Люди слова

– Не могу, не согласиться с вами. – Вздохнув сказал Шиллинг. – Но как не вам не знать, как нынче скудно с отличными сценариями. Да и «Оскара» за такое кино не дают. – Приуныл вице-президент Шиллинг, с надеждой посмотрев на пана Паника.

– А если вам предложат отличный сценарий для полномасштабного кино, который определённо будет способен побороться за «Оскара», то вы возьметесь за осуществление этого проекта? – продолжая не сводить своего взгляда с вице-президента, спросил его пан Паника.

– Ну, так сразу, без должной детализации проекта и не скажешь. – Откинувшись, или, вернее сказать, использовав спинку дивана, для того чтобы спрятать от пана Паника свои честолюбивые мысли, задумчиво проговорил вице-президент Шиллинг. Ну а как только до пана Паника таким образом была донесена эта мысль, Шиллинг возвращается к своему прежнему положению и спрашивает пана Паника. – Вот, к примеру, я. Скажите, насколько будет интересен ваш проект лично мне? – Вице-президент немигающим взглядом воззрился на пана Паника, ожидая, когда тот даст ему так им желанный ответ. И всё это отлично зная, пан Паника дал ему то, что он так страстно хотел и желал, но только не сразу.

– Вице-президент. – Ещё ближе придвинувшись к Шиллингу, обратился к нему пан Паника. – Вот вы меня давеча спрашивали насчёт правдивости отражения в сериале внутриполитической жизни конгресса. («Что-то я такого не помню», – по слившемуся с внешней остановкой лицу Шиллинга, прямо-таки читалась его частичная на счёт как раз этого момента, потеря памяти) и о возможности осуществимости в реальной жизни некоторых показанных в сериале эпизодов. – Пан Паника для своей раскачки, а может для чего-то другого, несколько перефразировал до этого заданный Шиллингом вопрос. Чем вновь привёл того в волнительное напряжение.

– А я скажу так. – Для повышения значимости сказанного, а может для того чтобы Шиллинг понял всю важность этого, кто его знает, может и исторического момента, пан Паника сделал эту, до чего же волнующую вице-президента, терпеть уже нет сил, что за долгую паузу. И ведь как бы вице-президент не желал поторопить этого мучителя, пана Паника, он вынужден не сметь этого делать, а глядя в его, так близко к нему находящиеся бесцветные глаза, вынужден сидеть и внимательно слушать того единственного, кто смеет никого из здесь власть имущих не слушать – часы.

«А ведь умение заставить время работать на себя, и есть тот основной критерий, по которому измеряется профессионализм политика, – вице-президента Шиллинга вдруг озарила эта, до чего же провидческая догадка. – А если взять и подвести часы президента, например, вперёд. То тогда президент, сам того не понимая, всегда будет принимать лишь поспешные решения, а не как он будет думать – решения, опережающие время. – Про себя усмехнулся Шиллинг. – А если его часы подвести назад, то президент всегда будет опаздывать и не успевать вовремя реагировать на угрозы миру и стабильности своего государства. И в третьем, самом худшем для него случае, ход его часов можно сверить, допустим, с ходом моих часов и тогда …– от таких своих, попахивающих диверсией и экстремизмом предположений, у вспотевшего Шиллинга замерло сердце, и он даже не смог продолжить эту свою захватившую всего его мысль».

Пан Паника же, усмотрев в Шиллинге обуявшее его волнение, продолжил свой рассказ. – Жизнь иногда преподносит нам такие сюрпризы и водовороты событий, что ни одна фантазия режиссёра и сценариста – а они всё равно все свои даже фантастические идеи, черпают из жизни – не поспевает за ней.

– Вы это о чём? – спросил мистер Шиллинг пана Паника.

– Вице-президент. Вы лучше меня знаете о том маркетинговом, так часто используемым в кино для привлечения внимания зрителя приёме, когда перед началом фильма рассказывается о том, что действие фильма основано на реальных событиях.

– И. – Застыв в одном положении, только и позволил себе сказать Шиллинг.

– Ну а как вы относитесь к тому, чтобы фантазия авторов вашего сериала, так сказать, имела право на жизнь? – тихо спросил, пока ещё вице-президента Шиллинга, пан Паника.

– Это касается меня? – вспотев от напряжения, дрожащим голосом спросил, пока ещё вице-президент Шиллинг, пана Паника.

– Да. – Кивнув головой, ответил пан Паника.

– И вы думаете, что это достижимо? – осторожно, чтобы не спугнуть пана Паника, спросил его, пока ещё вице-президент Шиллинг.

– Ну, при должном желании, даже и осуществимо. – Несказанно обрадовал вдруг покрасневшего, пока ещё вице-президента Шиллинга, пан Паника. Ну а такую новость разве можно спокойно пересидеть, и вице-президент Шиллинг не выдерживает и, подскочив с дивана, начинает ходить вдоль этих друг напротив друга стоящих диванов. Пану Панику же в свою очередь, дабы не попасть под горячую размашистую руку Шиллинга, пришлось вжаться в диван и там ждать, когда первая взволнованность вице-президента спадёт. Когда же такой момент настал, то Шиллинг вновь занимает своё место напротив пана Паника и, придвинувшись к нему, задаёт один единственный волнующий его вопрос: Как?

На что пан Паника, ничего не скрывая, а просто из-за нецелесообразности, что-то недоговаривая, а некоторые вещи умалчивая, отвечает ему: А вот так! Правда этот его ответ, в реальности был более развёрнутым и детализированным, но в данном, с текстовой расшифровкой случае, по причине повышенной секретности и необходимости сохранять интригу для многочисленных противников и врагов вице-президента Шиллинга, которых после того, как он стал вице-президентом, выросло в разы, этой краткости вполне будет достаточно.

После же того, как пан Паника изложил своё видение своего предложения, он вернулся к своему прежнему положению наблюдателя и принялся ждать от вице-президента, что же он на всё им предложенное скажет. Шиллинг же в свою очередь, для проформы слегка посомневался – но кого он хочет обмануть, близость осуществимости желания уже не принимает в расчёт любые разумные предостережения – попытался посмотреть на пана Паника с разных ракурсов и расстояний – он, прищуривая и закрывая поочередно свои глаза, то откидывался на спинку дивана, то наклонялся в сторону пана Паника – после чего с видом, так уж и быть, ты под свою ответственность уговорил, пространно выразил своё согласие.

– Это может и фантастично звучит, но мне кажется, что всё это вполне осуществимо. – Приложив руку ко рту, чтобы по нему не смогли прочитать то, что он сказал, тихо проговорил Шиллинг.

– Вице-президент. Я рад это слышать. – Сказал, вставая пан Паника – ему вдруг до нестерпения сложно стало находиться в положении сидя, перед без пяти минут …Ну а дальше и итак понятно. Что, видимо, понимаемо и Шиллингом, который тоже решил подняться вслед за паном Паникой.

– Вице-президент. Теперь всё в ваших руках. – Сказал пан Паника Шиллингу, который почему-то принял эти слова буквально, и внимательно, как будто в первый раз видит, посмотрел на свои большие руки. После чего улыбнулся, скорей всего от осознания того, что эти большие руки, от которых всё зависит, принадлежат именно ему и, посмотрев на Панику, сказал. – Можете не беспокоиться. Они не подведут. А если что, то обратимся за помощью к богу. А он никогда нам ни в чём не отказывал. – Шиллинг не удержался и поспешил намекнуть на свои обширные связи в лоне церкви.

– Вот и отлично. – Ответил улыбающийся пан Паника. – Вашими бы молитвами…– Но пану Панику не удаётся закончить эту свою мысль, как вдруг мистер Шиллинг хватает его за руку и своим полным волнения вопросом, перебивает его. – Неужели и сам… одобрил? – бросив указующий в небеса, а не на потолок взгляд наверх, вдруг задаётся вопросом Шиллинг.

– Сэр. Вы же знаете, что человек грешен. Ну а кому, как не самой церкви, быть среди первых, кто должен услышать призыв грешника о помощи. И она, как мне кажется, его всегда услышит. – Иносказательно, правда без использования притч, в общем, так, как и положено быть, когда дело касается вопросов души, сказал пан Паника.

– Я, конечно, понимаю такую направленную на человеческий грех склонность этого духовного института. – Включился в свою иносказательность мистер Шиллинг. – Но меня интересует другой вопрос. Как мы сможем с ними договориться, когда разрабатываемый нами проект глобализации не предусматривает участия этого священного института в дальнейшем рынке дележа умов? И не воспользуется ли этим противоречием наш стратегический «партнёр»? Он ведь позиционирует себя как яростного защитника традиционных ценностей.

– Для начала, как всегда, будем лавировать понятиями. – Сказал пан Паника. – Ну а когда время придёт, то к нам придёт обязательно откровение, и мы все вдруг поймём и обязательно всех оповестим, кем на самом деле является наш стратегический «партнёр». – С долей пафоса сказал Паника.

– И кто? – не удержался от вопроса Шиллинг.

– И придёт, и увлечёт обещаниями и ложными идеями. – Трагическим голосом заговорил пан Паника, заставив от услышанного онеметь мистера Шиллера. – И чудесами, которые дано было ему творить… будет обольщать живущих на земле… И он сделает то, что всем, малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам, положено будет начертание на правую руку их или на чело их. – Пан Паника посмотрел на побледневшего мистера Шиллера и добавочным словом просто добил его. – И… никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число имени его. – Правда, не успел пан Паника закончить читать по памяти эти откровения Иоанна, как сменивший бледную окраску своего лица на гневную багряность, вице-президент Шиллинг вдруг закипел.

– Это вы на что тут намекаете?! – рассвирепев, заорал мистер Шиллинг, уставившись на не ожидавшего такого резкого перевоплощения мистера Шиллинга пана Панику.

– Вы меня не так поняли. – Поспешил броситься в оправдания Паника. – Это я о нашем стратегическом «партнёре».

– Я это прекрасно понял. – Скорее всего соврал никогда в этом не признающийся мистер Шиллинг («И правильно сделаю, потому что я, как политик, не могу поступить иначе. Ведь политика есть оправданная ложь. И мы политики, её проводники по жизни, имеем один лишь главный критерий оценки сущего – интерес». – Пойманный на лжи, а по словам самого Шиллинга, на ошибочном представлении действительности, он частенько таким образом аргументировал такую свою болтливую предсказуемость). – Но не все же такие понятливые, как я. И не возникнет ли после ваших заявлений путаница? Ведь идея антихриста не нова, и ладно если бы только особо горячие головы примеряли корону врага человечества на их земные, в диктаторском обличии воплощения. Но, нет. И некоторые идут дальше, заявляя, что антихрист, это не персоналия, а коллективный разум или идея.

– Вице-президент. Насчёт правильного понимания того, кто есть антихрист, а кто нет, можете не беспокоиться. – Язвительно улыбнувшись, проговорил пан Паника. – Разве мы зря скупили и держим под своим контролем все средства массовой информации. Пусть объясняют и направляют в правильное и главное, нужное нам русло, ту мысль, какую мы решим внушить человечеству.

– Ну, тогда я спокоен. – Удовлетворённо сказал Шиллинг, поглядывая на часы.

– Что же касается упомянутых вами ценностей. – Сказал пан Паника, после того как вслед за Шиллингом посмотрел на часы и выдвинулся с ним в сторону дверей. – То мы, как вы и просили, разработали новую программу по переоценке ценностей, на которой настаивали наши разволновавшиеся за будущность наших отношений партнёры по общему оборонительному блоку.

– И что, проблем не возникло? – спросил Шиллер.

– Как я вам и говорил – ничего сложного. Одну большую проблему, всего лишь нужно раздробить на множество мелких, уже и не таких проблем, а так лишь частностей. Ну, а изменив качественный подход к пониманию общей проблемы, через понимание частной судьбы, которая на первом этапе рассмотрения, может быть всего лишь стала невинной жертвой этой общей идеи, мы в итоге добьёмся того, что общая проблематика той случившейся беды ли, со временем исчезнет. – Уже стоя у дверей кабинета, закончил своё иносказание пан Паника.

– Что ж. Невинные жертвы общей идеи, это интересно. – Задумчиво сказал Шиллинг. – А не воспользуется ли наш стратегический «партнёр» этими нашими наработками?

– Но они же всегда были против сравнений. – Пан Паника в ответ даже удивился тому, до чего же Шиллинг недальновидный вице-президент.

– Но вы же сравниваете. – Шиллинг вдруг решил проявить упрямство. Но пан Паника, посчитав, что он сегодня и так достаточно много чего сказал Шиллингу, смотрит на часы и намёкливо говорит ему. – Мистер вице-президент. Мне, кажется, что вас уже заждались. – На что Шиллинг, вначале было дёрнулся рукой, для того чтобы убедиться в этом – он хотел посмотреть на свои новенькие, очень дорогие и главное, он ими ещё ни перед кем не хвастался, что за часы – а желание пустить золотую пыль в глаза, так и тяготит руку – но тут вдруг вспомнил про одиноко стоящие президентские часы, насчёт которых у него было столько тайных планов и, решив, что свои новенькие часы от него никуда не уйдут, а вот президентские, трудно сказать, посмотрел на них.

И тут вдруг, на вице-президента как будто что-то нашло, и он к изумлению пана Паника, взял и отодвинул его со своего прохода и решительно направился к приставленному к стене столу. Подойдя же к столу, вице-президент наклоняется к стоящим на нём настольным часам, внимательно на них смотрит, после чего вытягивает свою руку из рукава костюма и теперь уже смотрит на опоясавшие его руку часы.

– Мне, кажется, что президентские часы уже не отражают того времени, в котором живёт наше общество и страна. – Посмотрев на пана Паника, сказал вице-президент.

– Вы так думаете? – с прищуром спросил Шиллинга пан Паника.

– Несомненно. – Ответил Шиллинг.

– И как же тогда быть? – спросил пан Паника.

– Произвести сверку времени. – Сказал Шиллинг, демонстративно выставив свою руку с часами. После чего Шиллинг вновь возвращает себя к настольным часам и с помощью поворотного механизма часов, делает то, что задумал – сверку и подвод часов. На что много времени тратить не нужно, и как только Шиллинг таким образом облегчил свою терзаемую всё это время душу, то он оставляет в покое часы и, улыбнувшись пану Панике, возвращается на своё, да этого поворотного момента занимаемое место.

– Так о чём вы мне тут говорили? – по возвращению на своё прежнее место, сразу же задался вопросом Шиллинг.

– Я говорил, что вас, пожалуй, уже заждались. – Неуверенно сказал пан Паника, который хоть и понимал, чем был вызван этот душевный порыв Шиллинга (хочет распоряжаться президентским временем), но всё же ему хотелось поподробничать, а не следовать в фарватере вопросов Шиллинга.

– А куда они денутся. Подождут. – Подмигнув пану Панике, усмехнувшись сказал Шиллинг, открывая дверь.

– Ну вы уж сильно там, на них не давите. – Улыбнулся в ответ, смирившийся с данностью пан Паника.

– Там посмотрим. – Бросив на прощание эту фразу, Шиллинг вышел в коридор. Оказавшись же в коридоре, мистер Шиллинг вначале, как и должно быть, посмотрел прямо – этот не слишком длинный путь вёл в зал кабинета министров. После чего мистер Шиллинг незаметно покачал головой, он видимо решил, что ему не по пути со всеми этими министрами, которых не он назначал, и поэтому повернулся налево. Этот же коридорный путь, был куда длинней и, пожалуй, куда более интересней, нежели тот первый, на который обратил своё мимолётное внимание мистер Шиллинг.

Почему интересней? Да хотя бы потому, что если идти прямо и некуда не сворачивать, то уткнёшься в стену, за которой так хитро спрятался центр повышенной безопасности, куда, в общем, Шиллинг всегда успеет зайти и поэтому пока не спешит идти туда даже в мыслях. А вот если при подходе к этой стене, свернуть направо, и далее пройти до первой ведущей налево двери и заглянуть туда, то через этот вход, можно будет пройти в священную обитель всякого вице-президента – бюро вице-президента.

«Да. Этот кабинет может и не такой известный, но несомненно самый лучший кабинет во всём этом доме. Ну, по крайней мере для меня». – Всё-таки в конце этого своего размышления, вице-президент Шиллинг решил не забываться и сделал небольшую поправку на свою субъективность. – А всё-таки почему, именно в названии президентского кабинета применили образный, фигурный подход, тогда как все другие комнаты этого дома, не проявляя большой изобретательности, назвали исходя из преобладания в них того или иного цвета? А ведь здесь ничего не делается случайно, и всё имеет свой знаковый смысл и подтекст.

– Наверное, кабинет президента специально выдержан в нейтральных цветах, чтобы ничто не могло повлиять на принятие им глобальных решений. Ведь все знают, что различные цвета имеют в своей основе разную длину электромагнитных волн и, благодаря этому, оказывают на человека различное психологическое влияние. И кто знает, и не захочет ли раздражённый и побуждаемый красным цветом к немедленным действиям президент, без предварительных консультаций с конгрессом – ему теперь не терпится – развязать, или, вернее сказать, побудить к миру очередного диктатора, которых, что даже становится странно видеть, в последнее время слишком много в этом однополярном мире развелось. Хотя они, как и та мифологическая гидра, стоит ей только одну голову подвесить, как на её месте вскоре вырастает сразу две или несколько. – И тут перед размышляющим вице-президентом Шиллингом в один момент предстала воображаемая им картина:

– А ну подать мне немедленно, самые сверхсекретные карты, с изображением на них всех наших стратегических сил сдерживания! – вдруг ни с того ни с сего (ага щас, ни с сего – красный цвет побудил), закричит на вызванного к себе в свой фигурально правильно выдержанный кабинет, председателя объединённых собой комитета начальников штабов, сурового генерала четыре звезды, «голову оторву» Данфорта, всегда такой уравновешенный, а сейчас прямо-таки не находящий себе места, президент Шиллинг (вице-президент Шиллинг в своих мыслях имеет право мыслить всё, что он хочет и поэтому он ничего с собой поделать не может и представляет на месте президента самого себя).

Так вот, всегда такой сдержанный и ищущий мирные пути разрешения возникших проблем президент Шиллинг, на этот раз всё же выведен из себя и разъярён, после того как ему доложили последние, до чего же мрачные политические новости (а на самом деле под воздействием красного цвета, побуждающего его на немедленные действия) – самоуверенный в своей безнаказанности, некий, много о себе думающий (этим все диктаторы и отличаются от демократично выбранных президентов, которые в отличие от них, о себе никогда не думают, а спать не могут, думая о других) северный диктатор Ким, в очередной раз решил проявить себя с авторитарной стороны и, запустив ракету из рогатки (при его-то технической отсталости, разве от него можно ждать что-либо другое), тем самым покусился на святое – самолично, без создания коалиции, взял и объявил свою без полётную зону, а заодно нарушил природное право местных уток на свободный перелёт. И теперь спрашивается, как он посмел нарушить их авторское право, в котором чётко прописано, что право объявлять безполётную зону, имеет только их западная, а ни какая-нибудь другая северная и не дай бог восточная, сторона.

– Это просто уму непостижимо. Да как он смел!? – недоумённо воскликнул потрясённый такой самоуверенностью этого Кима президент Шиллинг. И пока посыльный за картами – генерал всего лишь три звезды, «бульдог» Дремм (у каждого генерала должно быть своё мифическое прозвище – это прибавляет ему вес в генеральских рядах, да и враг пусть страшится) убежал за стратегическими картами, плюс на всякий случай за игральными и картами Таро, ну и заодно (чтобы два раза не бегать) за ядерным чемоданчиком, президент Шиллинг таким возмущённым способом пытается за важными разговорами занять своё время.

– Дремучий, необразованный народ. Что с него взять. – В ответ пожимает плечами стоящий с непроницаемым лицом, «голову оторву» (это у него была такая присказка при отдачи приказа – если ты голову не оторвёшь противнику, то я твою оторву) генерал Данфорт, для которого чувствительность есть рудимент, пережиток гражданского прошлого – настоящему солдату присутствие этого физического элемента только затрудняет службу и поэтому должен выжжен напалмом.

– Стратегически мыслите, генерал. – Похвалил, пока ничего такого за собой не заметившего генерала Данфорта, президент Шиллинг. – А вот то, что нам с этого возмутителя общего спокойствия можно взять, то это мы сейчас посмотрим. – Сказал президент Шиллинг, и, вызвав к себе главу аналитического и заодно статистического отдела, от нетерпения их ждать, вслед за этим залез в свой карманный источник информации – электронную энциклопедию, которую он, будучи ещё не президентом, скачал на одном из пиратских торрент сайтов – что поделать, раз человек иногда слишком слаб перед искушением бесплатного нелицензированного продукта (но это было единственное, чем не мог похвастаться перед своими избирателями, тогда ещё кандидат в президенты, мистер Шиллинг, ну а зная, до чего же хвастливую натуру мистера Шиллинга, можно вполне догадаться о том, сколько же ему душевных мук вся эта скрытность стоила. Что и говорить, а из-за одного только этого, нужно было голосовать за мистера Шиллинга).

Ну а президента можно понять, ведь он по причине национальной и заодно своей безопасности, постоянно находится в жёстких рамках множества ограничений и поэтому не может пользоваться общедоступными продуктами – той же находящейся в свободном доступе, в онлайн режиме свободной энциклопедией – вот ему и приходится пользоваться тем, что имеешь.

Так что президент Шиллинг, пока есть время, быстро пролистал свою электронную энциклопедию и, найдя нужную страницу, погрузился вначале лицом в экран, а спустя совсем ничего, подняв на генерала своё полное сомнений лицо и, глядя куда-то сквозь него, погрузился мыслями в самого себя. И, пожалуй, удручённый вид президента Шиллинга требовал от генерала четыре звезды Данфорта, хотя бы слов поддержки, но разве от него дождёшься хоть чего-то путного, кроме тупого внимания. И, конечно, президент Шиллинг вновь поддавшись оказанному на него цветовому раздражению, раздражился и, подскочив со своего кресла, прежде чем накинуться на этого равнодушного к его президентской судьбе генерала, со всего маха запулил в его сторону этот свой электронный гаджет.

После же того, как гаджет не достиг своей заброшенной цели – головы генерала Данфорта, президент Шиллинг, чьё умонастроение могло бы смягчить это его попадание, а не как недальновидно для страны посчитал вовремя уклонившийся генерал – промах, оставшись в переполненном нервном состоянии, начал выпускать пар через своё возмущение.

– На этот раз ваша правота генерал, слишком дорого нам будет стоить. – Президент Шиллинг для начала решил мстительно уколоть генерала за проявленное им равнодушие и ловкость при уклонении от брошенного в него гаджета.

– Ну до чего же беспринципен, циничен и безответственен, этот, что за негодяй, диктатор Ким. Знает же, что с него нечего взять и, пользуясь своим нищенским положением, ведёт себя так, как только ему вздумается – задирает нас, нравственно богатые страны. – Президент Шиллинг возмущаясь, в приподнятом с кресла настроении – волнении, начал прохаживаться вдоль кабинета, пытаясь нащупать хоть какой-то выход из создавшегося тупика.

– Генерал. – Остановившись напротив генерала, обратился к нему президент Шиллинг. – В конце концов, вы или я, глава объединённых штабов! И может быть вы, наконец-то, перестанете молчать и что-нибудь дельное предложите. – Ну а что мог поделать генерал четыре звезды Данфорт, если он был по жизни дальтоник и он так сказать, находился в неравном положении с президентом, который черпал свои силы из этого красного цветоизлучения. С другой же стороны, и самому президенту никогда нельзя забываться, особенно когда ты находишься наедине с военными, которые, как натуры более чем прямые, могут воспринять всё им сказанное со своей прямой, только ими понимаемой стороны (так и до переворота и не только в умах, недолго).

И генерал четыре звезды Данфорт, когда президент задался этим провокационным вопросом – кто из них есть председатель штабов – не успел потеряться и сразу прямо подумал, что раз один из них двух здесь находящихся в кабинете людей, один точно президент, а другой председатель штабов, и при этом, президент ли(?) настаивает …Ну ладно, сомневается в том, что председатель штабов, это он, генерал, то тогда выходит, что он генерал Данфорт пошёл на повышение и в один миг по поручению президента, сам стал президентом – а ведь это, наверное, самый первый бескровный государственный переворот.

– Что за чушь! Только обойдённые генеральским вниманием, чёрные от горечи за такую свою судьбу полковники, способны на государственный переворот. – В одну свою нервную мысль перебил размышления этого, кто бы знал, до чего же честолюбивого генерала Данфорта, возмущённый всем тем, что он сам тут и надумал, вице-президент Шиллинг. После чего вице-президент Шиллинг, глубоко продышавшись, слегка успокоился и, решив, что не будет лишним присмотреть за генералом Данфортом и если что, использовать его честолюбивые желания в своих целях, опять вернулся к своим размышлениям, насчёт этой, как оказывается, столь влиятельной группе колористов.