Дневник еврея. Поэма

И с силой распахну их.

Увижу на пороге мать

И взгляд сестры поймаю,

И в ту секунду дам понять,

Что за отца страдаю.

Они и сами все поймут,

Увидев страх за мною,

Пройдут неспешно, обнимут

И обольют слезою.

Я расскажу им, как я жил,

Про дом и про старушку,

Как с той старушкой я дружил,

Как переплыл речушку.

Наверно, долог мой рассказ

Готовый для семейства,

Не рассказать его за час

Такой картины действа.

И я догнал австрийца в миг

И поравнялся рядом,

Как будто интерес возник

К движению гестапо.

Пусть лучше думает, что я

Фанатик до безумства,

Что «гитлерюгенд» для меня,

Как психу нужны буйства.

Я помню, говорила мне

Бабуля в месяц смерти,

Что обходи их в стороне,

Что это дети-черти.

Они пропитаны войной,

Желанием сжечь еврея,

И им не нужен мир такой,

Переча всем посмея.

Их фюрер объявил детьми,

воспетыми в легендах,

Как лекарей нашей земли

С иконостасом в стендах.

На каждом будут все они

Как под копирку в форме:

Рубашка, галстук, сапоги,

Прическа «стригли в шторме».

С единой мыслю, цель одна

И нет там исключения,

Вести дела везде должно

Лишь фюрера движение.

Пока я шёл и вспоминал,

Мы уж к мосту добрались,

С которого в ту ночь сбегал,

Когда за мною гнались.

На нем по каждой стороне

Стоят в военной форме

Солдаты с выправкой вчерне

На маленькой платформе.

Один из этих исполин

Спросил: «Куда собрались?» -

Достал он что-то из штанин-

«Не вы тут ночью крались?»

«Не вы решились на прыжок?

И почему не в форме?

А ну, скажите адресок

Сейчас мы вас оформим»

Он записал в свою тетрадь,

Что вынул из кармана

Все данные, что мог узнать

Не разобрав обмана.

«У вас же возраст подошёл,

А вы ещё не с нами,

Хотите, чтоб я к вам пришёл?

И дал вам сапогами?»

«Родителям ты передай,

Что срочно все вступают,

Что сроку месяц вам, до край

Потом себя пеняют».

Нам нужен каждый из ребят

Кто в «Гитлерюгенд» годен,

Вход ограничен для жидят,

Их статус непригоден.

А после пропустил вперёд,

Осматривая строго,

Походку, кто и как идёт.

Трясет меня немного.

Я сильно испугался в час,

Когда спросил про адрес.

Мой друг и в этом меня спас,

Разбив ответом накрест.

И мы неспешно побрели,

Уж на подходе город,

Молчали всю дорогу, шли

Не видя в речи повод.

Я думал, как мне улизнуть

С парада или раньше,

А может ногу подвернуть,

Чтоб не идти с ним дальше.

А может, растворюсь в толпе,

Умчав к родному дому,

Иль рассказать ему в мольбе

Про жизнь по-городскому.

Пусть знает, что я родом – тут

Где вырос и родился,

В надежде, что не предадут,

Я в мысли погрузился.

И мы добрались до толпы,

Что встала в ожидание,

Ликуя  чествовать  столпы

За детские старания.

Мы оказались впереди

У самого бордюра,

И вот они сейчас пошли,

Красивы, как брошюра.

Идут, подняв одной руки,

Смотрящей вниз ладошкой,

И в такт стучат их каблуки,

Разбавлен звук гармошкой.

И люди, радуясь, глядят

С рукой такой поднятой

«Зиг Хайль»,  – отчетливо кричат,

Я страхом тут объятый.

Боюсь, что выдадут меня,

Глаза и остальное,

Поступок свой не оценя,

Лицо сделал кривое.

Зажмурил глаз,  слегка присел

И опустил головку,

Я изменился, как умел

И чуть нахмурил бровку.

А мой приятель засверкал

При виде от парада,

Идти за ними возжелал,

А для меня лишь стадо.

Одеты все как на подбор

И взгляды в них пустые,

Не видно в них юнца задор,

Они как неживые.

Когда рассматривал вблизи

Я совершил оплошность,

Один из них сошёл стези,

Увидев во мне ложность.

Ударил с криком: «Как же так?

И где привет с рукою?

Наверно, неуч иль дурак,

Я тут тебе устрою!»

«А ну, поднял свою культю

И встань ровнее в стойку,

А то сейчас ещё влеплю,

Устрою тебе мойку».

От страха сделал, как сказал,

Мне этот злобный малый,

И позу правильную принял,

Как будто я бывалый.

И он с победой отошёл,

Вернулся в строй обратно,

Австриец взглядом лишь оплёл,

Как мне стоять отвратно.

И я попятился назад,

Чтоб спрятаться за лица,

Что принимали сей парад

И дали мне вмиг скрыться.

И чтобы время не терять,

Я побежал до дома,

Возможно, там увижу мать,

Верну себя с отъема.

Я не хотел узнанным быть

Соседями, врагами,

И оттого включил я прыть

В обход, лишь сторонами.

И вот я вижу дом родной,

А в окнах – свет и звуки,

Наверно, кушают семьей

Ох! Удивлю их скуки.

Домчался к ним я шага в три

И дверь заколотилась,

Я жду момент, лишь отопри,

Дыхание уж сбилось.

Ну, что там, что не отворят,

Наверно, не признали

Наверно, думают, что враг,

Доставивший страданий.

О. слышу, к двери подошли

И заиграл замочек,

Страдания мои прошли

Достойных одиночек.

И дверь открыл сосед большой

И удивился сильно,

А я толкнул его рукой

И прошмыгнул мобильно.

Реакция мне удалась

И я уже в гостиной

Кричу, по дому разбежась

Семье своей родимой.

На кухню забежал к родным,

А там – соседа детки,

играли за столом моим

игрушками соседки.

Я зарыдал, где все они,

Куда вы их всех дели,

Ты их по-доброму верни,

Соседи аж зардели.

Детишки, побросав игру,

На весь дом запищали,

Как-будто я им зло несу,

Отца своего позвали.

И он настиг меня в момент,

Да уцепился в горло.

Его безбожный аргумент,

Во мне надежду стёрло.

«Ты – жид, еврей, ты что забыл

В моем прекрасном доме?

Ты прежде у меня спроси,

Чем мчатся на проломе?»

«Да как ты смеешь всех пугать?

И кто тебе позволил

По дому бегать и искать

В жидовском произволе?»

«А ну, давай пойдём со мной,

Я сдам тебя, не скрою

Таких, как ты, нужно долой

Лишь в землю под плитою».

И с каждым словом все сильней

Сжималось мое горло,

«Ты сдохнешь, тварь, как тот еврей,

Что ножиком подпер я».

«Я точно помню, как пробил

Отцу твоему под кожу,

Клинок так медленно входил,

Увеча его рожу».

«Тебя же, суку, отпустил,

Не стал я пачкать руки,

Скажи спасибо, что щадил

И не отдал на муки».

«Ну, раз вернулся, значит так,

Получишь ты страданья,

Какой же глупый ты, дурак,

Что не ценил изгнания».

И с этих слов сдавил сильней,

А после бросил на пол,

Как дичь добытую, злой зверь

Ручищами зацапал.

В глазах с удара темнота

И сбитое дыханье,

Лишь слышен крик: «Убью тебя,

Жидовское создание».

Удар в живот, ещё удар,

От боли руки сводит,

Когда закончится кошмар?

За что нас так изводят?

За то, что верой я – еврей?

За то, что им родился?

При встрече сразу меня бей,

Чтоб кровью я давился.

Что за убогая страна,

Арийцев только холить!

Евреев истребить до дна

И геноцид изволить?

Забрать их собственность, дома

И разделить их семьи,

А коль придёшь, дадут сполна

И быть тебе тут в черни.

Я эту мысль прокрутил,

Она совсем убога,

Сознанье, может, уронил

От болевого шока.

Но видя, что меня не бьют,

Я смог чуть-чуть подняться

И взором местность обогнуть,

Поняв, куда деваться.

В гостиной окна, может, в них

Там высота полметра,

Пока боец тот поутих,

Что осыпал тут щедро.

Его не видно, он ушёл?

И приведёт подмогу?

Эх! Нужно чтобы не нашёл,

Бежать!  Во славу Богу.

Я приподнялся, все болит:

В груди, живот, затылок

Отвратно! Какой раз избит,

Уж нет здоровых жилок.

И нет возможности жалеть

Своё больное тело,

И через силу встать, терпеть

Пока не прилетело.

Я побежал сквозь эту боль

К двери, открыл легонько,

Подался за порог пальбой

От этого чертёнка.

Бежал обратно на парад

И в голове лишь каша:

Сосед, жиды, ударов град

И злости полна чаша.

Добрался, даже не поняв,

А тут толпа ликует,

Зигуя руки вверх подняв,

Задеть меня рискует.

Я пробирался сквозь толпу,

Ища глазами друга,

Не знаю, что ему скажу

Про боли от недуга.

А вот и он стоит спиной,

Задрав рукой до неба,

В улыбке, чествуя конвой,

Что движется нелепо.

Я подошёл к нему хромой

И ущипнул за руку,

Сказал, что нам пора домой,

А тут дела на скуку.

Прибавил – надо уходить,

Я полностью раздавлен,

Мне очень больно тут ходить,

Как-будто обезглавлен.

Он, видя, что со мной не так,

Сказал, что мне поможет,

Сказал, что я большой чудак,

Раз так судьба нас  гложет.

Я упирался на него,

И мы пошли обратно,

Он – друг, подставивший плечо

В вопросах деликатно.

И что со мной он не спросил

И этим сделал дело,

Свой интерес не преступил,

Где ж так меня задело?!

Уже настигли старый мост,

Что отделял деревню,

Там на дежурстве стоял пост,

и как всегда,  не дремлют.

«Куда идём? А, это вы,

И что случилось с этим?

На вид, как будто внял чумы!»

Тот постовой подметил.

Я слышал, но не подобрать

Разумного ответа,

Не знаю, что ему сказать,

Какой напев куплета?

Но мой приятель чуть вдохнул,

Встав смирно, приняв форму,

Как мысль, теорию раздул

Придуманную норму.

«Да мы поймали там жида

И дали ему взбучку!».

Пронзились речью изо рта,

Запев, ответов кучку.

«И мой приятель возжелал,

Построить ту скотину,

А тот по массе был амбал,

Нас больше в половину.

И бился с этим бугаем,

Как тигр за свободу,

Желая съесть его живьём,

Вцепившись в горло сходу.

Но тот по силам здоровей,

Ответом взял за горло,

Чуть не убил его, поверь,

Как массой, в пол упёрла.

И тут пришлось мне помогать,

Валить жида детину,

Своей рукою добивать

Огромную скотинку.

И мы вдвоём его забив,

Ушли, забрав победу,

Его оставили склонив

В науке к этикету».

Какой продуманный рассказ

Озвучил мой приятель,

И так открыто, на показ

Я даже думал – Спятил!

Я был безумно удивлён

Его таланту речи,

Уверен, тверд и не склонен,

Слегка расправив плечи.

Как будто хочет защитить

Товарища хромого,

Нападки эти прекратить,

Не дать сказать им слово.

Солдат послушал сих баллад

И отошёл в сторонку,

А мы прошли себе во слад

Без обращения в гонку.

Неспешно, молча, чуть паря

Довольные собою,

Он – за парад, что лицезря,

А я – любви раскрою.

Я раньше мог не замечать

Ту преданность в знакомом,

Что другом мог меня назвать,

Быть раньше неведомым.

Мы скоро подошли к домам,

Я тихо попрощался,

Сказал, что дальше пойду сам,

Обнял, не удержался.

«Спасибо за спасения жест,

что оказал опору,

Служил в дороге мне как шест

И выдал речь дозору».

Пошёл я дальше,  но один

И вспоминал про ужас,

Когда избил тот бабуин

Меня, почти не тужась.

Как рассказал про смерть отца,

Убитого толпой,

Про тот удар, что бил с рубца

Соседскую рукою.

О,  Господи! что тут за мир,

За что семья страдает?

Тут правит дьявол – господин,

Что судьбами играет.

Наверно, хуже уж не быть,

Всему же есть пределы.

Решил тогда предположить,

Что скоро переделы.

Ведь сколько можно позволять

Плевать на право, честно.

По улицам людей гонять,

Есть срок? Иль неизвестно?

Наверно, этому есть слог,

Которым нас пугают,

И к грешникам он будет строг

Кой адом называют.

Я вижу тут как раз его

По дьявола пометкам,

Как салютует воронье,

Сидевшее по клеткам.

Как черти с верою за смерть

Томят людские души,

Проделов эту круговерть

Оставив только туши.

И я под эту мысль дошёл

И на крыльцо вступился,

На двери с силою напер,

На ней уж видно гнильца.

Она послушна отошла,

И я увидел мышку,

Которая на стол зашла,

Как страж на свою вышку.

«Ну, как ты там?» – спросил ее.

Она не убежала,

Услышав голоса моего,

Свой стол не покидала.

Я подошёл, уж самый край

Но мышь сидит на месте,

Как будто говорит: «Давай,

Коснись, придайся лести».

Как будто старые друзья,

Что встречи ожидали,

Как будто он и я – семья,

Родными словно встали.

Я чувствовал, он даст мне спать,

Я приручил соседа,

Готов существенно признать -

Моя это победа.

И он, почуяв: я – не враг

Сидел совсем спокойно,

Наверно, понял коих драк

Я пал сегодня знойно.

Мне даже стало чуть живей,

Как будто подлечили,

Как будто отлежал пять дней

Или не сильно били.

Решил, что мышку  покормлю,

Умоюсь и на койку,

Пораньше спать сейчас пойду,

Моя задача бойка.

Мне завтра нужно снова в град

Найти Элен с Адамом,

Увидеть их я был бы рад,

Звучит в мозгу дурманом.

Но как построить сей маршрут?

Как обойти заставу?

Чтоб не узнали, ведь убьют

И не найти управу

На утро мой австрийский друг

Опять принёс покушать,

Я очень чту его заслуг,

За что просил послушать.

Спасибо,  сильно удивлён

старанию и отваги,

С которой был вчера спасён

На водной переправе.

Меня могли застать врасплох,

А ты вступился сразу

И не молчал, и не оглох,

А выдал разом фразу.

Хотел тебе сказать секрет,

Что я храню прилично,

Ты не считай, что это бред,

Но это очень лично.

Там в городе живут друзья,

Они – еврейской веры,

Мне очень нужно к ним туда,

Проверить, все ли целы.

Я знаю, ты не любишь их,

Но я друзей не выбрал,

Хотя они и вер других

Не нашего калибра.

Они мне всё-таки друзья,

Я многим им обязан

И видит бог,он – мой судья,

Найти я их наказан.

Поможешь мне в моем пути?

Тебе решать, не спорю,

Но я обязан их найти,

Узнать, что с их судьбою.

Они, возможно, могут знать,

Где точно моя мама,

И даже вести передать,

Сказав мне это прямо.

Так ты поможешь или нет?

Я жду от тебя слова,

Моя идея – это бред,

Возможно, бред дурного.

Но без тебя я пропаду

И подведу Адама,

Я должен, я его найду

И уточню, где мама.

Договорить я не успел,

Прервал меня приятель,

И видно мой рассказ терпел,

Считая, что я спятил.

Но вместо выпадов ко мне

Он начал с оправданий,

Довольно странная вполне

Его картина знаний.

Что он в деревне без друзей

И рядом нет подростков,

Что он с рожденья пас гусей,

Нет перспектив для роста.

Что я, возможно, первый друг,

Который тут обжился,

Чем увеличил его круг

И перед ним открылся.

Что он готов страдать со мной

Ведь дружба стоит больше,

Готов идти  больной, хромой

До Англии иль Польше.

Готов и получать в лицо

От злого человека,

Готов на все! Но есть лишь но!

Еврей – это калека!

Я не пойду домой к жидам,

Не буду есть с тарелки

Еду, готовили что там

И не вступлю с ним в сделки.

Я не готов им помогать:

Отца это заденет,

А если вдруг узнает мать

На дереве тут взденет.

А я ещё вступить хочу

В арийское движение,

где знаний новых получу,

основы и умение.

Меня зачислят в сентябре

А ты со мною вступишь?

Ты ж не останешься в дыре,

Ты тут совсем отупишь.

«Нет»,– я ответил: «Не пойду

И это мое право,

и мысль странную твою

я понимаю здраво».

Ну, значит, действую один,

Возможно, будет лучше,

Ведь там еврей, он нелюдим

Среди народов худшей.

Озвучил и не по себе

От сказанного слова,

Сарказм, пролившийся извне

Без умысла дурного.

А может, чтоб себя позлить

Насколь тупа тут фраза.

С которым невозможно жить,

С мыслями что проказа.

Ну, ладно, тут решать тебе

И все ровно спасибо,

Доверю дело я судьбе,

Вилянию изгиба.

Которыми меня несёт

По жизненным уклонам,

Возможно, скоро изорвёт

Безумством, лжи законам.

Тебе спасибо, я на сбор,

Мне скоро выдвигаться,

Найду костыль на свой упор

И нам пора прощаться.

Когда-нибудь ты подрастешь

И правдой овладеешь,

Ошибки ты свои найдёшь

И пелену развеешь.

И после выданных тирад

Я захромал  за двери

Походкой словно я пират,

Сошедший тут на берег.

Нашёл приличную клюку

Надёжного упора,

Припал рукой к ее к суку

И вот конец сей сбора.

Пошёл неспешно я к мосту,

Мыслей гоняя тонну,

Ну, больше грел сейчас одну,

В ушах давая звону.

Что будет встреча у меня,

Друзей увижу лица,

Ох, как же ждал я того дня

И сколько это длится.

Я представлял, как встречу их,

Рисуя разных сценок,

Как обниму ребят родных,

Не устаю в застенок.

Вот показался уже мост

На нем зависла стража,

На службе, сторожат свой пост,

Прохожих будоража.

И я опять попался им

И снова горсть вопросов:

Куда, зачем, с чего один,

Безумие опросов.

Я отвечал, что по делам

Вступаю в "Гитлерюген",

Что ожидают меня там,

Движению я нужен.

И не смотря на хромоту

И повреждений сложность,

Я испытания там пройду,

Найду в себе возможность.

И я сумел чуть плечи сжать

И затаил дыхание,

Наверно, будут угрожать

за частое мелькание.

Но в этот раз все обошлось,

Мне в город путь открыли,

Вопросов, странно не нашлось,

И так вот пропустили.

Как только я прошёл от них

Решил привал устроить,

Как избежать мне тех шумих,

Как внешность перестроить.

Решил испачкать я лицо

И изменить походку,

Чтоб не узнали ни за что

Измазал чуть бородку.

Пошёл окраиной к друзьям

В надежде снова встретить,

Вот это праздник будет прям,

Эх, стоило б  отметить.

И вышел к улице большой

Сегодня многолюдно:

Кто на работу, кто домой,

А я смотрюсь тут чудно.

Иду и с каждым шагом слаб

От страха и волнения,

От тех, кто дарит мне свой взгляд

Надменности призренья.

Им неприятен образ мой,

Что грязный и убогий,

Худой, измученный, хромой,

Предстал для демагогий.

Нет, нет, они не говорят,

А только презирают,

Я провалиться был бы рад,

От взглядов что взирают.

И тут я понял, чем задел

Мой образ тех прохожих,

Я оказался не у дел,

На цыгана похожим.

Ещё старушка мне тогда

Учению учила:

Врагов для нации лишь два,

Гонения им сулила.

Тут для евреев  и цыган

Одна готова участь,

Один конец народам дан,

Их испытать живучесть.

Ты знай, сынок, что этот люд

Сегодня не в почете,

Идиотизмом пахнет тут,

Другого не сочтете.

И я, упомнив тот рассказ,

Пришёл в недоумение,

Себя я думал, что уж спас,

А нету тут спасения.

Со стороны я оценил -

Идёт цыган, хромает,

Еще бы денежку спросил,

Как это каждый знает.

Мне нужно срочно изменить

Ту внешность что исправил,

Чтоб не смогли меня пленить

С каноном новых правил.

И я свернул в глухой тупик,

Увидел там я лужу

И начал обтирать  свой лик,

Вернув себя наружу.

Умылся, посидел, прождал,

Когда просохну весь я

И к дому дальше похромал,