Прозревшие в преисподней

– Сомнительно. Как раз за пару часов до того я сумел провернуть привод горячей замены топливных элементов, и запалил три топки. Собственно потому меня и обнаружили. Но кто теперь скажет, куда были направлены дюзы, и какую загогулину я рисовал все эти последние два часа?..

Во время очередного перерыва Семен вдруг вспомнил о существовании такого человеческого недуга, как диарея. Может же его, в конце концов, развести с незнакомой и потрясающе однообразной пищи? Следующие сутки он наведывался в гальюн каждые полчаса.

Удача не шла. Ему так и не случилось пересечься ни с кем из своих хотя бы издали, не удалось застать одновременно больше трех солдат, двое из которых были его собственными охранниками. Этого было мало, для относительной свободы действий необходимо было сразу устранить хотя бы пятерых, пока не угас эффект неожиданности,.

Зато во время очередной микромедитации на слишком ребристом для человеческой задницы унитазе, Семен вдруг осознал, что надпись на двери изменилась. Грубым решительным почерком к ней было добавлено: «лер 1 лево 2 дверь я 2 право 3 бертье следующая начни с меня». Посидев еще секунд пять с задранными от удивления бровями, Семен сообразил, что перед ним карта ближайшей местности. Номера и направления поворотов, порядковое положение нужных дверей. Груббер, стало быть, тоже увидел послание Жустин, и внес в план мятежа свою лепту. Весьма существенную, надо сказать, лепту.

Вот только почему инспектор департамента Содействия, не многим уступающий в драке бывшему десантнику, уповает на Семена Сикорского так же истово, как и хрупкая слепая девушка?

– …Сикорский, до перехвата лерским патрулем, ты не встречался в пространстве с иным объектом?

– Да, меня кажется, навещал архангел Гавриил. Ну, точно! Разве ж я сумел бы в одиночку руками провернуть этот привод? Там же усилие тонны три…

– Сикорский!

– Что Сикорский!? Ты думаешь, мне было дело наблюдать за пространством? Как? В оба глаза что ли? Ни чего из регистрирующего оборудования не работало! Локаторы улетели к лерам вместе с рубкой! Мы могли пройти в мегаметре от Пустой звезды и не заметить этого!

– Хорошо, – дроффа по очереди моргнул обоими глазами, и не меняя тона произнес: – Вернемся к началу войны. Верно, ли мы поняли, что истинная причина поступления во флот – ссора с твоим непосредственным предком?..

Именно в этот момент Семен как-то вдруг всеми поджилками осознал: вот теперь действительно пора. Потому что иначе ничего нового с ним больше никогда не произойдет. Этот корабль никуда не прилетит. Допросы никогда не кончатся. Только разум будет все дальше и дальше погружаться в этот беспросветный круговорот бессмысленных вопросов. Да и просто ни каких же сил больше нет это терпеть!

Пряжку на ремне он заточил еще вчера. Лекарство от диареи он так и не получил, чего втайне опасался. Значит, перерыва дожидаться бессмысленно. Нет?

Семен поднялся, как это делал обычно и привычным уже тоном сообщил:

– Мне в туалет. Срочно.

Дроффа сморгнул.

– Наш врач еще не работал с людьми, – уведомил он. – Только с лерами когда-то. Но скоро он найдет лекарство. Иди и терпи.

– Желаю и тебе того же, – пробормотал Семен, и открыл дверь. Боясь спугнуть надежду, что делает это в последний раз.

Оба солдата были здесь. Сразу начать, или все же дойти до сортира? Дойти. Вдруг по пути кто-нибудь встретится. Три поворота как в той сказке – налево, направо и опять налево. По пути ни коммуникаций, ни других дверей. Только одна развилка, на которой…

Нет, ну это, наверное, все-таки знак. Еще двое солдат. Причем без конвоируемого, в спущенных до пояса тенях, рукокрылья опущены и свободны… Не на вахте что ли?

Семен остановился, повернулся к своему конвою.

– Пацаны, хотите анекдот?

Дроффа переглянулись.

– Иди вперед, – проскрипел правый, приподнимая передние конечности. Корявые пальцы его сжимали что-то небольшое, но тяжелое, укрытое почти черными тенями одежды.

– Так вот, – сообщил Семен, не обращая внимания, – у нас на Земле есть одна птица, страус называется. Так представляете, она совсем не умеет летать! Вместо этого, стоит напугать, она зарывает голову в песок. Так и стоит, пока сапогом под зад не наподдашь!

Живого страуса Семен никогда не видел, как и ни кто из землян в последние пятьдесят лет. Но обрывки книжных строк и древней хроники, создавали об этой ошибке природы именно такое впечатление.

Один дроффа дважды сморгнул. Другой – тихонько щелкнул клювом. Двое проходивших мимо, замедлили шаг.

– А вот еще, прикол: курица. Вроде все при ней, крылья, перья… Ну в общем не то что у вас. Но, что бы вы думали? Не летает! Умная птица. На кой черт ей небо, если все червяки на земле в навозе? Вот и ковыряется… пока башку не срубят, да в суп.

– Ч-человек… – скрипнул первый солдат и сделал маленький шажок вперед. Второй что-то крякнул, присвистнул и первый остановился.

– Ну, вы-то ребята с мозгами, понимание имеете, – Семен снисходительно махнул рукой. – Все эти перелетные – пустоголовки. Ветер, ни ветер, дождь, ни дождь, а ты маши давай крыльями, мозоли подмышками набивай. Идиоты, верно? Небо им, видите ли! А если жаканом в поддых? Падать-то высоко? Не, пацаны, ваши предки дело решили: по земле оно надежней! Конечно погрязней маленько, но мы же вот, приматы, терпим. Да в перьях, небось, и паразиты водились, поди, выведи! Нет?..

Они все-таки бросились. Сразу двое – такой удачи Семен и не ждал. Один из его конвоя, присев, распахнув клюв в утробном клекоте, расставив в стороны, заведенные за спину руки, мгновенно забыв об оружии, если в его пальцах было именно оружие. Второй – из проходивших мимо. Без теней, скрывавших верхнюю половину тела, это выглядело не столь смешно, сколь отталкивающе. Рассерженный ципленок-табака. Даже жаль, что нет времени посмеяться.

Легкий шаг, полувращение, полузахват, полупоправка… Два черепа с сухим треском встретились у Семена за спиной, но прежде чем оба тела рухнули, черная кожаная змея с заостренной блестящей головкой метнулась к последнему конвоиру. Больше всего Семен опасался, что для солдат их призрачная одежда является еще и броней. Напрасно. Голова дроффа дернулась вверх, горло исторгло хрип, оружие в руках натужно загудело… Поздно, конвоир уже падал. По потолку пробежала волна выгибающегося наружу металла, с треском и искрами лопнул светильник… Все это тоже уже за спиной.

Последний противник безоружен, но он полон сил и готов к драке. Какая из земных школ рукопашного боя подойдет для схватки с огромным петухом? А какую школу покажет он сам?

Оказалось – ни чего особенного. Широкие взмахи крыльями, из-за спины, по большому полукружью. Пальцы с когтями – что кинжалы, но медленно, медленно… А вот этот выпад клювом хорош. Не будь Семен уже предупрежден о таком способе атаки, тут бы и лег. А так…

Еще секунду он подождал, пока утихнет последний хрип в разинутом клюве, потом разжал захват, и голова дроффа на длинной шее последовала на пол вслед за телом.

Так. Начало есть. Что он хотел дальше? Нет, стоп – этот темный предмет в судорожно сжатых пальцах…

Семен нагнулся, с некоторой опаской погрузил кисти в черное марево, по-прежнему окружавшее поверженного конвоира. Напрягся, потянул. На оружие эта штуковина походила мало. Плоский корпус, широкой стороной вперед, две скобы рукояток по торцам, с двумя одинаковыми кнопками у основания. Ни каких прицельных приспособлений, абсолютно неудобный хват для одной руки.

Семен взялся за обе ручки, блестящей пластиной от себя, как это делал конвоир. Осторожно нажал на кнопку – ни чего. Нажал вторую – безрезультатно. Потом догадался и нажал обе сразу.

Штуковина загудела и плавно надавила рукоятками на ладони, а в стене напротив ощутимо треснула декоративная панель.

Ясно. Все с вами ясно, недоптицы. Не оружие – скорее инструмент. С тем же успехом за оружие при нужде сойдет бензопила или перфоратор. Так значит выходит, что и солдаты не солдаты? А корабль? Что же это за корабль?

Семен тряхнул головой и сорвался с места. Описанная Груббером схема поворотов уже через десяток секунд привела его к нужной двери. На прикосновение створка не среагировала – хоть один проблеск разума в режиме содержания пленников. Семен прижался спиной и локтями к противоположной стене, поднял перед собой инструмент и надавил кнопки посильнее. Штуковина в руках взвизгнула, металл напротив вздохнул, прогнулся внутрь камеры. Потом оказавшийся довольно тонким лист надорвался в верхней части, и дверь с отчаянным металлическим скрежетом размазалась вдоль пола.

– Тина!.. – Семен шагнул внутрь. Если в камере есть еще и дознаватель, инструмент ему не понадобится. – Здесь?..

– Сема?! – Она была здесь, описывая схему коридоров Груббер не ошибся. – По-тихому ты так и не научился… Чего так долго, Сема?

– Извини, Тина, в сортире очередь была.

Она не ответила, резво поднялась с койки (у нее была койка!) и уверенно двинулась к выходу.

– Остальные где? Инспектор?

– Он пока у себя. Я решил с тебя начать.

– Ну и дурак! Собрался в одиночку захватить корабль? Я же не боец!

– Это ни чего, я почему-то думаю, что меня хватит. А инспектор… Ты уверена, что он нам нужен?

– Семен!.. – Она достигла двери и остановилась, ее изученное за неделю заточения пространство заканчивалось здесь. – Сема, – повторила она примирительно, – будь все это на Луне или на Марсе… Черт, будь мы даже на крейсере Содействия! Я бы первая сказала: к черту инспектора. Но мы в чужой жестянке где-то посреди галактики. Здесь может пригодиться любая информация. У инспекторов Содействия в голове очень много информации, Сема.

– Хорошо, Жус, – отозвался Семен, – только не забывай из-за кого мы на эту жестянку загремели. И вообще сорвались с Сортировочной.

Он взял ее руку и положил на пояс у себя за спиной. Ну что ж, герр Груббер, если у вас такой адвокат… Как там ваше «налево» и «направо»?..

На пути к нужной камере Семен без всякой жалости был готов размазать по стенам любого встречного дроффа. Однако к тайному его сожалению им так никто и не встретился.

– Наконец-то, – коротко сообщил Груббер, когда дверь его темницы пала. – Сколько прошло времени?

– Минут семь, – хмуро ответил Семен, не сразу сообразив, о чем вопрос.

– Долго. Я считал, ты управишься за три минуты.

– Он в очереди стоял, – неожиданно заступилась за напарника Жустин. – В туалет.

Груббер удивленно уставился Семену за спину.

– Идиот! Я же просил начать с меня!

– Сначала выпьем на брудершафт! – в тон отозвался Семен.

Груббер сплюнул.

– Ладно, пока успеваем. За мной, надо лера прихватить!

– К черту лера, – отрезал Семен. – Если знаешь куда дальше – веди!

– Семен! – Жустин ощутимо шлепнула его по спине. – Я же сказала! Информация!

– У лера тоже? – изумился тот.

– У лера – в первую очередь, – обрадовал его Груббер. – По-моему, он знает, что это за корабль. Да и план побега – его.

– Как его?

– Тебе прямо тут объяснить? – Груббер ядовито осклабился.

Семен тоже сплюнул. Качнул «перфоратором».

– Ладно. Давай вперед.

Приподняв бровь, Груббер покосился на прибор, и шагнул в нужный коридор.

В этот момент будто соловьиная трель прокатилась по кораблю. Замерла на миг, но тут же снова набрала силу, и покатилась в обратную сторону.

– Сволочь! – сообщил Груббер. – Не успели! Сколько охранников ты вырубил?

– Четверых…

– Всего? Ну, тогда держись, Сикорский. Бегом, бегом, бегом!..

Бегом не получилось. Едва инспектор сделал пару шагов, ближайшая дверь распахнулась, и в проеме мелькнули крылья. Груббер крякнул, присел и пружинисто прыгнул внутрь помещения. Семен рванулся вперед, тут же уронив по-прежнему цеплявшуюся за пояс Жустин. Рывком поднял на ноги, прислонил к стене и вскинул «перфоратор»…

Не успел. Недоптиц в оранжевом одежном облаке распластался на полу, Груббер брезгливо вытирал пальцы о штаны.

– Дальше, дальше!..

Они снова вывалились в коридор, подхватили Жустин.

– Тыл держи!..

Семен обернулся вовремя. Недалекая переборка, совсем недавно принятая им за изгиб стены была уже поднята.

Обе кнопки до упора, визгливая дрожь в ладони и упереться пятками словно бежишь против ветра… Крылья, лапы, клочки тумана в проеме… А вон тому оторвало голову. Сколько полегло с одного такого взмаха?

– Сюда, сюда давай!..

Груббер уже завернул за угол, увлекая Жустин.

– Эта дверь! Живее, живее!..

Лер немного удивлен, но Семен удивлен сильнее. Почему сегодня каждый хочет узнать у него «почему так долго»?

– Еще, еще! Это охрана! Бертье, держитесь за падре!

Двое в черном мареве вывалились из дальней по коридору двери и руки у переднего не пустые!

Семен успел нажать кнопки. Но и дроффа тоже успел. Две волны встретились в тесном проходе, воздух вздрогнул, устремляясь из гравитационной ловушки, спрессовался в осязаемую линзу посреди коридора.

Семен упирался ногами, словно катил в гору груженую вагонетку, навалившись на инструмент всей грудью.

– Инспектор, м-мать!.. Помогай!

Груббер приложился плечом между лопаток, уперся, скрипнул зубами.

– Давай, давай, пошло помалу!..

Один короткий шаг. Второй чуть пошире. Изгибая шею и треща клювом дроффа отступал. Второй тоже пытался помогать, но строение тела не позволяло эффективно взаимодействовать.

– Падре, ты тоже! Тина!..

Этой последней капли хватило, чтобы перевесить чашу. Вчетвером они уже почти бежали. Жустин, наконец, споткнулась, лер попросту отстал, но дроффа уже не мог остановиться, катясь спиной вперед вдоль коридора. Локальный гравитационный коллапс между противниками калечил стены, выдавливал двери, смял несколько внеурочно высунувшихся крылатых. Потом охранники докатились до переборки, в уши смачно шмякнуло, словно комок фарша швырнули на разделочную доску… Резко и неприятно запахло.

– Твою мать, – выдавил Груббер, отворачиваясь. – Падре, вы здесь?

– Да-да, конечно… Госпожа Берьте, отвернитесь. Не смотрите туда.

– Очень смешно, святой отец.

– О, черт, простите, я совсем забыл.

– Ни чего, бывает. Чем это так пахнет?

– Падре не отвлекайтесь. Куда дальше?

– Да, собственно, как раз туда.

Семен решил не удивляться и не переспрашивать. Просто перешагнул через кучку мяса, перемешанного с дерьмом, нащупал сенсорную зону, открывающую переборку. Это помещение явно было связанно с управлением кораблем и здесь их, конечно, ждали. Кто эти двое в синих ореолах вокруг голов и белых туманчиках на бедрах и крыльях? Пилоты? Навигаторы?

Не важно, они повели себя слишком агрессивно. Первого Семен просто сбил кулаком в левую скулу… ну или что там у него было между клювом и глазом? Второго принял Груббер, виртуозно, буквально одним пальцем. Правда, палец снова пришлось вытирать о штаны. Кто бы мог подумать, что департамент СОС учит рукопашному бою с дроффа?

– Убил? – осведомился инспектор.

Семен дернул плечом.

– Очень хрупкие черепа.

– Что есть – то есть. Вот этого не тронь!

Последний недоптиц нападать не собирался. Возможно, потому что слишком хорошо помнил семеновское: «…как тлю».

– Падре, заходим. Дверь закройте. Заблокировать ее можно?

– Нет, иначе мы бы так просто не вошли. Но можно кое-что другое… Подержите прошу вас.

Вручив руку Жустин ошарашенному Грубберу, лер приблизился к дроффа. Без всякого смущения отодвинул его от какого-то пульта («…Простите, ваше воздушество…»), засунул палец в отверстие с цветным ободком, каких было множество на изогнутой поверхности, наклонился к другому отверстию и заговорил.

При первых звуках этого языка, Семен едва не надавил на кнопки «перфоратора». Нет, ни каких нервов, просто старый рефлекс: слышишь лерский – сначала стреляй, потом… потом стреляй еще раз. Даже если второй выстрел придется в труп.

– Умно, – проскрипел дроффа, по-прежнему не пытаясь двигаться. – Земной язык почти ни кто больше не знает. Лерский – знают все.

Святой отец распрямился.

– Все. Ближайшие сутки нас ни кто не побеспокоит.

– Какого черта? – агрессивно осведомился Семен. – Они не собираются вернуть себе корабль?

– В ближайшие двадцать часов это личное дело воспарившего.

– Ты только что сказал – сутки.

– Конечно. Но я не сказал что земные.

Жустин кашлянула и задала более конструктивный вопрос:

– Ваше воздушество? Это… Это же…

– Это последний птенец, проклюнувшийся в кладке Парящего.

– Принц, – подытожил Груббер.

– Кронпринц, – поправил лер. – И я только что во всеуслышание бросил ему вызов на схватку голосов… Не берите в голову, в нашем примитивном понимании приматов это всего лишь философский диспут, проигравший в котором должен будет развернуть себе голову клювом вперед через полный оборот шеи.

Семен кивнул, срок обещанного затишья его вполне устраивал. В отличие от всего остального.

– Двадцать часов, – повторил он. – Отлично. Тогда, надеюсь, у вас найдется хотя бы двадцать минут, чтобы объяснить мне, какого дьявола здесь происходит!

– Мы захватили корабль, – просто ответил лер. – Он в нашем распоряжении. За двадцать часов на этом корабле мы можем оказаться в любой угодной нам точке освоенного пространства.

– Как? Кто будет управлять? Почему-то я думаю, что птенец не согласится!

– Я, – лер коротко поклонился. – С вашего позволения.

– Ну, разумеется, падре! Нашел инструкцию, пока копался в архивах монастыря? Как ты вообще сумел сообщить Филу план побега?

– Я молился, и меня услышали.

– Щас убью, – пообещал Семен.

– Это правда, Сикорский, – вмешался Груббер. – У дроффа весьма примитивное устройство слухового аппарата. Гармоничные звуковые колебания они различают, но неспособны разделить их на слова. Поэтому в песнях у полуптиц только мелодии.

– Молитва может быть очень мелодичной, – укоризненно пояснил лер. – Как-то мы с Филиппом столкнулись в коридоре…

– Дайте, угадаю, – перебил Семен: – у сортира. Мне уже кажется, что это главное место на корабле. Дальше!

– Я спел молитву, Филипп меня понял, а дроффа – нет.

– Черт, падре!.. Я спрашивал, что это за корабль! Вернее – чей! Сторговаться с китайцами, тайно опуститься на Луну, взять ценных пленников и уйти из-под носа крейсера Содействия – это нормально, верю. С их скоростью – верю. Хорошо спланированная и безукоризненно выполненная тайная операция плюс чуточка везения. Но дальше! Неделя в ничейных пространствах, идиотский полет по кругу, еще более идиотские допросы по шесть раз на день! Кого-нибудь еще из вас допрашивали?

– Нет, – выдохнула Жустин. – Господи, Сема!..

– Два раза за все время, – поморщился Груббер. – И, согласен, вопросы были идиотские.

– Меня только лечили, – улыбнулся лер. – Должен признаться, у них получилось.

– Бред! – подытожил Семен. – Топтание на месте, во всех смыслах. Они рискнули раскрыть свои технологии ради этого? Вот здесь – не верю! Голову на отсеченье – разведка дроффа не имеет к этой миссии никакого отношения. Вообще ни кто из спецов не имеет! Корабль совершенно не приспособлен для содержания заключенных дольше пары часов, охрана – смех, наблюдения нет, одна ваша переписка в сортире чего стоит! Вместо личного оружия какой-то специнструмент. Короче, повторяю, падре: что это за корабль?

– Господь Единый! – лер всплеснул руками. – Я уже третий раз пытаюсь ответить! Это корабль прозревших, что тут непонятного?

Жустин тихо ахнула, приложив ладонь ко рту. Ну да, она ведь тоже слышала о прозревших.

Груббер дернул щекой, открыл рот, да так и замер. Он слышал наверняка, по должности положено. Но едва ли рассчитывал когда-нибудь всерьез заниматься столь абстрактной проблемой.

Семен… Нет, он не удивился. Ну чему тут удивляться, в самом деле? После сумасшедшего драпа с лунной базы в объятия Профсоюза, после безумного рейда к Лерону-прайм, после похищения китайской Коммуной, после… Нет, право, чему тут удивляться? Вот только левое веко надо бы унять, нервный тик сейчас особенно раздражал.

Если последний птенец Парящего собирался предпринять что-то большее, нежели так и не состоявшийся философский диспут, он явно упустил момент. Прыгни он к дверям рубки, сейчас его бы ни кто не остановил.

– Вот только не надо таких глаз! – произнес отец Киит в тишине. – Я сказал, что это всего лишь корабль прозревших. А не то, что дроффа – и есть прозревшие. Скорее всего ты прав наемник, это не спецоперация. Скорее – частная инициатива дерзкого птенца. Корабль прозревших есть на каждой планете, куда они когда либо приходили. У нас это реликвия в той первой островной обители. У чи-при – экспонат в музее космонавтики. У крылатых должно быть тоже был какой-то такой монумент. Пока прямой наследник Парящего его не угнал! Я прав?

Кронпринц подвинул поближе к себе насест, устроился на нем и сварливо произнес:

– Хитрый лер. Хитрый человек. И оба здесь. Какая неудача…

– Оба здесь, – повторил Семен. – Так это был ты, недоптиц. Это ты на корабле прозревших засветился через хвост кометы там, у Лерона.

– Это был я, Сикорский.

– За кем ты туда прилетел? За падре, или за мной?

– Я прилетал за отцом Киитом. Но когда наблюдатели опознали твой корвет, я решил, что это воля Единого. Погнался за двумя зайцами. Ошибка. Я еще не знал, что вы оба уже на одном корабле.

– А раньше ты угрожал председателю Профсоюза.

– Господин Сурэ оказался не столь привязан к своим детям, как я рассчитывал. Снова ошибка.

– Твоей главной ошибкой была сделка с Коммуной, – внезапно прошипела Жустин. – Сема, давай, нажми на курок. Сделай то, что лучше всего умеешь.

– Нет, погодите! – вскричал лер. – Двадцать часов! Нам нужна эта фора.

– А мне нужны ответы, – Семен приблизился к дроффа. – Иначе – как тлю. Помнишь? Зачем я вам нужен!? Лерам, чи-при, прозревшим – вам всем? Говори, тварь щипанная!

– Ты не умен, – констатировал недоптиц. – Если ты все еще ни чего не понял, это мой шанс сохранить тайну. Я не отвечу тебе, можешь повернуть мой клюв вокруг шеи.

Дроффа сложил крылья по бокам и закрыл круглые глаза, будто действительно ждал немедленной расправы.

– Сломать тебе шею? – прошипел Семен. – Хочешь легко отделаться? Черта с два! Ты ведь знаешь – я в десантуре служил. Рассказать тебе, что мы делали с пойманными лерами? У них, правда, другая анатомия, но я и к тебе подход найду. У каждого есть свое особенно страшное место верно? Сказать где оно у леров? Нет, лучше я скажу, как буду искать его у тебя!..

– Семен! – вскрикнула Жустин. – Прекрати!

– Что, Семен?.. Ах да, Жус, ты ведь ни разу не видела меня в деле. Порой приходится и вот так, ручками в дерьме! Не каждый раз удается просто нажать на курок!

– Двадцать часов… – прошептал лер. – Умоляю…

– Плевать! Если понадобится, я убью здесь всех ощипанных! По одному. И каждого медленно, с переподвывертом. Надо же как-то набивать руку… Что скажешь, птенец? Возьмешь на себя их души?

Дроффа открыл правый глаз.

– Каждого? – переспросил он. – Не сумеешь. Пятьдесят взрослых самцов. Кто-нибудь успеет клюнуть в темя.

– Уже не пятьдесят, так что сумею, не сомневайся. А если что, вон инспектор поможет. Ему ведь тоже до колик интересно. Как, Филипп?

Груббер промолчал, но по кривой предвкушающей ухмылке было ясно – поможет. С удовольствием.

– Семен Сикорский! – провозгласил лер. – Остановись, ибо грех сей не сможет быть искуплен в глазах Господа Единого! Познанное столь ужасным путем не принесет тебе покоя!

– Заткнись, падре! Для проповеди сейчас не время!

– Даже и не собирался, – пожал плечами лер. – Просто я хочу разобраться, не разбивая всех яиц в этом курятнике. Особенно – этого.

– Что? – до Семена дошло не сразу. – Что ты об этом знаешь, падре? Если ты что-то об этом знаешь!..

– Ровным счетом ни чего! – лер поднял руки в знаке смирения, – Во всяком случае, пока что. Но ведь тебя допрашивали, наемник. Много допрашивали. А задающий вопросы не всегда понимает, что сам дает на них ответы. В конце концов, у нас есть целых двадцать часов. Убить всех ты еще успеешь.

Груббер покачал головой, разочарованно пошевелил пальцами. Жустин выдохнула.

– Сема, правда, давай попробуем. У нас вторую неделю сплошь тараканьи бега, подумать толком некогда. Давай – сейчас! О чем тебя спрашивали?

– Обо всем, Жус! Они знают обо мне все, даже то чего не знаешь ты, а я сам давно забыл!

– Ну, это немудрено, – фыркнула та.

– И все равно они спрашивали, снова и снова по кругу! Как я расстался с отцом, зачем пошел в училище, что жрал на завтрак командир расчета, как я оказался в десанте!..

– Ты оказался в десанте? – ахнула Жустин.

– Да, черт возьми! В особом штурмовом корпусе! Я готовился брать дворец кардинал-вершителя, когда «Лунную радугу» внезапно развернули с полпути!

– Вот об этом я бы на каждом углу не кричал, – заметил Груббер.