
Полная версия:
Свидетели 8-го дня
А преступник на этот раз впал в растерянность, не сумел найти в себе то, что на этот счёт сообразить. А это вроде бы не плохой признак, а может и ещё хуже, чем всё прежде. И приходится всем ждать, что на этот счёт надумает этот преступник угрозы преступления де-факто (надо же как-то его определять физически и умственно; и пусть будет так, как никак; преступника должны знать в его преступное лицо), переводящий свой взгляд с Максимилиана на ствол своего револьвера, с него на Алекса, и опять смотря на Максимилиана, на центр этой цикличности события.
И преступник угрозы преступления, хотя бы по причине того, что он стал инициатором всего здесь происходящего (не может же он всё сразу бросить), приходит к решению, что дальше делать. И судя по его брошенному в сторону Алекса хищному взгляду, то это его решение больше всех не понравится именно Алексу. Что так и вышло.
– Так вот значит как. – Делает этот пролог к дальнейшей результативной части своего обращения преступник угрозы преступления. – Значит, я должен поступить нелогично, как к тому ты меня подталкиваешь, – кивая на Максимилиана, преступник угрозы преступления обозначает, кто за всем эти стоит, и кто, в общем, есть зачинщик и уж точно не свидетель, как себя старается не инкриминировать Максимилиан, – если следовать твоей логике и с её позиции посмотреть на всё происходящее. И теперь-то я понял, что можно противопоставить твоему свидетельству. Твоё же свидетельство. – Уткнувшись взглядом в Максимилиана, сказал, как отрезал преступник угрозы преступления. И как смотревший в этот момент на Максимилиана Алекс понял, то тому удалось на самые доли мгновения поколебать непреклонную позицию Максимилиана, в которую вдруг закралось сомнение под воздействием не расщепленных на атомы вариантности истин.
– Что могу сказать. Только, посмотрим, Лимит. – Отвечает Максимилиан на не заданный вопрос во взгляде на себя своего оппонента, как оказывается, зовущегося Лимитом.
– Тогда смотри на то, как я буду истязать твоего спутника. И будь свидетелем, нет, не моего преступления против личности, а своего равнодушия и бессердечности к тому, что без твоего свидетельства, а выступи ты в качестве очевидца, то получило бы новое для себя жизненное прочтение. – А вот теперь начинает проясняться то, что имел в виду этот преступный тип, когда заявил, что он нашёл ключик для сокрушения позиции свидетельства Максимилиана. Он задал другой вектор направленности свидетельства свидетеля, где свидетель теперь вынужден оставаться нейтральным лицом к своему свидетельству своего свидетельства против своего свидетельства (вот как всё сложно, и здесь без силлогизма кратной степени не разобрать). Отчего его логика, этот инструмент коммуникации его разума с реальности, попав в ловушку парадокса, начинает зацикливаться на всей этой каше в голове и ломаться, принимая нелогичные и неразумные с не парадоксальной точки зрения решения.
О чём, а обо всё этом, о чём не приведи господь глубоко придётся задуматься и затем со всем этим неразрешимым вопросом жить, хорошо, что только мельком сейчас прибились своим разумом к этому источнику понимания слов этого преступного типа Алекс и Максимилиан, и дальше углубиться им не дал всё он же, приступив к формированию развернувшихся по его почину здесь, и сейчас замерших событий.
– Ну так что скажешь? Начинать мне? – обращается с этими вопросами к Максимилиану этот разрушитель логического построения мира Лимит, определённо провоцируя Максимилиана на его прямое вмешательство во всё сейчас происходящее, и делая его свидетельский статус, говоря юридическим языком, ничтожным. Правда, и его молчание можно будет квалифицировать, как молчаливое вмешательство в происходящее. Вот только будет сложно определить с каким знаком было это вмешательство. При этом защитник Максимилиана при его юридическом сопровождении рассматриваемого с ним дела, легко может сослаться на имевший место факт угрозы жизни Максимилиана и его принуждение к отказу от своего свидетельского статуса.
Так что было множество вариантов объяснения причины ответного молчания Максимилиана в сторону своего оппонента. А вот то, что он не посмотрел на Алекса, то для Алекса здесь нет других вариантов объяснения этого бессердечия поведения Максимилиана. – Падла он. И я бы посмотрел на то, как бы он посмотрел на меня, когда бы я оказался на его месте и ничего бы не предпринял, чтобы меня за него тут наказывали и били.
– Что ж. Если ты не против, то я приступлю к тому, против чего ты ничего не имеешь. – А вот что это сейчас такое было со стороны этого преступного также против морали типа Лимита, передёрнувшего так аморально факты, где именно Максимилиан науськивал этого душевного негодяя к тому, чтобы преступить закон и все права личности Алекса, не совсем понятно. А он здесь как бы не причём, всего лишь свидетель, отстранённое от факта своего преступления лицо, которое не имеет в себе основ крепкой и самостоятельной личности, – он безвольная тряпка, к тому же с большим эго самомнением, где мнительность играет первое слово, – и оттого за его поступками всегда стоит чужая воля. В данном случае воля Максимилиана. Кто своей упорной позицией невмешательства, побудил когда-то его ученика, а сейчас преступника, к этому преступлению, которое должно было доказать Максимилиану, что он не безвольная тряпка, а…Посмотрим.
На этих словах преступник угрозы преступления Лимит как-то для Алекса неожиданно резко и близко разворачивается, в упор в него смотрит, и задаёт совершенно неосмысленный для Алекса вопрос: «И мне ещё долго ждать?».
И Алексу ничего другого не остаётся делать, как подохренеть от непонимания того, чего от него хотят и чего он ещё тут задолжал ему. И не хочет ли тот сказать, что он сам должен дать повод и нарваться на негативное к себе отношение этого типа. Кто, видите ли, без особой причины не бьёт людей. А вот если его выведешь их себя, то он за милую душу по тебе пройдётся кулаком. Что между тем противоречит всему тому, что уже здесь с Алексом было, однозначно без повода со своей стороны получивший от этого типа по голове. А объяснять всё это тем, что так наиболее разумно было, если хочешь навязать численно превосходящему противнику свою повестку дня, как-то уж сильно цинично.
– Чего ждать? – как бы это не было опасно для себя, Алекс всё же задаёт в ответ этот вопрос.
– У моря погоды. – Очень уж особенно пояснил своё требование к Алексу этот преступный тип Лимит. Из чего у Алекса появилось некоторое новое его понимание в плане того, что тот шёл к своему этому преступлению против личности не извилистым путём, а по накатанной его видением жизни и её правил дорогой.
И Алекс поскольку, по стольку сообразив, что тот от него хочет, поднимается на ноги, чтобы лицом к лицу, а не лицом к ноге этого типа принять от того, что он задумал на его счёт. Ну а когда лицом к лицу, да ещё и с вызовом встаёшь к этой перед собой опасности, то это всегда вызывает у источника этой опасности, нет, не уважение, а необходимость принять во внимание уже исходящую от тебя опасность ответного действия. Так что этот преступный тип не стал вот так сразу нагибать ударами Алекса, а он решил в нём осмотреться и отыскать в нём слабые места. А то, кто знает, вдруг его револьвер даст осечку и тогда ему придётся рассчитывать только на самого себя.
– Кстати револьвер. – Преступного де факто типа Лимита вдруг осеняет догадка насчёт своего револьвера и его применения в сторону Алекса. – Как насчёт того, чтобы сыграть со мной в одну игру? – задаётся этим вопросом Лимит.
А у Алекса как будто появляется выбор. Ведь ясно, как день, что ему в любом случае придётся согласиться с этим, совершенно не предложением, а требованием Лимита, так ловко пытающегося всю ответственность за свои будущие преступления против личности Алекса на него списать. Мол, он сам был не против всего того, что я ему предложил неизвестного, – человек в предел любопытен и за это он всю свою жизнь страдает, – и тогда с меня какой спрос, если он сам себе лоб расшиб. В общем, как бы не был нагл и беспределен в своих преступлениях преступник, он всегда пытается подложить себе соломки, в случае своего падения и призвания к ответу за свои преступные деяния.
– В какую игру? – спрашивает Алекс.
– А ты разве не догадываешься? – вопросом на вопрос отвечает Лимит, приставив барабан своего револьвера к плечу свободной руки, и провернув барабан револьвера с помощью вот такого эффектного его прокручивания плечом.
– Примерно. – Говорит Алекс, не сводя своего взгляда с револьвера.
– Тогда, если нет возражений, то приступим. – Говорит Лимит и начинает подготовку к предстоящему «состязанию». Так он отсоединил из своих пазлов барабан револьвера и видимо ещё раз убедился в его наполненности патронами под завязку. Затем с этим пониманием покосился на Алекса и спросил его. – На какой процентовке шансов остановимся?
А откуда Алексу знать, что это значит и что имеет в виду Лимит, об этом спрашивая. И он только и пожимает в ответ плечами. Лимит косится в сторону Максимилиана, и скорей всего, решает учесть и его здесь присутствие, и возможность повлиять на ход этого их состязания.
– Тогда 50 на 50. – Говорит Лимит, вынимая из барабана револьвера три патрона, перекладывая их в карман куртки. После чего он возвращает барабан на своё рабочее место, и тем же способом, с помощью плеча, прокручивает барабан. Затем поднимает револьвер на уровень груди Алекса и наводит его на него.
– Вы не будете против, если мы с вас начнём? – с насмешкой обращается с этим вопросом к Алексу Лимит.
А вот здесь Алекс решил возразить. Ведь у него больше не будет шансов озвучить своё несогласие вообще со всем сейчас здесь происходящим (ему уже нечего терять), и тогда какой смысл себя сдерживать собственным молчанием. Правда, решительность Алекса была какого-то не прямого действия, и он в ответ не категорично высказался против, и всё равно оставил последнее слово за Лимитом в решении этого вопроса выбора, кто будет первым испытывать свою судьбу.
– А как вы думаете? – задаётся вот таким вопросом Алекс.
– Я думаю на этот раз очень рассудительно и практично, как на том настаивает Максимилиан в мою сторону. И я не хочу, чтобы все последствия за мою ложную рассудительность вы взяли на себя, если вдруг судьба захочет со мной, а не с вами сыграть злую шутку. Так что мы начнём с вас. И чтобы вы убедились в моей честности, то я ещё раз прокручу барабан. – На этих словах Лимит вновь прокручивает барабан револьвера, после чего он наводит его на Алекса.
А Алекс к своему удивлению почему-то не видит страха в себе и своих глазах, готовых смотреть прямо в глаза смерти в виде направленного на себя дула револьвера. И что ещё крайне интересно для Алекса, – а это он только что за собой заметил, – то он сейчас отставил в сторону ожидаемое всеми событие, выстрел или осечку револьвера, и сконцентрировал всё своё внимание на взгляде на него Лимита.
И здесь он вот что заметил. Попытку жульничества Лимита, кто, косясь на барабан револьвера, может просчитать шансы благоприятного для него и не благоприятного для себя исхода в этой игре в рулетку, играть в которую пускаются все невезучие в своей жизни типы, отчего-то решившие посчитать, что раз они всю жизнь терпели неудачи, то вот сейчас, в этом плане, они поймают её за хвост. Наивные прямо, как дети. Хотя Лимит не настолько наивен, раз он всё же заглядывает в барабан револьвера и по наличию там патроном и открытых гнёзд барабана, прикидывает насколько он неудачлив и наивен в этом случае.
И, наверное, и по этой в том числе причине, плюс всегда хочется натянуть до предела нервы своему оппоненту, когда ты себя чувствуешь хозяином положения, Лимит не спешит нажимать на курок револьвера, решив всё сам делать, таким образом страхуя себя от всякой неожиданности со стороны Алекса, чьё согласие на эту смертоносную игру было всё же вынужденным. В общем, со стороны Лимита начинается игра на публику, где он, как в каком-то голливудском кино про дикий запад, начинает переглядываться со своим противником, чтобы через это его смущение оказаться более быстрее и значит живее.
Ну а когда револьвер в твоей руке, и ты можешь просчитать, хоть и отчасти, вероятность нахождения патрона в патроннике, то ты начинаешь себя чувствовать тут выше всех, и соответственно всему этому себе позволять подшучивать над самой судьбой.
– А может всё переиграем. И я начну с себя? – с насмешкой над Алексом и над тем, что тому сейчас предстоит мучительное решение в плане выбора для себя, что ему ответить на этот его каверзный вопрос, задался вопросом Лимит. И в чём, в чём, а в этом предположении Лимита насчёт того, что Алексу теперь пришлось очень сложно в плане разгадки его этого, только показного великодушного поступка, был прав. И Алексу пришлось чуть ли не ломать себе голову в попытке разгадать, что кроется под этим его предложением, учитывая то, что Лимит хоть и не на все 100, но знает, вероятность нахождения патрона в патроннике. А эта информация предполагала решение вопроса, даже не нахождения патрона в патроннике, а моральности Лимита, чья хитрость была рассчитана на то, чтобы ввести в заблуждение нравственные начала Алекса, которые всегда стоят на пути рациональных решений человека. В общем, расчёт Лимита был на то, чтобы расчёт Алекса строился не на холодном расчёте, а с привлечением в обсуждение вопроса расчёта его чувств.
Ну а так как Алекс был поставлен перед вопросом жизни и смерти, то он, конечно, не мог вот так сразу найти на него ответ, стоя без ответа. Что, естественно, для другой стороны виделось, как затягивание времени и нежелание искать компромисс. И Лимит начинает подгонять Алекса с ответом.
– Разве не верна истина, что при решении любой проблемы надо начинать с самого себя? – а вот этот вопрос Лимита однозначно неоднозначный, и он прямо подталкивает Алексу к решению… – Хм. А к какому решению? – вопросил себя Алекс. – Ведь я его могу понять и так, и так. Что и говорить, а умеет он загадывать головоломки.
И тут, на этом кульминационном почти моменте, вдруг, во весь ход этого события вмешивается Максимилиан, о ком все уже было забыли.
– А ты уверен, что все мы оказались в нужное время, в нужном месте? – задаёт вот такой, несколько странный вопрос Максимилиан, одёргивая Лимита от Алекса.
– Не лезь под руку! – чуть ли не орёт на Максимилиана разъярённый и так в момент выведенный из себя Лимит. – Каждый патрон в револьвере находится на своём месте.
– Ты не ответил на главный вопрос. – Всё же не молчит Максимилиан. – В нужное ли время?
– В нужное время! – Заявляет Лимит.
– Ты уверен? – всё не уймётся Максимилиан.
– Уверен. – С твёрдостью даёт ответ Лимит.
– Для кого? – а вот этот вопрос Максимилиан сбивает Лимита с его прежней убеждённости в своей правоте. И его ответное молчание, и сомнение в сторону револьвера, где вид барабана с обратной стороны всё же оставляет шанс не быть на 100% уверенному в своей правоте Лимиту, говорит об его растерянности. И решить этот вопрос можно лишь немедленным не промедлением с нажатием курка револьвера, приставленного себе в висок. Что Лимит немедленно и производит. И судя по раздавшемуся тут же выстрелу и вслед за этим звуком падения Лимита, то он всё-таки не смог просчитать одну сотую вероятности нахождения патрона в патроннике в нужном месте, в нужное время. И он оказался в строго наоборот, не в нужном месте, не в нужное время для Лимита.
– Ну что, пошли. – До Алекса, слегка контуженного от всего сейчас произошедшего с Лимитом, доносится голос Максимилиана. И понятно, что Алекс сразу не понял и не сообразил, что от него хочет Максимилиан и разве можно всё так оставлять с Лимитом.
– А как же? – вопрошает Алекс, кивая на распластавшегося на земле Лимита.
Максимилиан равнодушно посмотрел на замершего в своём небытие Лимита, перевёл взгляд на Алекса и с предполагаемой за ним циничностью резюмировал все эти обстоятельства с Лимитом. – Не вижу необходимости свидетельствовать и фиксировать приведение приговора в исполнение.
– Кем? – ничего не понял Алекс.
– Жизнью. Кем же ещё. – Максимилиан удивляется такой наивностью Алекса. – Своей жизнью. – Делает знаковую поправку Максимилиан. – Ведь только она в праве выносить такие решения. – И, пожалуй, с этим не поспоришь, как решил решить Алекс.
– Можешь не беспокоиться, Лимит не останется здесь без присмотра. А у нас, если ты не забыл, есть свои дела и обязательства. Нас ждут … – На этом Максимилиан замолчал, глубоко задумчиво посмотрев в сторону выхода из этой подворотни, через который они сюда зашли, подталкиваемые Лимитом.
Да, кстати, как бы всполашивается Максимилиан, только что вспомнив, что забыл. А забыл он, как оказывается, то, что касалось на прямую Репера, и находилось у него в кармане куртки. Куда и залез Максимилиан, вытащив оттуда, не три, как это видел Алекс, а пять патронов из шести в обойме. И тогда, что получается? Что Репер оказался счастливчиком, со знаком правда минус, если он угадал единственный из всех возможностей вариант выигрыша в этой смертоносной игре.
– Прощай, счастливчик Лимит. – Взглядом попрощался с Лимитом Алекс, выдвинувшись вслед за Максимилианом, не задаваясь явно лишними вопросами, так как не имеющими под собой потенциал познания.
Глава 5
Второй день второго дня
– Ну что скажешь? – задаётся вопросом совершенно общего и неинформативного характера Максимилиан, если на него смотреть без привязки к местности и его месту нахождения. Ну а так как Алекс, к кому и был обращён этот вопрос, примерно знал, где они сейчас находятся, – в фойе одного из монументальных зданий, являющимся одним из корпоративных центров по логистике идей одной предпринимательской, бизнес направленности, заняв места на специально выделенных для ожидающих своей очереди посетителей диванах, – а также видел, к чему относился этот вопрос Максимилиана, то он при безуспешном нахождении ответа на этот вопрос не мог сослаться на этот фактор не конкретики вопроса.
Ну а так как всего этого не было и своим отсутствием не чинило препятствий Алексу в деле ответа на заданный ему вопрос, то он уже более открыто, а не как до этого, прикрывая все эти свои намерения навязчивого любопытства воспитанностью, посмотрел на двух людей, кто буквально только что, и притом практически одновременно, пересекли фигуральную черту порога этого приёмного помещения, фойе.
И Алекс, пока что кроме того, что эти люди вошли в стеклянные двери практически шаг в шаг, ничего за ними не мог заметить чего-то такого, что отвечало бы заложенному в вопрос Максимилиана интересу. И Алексу получается, что нужно было больше времени, чтобы на основании обращённого к нему вопроса, изучить этих двух людей и их поведение. Что опять же крайне сложно сделать, если ко всему этому нет ранее имевших место предпосылок. И как понимается, то эти предпосылки у Алекса есть, и заключаются они в том, что эти двое людей не были для него в первый раз увиденными, а это были те самые служащие из кафе, на чей счёт у них с Максимилианом возник не явный спор, а так, любительское наблюдение.
Где Максимилиан предложил провести некий, неизвестный для Алекса эксперимент, и проследовав за этими сотрудниками одной известной для Максимилиана программы реализации человеческого потенциала, как он так интересно называет, коверкая слух Алекса, бизнес модель устройства общества, со своими финансовыми и продуктивными представительствами, подытожить, кто из них при их подходе к своим служебным обязательствам и личном вкладе, придёт первым к месту своего несения службы. Как-то вот так заумно и завуалированно обозначил Максимилиан цель их преследования этих, ничего такого за собой с их стороны неподозревающих людей.
– А так-то он определённо чего-то от меня хочет. – Ещё тогда, по выходу из кафе, решил Алекс. После чего, по пути сюда, в это здание, столько всего неожиданного и отвлекающего от всего этого произошло, что когда они с Максимилианом заняли свои места на этих креслах, то Алекс и думать забыл об этих людях, и с чем было связано их нахождение здесь.
И только тогда, когда Максимилиан задал этот вопрос, и перенаправил внимание Алекса на входные двери, то он вспомнил обо всём этом, удивившись тому, что они с Максимилианом оказались здесь раньше этих людей, видно не слишком усердных и добросовестных работников, как о них почему-то решил думать Алекс на первый взгляд, раз они только сейчас появились на пороге своей службы. Правда, может Алекс чего-то о них и о системе отношений между работодателем и работниками не знает, – может они фрилансеры или работают на удалёнке от правил учёта рабочего времени, – и тогда он лучше не будет делать вновь поспешные о них выводы.
Тем более, что он о них может сказать больше того, что видит в них. И как понимает Алекс, то констатации факта их одновременного прихода сюда, будет для Максимилиана недостаточно. Ему подавай некое объяснение этому факту. Мол, ничего так просто не бывает, и каждый шаг имеет свою причину.
А откуда Алекс всё это может знать, если факт их одновременного прихода сюда, он фиксирует своим личным наблюдением, и не может его зафиксировать во времени. – И точно. А где здесь часы? – Алекс вдруг натолкнулся на вот такие пробелы во внешнем оформлении контура корпоративного представительства, которое практически всегда подходит к оформлению своего интерьера с позиции своей знаковости для нынешнего времени. А это значит, что за административной стойкой рецепшена, где вас встречает административный работник, на стене, всегда располагаются часы. Которых в данном случае нигде не было, и Алекс теперь только понял, почему он, глядя на стойку администрации, чувствовал, что тут чего-то не хватает.
И тогда получается, что прибытие этих людей в это здание нечем зафиксировать документально. И значит, что то, что Алекс принял за факт, можно оспорить, раз в качестве доказательства этого факта, ему, кроме себя не на кого сослаться. А вот висели бы на стене часы, то Алекс мог бы на них сослаться.
– А где часы? – задаётся этим вопросом Алекс, игнорируя прежний вопрос Максимилиана.
Максимилиан смотрит по направлению взгляда Алекса, кивающего на стену за стойкой администрации, затем возвращается к Алексу, и с долей укора и непонимания такой опростоволосости Алекса, даёт ему ответ. – Часы – это наследие тоталитарного прошлого. Инструмент тотального контроля и подавления личности. И мы, как всякое свободомыслящее и этим живущее общество, давно отказались от них, дав личности жить и развиваться без этого контролирующего каждый твой физический и душевный шаг инструмента, предложив ей полную творческую свободу для своего развития. И человек, имея в себе личный ориентир и датчик определения времени, сам, без внешнего воздействия, способен определить, который сейчас час, сколько времени и когда пришло его время. Так что в нашем мире полных свобод, каждый живёт в своём личном времени и пространстве. Что и даёт ему полную свободу для самовыражения.
А вот теперь-то Алекс понял в чём заключался подвох во всей этой истории с рассмотрением факта прибытия этих двух людей в итоговый пункт назначения. Ведь если каждый из них живёт по своему личному времени, то … Как же тогда можно определить, кто из них, когда пришёл сюда, пришёл первым, не имея для этого общего знаменателя?
И Алекс от непонимания всего этого, не сдержался и на эмоциях вопросил: «А как же?!».
И только он этим вопросом выстрелил, как он вдруг отчётливо перед собой увидел то, что при первом своём видении не смог рассмотреть. А именно циферблат наручных часов Максимилиана, кои он демонстрировал при продвижения потребителю своего рекламного предложения, с так называемым слоганом: «Дать каждому своё время, которым он будет пользоваться не обдуманно, а сознательно».
И на этот раз циферблат часов Максимилиана увиделся Алексом со всей отчётливостью. И он мог разобрать из каких знаковых деталей он состоит. И как можно было понять, то он мало чем походил на обычные часы. А это было нечто другое. И это другое отражало и несло в себе иную сказуемость счётчика времени.
Так в этот циферблат часов, круглой формы, как бы были встроены песочные часы, чьи контуры совпадали с краями циферблата, а сообщающиеся сосуды, колбы с песком времени, соединялись узким горлышком как раз в том месте, где находился центр циферблата, этой его солнечной системы без всякого приукрашивания этой действительности. И принцип работы этих часов был в чём-то схож с обычными песочными часами. Песок времени перетекал из находящейся вверху колбы с песком в нижнюю, и таким образом регистрировал продолжительность времени или какого-нибудь события, действия, отмеренного этим песком времени.
Но в этих часах имелось принципиальное отличие от принципа работы песочных часов, чья работа основана на воздействии на физическое тело, в данном случае на песок, гравитации, где песок падает со скоростью свободного падения в открывшуюся нишу, тогда как часы Максимилиана работали по другой концептуальной схеме.