

Вот это «мы поругались?», как и Машин «привет» на третий день – верный признак того, что она твоя.

– Ну как с тобой можно поругаться? Это просто стиль общения у нас такой – обоюдоострый.

– Значит, разошлись по религиозным взглядам: он не признает, что я богиня.

– Не разошлись, но и не сходимся. Как планета и спутник – вокруг да около. Только падение одного на другое чревато катастрофой.

– Коллапсов нам еще недоставало!

– Нам много чего недоставало, но тебя разве достанешь?

– По-моему, у тебя один раз получилось.

– Это когда? Хоть я и балансирую на грани, но как-то не заметил…

– Как же не заметил, а игнор?

– По-моему, в игнор я попал (причем незаметно для себя) лишь потому, что некоторое время не выходил на связь. Бывает…

– Не только потому. Мне в твоем тоне что-то не понравилось.

– А сейчас всё нравится?

– Та щас!

Прошло несколько минут.

– Я тут сама у половины сайта в игноре.

– Охотно верю! С твоим язычком можно всех женихов распугать.

– А я не стремлюсь выскочить замуж. У меня есть дети, есть работа. Финансово я не завишу от мужа или любовника. Мне хочется только одного – взаимного срыва башки!

– Ничто так не сближает, как совместное занятие идиотизмом. За «срывом башки» ты по адресу!

– Так в чем же дело? Я, как настоящая женщина, с первого раза не согласилась, а ты, как настоящий мужчина, второй раз не предложишь, так?

Вот он, момент, когда от выноса мозга можно переходить к более естественным формам сексуальных отношений.

* * *

– Да, любишь ты мозги потрахать… Хорошо хоть не только мозги.

– Не только, Артур, не только… Но без них любовь превращается в банальный секс – способ размножения двуногих животных, известных как homo sapiens. Мы же не кролики, Артур, мы люди разумные! Хотя… какое это имеет отношение к любви?

Меня вдруг как током ударило. Слово за словом я повторил свою последнюю фразу:

– Какое это… имеет отношение… к любви? К самому загадочному и прекрасному чувству, не подвластному ни разуму, ни логике, ни расчету… Забудь, Артур, всё это бред!

– Что?

– Всё, о чем рассказывал сегодня. Пускай это и правда, но правды в этом всём не больше, чем осталось водки на дне графина… Не разгадать нам формулу любви. Не втиснуть чувства в рамки формул. Ты оказался прав: лишь брак бывает по расчету – любви по расчету быть не может.

К нашему столику подошел официант и оставил счет. Летний вечер приближался к концу. Огромное красное солнце, зацепившись за горизонт, яркими бликами отражалось в окнах старенькой девятиэтажки, стоящей над оврагом. В ней прошло мое детство и юность. Как же давно это было! С тех пор я сменил несколько квартир в разных концах города, но что-то неизменно влекло меня сюда, под сень могучих кленов и старых ив, склонившихся к ручью. Он и сейчас, как много лет назад, струится в глубине оврага, но не я – уже другие дети играют здесь в индейцев.

О тех, кому за тридцать

В тихом подвальчике не самого популярного в городе паба днем было немноголюдно. Две дамы того прекрасного возраста, когда «идут года, мне всё еще за тридцать», сидели у окна и перемывали косточки своим мужьям. Бородатый хакер, похожий больше на бомжа, чем на айтишника, забился в угол и, присосавшись ноутбуком к бесплатному вай-фаю, насиловал клавиатуру. А у самой стойки на барном стуле примостилась какая-то малолетка, заскочившая сюда, скорей всего, погреться. Томно прикрыв глаза, она потягивала из банки вишневое пиво и беспрерывно болтала по телефону.

К нашему столику, расположенному в глубине заведения, не долетал ни шум улицы, ни разговоры редких посетителей. Даже официантка доходила сюда не так часто, как нам хотелось бы, а жаль. И вовсе не потому, что в коротенькой юбчонке и переднике, который чуть не лопался под напором пышного бюста, она напоминала представительницу другой, более древней профессии, просто беседа наша была долгой и требовала регулярного подноса бокалов с пивом. Мой собеседник, Артур, предпочитал светлое, а мне по такой погоде легче шло темное: на улице третий день мела метель, а мое горло ныло без перерыва уже третью неделю. Правда, следуя совету древних – подобное лечится подобным, – пить пиво я не переставал. Когда-то же оно угомонится, это чертово горло? Хотя, по-видимому, только вместе со мной…

– Так что, Гоша, не перевелись еще в этом городе невесты? – вместо того, чтобы поговорить о деле, Артур принялся развивать свою любимую тему. Он уже несколько лет жил и работал в столице и к нам заглядывал нечасто – только по делам, да еще навестить стареньких родителей. И всякий раз, наведываясь в гости, не забывал спросить о сексуальной жизни нашего городка – жизни, которая с отъездом Артура, а может по другой какой причине, стала понемногу угасать. Один за другим уходили из большого секса старые товарищи: у кого-то заканчивались деньги, у кого-то здоровье…

– Невесты есть пока, женихи вот почти перевелись. Кто в столицу уехал, на повышение пошел, а кто, наоборот, дауншифтером заделался и положил на весь этот секс…

– Ну если не стоит, остается только положить…– резонно заметил Артур.

Видимо, почувствовав, что разговор наш принимает интимный оборот, официантка вместе с очередной парой бокалов принесла свечку. Правда, подержать ее и поддержать суровую мужскую беседу благоразумно отказалась. Ну и на том спасибо: с наступлением сумерек тьма, накрывшая Ершалаим, грозила окончательно вогнать нас в депрессию.

Только теперь при свете свечи я обратил внимание на причудливый интерьер пивного заведения. Вместо привычных в подобных местах автомобильных номеров штата Техас, старых пластинок и фотографий рок-музыкантов, стену паба украшала гигантская схема, испещренная названиями различных сортов пива. Сорта эти были собраны в родословное дерево, корнями которого были Эль и Лагер – два основных вида, что отличаются способом брожения. По-видимому, схема должна была подчеркнуть всю серьезность процесса употребления и намекнуть посетителю, что пьет он не какой-то шмурдяк, а древний благородный напиток.

Придав нашему столику немного романтики, свеча напомнила мне лирические строки Пастернака, а еще нашу с Артуром зимнюю командировку в Крым.

* * *

Помню, выезжали мы тогда в ночь. Погода стояла мерзкая, почти как сейчас. Дул сильный ветер, и в свете фар не видно было ничего – только поземка, что стелилась по шоссе. Машину бросало из стороны в сторону и пару раз заносило на снежных переметах. Артур даже спросил, не трахался ли я перед дорогой – примета, говорят, плохая. Не стал его расстраивать своим ответом, но примету обмануть не удалось. Где-то на полпути мы пропороли колесо, да так, что оставалось только выбросить. И как назло запаска оказалась лысой… Вот и не верь теперь в приметы!

Наутро Крым встретил нас приветливо. Там, за спиной, на континенте, свинцово-серое небо, промозглый ветер и колючий снег, а тут, на набережной Ялты, пусть низкое, по-зимнему холодное, но все же солнце. Никто не кутается в шубы и пальто, гуляют налегке: в ветровках, свитерах, а экстремалы – те вообще в одних футболках! Однако юг.

Припарковавшись, сбросили и мы тяжелые зимние куртки и остались в пиджаках. Первым делом отправились на берег – глотнуть соленого морского воздуха и снова ощутить знакомый с детства запах водорослей, йода, послушать мерный рокот зимних волн и посмотреть на горизонт, пытаясь разглядеть за ним неведомые страны. Людей на набережной было немного: самый что ни на есть мертвый сезон – начало февраля. Но это нас нисколько не смущало. Как школьники, сбежавшие с уроков, мы наслаждались неожиданной свободой, забыли о делах, предавшись лени, романтическим мечтам и созерцанию багрового заката. Лирическое настроение с заходом солнца не прошло, а лишь усилилось, и наши взгляды, а вместе с ними и желания переключились на девиц, фланирующих в тусклом свете сизых фонарей… И все-таки зима брала свое: на все наши попытки завязать знакомство девицы отмораживались, будто намекая, что бесплатно не дают.

Утратив всякую надежду на взаимность, отправились искать ночлег. Дорогие отели гостеприимно раскрывали перед нами свои двери, а услужливые швейцары проводили к стойке в надежде на чаевые. На них нам денег бы хватило, но чтобы поселиться в номерах на первой линии, боюсь, что нет. А недорогих гостиниц вблизи от моря не было.

Мы почти отчаялись найти доступное жилье, как вдруг в сотне метров от набережной увидели дом-музей Леси Украинки, который в числе прочего предоставлял и гостиничные услуги (ох уж эта самоокупаемость!). По витой каменной лестнице поднялись на крыльцо особняка с резным фасадом, вошли в прихожую и были сражены аутентичностью открывшейся картины: совсем как той февральской зимней ночью «свеча горела на столе», и в ее свете у стола сидела женщина, укутанная в плед. Не замечая нас, она читала книгу и попивала чай из тонкого стакана в подстаканнике. Мне захотелось вдруг спросить: вы и есть Леся Украинка? Но, к счастью, я сдержался.

Участливо взглянув на нас, хозяйка с сожалением сообщила, что комнаты все заняты, кроме… разве что номера для молодоженов. Правда, стоит он слишком дорого… Даже если бы он стоил дешево, подумал я, нас вряд ли бы сегодня расписали: однополые браки у нас пока не регистрируют.

Уже собравшись уходить, услышали вдруг за спиной:

– А, была не была! Хотите, сдам вам этот номер по цене обычного? Не думаю, что в понедельник вечером сюда забредут молодожены.

Да, в логике хозяйке не откажешь. Разумеется, мы согласились.

Большая комната на втором этаже была когда-то спальней знаменитой поэтессы. У стен расположились всевозможные комоды и зеркальное трюмо, а в центре возвышалась двуспальная кровать под балдахином, что с виду походила на сексодром, а по площади приближалась к стандартной комнате в хрущевке.

Судя по всему, невезение у нас закончилось, подумал я и поделился мыслями с Артуром:

– Романтика! Грех не воспользоваться случаем!

Что подумал Артур, я так и не узнал, но суровое дагестанское детство, похоже, приучило его к осторожности: укладываясь спать в просторное «супружеское» ложе, мой друг аккуратно свернул в рулон одеяло и проложил его между нами. На всякий случай. А случаи бывают разные…

* * *

– Ты помнишь, случай был, когда мы сняли двух подружек и обеих звали Ирами? – прервал мои воспоминания Артур.

– Еще бы не помнить! Хорошенькие были… кобылки, кровь с молоком! Чтобы не путать, звали их по масти: черненькая и беленькая.

– Точно! Как-то надумали покувыркаться с ними, а они: «Мы не такие, а очень даже порядочные… и чуть ли не начитанные девушки».

– Именно – начитанные! По богатству словарного запаса могли соперничать не только с Эллочкой-людоедкой, но и с Фимой Собак, девушкой, несомненно, культурной.

– Не без того… Зато с ними легко было договориться.

– Это да. Стоило пообещать, что после экзерсисов поведем их в ночной клуб, как взгляды на «порядочность» чудесным образом менялись: сами собой расстегивались блузки и медленно сползали вниз чулки… А как они друг с другом забавлялись! Какие соблазнительные позы, необузданные страсти… и ласки, еще по-детски неумелые, но слишком откровенные! Как вспомню, сразу оживает что-то там, внизу…

– Девушка! – через весь зал позвал Артур. – Можно еще пару бокальчиков? Нам тут… охладиться надо.

На его зов спустя минуту прибыла официантка с полными бокалами в руках, собрала со стола пустые и тут же удалилась, покачивая будоражащими воображение формами.

С трудом оторвав от девушки свой плотоядный взгляд, приятель продолжал:

– И ведь велись же дурочки!

– На что?

– На наши обещания сводить их в клуб… Правда и мы, как истинные джентльмены, держали слово: накувыркавшись вдоволь, везли девиц на рейв.

– Ага… там полчаса зевали, вручали каждой по коктейлю и по-английски, не прощаясь, отправлялись спать домой. Такие джентльмены…

– А что? Пусть дальше веселятся сами, нам же не двадцать лет – гулять всю ночь!

Давно уже не двадцать, подумал я, вспомнив один забавный случай. Сижу как-то в машине с девушкой, жду Артура. И вдруг, не знаю почему, она спрашивает: «Гоша, а сколько тебе лет? Как и Артуру, двадцать восемь?» Я слегка опешил: ему тогда было под сорок… Хотел ответить, что «к науке, которую я в настоящий момент представляю, это не имеет отношения», но решил не напрягать чрезмерно слабый девичий мозг и, немного поколебавшись, согласился: «Пожалуй, двадцать восемь…»

– Да, Артур, давно уже не двадцать, – задумчиво ответил я, – но девочек ты любишь помоложе… А тем, кому за тридцать, куда деваться?

– Куда?.. Пусть обращаются к тебе!

Похоже, собственная шутка понравилась Артуру. А я подумал, что в каждой шутке есть только доля шутки – остальное правда, и рассказал ему историю о тех, кому за тридцать.

* * *

Приключилась эта история несколько лет назад. Тогда я был богатым и знаменитым, на ценники в супермаркетах смотрел вполглаза и зарабатывал столько, что потратить при всем желании не мог. Хотя старался, развивал воображение, выдумывая всякий раз какие-то забавы. И вот однажды перед Новым годом надумал я попариться – по старой киношной традиции: «Каждый год 31 декабря мы с друзьями ходим в баню». Так вот, было это не 31 декабря, а за неделю до того, и не с друзьями, а с подругами: есть у меня маленькая слабость – париться с подругами.

Бюджет планируемого мероприятия был почти неограниченным, поэтому я решил снять самую шикарную сауну нашего городка. Приезжаю утром в клуб, вызываю администратора, тот – банщицу. Интересуюсь:

– Можно ли заказать ваш комфортабельный подвальчик часиков так с трех?

– Не знаю…– отвечает повелительница саун, бань и прочих спа-услуг.

Признаться, я был готов услышать любой ответ, но чтоб такой!

– Простите, как это «не знаю»? Вы уж, пожалуйста, объяснитесь! Может, я чего не понимаю в работе вашего учреждения?

– Тут такое дело, даже не знаю, как сказать…– банщица смешно наморщила лоб, будто пыталась с позиций материализма объяснить тайну непорочного зачатия. – В общем, у меня сейчас клиенты в бане…

– Прекрасно! Но мне же надо не сейчас.

– Видите ли… Они пришли еще вчера, заказали много еды из ресторана и еще больше выпивки. Поначалу веселились и шумели, а потом притихли и, по-моему, уснули… А сейчас вообще не понимают, где они находятся. Поэтому делать какие-то прогнозы я боюсь.

– Ясно… и все же запишите мой заказ, а потом по телефону, пожалуйста, уточните время, когда сауна наконец освободится от этих… адептов гедонизма, – попросил я девушку, а сам подумал: сильны еще у нас в народе старые советские традиции, не я один такой. Каждый год 31 декабря… Хм!

После обеда позвонила банщица и радостным голосом сообщила, что через час можно занимать апартаменты.

– Замечательно! – ответил я, но обещал прибыть на место только через два: надо успеть собрать народ, не буду же я париться один.

Набрал по телефону пару заповедных номеров и сообщил их обладательницам, что им сегодня несказанно повезло: в одном уютном заведении планируется вечеринка, где будет караоке и шампанское, языческие танцы и обряды, купание в бассейне и релакс в джакузи, но главное во всей этой пирушке то, что они на нее… приглашены! Их симпатичные подруги, которых я пока не знаю, приветствуются тоже: моего радушия хватит на всех!

Естественно, после такой рекламы кворум мероприятию был обеспечен. Оставалось решить лишь некоторые технические вопросы – закупить необходимое количество спиртного и доставить участниц «слета» на «лысую гору»: они, конечно, ведьмы, но по морозу на метле летают неохотно.

Заехал в магазин, купил шампанского и покатил по кругу: вначале к одной старой знакомой, затем к другой, а по дороге подобрали третью, не то чтобы знакомую, но тоже далеко не молодую – из тех, кому за тридцать. Еще две дамочки по телефону сообщили, что доберутся сами.

Следует заметить, что ни одна из приглашенных дам до этого не посещала места нашей встречи. Выбрал я его не случайно: место это шибко заколдованное. Не успевала женщина переступить его порог, как тут же начинала раздеваться, причем не останавливалась до тех пор, пока не обнажалась вся. Ее глаза при этом расширялись, лицо краснело, а голос начинал дрожать… еще и челюсть отвисала книзу, а иногда бывало, что отвисала грудь. Похоже, гравитация там аномальная… Вот и мои сегодняшние гостьи едва вошли и огляделись, как тотчас стали раздеваться, решительно снимая с себя всё: от шуб и до трусов.

– Добро пожаловать на шабаш! – с нескрываемым сарказмом поприветствовал я дам. – Метлы можно поставить в корзину для зонтов, до полуночи они вам не понадобятся. В шкафу есть простыни, которые помогут придать нашему собранию вид античного симпозиума, если ими правильно обернуться. Все справились?.. Прекрасно, проходите!

Из прихожей все проследовали в холл, в центре которого стояли кожаные кресла и диван с обеденным столом. У одной стены просторного зала размещался камин, другую занимал телевизор и бар с напитками, третья стена японской раздвижной перегородкой отделяла холл от спа-зоны, а двери четвертой вели в прихожую и комнату отдыха. Комната эта представляла собой одну большую кровать и мало соответствовала своему названию: здесь посетители чаще «работали», чем отдыхали.

– Прошу всех к столу! – пригласил я дам и на правах хозяина уселся в кресло во главе стола. Барышни расселись сбоку, на диване, в строгом соответствии с этикетом подобных сборищ.

Ближе всех ко мне расположилась Инна, моя старая боевая подруга, с которой съели пуд… не соли – водки, а еще вина и коньяка. Изящная и светловолосая, она была, между прочим, доцентом и кандидатом наук. Отсюда, видимо, и тяга к алкоголю – всё от ума! Впрочем, ум нисколько не мешал ей интересоваться также мужчинами, рулеткой и прочими азартными играми – дьявольская смесь!

За Инной разместилась Влада, томная блондинка неопределенного возраста и такого же рода занятий. Бледно-голубыми грустными глазами она смотрела на меня и как бы спрашивала: «Со мной ты… или больше не со мной?» Ну что я мог ответить? «Молчи, грусть, молчи». Но молчать ее глаза не собирались, с немым укором они твердили о любви и призывали: «Вернись, я все прощу!»

Дальше всех сидела Тая, кудесница маникюра, педикюра и художественного наращивания ногтей. Темные волосы обрамляли ее строгое, но симпатичное лицо с черными и вечно влажными глазами. Виделись мы с ней нечасто, поскольку художественно наращивать я ничего себе не собирался, и лишь однажды засиделись допоздна в ее избушке на курьих ножках, беседуя о чем-то вдохновенном и высоком… по-моему, о коньяках.

Внезапно в дверь апартаментов постучали. Вошла банщица и следом за ней еще две девушки – огненно-рыжая с короткой стрижкой и брюнетка с длинными вьющимися волосами.

– Изольда, – отрекомендовалась рыжая, приветливо улыбаясь. Ее лицо мне показалось простоватым, но это с лихвой компенсировала аппетитная грудь.

– Лиза, – представилась темноволосая девушка, похожая немного на испанку. Она была моложе своих подруг, и я даже подумал: будет с кем заняться… экзорцизмом, скажем так.

– Как долетели, феи, метлы не сломались? – радушно встретил дам и поспешил представиться: – Меня зовут обычно Гошей, но сегодня можно звать меня без лишних церемоний – просто царь.

Тут я заметил, как брюнетка извлекла из полиэтиленового пакета бутылку красного, а ее подруга – белого шампанского.

– Ба, да вы не с пустыми руками! Что ж, милости просим в наш вертеп! – воскликнул я и проводил успевших разоблачиться дам к столу.

– Дорогие гости, должен заметить, что кворум наконец собрался. В связи с этим предлагаю считать наш «слет» открытым и выпить по такому случаю шампанского! – торжественно провозгласил я и, взяв бутылку со стола, откупорил ее.

Хлопок вылетевшей из шампанского пробки дал старт веселым новогодним праздникам, которые в нашей забытой богом стране начинаются с католического Рождества и заканчиваются старым Новым годом. Буйное, хмельное, изнурительное веселье продолжается целых три недели, а иногда и больше, если вовремя не выйти из запоя. Но чтобы выйти, для начала в него следует войти, подумал я и обратил внимание на стол. За каких-то десять минут мы осушили четыре бутылки шампанского – неплохой старт, я бы даже сказал, низкий, как и подобает настоящим спринтерам. Только бы досрочно не сойти с дистанции! Уж очень хочется увидеть, чем всё это закончится, и в финале, расставаясь, пусть с трудом, но все же узнавать друг друга…

Очнувшись от раздумий, решил, что самое время попариться: в конце концов, мы в сауне гуляем или где? Тем более что в нашем распоряжении целый комплекс спа-услуг: турецкая и финская баня, массажные столы, большой бассейн и, главное, джакузи, где можно не только расслабиться, но и… нет! всё по порядку – вначале париться.

Надо сказать, турецкую баню я недолюбливаю: там столько пара, что тяжело дышать и ни черта не видно, хотя… все зависит от того, кто сколько выпил. Бывает, и в турецкой бане виден черт: сидит себе на мраморной скамье и лыбится – бесовское отродье! Но это не сейчас и не со мной… Пока не пьяный – в сауну, здоровья набираться.

– Девочки! Кто будет париться? В турецкой бане пятьдесят градусов, а в сауне все сто! Есть шанс немного потренироваться, прежде чем окажетесь на костре инквизиции или в чане с кипящей смолой…– по рядам ведьм прошел легкий ропот. – Даже не сомневайтесь, непременно окажетесь! Поэтому советую из двух бань выбрать ту, которая пожарче.

Минут через пятнадцать, выйдя из парилки, заметил, что не все последовали моему примеру. Инна и Влада остались у стола, наивно полагая, что блондинки не бывают ведьмами. Ага! Лучше бы сверили свои грехи со списком смертных: чревоугодие, гордыня, лень – пожалуй, хватит на пару чанов со смолой. О блуде я вообще молчу (его из списка смертных я бы вычеркнул).

– С легким паром, девочки! Как ощущения? – обратился к вышедшим из сауны феминам.

– Как заново родились! – ответила за всех Изольда.

– Отлично! Переходим к водным процедурам!

Откинув в сторону простынки, распаренные нимфы прыгнули в бассейн и стали в нем плескаться – по залу разлетелись фонтаны брызг! Пленительная, дивная картина, достойная кистей Бугро и даже Рубенса. Хотя, боюсь, что Рубенсу комплекция моих наяд могла бы показаться слишком скромной…

Но прочь сомнения! Настало время прикоснуться к прекрасному, подумал я и плюхнулся в бассейн, чтоб познакомиться с прекрасным ближе. Словно сатир, я стал шалить и забавляться с нимфами, едва справляясь с фейерверком чувств – восторг, блаженство, наслаждение! Причем не я один: у всех участниц этой вакханалии эмоции хлестали через край, и лишь блондинки оставались у стола, не в силах оторваться от спиртного. Судя по хмурым, напряженным лицам, они вели научный спор о чем-то высокоморальном. Должно быть, о судьбе категорического императива Канта в наш блядский век.