Несколько жутких историй

Скучно.

Хочу развлекаться!

Фитнес-клуб, спа-салон, шопинг, а давайте просто покатаемся, а где сегодня потусуемся? Вечером – обратно, подгадать к приезду Фирса и изобразить счастье. Похвастать покупками, накормить его чем-нибудь заказанным в ресторане (извини, собиралась приготовить, но не успела…)

При Фирсе тут всё спокойно. Только не отлипать от него весь вечер, потом и ночью. Быть послушной, если надо – неслышной, но всегда внимательно слушающей. Всё, что угодно, лишь бы он не сказал: «Дай мне побыть одному».

Одна она не станет тут бродить. В проклятой квартире слишком много зеркал…

Можно так дотянуть до Нового года? Фирс обещал, что после всё кончится. Они сменят квартиру. Прекрасно. Марина не станет требовать Монмартра. Ей не нужен Монмартр. Пусть будет хоть «хрущёвка», лишь бы дальше километра от этого дома…

Марина на ощупь поправила на себе одежду. Провела рукой по волосам. Господи, ну хоть причесаться… Она запустила руку в сумочку и достала складное зеркальце. Зеркальце она купила ещё до переезда в это золочёное капиталовложение. Наверное, ему можно доверять. Два дня назад она об этом не подумала. Пришлось первым делом идти в салон красоты, чтобы вежливые и ловкие девушки привели её в божеский вид…

Открыв зеркальце и расчёску, Марина взялась за дело. Управиться быстро не удалось: волосы, как назло, спутались, а руки дрожали. Стена с пейзажем в резной раме и угол шкафа плясали в отражении вместе с её лицом.

А вдруг там, за узкой полоской видимости, в отражении уже притаилась она?

Не удержавшись, Марина слегка повернула зеркальце влево, вправо… Ничего. Но всколыхнувшийся в душе ужас не отпускал.

Тут её осенило: навести марафет можно в машине, при помощи зеркала заднего вида. Господи, ну что за дура, почему она сразу об этом не подумала? Марина поспешно бросила в сумочку зеркальце с расчёской, рывком распахнула дверцу шкафа, чтобы зеркало на ней оказалось повёрнуто к входной двери, обулась. Потянулась за шубкой…

И замерла, сообразив, что забыла взять телефон.

Плохо. За телефоном придётся вернуться в спальню.

«Ни за что! Куплю новый…»

Нет, плохая идея. Фирс не сможет дозвониться до неё. А она – ни до кого, потому что не помнит ни одного номера, кроме своего собственного.

«Ладно, вернись и забери его, – сказал себе Марина. – В конце концов, снова увидишь ту проклятую расчёску… Ты уже не раз её видела, и ничего с тобой не случилось. Давай, смелее!»

Стуча каблуками по паркету, она покинула переднюю, миновала коридор. Взялась за руку двери в спальню. Только сейчас сообразила, что забыла выключить там свет.

Хотя что уж там, она и теперь его не выключит. Не собиралась она оставаться в тёмной спальне даже на секунду, которая потребуется, чтобы дойти от выключателя до порога.

Замок межкомнатной двери клацнул. Марина толкнула дверь, заглянула в спальню. И обмерла. Ноги ослабели, сердце заколотилось, как после изнурительной пробежки.

Створки трельяжа были распахнуты. Марина перевела взгляд на прикроватную тумбочку со своей стороны постели. Вот и телефон, с вечера стоит на зарядке.

«Я не войду туда…»

Но… что потом говорить Фирсу? Он непременно позвонит ей за день два-три раза.

«Давай, котёнок! – мысленно она попыталась придать своему голосу спокойные фирсовы интонации. – Ты просто не закрывала трельяж на самом деле. Думала об этом, представляла, как это сделаешь, но не сделала. Тебе было слишком страшно приближаться к нему. Давай, возьми телефон и отправляйся веселиться…»

Марина шагнула в комнату. Каблуки зарылись в толстый ворс ковра. Идти по нему в сапогах было неудобно. Тем более, она смотрела не перед собой, а в зеркала трельяжа.

Шаг, второй… А ведь чёрной расчёски по ту сторону зеркал больше нет! Марина вздохнула с облегчением и сделала третий шаг…

Но точно на стену налетела. Встала, как вкопанная. Не закричала, наверное, только потому, что дыхание перехватило судорогой животного ужаса.

Она стояла посреди спальни. Рядом с кроватью, спиной к Марине. Лица не видно, но всё остальное – как и представлялось: чёрное платье, белая кожа открытых рук… Высокий рост – да, Марина воображала эту женщину именно высокой.

«Это галлюцинация, – зазвучал в голове спокойный голос Фирса. – Ты видишь отражение своего страха. Вспомни, где водятся привидения…»

Чтобы взять телефон, нужно было пройти совсем рядом с тем местом, где она стояла в отражении комнаты.

Марина, задерживая дыхание, стала переставлять ногу, чтобы выйти из спальни, пятясь. Лучше уж она никуда не пойдёт, проведёт день в других комнатах, а эта пускай остаётся здесь…

Нет, не лучше. Во-первых, Фирс позвонит, и всё равно придётся войти сюда и взять телефон.

«Но, может, её уже не будет здесь?»

Возможно. Но где она будет? В зеркалах гостиной? В зеркале прихожей? Я с ума сойду за день. Надо взять телефон и бежать. Просто подойти и взять. Пусть в отражении она есть – но по эту сторону зеркала пусто. Подойти и взять…

«Да к чёрту Фирса! Пусть хоть сумасшедшей назовёт, пусть хоть бросит, лишь бы убежать от этого страха!»

Шаг назад…

Чёрная женщина в отражении медленно расчёсывала свои блестящие волосы, волнами ниспадавшие на белые плечи. Той самой копеечной «массажкой». Она не поворачивалась.

А что, если заговорить с ней?

«Если она обернётся на твой голос, ты точно сойдёшь с ума. Хватай телефон и беги…»

Ещё шаг назад.

Рука чёрной женщины с расчёской замерла. Марина тоже замерла. Лишний раз скользнула глазами по тому месту, где она могла бы стоять по эту сторону реальности, и больше уже не отрывала взгляда от отражения.

Черная женщина стала медленно поворачиваться…

Своего помощника Фомина Фирс ценил за многое, но в первую очередь – за аккуратность и готовность всё делать самому. То есть за те качества, которые и в себе считал главными.

–Что-то вы сегодня сам не свой, Николай Иванович, – заметил он, останавливая свою видавшую виды «ниву» на перекрёстке.

–С чего ты взял? – пожал плечами Фирс, но вдруг сознался: – Разве что… За жену беспокоюсь. Ей нечем заняться… Особенно в новой квартире.

На светофоре загорелся зелёный. Фомин тронул с места, бросив на босса быстрый взгляд.

–Если решите, что я сую нос не в своё дело, не стесняйтесь, так и говорите, я не обижусь. Только не стоило вам брать в жёны девчонку настолько моложе себя…

Фирс рассмеялся.

–Дружище, ты молод, и твои суждения незрелы. Подрастёшь – поймёшь. Жена должна быть украшением мужа. Значит, чем моложе, тем лучше. Жена должна точно знать, что муж умнее. Ещё одна причина останавливать выбор на молодой.

Он повернул голову вправо, наблюдая, как пролетают мимо заснеженные газоны, прохожие с поднятыми воротниками, серые стены домов с белыми бровками козырьков.

–Первые привязанности вроде школьной любви нужно оставлять в прошлом, – прибавил он. – Наши милые одноклассницы уверены, что раньше взрослеют. Воображают, будто это даёт им какое-то преимущество над мужьями… И если ты об этом думаешь, да, примерно так и случилось с моей первой женой.

–Вам, должно быть, неприятно об этом говорить? – предположил Фомин, ловко уходя от едва не подрезавшего их джипа.

–Крайне неприятно, – согласился Фирс. – Но я хочу, чтобы ты понял. Дело не в какой-то там скандальной тяге зрелых мужчин к молоденьким красоткам… Хотя посмотрел бы я на того, кого не привлекают молоденькие красотки, ха! Но секс – это секс, а жизнь – это жизнь. – Он обернулся к Фомину. – Запомни, Лёша: все женщины – наследницы матриархата. Они спинным мозгом помнят, как были богинями, и мечтают отомстить мужчинам за все последние века. Власть над мужчиной – вот что им нужно на самом деле… Я не позволил Лерке взять надо мной верх. И это скверно кончилось.

Глядя на босса, Фомин подумал: «Он как солнце – столько излучает уверенности в своей правоте…» Сам Фомин своей супругой – не одноклассницей, правда, но почти ровесницей – был более чем доволен. «А если что-нибудь и случится, – думал он, – что-нибудь скверное… Надеюсь, я не стану обобщать свою личную неудачу и делать из неё философские выводы…»

–Вы расстались? – уточнил Фомин.

–Расстались, – подтвердил Фирс. – В последний момент перед тем, как она пустила бы мою жизнь под откос.

–Что с ней теперь?

Фирс пожал плечами.

–Не знаю. И знать не желаю.

Фомин свернул на подъездную, ведущую во дворик-колодец, зажатый со всех сторон блочными пятиэтажками, припарковался у нужного подъезда. Взялся за мобильник.

Фирс вышел из салона и закурил. Вынул айфон и набрал номер Марины. Номер не отвечал. Фирс нахмурился. Он уже пытался позвонить четверть часа назад – с тем же результатом…

–Клиент будет через двадцать минут, Николай Иванович! – сообщил Фомин, закрывая свою трудягу «ниву».

Фирс выпустил облако дыма и щелчком отправил окурок в урну, прикованную цепью к скамейке.

–Идём…

Они уже осматривали эту квартиру, но оба исповедовали принцип: проверка лишней не бывает. Фомин, пользуясь тем, что на нём были джинсы и простой свитер, с фонариком проверил все трубы, заглянул под раковины, даже воду в унитазе спустил, проверяя, не капнет ли где.

Выбираясь из-под ванны, Фомин увидел кое-что странное. Фирс, стоя перед зеркалом, бессмысленно таращился в нижнюю часть отражения и водил рукой над полкой, словно пытался что-то взять с неё.

–Николай Иванович?

Фирс вздрогнул, отшатнулся и стиснул виски пальцами. На его лице застыло выражение муки. Фомин поспешно поднялся с колен.

–Что с вами?

–Н-ничего. Просто голова разболелась. – Фирс взял себя в руки. – Скажи, из каких соображений ты оставил зеркало?

–Для эмоционального воздействия. Намёк на то, как тут всё может выглядеть. Совершенно пустая квартира, согласитесь, угнетает. Ну, и жалко стало… Новьё же!

–Про эмоциональное воздействие – сам придумал, или вычитал где?

–Скажем так, придумал на основе вычитанного.

–Звучит интересно, но больше там ничего не читай. Во всяком случае, со мной советуйся. Мы не старьёвщики.

–Понял, босс.

–Ладно, продолжай. Я воздухом подышу, а то и правда скверно себя чувствую…

От Фомина не укрылось, что, выходя, Фирс бросил быстрый взгляд на зеркало, и на этот раз на его лице ясно читалось облегчение.

Фирс отправился на промёрзшую лоджию. Постоял, собираясь с мыслями. Снова вызвал Марину. Она взяла трубку мгновенно.

–Коля, я как раз собиралась перезвонить!

Голос у неё был взволнованный.

–Где ты, котёнок?

–В магазине.

–Что, решила вернуть то платье?

–Нет, я в продуктовом. Хочу приготовить на ужин кое-что особенное…

Фирс улыбнулся. Простая девчонка и есть простая девчонка. Как бы ни влекли салоны и клубы, в глубине души она знает, что должна исполнять бабушкин завет хранить очаг и до отвала кормить мужа-добытчика.

Он перебросился с Мариной ещё несколькими словами и дал отбой. На лоджию ввалился Фомин. До чего же он здоровенный…

–Не снеси косяки, мы их ещё не продали, – сказал Фирс.

Фомин усмехнулся.

–Ну что сказать, Николай Иванович, квартира под ключ! Нигде ни сквознячка, ни подтёков, всё фурычит…

Фирс покивал и вдруг спросил:

–Где это случилось? Ты уточнял?

По лицу Фомина пробежала тень.

–В спальне.

–Покажи, – потребовал Фирс.

Фомин отвёл босса в дальнюю комнату.

–Вот тут стояла кровать. Тот мужичок прилёг на неё, мол, устал. Остальные продолжали пить. Хозяин с виду успокоился, а через четверть часа завернул на кухню, взял нож, подошёл к спящему и – по горлу… Ну, следов, как видите, не осталось.

–Ещё бы, – сказал Фирс. – Останься тут хоть подозрение на след, ты бы у меня не работал…

Клиент появился в условленное время. Это был разбитной малый, которому никто не сказал, что в сорок лет одеваться и вести себя так, будто тебе всё ещё семнадцать, несколько нелепо. Торговался, как на базаре, цеплялся ко всему. Умница Фомин, ненавязчиво подавляя своим физическим превосходством, ловко парировал высосанные из пальца претензии. Матчасть он знал, как таблицу умножения. Словно весь ремонт своими руками выполнил.

«На добивании» выступил Фирс. Он хорошо знал, как действует его элегантный вид и мягкий голос. Клиент пообещал подумать, но было видно, что он уже согласился. Завтра ещё до полудня он позвонит, чтобы попытаться выжать хоть какую-то скидку и, в конечном счёте, обсудить способ оплаты.

Однако Фирс ошибся: клиент позвонил в тот же день. Из-за него пришлось задержаться в конторе на полчаса.

А может, и не из-за него… Фирс был несколько рассеян в этот вечер. Он умел контролировать свои эмоции, но нелепое видение, посетившее его сегодня в продаваемой квартире, то и дело вставало перед глазами.

О намерении Марины приготовиться к ужину «что-то особенное» он подзабыл, и был удивлён ароматами, нахлынувшими, едва он переступил порог.

Марина встретила его в том же халатике на голое тело, словно утро и не думало кончаться. Такая же растрёпанная, как после сна, и чертовски обольстительная.

За ужином, ставя на стол перед мужем рулету из индейки, она светилась удовольствием. Фирс давно уже не видел её такой энергичной.

–Что на тебя накатило, котёнок?

–Ничего особенного, просто любовь к тебе.

Прозвучало это хорошо… но как-то непривычно. Фирс наслаждался обществом молодой супруги, но в глубине души чувствовал: что-то не так. Однако многообещающие взгляды Марины, намекавшие «что-то особенное» не только за столом, не располагали к размышлениям.

Позже, когда в интимном полумраке спальной он раздевался перед сном, по неизменной привычке раскладывая вещи в идеальном порядке, Марина без тени своего вечного смущения сбросила халатик и ждала его, лёжа поперёк постели и согнув ногу в колене, чтобы выгоднее подчеркнуть линию бедра. Кладя наручные часы на привычное место, рядом со «Сьержем Лютьеном», Фирс окаменел. Только сейчас он осознал, что всё время, пока он стоял перед трельяжем, в отражении присутствовало то, чего быть не могло.

Расчёска посреди туалетного столика… Не чёрная, как в продаваемой квартире.

Совсем другая. Золочёная, под стиль трельяжа. И среди зубцов запутались не чёрные, а рыжие волосы.

–Фирс, ну сколько тебя ждать?

Он медленно поднял взгляд от отражения расчёски, которой не было, к отражению жены…

–Как ты меня назвала?

–Так же, как и всегда… Я хочу сказать – мысленно, – поправилась Марина со странной улыбкой, от которой совсем не было весело.

Он похолодел. Невозможное придавило сердце тяжким грузом.

Расчёска…

(Фирс, мне фиолетово, дешёвка или нет, она мне нравится, и точка!)

Сюрприз…

(Обожаю твоё напряжённое лицо, когда ты возвращаешься домой! Ничего смешнее на свете нет. Но признай, Фирс, большинство моих сюрпризов тебе нравятся…)

Соблазнительность…

(Фирс, когда женщина ждёт, мужчина бросает всё и спешит к ней. Если сомневаешься – иди сюда, и я сумею доказать, что в твоей жизни нет ничего важнее, чем удовлетворить меня…)

Он стоял, напряжённый, как струна. Она лежала и смотрела на него через отражение, и из её глаз струился душный морок, обволакивавший душу.

Створки трельяжа захлопнулись, словно их рванули навстречу друг другу сильные и безжалостные руки. Фирс вздрогнул, сердце оторвалось и заметалось по телу. Флаконы с «Диором» и «Лютьеном» оказались вдавлены в зеркало. Оно треснуло, осколки со звоном и хрустом посыпались через щель между створками.

И в тот же миг погасли светильники, наступила тьма, лишь тускло светился прямоугольник окна. И во тьме прозвучал уже несомненно знакомый голос:

–Фирс, не заставляй женщину ждать…

612 шагов

Представьте такую ситуацию. Вечер, двое входят в парк. А домой возвращается только один из них.

О чём вы подумали? Вот-вот. Следователь думал о том же самом. В принципе, при всех странностях произошедшего, он мог думать о чём угодно. Но остановиться – только на одной этой мысли.

К моему счастью, некто Пал Васильич Никандров даже в свои седые годы оставался заядлым курильщиком. А его супруга, Марья Степановна, категорически не выносила табачного дыма. Даже у подъезда ему курить запрещала – чтобы через форточку не натягивало.

Опять же, к моему счастью, Пал Васильич как раз недавно крепко повздорил с другим пенсионером, завсегдатаем дворовых лавочек. Не желая даже видеть соседа, Пал Васильич перестал углубляться во двор. Вместо этого он со всеми своими папиросами уходил за угол дома. Там ему открывался вид на неказистую улочку, огибавшую городской парк с тыла, и на кованые ворота парка.

Он-то, Пал Васильич, и стал моим спасением. Все остальные странности, я думаю, следователь сумел бы повернуть против меня. Но старый курильщик стоял на своём: из парка вышли двое, и тот, что поменьше ростом, был цел и невредим. Он вернулся в парк один. Второй, повыше, то есть я, долго смотрел ему вслед, о чём-то волновался, но в ворота не входил. Ждал, ждал, потом сделал звонок по сотовому телефону… А потом повернулся и ушёл.

Лицо у него, то есть у меня, было бледное.

Распечатка телефонных звонков подтвердила, что я действительно связался с Лёхой в 20 часов 18 минут. Разговор длился меньше минуты. Запись разговора – а Лёха, как выяснилось, всегда записывал свои разговоры – не дала усомниться, что ответил мне именно он.

Поэтому я остался на свободе. Спасибо Пал Васильичу и Лёхиной причуде. Следователю пришлось поверить мне.

Хотя в одном он был прав – я действительно рассказал не всё…

***

Телефонный звонок оторвал меня от ужина.

–Привет, это я!

–И это тоже я. Как удачно встретились два «эго», – проворчал я в трубку. – У твоего «эго» имя есть?

–Да брось, узнал же! – возмутился Лёха.

Конечно, узнал, ещё по звонку. Не потому, что у меня на нём отдельная мелодия стоит. Просто никто, кроме Лёхи Коркина, не умеет так точно выбирать для звонка момент, когда я голоден и уже взялся за ложку. Или, скажем, когда мне позарез нужно в туалет.

–Ну, что у тебя ещё стряслось? – спросил я.

–Да вот, знаешь, такая закавыка… По телефону не объяснить. Давай встретимся…

Сначала я, как обычно, отправил его подальше, но он был настойчив, и я пообещал выйти.

Наташка моя покачала головой и наказала:

–Ничего, кроме пива, не пейте.

–Да у меня и в мыслях нет!

–Какая разница, что у тебя в мыслях? Главное – какая муха твоего Лёху сегодня укусила.

Тут Наташка на все сто права. Лёха – человек непредсказуемый. В пределах одного дня он ещё способен держать выбранный курс, но ты никогда не знаешь, с чем он заявится в следующий раз.

Он может просто так слать по мессенджеру анекдоты и смс-ски со смайликами, но забудет поздравить с Днём рождения. Может пропасть на полгода и вдруг позвонить, как ни в чём не бывало, и вытащить тебя на рыбалку – при том, что ты в последний раз рыбачил классе этак в шестом. Однако ему присущ некоторый дар убеждения. И ты, к слову, отлично проводишь время на берегу и даже немного грустишь, зная, что больше рыбачить, по крайней мере, с Лёхой не будешь.

Вот единственное, что про Лёху можно сказать наверняка: он никогда не повторяется.

И точно: в следующий раз он зовёт тебя помочь дотолкать купленный с рук разболтанный мотоцикл. Ты тратишь вечер, убеждая его, что починить эту рухлядь невозможно, в итоге всё-таки заражаешься его энтузиазмом, обещаешь помочь, но к следующим выходным отчаявшийся Лёха мотоцикл уже продаёт, зато знакомится с новой девушкой, а она стесняется, поэтому нужна компания, и он чуть не на коленях умоляет защитить хрупкий росток его будущего счастья. И уговаривает – не столько тебя, сколько твою жену, она бросает стирку, надевает платье, вы проводите вечер в кафе, а ночь можете встретить, например, на концерте местной рок-группы, которую терпеть не можете ни вы с женой, ни, как выясняется, новая Лёхина пассия…

***

Встретились, как было условлено, «на углу». Для всех ребят из нашего класса «угол» в городе только один – это угол школы, на котором мы встречались по утрам. От моего дома – десять минут ходьбы.

Лёха быстро тряхнул мою руку.

–Привет. У тебя на смартфоне шагомер есть?

–Ёшкин кот, ты меня ради шагомера, что ли, звал?

–В общем, да, – кивнул он, словно говоря о чём-то само собой разумеющемся. – Идём. Тут недалеко. Так что насчёт шагомера?

Всё-таки несносный он человек. Я встал, скрестив руки на груди.

–Идём, идём! – поторопил он в ответ на мой суровый взгляд. – Как раз по дороге расскажу, в чём дело. Слушай, мне всё равно больше не с кем поделиться…

Я вздохнул и пошёл за ним, на ходу закачивая на смартфон программу шагомера.

–Ну, давай, колись! Что у тебя на уме?

Лёха начал издалека.

–Помнишь, у меня в детстве привычка была – шаги считать?

–Конечно! Из-за тебя я до сих пор помню, что от лестницы до учительской было двадцать четыре обычных и пол муравьиного…

–Пятый класс, – кивнул Лёха. – В шестом это были уже двадцать два шага. А в выпускном знаешь, сколько?

–И знать не хочу, – заверил я, но всё же спросил: – Сколько? Двадцать?

–Восемнадцать! И один муравьиный… Так вот, привычка никуда не делась.

–Я уже понял, – кивнул я. Программа закачалась, началась установка.

Лёха потёр подбородок и пояснил:

–Мне это нравилось, знаешь, успокаивало как-то … Ну, не в том дело. Я стал замечать, что иногда сбиваюсь со счёта. Понимаешь?

Я кивнул, но Лёха возразил:

–Да нет, где тебе понять? Это ты бы сбился, любой бы сбился – и не удивился. Мудрено ли, если счёт уже на сотни? Но у меня-то – привычка! Знаешь, сейчас я признаюсь тебе кое в чём… Этого никто и никогда ещё от меня не слышал, так что, пожалуйста, отнесись серьёзно. В общем, одно время это стало большой проблемой. Я просто дураком становился, ни о чём думать не мог, только считал всё подряд. Но я с этим справился. Знаешь, как? Загнал этот счёт в подвал сознания. Ну, как бы научился думать сразу на двух уровнях. Понимаешь? Хотя…

–Где мне понять? – уточнил я.

–Именно. Где тебе понять. Но ты просто поверь, что это так.

За школой мы вышли на неказистую улочку с разбитым асфальтом и бурьяном на газонах. Пятиэтажки здесь чередовались с цепочками частных домов.

–Я и сейчас могу тебе сказать, что мы прошли вместе сто сорок шагов, – продолжал он. – В школьном заборе второй год новая дыра – не хватает семнадцатого прута от угла. На газоне перед школой – девять берёз и два клёна. Я всё это заметил, не прекращая разговора с тобой.

–Разыгрываешь! – возмутился я. – Загодя готовился? Ну-ка, сколько досок вон в том заборе? Только не оглядывайся!

–В белом? – уточнил Лёха. – Тридцать одна. Вернись, пересчитай.

Я так и сделал – вернулся, пересчитал. Сбился. Снова пересчитал. Там действительно была тридцать одна доска. Я поглядел на Лёху с подозрением. Тот развёл руками:

–Выбирай сам, на чём меня протестировать. Только не прости сосчитать листья на деревьях. Их не видно всех сразу. Ну же, спрашивай!

Я огляделся. В этот миг над одним из частных домов поднялась стая голубей.

–Сколько птиц? – быстро спросил я.

Лёха повернул голову. Он смотрел на голубей не больше секунды, потом отвернулся и сказал с улыбкой:

–Тринадцать.

Стая взмыла в небо, описала круг, потом стала снижаться по пологой дуге. Я лихорадочно считал пернатых. Оказывается, сделать это практически невозможно! Всё время кажется, что они меняются местами. Тем не менее, я вскоре убедился, что первое впечатление меня обмануло: на беглый взгляд казалось, что птиц не меньше двух десятков. А прежде, чем голуби, резко повернув и пролетев у нас над головами, скрылись за деревьями городского парка, я в своих подсчётах, по крайней мере, приблизился к Лёхиному результату. Да, около дюжины. Ну, там, плюс-минус…

–Говорю же, сознательно этого не сделать, – сказал Лёха. – Просто какая-то часть моих мозгов выделена для постоянного выполнения таких операций. Я часто сам не знаю, что именно подсчитываю. Просто иногда задумываюсь над чем-то – а из выделенной части приходят цифры… и даже образы. К примеру, оказывается, я чётко помню, сколько людей прошло мимо меня, как они выглядели. Сколько выбоин на асфальте я перешагнул… А иногда эти цифры и образы вываливаются сами собой. Думаю о другом, а мне как снег на голову: с утра сделано двести вдохов и выдохов, в доме напротив – шестьдесят четыре окна. Так что, если хочешь снова попрекнуть меня тем, что я забыл поздравить тебя с Днём рождения, пойми: я постоянно живу в мутном потоке совершенно не нужной мне информации… Ну ладно, что мы стоим? Пошли. Шагомер закачал? Проверь, как работает. Проверь, это важно!

Конец ознакомительного фрагмента.