скачать книгу бесплатно
– Я так понимаю, другого выхода тут нет, правильно? – прошептал полицейский Анне, не отрывая своего взгляда от штор, нервно сглатывая слюну и будто ожидая, что оттуда кто – то сейчас резко выйдет.
– Есть окно, выходит на улицу, но изнутри оно заложено было, надо искать – еле слышно, с дрожащим голосом и тоже шепотом ответила ему девушка.
– Ненавижу шторки! Особенно в морге – прошептал Токарев, глядя на своё искаженное отражение лица на поверхности полиэтиленового материала.
Саша аккуратно и медленно стал убирать занавеску в строну дулом пистолета. В помещении тускло освещенном лишь частично и на несколько метров засияла оранжевым цветом кафельная плитка на полу и стенах. Рядом с дверным проёмом находился стол для вскрытия обложенный также кафелем. На нём лежало тело, головы которого касался свет от огонька. Через пару шагов Токарев увидел разрезанную кожу в области брюшной полости трупа, которая была раскрыта в разные стороны и держалась на металлических зажимах. Пламя зажигалки погасло, а участковый быстро и нервно стал пытаться зажечь её снова. Осветив пару метров перед собой, тот заметил, что у стены, напротив входа, на металлической кушетке лежит ещё одно тело, накрытое сверху каким – то дырявым брезентом: «Аня, не волнуйся. Всё хорошо. Два тела, лежат без движения, не вижу окно… где оно?». Медсестра пыталась что – то рассмотреть в той жуткой черноте, но стоило ей задержать свой взгляд больше чем на пару секунд в одном месте, сразу начинало казаться, что там кто – то есть, а воображение уже за неё саму додумывало очертания того, чего в тех местах не было: «Я боюсь открыть глаза, окно было напротив дверного проёма».
Полицейский смотрел на вскрытый труп, тёмно – бардовую печень, извлечённую из него и лежащую в небольшом тазике, хирургические пинцеты, замазанные пятнами багрового цвета. Всё это видеть он не горел особым желанием, но нужно было следить за каждым непонятным движением и вслушиваться в шорохи вокруг, чтобы никто не встал и самих их с Аней заживо не «вскрыл». Токарев чувствовал ужасный запах, и, посмотрев на куски свисающей после вскрытия кожи живота покойного, крепко стиснул свои передние зубы, потому что понимал, сейчас его вырвет. Ещё и как назло, по всему этому «замечательному» помещению на полу были раскиданы инструменты, металлические тазы, в хаотичном порядке стояли медицинские передвижные этажерки. Подойдя ближе к кушетке со вторым телом, Саша увидел над ней оконный проём прямоугольной формы. Само окно по всему контуру было заложено каким – то толстым картоном. Свет зажигалки погас и после многократных, безуспешных попыток её снова зажечь, тот обратился шёпотом к медсестре: «Света больше нет. Окно перед нами, иди сзади меня вплотную. Там на кушетке покойник, как дойдём до него, скажу. Надо тело на пол скинуть, а то стрёмно будет топтаться по нему».
Токарев в потёмках почувствовал, как уткнулся коленями в кушетку. Левой рукой он стал трогать брезент, а ниже ощутил что – то холодное и липкое. Это была рука мертвеца. Полицейский крепко схватил её за самое запястье, но на несколько секунд вдруг замер. Ему показалось, что конечность дёрнулась. Саша резко выдохнул, и со всей силы потянул на себя труп, после чего он упал на кафельный пол. Участковый мгновенно запрыгнул на металлическую кушетку и стал ладонью щупать место, где находилась оконная рама. Оторвав кусок картона, полицейский прищурил свои глаза, так как в помещение морга сквозь стекло наконец пробились лучи солнечного света. Сорвав тот картон полностью, Александр схватил «ПМ» за дуло и рукоятью осторожно стал разбивать стекло, убирая попутно стеклянные осколки, что торчали теперь из деревянной рамы. Само окно хоть и не было таким уж большим, но в него спокойно можно было пролезть и попасть на улицу. Из этого полуподвального помещения оно выходило на асфальтированную дорожку, вдоль которой с противоположной стороны находилась клумба с красивыми, ярко – жёлтыми розами, края листьев которых лишь слегка высохли и потрескались. Александр посмотрел на Аню, которая стояла в тёмном углу со скрещенными на груди руками: «Я стёкла убрал, ты тогда первая полезешь, я бронежилет сниму и подам тебе, а то мне так не выбраться». Токарев, убрав пистолет и начав расстёгивать одну из лямок броника, услышал шёпот медсестры: «Тихо, там, на улице вроде идёт кто – то!».
Он обратил внимание тоже на спокойный и размеренный шаг. Полицейский развернулся и стал ближе к оконному проёму. С таким обзором рассмотреть силуэт человека можно было только до колен. И на дорожке показалась пара защитных чулков, что составляли часть военной формы – общевойскового защитного костюма[10 - Общевойсковой защитный костюм или ОЗК – средство индивидуальной защиты, предназначенное для защиты человека от отравляющих веществ, биологических средств и радиоактивной пыли. Состоит из плаща «ОП-1», защитных чулок и перчаток. Находится на вооружении ВС Российской Федерации. Используется совместно с респиратором или противогазом. Длительное ношение данного костюма невозможно из – за того, что круговорот воздуха внутри него замкнут, а пребывание в такой атмосфере может привести к опрелостям на кожных покровах военнослужащего.]. Он очень хорошо и даже в потёмках мог узнать эту военную экипировку, так как сам не один раз уж точно участвовал в учениях во время службы в армии. Ноги неизвестного остановилась прямо напротив оконного проёма, и Саша, не подумав ничего плохого, громко выкрикнул: «Эй, там вы военные? Я сотрудник полиции, и со мной ещё выжившая медсестра. Мы заперты в морге!». Та фигура повернулась к оконному проёму и стала подходить ближе. Слышался пугающий звук тяжёлого дыхания, который можно услышать, если рядом с вами стоящий дышит в противогазе. И это действительно был военный, который присел на колено, наклонив свою голову к окну.
На голове был одет резиновый противогаз чёрного цвета с большими остроугольными стёклами очков. Поверх него был накинут капюшон из прорезиненного материала, края которого были плотно стянуты. Его защитный костюм бледно – мятного цвета в области торса весь был перетянут лямками и ремешками планшета, сумок с приборами и прочим.
– Вытащите нас отсюда! – увидев его, закричала во весь голос Анна так, что на последних буквах даже осипла.
Военный спокойно мотал своей головой, то от лица Саши к лицу Ани, то наоборот. Он смотрел и никак вообще не реагировал. Солдат привстал с колена и послышался звонкий щелчок чего – то металлического. В оконном проёме появилась его рука в чёрной резиновой перчатке, которая сжимала гранату. Полицейский не секунды, не думая, резко спрыгнул с металлической кушетки, успев во все горло заорать: «Ложись!». Он сбил медсестру с ног, и те упали вдвоём на пол за один из столов для вскрытия. Токарев накрыл своей грудью голову Анны, защурив глаза. Раздался взрыв, который был коротким и очень громким. После него ещё несколько секунд слышался металлический звон, и немного больше по времени с потолка морга сыпались куски на голову Саши. Тот не успел закрыть уши руками, когда уже оказался поверх медсестры. В его голове уже целую минуту продолжался звон, внутри левой ушной раковины очень сильно жгло из – за лёгкой контузии. Участковый ощутил, как с мочки его левого уха стекает что – то горячее. Он коснулся её рукой и на ладони увидел свою кровь. Пытаясь приподняться, тот сделал упор на обе руки, немного отодвинулся и посмотрел на лицо Анны. Та просто лежала и молчала, периодически, то поднимая, то опуская свои веки. Участковый слез с девушки, завалившись на правый бок. Аня начала подниматься с пола и хотела уже что – то сказать, как увидела, что полицейский поднёс свой указательный палец одной из рук к губам, указывая жестом «тихо!». Наступила полная тишина, и только слышались звуки шагов, снова приближающиеся к оконному проёму. Раздался голос одного из военных: «Может ещё одну закинуть?».
– Нет. Не надо тратить гранаты, а то будет в какой – ни будь палате их целая толпа, разорвут нас! Они тоже сумасшедшие были или ты особо не разбираешься? – после совета другому военному, своим хриплым голосом задал вопрос солдат, но ответом на него стала тишина.
Приглушённые голоса, раздающиеся из противогазов военнослужащих, слышались на фоне автоматных очередей гремящих вдали. Гул, протяжный, но постепенно идущий на убывание внутри головы полицейского, сменился громкими хлопками лопастей вертолёта, пролетевшего над зданием больницы. Участковый продолжал удерживать указательный палец своей руки перед губами и смотреть Ане в её голубые глаза. Он тихо и аккуратно встал на ноги, вытянулся в полный рост, и медленно, переступая через раскиданные по полу хирургические инструменты, стал подходить к оконному проёму. Им с медсестрой безумно сильно повезло, потому что граната скатилась и рванула в комнате с запертой дверью. У покойника, что лежал на столе для вскрытия ближе к выходу, на одних хрящах висела оторванная взрывом половина руки. В указанной выше комнате, перед дверным проёмом на полу, усыпанном осколками стекла, кусками битой керамической плитки лежали заваленные медицинские шкафы. Саша перешагнул их, увидев, что дверь теперь висит всего на одной петле, соскочив с дверного замка. Тот вернулся быстро к Ане, пытающейся встать с пола, и помог ей подняться. Так как дверь уже еле держалась, то участковый медленно снял её с оставшейся петли, облокотив на стену, чтобы не создавать лишнего шума. Быстрыми, но тихими шагами они поспешили по коридору к лестничной площадке. Этажом выше послышались странные и очень ощутимые удары, за которыми последовали очереди автоматического оружия.
– Тут и военные оказывается уже! Я когда в шкафу пряталась, слышала выстрелы. Думала твои коллеги. Тот, в противогазе чуть нас не убил. Подумал, мы заражены тоже?
– Ань, нет. Это скорей всего не те военные, которые людей защищают, а те, что ликвидируют последствия случившегося. Он на нас посмотрел с таким сволочным взглядом, будто бы мы – лягушки, которых тот сейчас будет препарировать скальпелем заживо!
Воспользовавшись шумной обстановкой в помещениях больницы, медсестра с полицейским быстро вбежали по светло – серой лестнице из бетона на второй этаж. Перед ними было ещё одно отделение с другими уже больничными палатами. Ужасный коридор: с кривым полом, выстеленный выгнутыми от времени досками, светло – голубыми стенами, краска на которых уже очень сильно отшелушилась. В помещении было мрачно, и все предметы вокруг выглядели в серых тонах, так как солнце на улице зашло за тучи. Из открытых настежь дверей одной из палат выбежали двое в защитных резиновых костюмах и противогазах. Те бежали в противоположную сторону от Ани и Саши в сильной спешке. Один из них моментально оглянулся обратно и увидел, выглядывающего из – за угла лестничной площадки полицейского с пистолетом в руке. Солдат резко вскинул ручной пулемёт, положив указательный палец в чёрной резиновой перчатке на спусковой крючок. Участковый, не думая не секунды, сразу открыл огонь на поражение сперва по военному, в которого прицелился изначально. После двух выстрелов и двух пуль, попавших в спину одного из убегающих солдат, приготовившийся к бою рядом с ним второй, успел выпустить очередь из ручного пулемёта Калашникова в сторону Токарева. Мелкие щепки разлетелись с громким треском в стороны, после того как свинец попал в часть деревянной коробки дверного проёма вблизи левого плеча старшего лейтенанта.
Одновременно с ним участковый, моментально переведя мушку с целиком на пулемётчика, нажал ещё два раза на спусковой крючок пистолета. Девяти миллиметровая пуля попала сначала тому в правое плечо, но вот со второй ему уже не повезло – она, разбив стекло в противогазе, попала в его правый глаз. Военный также продолжал стоять на ногах, его руки резко опустились вниз, ручной пулемёт с грохотом упал на пол, после чего тот сам уже рухнул на колени. Из разбитого стекла резиновой маски брызгала струя крови, а он продолжал стоять на коленях ещё несколько мгновений. Затем, наконец упал, ударившись лицевой стороной противогаза об пол. Второй в ОЗК полз куда – то вперёд, а из его средства индивидуальной защиты, одетого на голове, раздавались громкие вопли. На бледно – мятном, резиновом костюме стало появляться бардовое пятно. Солдат остановился, развернулся и сделал упор на левый локоть, пытаясь подтянуть к себе лежащий рядом автомат, но в итоге завалился на живот. Через несколько секунд хрипы, раздающиеся из резиновой маски, затихли.
Аня за сегодняшний день уже насмотрелась на многое, и тут она продолжала стоять на лестничной площадке и с ужасом наблюдать за полицейским, который осматривал убитых им военных. Саша закинул за спину ручной пулемёт, снял с пулемётчика портупею, на которой находились сумки с магазинами и гранатами. Стоя у него за спиной, девушка спросила: «Ты думаешь, что ты правильно поступил?».
– Послушай меня. Я видел, как один из них в морге посмотрел на нас, спокойно выдернул чеку из гранаты и бросил нам под ноги. Я так понимаю, что у нас должны анализы взять, поместить в карантин, ну или там спасти… Эвакуировать наконец! – стал говорить участковый, повышая голос и доставая магазины тёмно – вишнёвого цвета из подсумка.
– Если они стреляют во всё, что просто движется. Значит, пока мы тут находились, то там, на улице, всё стало ужасно. И они не особо разбираются, кто ещё жив, а кто уже мёртв. Поэтому не факт, что нам дадут выбраться из этого сраного Змеегорска. Это складной автомат Калашникова, видишь… Тебе поставил флажок предохранителя на одиночные выстрелы, ты стреляла когда – ни будь?
Когда Александр протянул ей автомат, поднятый им рядом с трупом второго убитого вояки, Анна стала объяснять ему, что даже на охоте никогда не была и тем более уж не стреляла. Тот быстро и в спешке рассказал ей, что пока лучше стрелять одиночными выстрелами, очередью не стоит. Он повесил портупею с военными подсумками на свой пояс, подойдя к двери одной из больничных палат напротив. Пол палаты был усеян переливающимися латунным блеском автоматными гильзами. Рядом с одним из окон, облокотившись на серую чугунную батарею, в сидячем положении находилось тело молодой медсестры. Одна из кистей её руки была сильно разодрана. Скорей всего один из зараженных успел её покусать, перед тем как быть застреленной военными. На рваном халате в области живота и шеи виднелись десятки пулевых отверстий с кровоподтёками. Из отсутствовавшего фрагмента лобной кости над бровями свисали комки алого цвета, оставшиеся от мозга медработника. В конце коридора раздался удар похожий на то, что кто – то будто бы выбил двери. За этим хлопком стали слышны отчётливые шаги, которые отдалялись, пока вообще не пропали полностью. Саша прижал ручной пулемёт Калашникова[11 - 5,45 мм ручной пулемёт Калашникова, РПК – 74 – ручной пулемёт, разработанный для замены в войсках пулемёта РПК под патрон 7,62х39 мм в рамках системы стрелкового оружия под малоимпульсный патрон 5,45х39 мм. Принят на вооружение в 1974 году вместе с автоматом АК-74 и является оружием стрелкового отделения. Выполнен на базе последнего и отличается от АК-74 длиной и толщиной ствола, стандартным боекомплектом (1500 патронов), усиленной ствольной коробкой в передней и задней части. Прицельные планки автомата и пулемёта также не унифицированы, имея разные прицельные углы.] прикладом к плечу и навёл на дверь в конце отделения, откуда доносился тот топот.
– Да у тебя кровь с локтя капает. В тебя попали! – запаниковав, испуганным голосом запищала медсестра, продолжая вопить: «Я тебе говорю, в руку попали, форма уже кровью пропиталась!».
– Твою мать, вот теперь чувствую! Мышцу на левой руке очень сильно жжёт, что мне теперь делать?
Рана участкового очень сильно кровоточила и они решили, что нужно подняться на третий этаж в операционную, которая находилась в хирургическом отделении. Туда, откуда, по видимому, и были слышны автоматные очереди. Поднимаясь по лестничной площадке, Аня не спускала глаз с лица Токарева, которое стало резко бледнеть. Двери хирургического отделения перед ними были открыты. То, что они увидели впереди заставило их остановиться с гробовым молчанием на целую минуту. Плафоны с разбитыми лампочками, которые должны были освещать отделение то – ли были разбиты, то – ли прострелены пулями. Посередине коридора стояла инвалидная коляска, на которой находилось тело мужчины в белом больничном халате. С правой стороны часть его шеи была будто бы вырвана, на груди одежда была разорвана. Там же, с торчащих наружу рёбер свисали лоскуты красно – жёлтой ткани. Прямо перед этим телом, на полу, лежал ещё один военный в противогазе и резиновом защитном костюме. Саша наклонился, присмотрелся и понял, что голова того была просто сдавлена. Из разбитых очков резиновой маски наружу выпирало содержимое черепной коробки. В помещении работали всего два плафона, один из которых судорожно моргал. Коридор был завален десятками трупов солдат.
– Это что – то новое. По ним по всем будто прошлись огромной кувалдой, не вижу не укусов, никаких рваных ран. Аня. Посмотри, там, рядом с лужей крови. На полу сидит мёртвый военный, да, тот, что облокотился спиной на операционный стол. Да его будто в пол вбивали!
– Я не хочу на это смотреть, давай в темпе к той двери! Ты кровь теряешь, уже бледный стал как смерть.
То, как выглядел солдат, после полученных им повреждений, было похоже на прорезиненный костюм, что набили опилками и бросили как зря. Одна из его рук была вывернута наизнанку и не понятно, вообще, на чём держалась голова, лежащая вверх тормашками на груди. Рядом валялись приборы для забора анализов и чемодан металлического цвета, открытый и наполненный разными по размерам пробирками.
– Так, я в курсе, что ты не хирург, а шить умеешь? А, ну и ещё пули извлекать? Приходилось? – спросил полицейский, растерянно посмотрев Анне в глаза, которые спешно бегали по дверным проёмам палат.
Девушка ничего ему не ответила, и они вдвоём вошли в комнату с кушеткой, где вдоль стены находились шкафы и столы, заваленные разными операционными инструментами. Когда Саша прилёг на кушетку, то Аня взяла ножницы, разрезав полицейскую форму над местом, где кровоточила рана. Пинцетом она стала пытаться нащупать и достать пулю, что застряла где – то под дельтовидной мышцей.
– Нащупала? По ходу это она! – вцепившись в запястье своей правой руки зубами от боли, пробормотал участковый.
Медсестра достала деформированную пулю и положила её на стол вместе с пинцетом. Взяв флакон с медицинским спиртом, она полила им рану Токарева, а тот, чтобы не кричать от болевых ощущений, до крови прокусил кожу на запястье своей руки. Рана была обычной для огнестрельного ранения, диаметром с рублёвую монету, края которой имели отчётливые углубления. Саша закрыл глаза, и приоткрыв их, увидел как Аня уже продевает нить в ушко закруглённой иголки. При виде которой, тот откинул свою голову обратно на подголовник и произнёс: «Твою мать! Какая – то слабость, да и ещё озноб пошёл по всему телу».
– Как твоя фамилия?
– Соловьева. А что?
– С таким красивым именем и такой крутой фамилией ты обязательно должна просто сделать карьеру врача. Очень хорошего врача, причём!
– Ага, спасибо. Только вот денег у моей матери не было заплатить за мою будущую карьеру врача. А твоя фамилия?
– Токарев. Чёрт, смотрю на эту сраную иголку в твоих руках и мне кажется, что я уже чувствую, как мне будет больно. Знаешь, это как лечить очень больной зуб, который воспалился, и где ещё живые нервы остались. Ты видишь все инструменты в руках у стоматолога и уже представляешь, как тебя больно. Хотя тот ещё даже не начинал сверлить твой зуб. То есть, ты чувствуешь боль только при одном виде инструмента.
Аня наклонила свою голову вниз и накрыла ладонью правой руки лоб и глаза. Резко вскочив со стула, на котором сидела, она заговорила: «Извини, забыла, у меня голова сейчас вообще не соображает! Нужно было сначала анестезию сделать. Тут должно быть какое – ни будь обезболивающее».
Медсестра стала быстро открывать шкафчики, швырять небольшие пустые коробки на столы, но в них ничего нужного не было. Быстрым шагом подойдя к двери, пока Александр большим куском марлевой повязки сдерживал кровь идущую из огнестрельного ранения, Соловьева уже почти опустила вниз дверную ручку, как услышала за дверью снова эти странные шаги. Полицейский как не пытался прислушиваться, но из – за протяжного и неприятного звона в своей левой барабанной перепонке, ничего не слышал. Медсестра аккуратно и без лишнего шума поставила стул к двери, заблокировав спинкой саму ручку.
– Там за дверью, будто кто – то мешок таскает с костями, назад и вперёд. Блин, обезболивающее всё скорей всего в операционной.
– Вернись обратно! Одна ты не пойдёшь. Я потерплю, Аня, только не иди туда.
Девушка посмотрела на закрытую дверь перед собой ещё несколько секунд, развернулась и взяла со стола иголку с ниткой. Она наклонилась над Сашей и принялась зашивать рану. Понимая, что у него сейчас будут снова не самые приятные ощущения, да и к тому же она впервые видит его в этом городке, Соловьева посмотрела в его глаза и сказала: «Расскажи мне что – ни будь!». Полицейского нужно было хоть как – то отвлечь от боли.
– Что мне рассказать?
– О себе, откуда сам приехал? Меня всё интересует, только говори со мной.
– Я из Днепропетровска, служу участковым уже пятый год. Эта служба – это полнейшее издевательство над собой. Утро начинается с того, что ты получаешь большую… Твою мать! Большую стопку материалов, половина из которых отписана не тебе и половину из которых ты не имеешь права исполнять. И пока ты разбираешься – а чьё это ребят? Это ещё нужно умудриться сделать в перерывах между вызовами и… сука… именно сделать сегодня, потому что у материала срок проверки вышел ещё вчера. Вот, начинаешь списывать материал, люди нужные не опрошены, объяснений нет, ты рвёшь на голове волосы или в бешенстве куришь одну за одной. Все эти действия ты проводишь периодически разнимая драки в каких – ни будь кафе и оттаскивая за ноги алкоголиков, лежащих на проезжей части. Потом ты…
– Ладно, с этой работой… о себе лучше расскажи!
Александр стал ей говорить о том, что он любит читать, особенно биографии и фантастику, у него в двух комнатной квартире целая коллекция книг. Ему нравится сидеть на своём застеклённом балконе на семнадцатом этаже, листать страницы и смотреть на свой город с высоты, как начинает темнеть. Особенно когда улицы окрашиваются новыми цветами от ночного освещения. Мебель в его квартире это не просто купленная мебель из – за какой – то скидки, или потому что «пора уже давно было купить!». Нет, она именно такого дизайна и такого цвета, что сочетаются со стенами, полом, потолком. Он продолжил рассказ, описывая красивые картины на стенах, некоторые из которых были привезены из штатов его родственниками, пока не остановился на одном из моментов:
– А в том углу стоит моя шести струнная гитара, тёмного как ночь цвета, рядом с ковриком, где спит собака… спала раньше.
– У меня тоже есть собака. Сейчас сидит одна дома и ждёт меня, бедняжка. Сколько ей лет, что за порода? Что у тебя за собака? Ты слышишь?
Полицейский резко замолчал и сделал вид, что не слышит её вопросов. Его веки стали опускаться всё чаще. Он чувствовал нарастающую слабость во всём своём теле. Анна промолчала несколько секунд, не понимая, что не так она у него спросила. Как за спиной у себя девушка снова услышала звуки того «мешка с костьми». Опять громкий хлопок дверей где – то в конце хирургического отделения и те самые отчётливые шаги. Аня замерла, держа иголку с ниткой на уровне своего красивого носа со слегка приподнятым вверх кончиком. Тот шум опять пошёл на убывание и вовсе пропал. Медсестра продолжила зашивать рану и, глядя на лицо Токарева, поняла, что он уже долго молчит и не открывает глаза.
Из – за сильного переутомления и огнестрельного ранения у Саши возникла жуткая сонливость. А когда он медленно опустил свои веки в последний раз, направив взгляд на стену перед собой, где висел плакат с симпатичной девушкой, одетой в белом медицинском халате и держащей в руке шприц, открыть глаза обратно у него уже не было сил. Он просто уснул. Анна отрезала ножницами край нитки, аккуратно вырезала фрагмент полицейской формы над ранением и стала накладывать бинт на его левую руку. После чего девушка, облокотившись на один из столов в помещении, стояла и внимательно разглядывала лежащего перед ней Токарева.
Глава четвёртая. Что это такое?
Нужно было идти и искать обезболивающее. В шкафах одной из операционных палат должны были быть такого рода медикаменты. Медсестра понимала, что когда Саша придёт в себя, то без ощущения жуткой боли он рукой пошевелить даже не сможет. Она взяла автомат «АКСУ»[12 - «АКСУ» – 5,45х39 автомат Калашникова складной укороченный – укороченный вариант автомата АКС74, был разработан в конце 1970 – 1980 х годов для вооружения экипажей боевых машин, авиатехники, расчётов орудий, а также десантников. Также используется в МВД и охранных структурах, благодаря своим небольшим размерам.] за рыжее деревянное цевьё в одну руку, а другой убрала стул, что блокировал дверь. Медленно и аккуратно её открыв, девушка вышла в тот самый ужасный коридор хирургического отделения, который был усыпан телами убитых военных в прорезиненных защитных костюмах. Аня, вытянув руки вперёд, крепко схватила автомат со сложенным скелетным прикладом, удерживая его на уровне лица. Она ещё раз обернулась назад, убедившись в том, что точно закрыла дверь в помещение, где без сознания лежал Токарев. Войдя в ближайшие открытые двери с левой стороны, медсестра нащупала выключатель рядом с дверным проёмом. Раздался щелчок и операционная заполнилась ярким светом ламп. Всё вокруг находилось на своих местах. Убрано, чисто и стерильно. Над столом в центре находилась большая операционная лампа. Анна положила оружие на металлический шкафчик и принялась искать то, что ей было нужно.
Коробки с ампулами – не то! Снова одни серые картонки, но в них одноразовые медицинские шприцы. Взяв один из небольших и запечатанных коробков, повертев его в руках, девушка поняла, что всё – таки нашла именно то, что искала. Внутри зазвенели стеклянные ампулы. Положив на стол ту коробку, и открыв её, Соловьёва замерла, когда услышала: «Эй…». Та резко развернулась назад, снова вслушиваясь: «Я здесь…». Аня не спуская глаз с операционного стола, стала его обходить. На белой простыне, которой тот был накрыт сверху, виднелся отпечаток ладони кровавого цвета. Пройдя немного дальше, девушка увидела военного, который сидел на полу, вытянув вперёд свои ноги. Его всего трусило, противогаз был снят и находился у него на коленях. Левая рука по локоть была оторвана, а из локтевого сгиба наружу торчали фрагменты от кости и разных жил вперемешку с рваным, бледно – мятным резиновым материалом. Выше находился армейский ремень, который выполнял роль жгута, обжимая оставшуюся часть руки. Но кровь всё равно стремительно продолжала капать на пол.
– Пригнись, не шуми только! – с трудом и медленно выговорил неизвестный военный, кашляя и сделав резкий плевок кровавым сгустком на пол.
И тут снова стали доноситься эти звуки, которые до этого были ей слышны, когда она зашивала рану Саши. Только теперь этот шум был уже совсем рядом, и казалось, всё ближе и ближе. Солдат жестом оставшейся руки стал показывать той, чтобы она пригнулась со словами: «Это снова оно!». Большие, глухие шаги и протяжный звук волочения одновременно доносящийся вместе с ними. Анна поняла, что забыла забрать свой автомат, который оставила на медицинском шкафчике рядом со входом в операционную. Шаги стихли напротив дверного проёма помещения. Тот, кто их издавал, будто бы что – то услышал. Она чувствовала как за её спиной с другой стороны хирургического стола кто – то стоит. Волосы на голове медсестры стали дыбом, когда послышалось отчётливое шипение. Какое – то ритмичное, что напоминало отдалённо шум, который издаёт порошковый огнетушитель во время распыления. Та повернула голову и посмотрела на изувеченного военного, который закатил глаза под самый лоб и вообще перестал дышать. Медсестра поняла, что он уже мёртв. Но с обрубка его руки багровые капли то и дело падали на перевёрнутый металлический почкообразный лоток для стерилизации больничных инструментов, что лежал на полу. Рядом с лотком валялись пинцеты, марлевые повязки и это говорило о том, что кто – то из его товарищей пытался оказывать ему первую помощь. Но, в абсолютной тишине, звук ударов капель крови о металлическую посуду был очень отчётливо и выраженно слышен. Соловьёва смекнула, медленно и осторожно подставив свою ладонь под капающую жидкость. В операционной воцарилась тишина. Топот и звук протаскивания чего – то снова возобновился, но теперь уже отдаляясь дальше. Раздался очередной хлопок в конце коридора хирургии, будто по дверям сделали резкий удар. Аня дёрнулась от испуга, когда солдат повернул к ней голову и открыл глаза: «Эта тварь реаги… реагирует на шум. Зрения у неё вроде бы нет, я во всяком случае не видел. Некоторые инфицированные мутируют. Не знаю… с чем вообще связаны эти мутации. Образцы нам собрать так и не удалось. Почти все из моей группы в этом коридоре и полегли! Знаю одно, передаётся инфекция путём непосредственного воздействия на живые клетки. Укус, рана, царапина – всё! Как мне сейчас. И у всех по – разному. У кого – то через час начинается эта невменяемость, у кого – то только через несколько часов. А у нас приказ от министерства обороны – стрелять во всё, что представляет угрозу и препятствует сбору образцов. Нас положили, придёт более вооружённая группа… мы – это так, разведку провели, обосрались, теперь не нужны».
– Откуда эта инфекция?
Военный продолжал рассказывать, даже не обращая внимания на вопросы Анны: «Никто и ничего пока не знает. Эта тварь всего… меня всего покалечила своей «клешнёй» сраной. Давай так, девочка, я уже труп. У этого «чуда эволюции» с одной стороны тела вроде одни ошмётки мяса поверх скелета человеческого, с другой стороны огромные наросты, то – ли мышц, то – ли ещё чего – то, с ручищей огромной. Я с десяток попаданий из автомата сделал по этим наростам, так оно даже не остановилось».
– Какие ещё наросты? Вы о чём? У вас жар сильный, крови много потеряли, надо…
– Замолчи и послушай! Я заметил, что с той стороны, где наростов нет, между костьми таза и рёбрами что – то внутри есть, шевелится мерзость вперемешку с кишками. Это место открыто более менее, и можно попытаться засунуть туда гранату. Вот ты мне и поможешь это сделать! Я слышал с твоим голосом на пару ещё и мужской. Если выбраться хотите, то я вам помогу. Это существо вас не выпустит, а этот вариант должен сработать!
Соловьёва была в шоке от услышанного, не понимала вообще, о чём тот ей говорил. Всё это конечно могло показаться полным бредом, но после того, как люди стали раздирать зубами друг друга, это уже было далеко не чушью. Солдат попросил её помочь привстать, после чего Анна, обхватив его за торс, с которого сочилась кровь аж до самых колен защитного резинового костюма, помогла тому дойти до места так называемой «засады». Вояка стал за одной из стен хирургического отделения таким образом, чтобы быть ближе к левой стороне туловища того заражённого. Медсестра вернулась в операционную и схватила автомат. Выглянув из – за дверного проёма, та увидела солдата, который выдернул зубами кольцо из гранаты, и, держа её в последней и уцелевшей руке, спросил у девушки: «Готова?».
– Я готова, поехали! – ответила Соловьёва, вообще не понимая, что она сейчас творит, из – за зашкаливающего количества адреналина в её организме.
Военный немного сполз по стенке вниз, откинул свою голову в резиновом капюшоне и, прислонившись к самой стене, закричал: «Ааааааа… ЭЙ, УБЛЮДОК! Я ЕЩЁ ЖИВ… Я ЖДУ ТЕБЯ… ГДЕ ТЫ?». Спустя секунд двадцать пронизывающей до самых мурашек тишины, раздались шаги, доносящиеся со стороны лестничной площадки. Саша резко открыл свои глаза, услышав последние слова, которые кричал однорукий военный: «… Я ЖДУ ТЕБЯ… ГДЕ ТЫ?». Он быстро приподнял голову с подголовника больничной кушетки, и увидел, что Ани тут нет. Резко подхватившись, тот упал на пол, приземлившись прямо на локти. Полицейский зажмурился и сделал громкий и глубокий выдох от невыносимой боли в своей левой руке. Токарев ещё даже не до конца пришёл в чувства, но это его не останавливало, ведь Соловьёва пропала, а какой – то больной на голову ублюдок орёт полную дичь на всё хирургическое отделение. Александр схватил ручной пулемёт и открыл двери с такой силой, что чуть не оторвал ручку. В коридоре участковый увидел Анну, выглядывающую из дверного проёма одной из операционных. Та держала автомат в таком положении, будто в конце коридора сейчас кто – то появится. После громкого хлопка те двери действительно распахнулись в стороны и появился странный, непропорциональный по размерам силуэт чего – то. И когда эта фигура стала двигаться и проходить мимо открытых дверей одной из палат, то на неё попал бледный свет из окна.
– Что это такое? – вскинув оружие и прижав приклад к плечу, прошептал Саша.
Это было существо, напоминающее не человеческий облик, а скорей всего остатки от чего – то человеческого в прошлом. По своей анатомии его строение странным образом делилось на два типа, черту между которыми можно было провести ровной линией от середины носовой впадины в черепе и вниз до оставшихся фрагментов от нижних мышц живота. С левой стороны, где у нормального, без аномалий человека обычно находится сердце, у той твари его не было. Вся левая часть организма состояла из сплошных рёбер и прочих костей, обтянутых рваными хрящевыми и мышечными останками. В месте, где должно было находиться одно из лёгких, в конвульсиях билась странная субстанция, похожая на клубок червеобразных отростков. По сути своей эта часть туловища была не богата внутренними органами, не считая того «клубка». Что это вообще было такое, не известно. Левая рука была покрыта остатками рваных мышц переплетающихся с костями. Череп с левой стороны был покрыт кровавым, тонким слоем подкожной ткани. Ни ушной раковины, ни глазного яблока не было. С правой, зеркальной стороны черепная коробка была покрыта странным губчатым наростом, из которого к низу вылезали щетковидные, длинные зубы, полностью скрывающие правую часть нижней челюсти. Глаз и в этой глазнице также отсутствовал. Эта плечевая часть была огромного размера и состояла из вздутых мышц, переплетённых какими – то огромными сосудами.
Но, полицейский первым делом обратил внимание на то, что ниже правого плеча находилось огромное отверстие, стенки которого внутри были покрыты мышцами в виде колец. Вокруг это отверстие было просто облеплено огромным количеством разных наростов, и ниже те складывались пластами в одну большую конечность, отдалённо напоминающую человеческую руку. Кисть в конце руки была просто огромного размера и имела не пальцы, а когте видные, здоровенные отростки. Та была даже ниже правой руки, и существо просто волокло её по полу. Когда тварь остановилась, то Саша стоял тоже в противоположной стороне коридора, причём под самой лампой и его должно было быть отчётливо видно. Только оно его почему – то не видело. Токарев быстро бросил свой взгляд от прицельной планки пулемёта в место, где стояла Аня. Она, прицеливаясь из оружия, стала постепенно и не спеша пятиться назад от дверного проёма, наступив одной ногой на осколки битого стекла. Послышался отчётливый треск, и существо мгновенно развернулось в сторону Соловьёвой и двинулось к ней быстрыми шагами. То огромное отверстие в правом плече резко закрылось изнутри чем – то похожим на лепестки, прямо как закрывается объектив фотоаппарата после сделанного снимка. И из всего того, что увидел участковый, он сделал вывод, что у твари нет зрения, а то огромное отверстие походило на орган слуха. Оно стояло и бездействовало потому, что пыталось найти источник звука, поэтому нужно прострелить ту огромную раковину в его правом плече, чтобы оставить глухим это существо.
– Оно здесь! – крикнула Анна, и сразу же за спиной услышала голос Саши: «Аня, беги ко мне скорей!».
Та развернулась и увидела Токарева, который присев на левое колено, уже был готов стрелять. Указательный палец Александра почти уже утопил спусковой крючок, как прямо рядом с его целью выскочил военный, в правой руке которого сверкнула граната. Тот толкнул тварь в стену и пытался засунуть гранату между нижних рёбер и тазовых костей. Понимая, что сейчас произойдёт взрыв, всё, что успел сделать полицейский, так это крикнуть своей напарнице по несчастью: «Прячься за стену!». Сам он развернулся и упал на пол, ногами к взрыву. Раздался и сам взрыв, громкий, глухой, прогремевший на всё хирургическое отделение. Токарев приподнял свою голову и посмотрел на деревянную дверь перед собой. На уровне лба его приподнятой головы виднелся осколок гранаты, торчащий в дереве. Он резко развернулся на спину, оглядев свои туфли, на расстоянии метра от которых не было видно абсолютно ничего. Сплошная серая, беспросветная дымка заполнила весь коридор, из глубины которой доносились нечеловеческие вопли и какой – то свист вперемешку с шипением, что по ритмичности напоминал чьё – то дыхание.
– Оно что, ещё живо что – ли? … Аня! – проговорил Александр, резко подорвавшись с пола, сомкнув свои челюсти до скрипа, так боль в мышце левой руки не утихала.
Девушка в это время, выйдя из – за стены, не обращая даже внимания на то, что она будто бы нырнула в воду и ничего не слышала после взрыва и из – за мощного гула в ушах, наощупь пробираясь сквозь дымку, стала искать ту самую коробку с анестезией. Она нащупала её, и послышался звон ампул, которые та горстью закинула в карман своего медицинского костюма: «Шприц, точно!». Дымка слегка начала рассеиваться, перед её лицом уже были видны очертания белых, деревянных, шкафчиков, что висели на стене напротив. Медсестра взяла в одном из них целую горсть с запечатанными одноразовыми шприцами и кинула их во второй карман медицинского костюма. Ей стал виден свет потолочных ламп, который пытался пробиваться сквозь дым, и она побежала в ту сторону. Выбежав из задымлённого участка, Аня воткнулась прямо в Сашу, почти сбив его с ног, и чуть сама не упала на пол.
– Ты как Аня? Цела?
– Я… Да… Всё нормально, я нашла ампулы с анестезией, эту тварь граната даже не убила. Что нам делать?
– Тихо! Стоп… Аварийный… Эвакуационный выход, где тут?
Соловьёва вцепилась в автомат как кошка в кору дерева при падении вниз, и водила дулом оружия от одной стены к другой, подпрыгивая нервно от ужасных воплей того существа.
– Аня. Где пожарная лестница? Тут на каждом этаже должен быть запасной выход на случай пожара. Где он?
– Да не знаю я! В конце коридора должна быть эта долбаная дверь, нет её, ты видишь? Нет!
Полицейский стал вертеться на месте и осматриваться. Рядом со входом в помещение, где медсестра извлекала пулю из его руки, в углу, вдоль стены стояла медицинская каталка, на которой находились наваленные почти до самого потолка бумажные коробки из под принтерной бумаги. Саша нагнул свою голову вниз и между лежаком каталки и колёсами за металлическими креплениями разглядел очертания двух деревянных дверок. Он быстро откатил каталку, с которой стали сыпаться на пол коробки, в сторону от эвакуационного выхода. Над дверьми на табличке ярко – зелёного цвета белыми большими буквами было написано «ВЫХОД».
Но тут раздался громкий хлопок, что – то металлическое со звоном ударилось об пол, там, в глубине дымки, причём довольно близко от Ани и Саши. Оба резко повернули свои головы в ту сторону, откуда доносился звук. Соловьёва занервничала, её руки трусились. Она была в ожидании, что из металлически – серых клубов выйдет то самое уродство, которое уже точно не было человеком. Глаза Анны бегали по серому задымлению, которое медленно и постепенно стало рассеиваться. Саша аккуратно подошёл к дверям, ведущим на пожарную лестницу, и дёрнул ручку: «Закрыто!». Медсестра смотрела на дым и возникло то самое шипение, похожее на ужасное и тяжёлое дыхание того существа, которое слышалось уже в нескольких метрах от неё. Анна вздрогнула от страха, когда из дымки выкатилось колесо от инвалидной коляски, которое сделало ещё пару оборотов на одном месте и упало на бок прямо перед её ногами. Девушка на секунду закрыла горящие от напряжения глаза и глубоко выдохнула.
Как вдруг в её ушах раздался громкий и пронзительный свист пожарной сигнализации. Она остолбенела. Саша отбежал от закрытых дверей эвакуационного выхода с криком: «Да будь ты проклята эта грёбаная больница!», и выпустил две очереди из ручного пулемёта Калашникова в замок. Тот выбил расстрелянную дверь с ноги, отбежал от дверного проёма и крикнул напарнице: «Скорей… На лестницу!». Соловьёвой стоило только ступить ногой на первую бетонную ступень, ведущую вниз, как слева от полицейского, почти вбежавшего уже в дверной проём, раздался мощный удар в стену. Куски разбитой, кафельной плитки разлетелись в разные стороны, осыпав участкового с головы до ног. Тварь сошла с ума от громкого шума пожарной сигнализации, просто громко вопила и крушила своей огромной рукой всё подряд налево и направо. Александр зажался спиной в угол, увидев, что разорванные рёбра и порванную в клочья левую руку твари граната смогла всё – таки задеть. Между рёбер и тазовой костью наружу стали вылезать те самые червеобразные отростки, но только теперь с ними наружу попыталось выйти что – то ещё:
Небольшое существо с продолговатой конусообразной головой (больше всего это напоминало именно её), которое имело маленькие подогнутые лапы и продолжало лезть наружу, вытягиваясь ближе к Саше на своём длинном, змеином позвоночнике вместе с червеобразными отростками. И это что – то отдалённо напоминающее голову, разделилось вертикально на две части в разные стороны, и из каждой половины наружу появились тонкие, длинные клыки. Оно резко смыкало челюсти и когда ряды клыков отдалялись в стороны друг от друга, на пол падали капли бесцветной слизи. Полицейский стал стрелять по маленькому уродству, которое пыталось вылезти наружу из своего большого носителя. Послышался жуткий, пронзительный писк, который уже был знаком Саше, и что тот услышал после того, как военный подорвал это существо гранатой. Выстрелы из «РПК» стихли, и Токарев уже несколько раз нервно нажал на спусковой крючок, понимая, что патроны в пулемётном рожке закончились. С громким и диким криком: «Да когда ты уже сдохнешь?», участковый со злобы швырнул отстёгнутый пустой магазин в сторону как оказалось уже двух неровно дышащих к нему тварей.
Быстро своей левой рукой он нащупал подсумок, находящийся на портупее: «Сука!». Он уронил рожок в спешке на пол. Снова достав второй и пытаясь снарядить его в пулемёт, тот заметил, что маленькая тварь влезла обратно, куда – то внутрь носителя. Само же существо, опустив моментально свою огромную «клешню», пошатнулось назад, упершись в стену, и сползло по ней вниз. Больше никаких признаков жизни это нечто не подавало. Саша рванул на лестничную площадку, и не успел он коснуться своими туфлями первой бетонной ступени, как внизу раздался крик Соловьёвой: «Аааа…». За которым послышался всего один выстрел из автомата. Полицейский бежал на крик по лестнице вниз, сломя голову. На площадке второго этажа не было никого, но на площадке первого он увидел Аню, сидящую на коленях рядом с лежащей женщиной в белом медицинском халате. Анна сжимала ей рану на животе руками, но кровь той женщины стремительно просачивалась из – под ладоней Соловьёвой прямо на пол, делая под телом врача всё сильней и сильней алую лужу.
– Саш, я… я… просто испугалась. Она под проёмом лестничным была, в кромешной темноте, выбежала на меня с ножницами в руках. Я стрельнула!
– Аня, успокойся! Чем мне помочь? Женщина кровь теряет и очень быстро. АНЯ! ГОВОРИ СО МНОЙ!
Токарев бросил взгляд на большие, металлические ножницы, которые блестели от падающего тускло – оранжевого света лампы, висящей над дверным проёмом. А затем он посмотрел в глаза Соловьёвой, поднявшей голову и также встретившейся своим взглядом с ним.
– Уже ничем. Ничем мы уже не сможем помочь, Саш. Что я натворила?
Женщина в белом врачебном халате в конвульсиях дёргала обеими своими ногами, тихо и протяжно стонала. Кровь уже было поздно останавливать, ведь почти большинство её просочилось наружу сквозь сжатые пальцы ладоней медсестры. Врач посмотрела на Анну и судорожным, дрожащим голосом стала ей рассказывать: «Это… это мне за девочек… из отделения моего. Те… бешеные сволочи набросились на мужчину, который у нас лежал. Тот от онкологии умирал, так они его живьём разодрали. Он умер, умер… как же он тогда в себя пришёл? КАК? С него кожа слазить стала, рука… его рука вся вздулась, стала огромной, не человеческой даже. Это я закрыла все пожарные выходы. А девочек… медсестёр молодых, двоих оставила за закрытой дверью. Я первая выбежал из отделения. Они так плакали… рыдали… умоляли… чтобы я их впустила. А потом они так громко кричали, когда эта тварь их разрывала. Одна даже звала маму после жутких и громких ударов. Я прислонила голову к двери и услышала её последнее слово… она с трудом шептала «мама».
Доктор была уже в агонии, и казалось, что она смотрела не на Аню, а куда – то ещё, хотя и разговаривала с ней.
– Убери от неё руки! Аня, нам нужно уходить.
– Почему? Что ты…
– Не знаю, кто быстрей теряет человечность, такие как она или те, в кого я стрелял. Поднимайся, Ань, оставь её, пойдём, пожалуйста.
– Да что с тобой чёрт подери такое? Я тебя начинаю бояться, ты уже с ума что – ли сошёл?
– Мама! – знаешь, где я это уже слышал? Два года назад я приехал на вызов. Зашарпанная комната в общежитии для малоимущих, соседи позвонили в нашу дежурную часть и жаловались на громкие крики и шум из – за стены. На кухне, за столом сидел отец семейства, лет сорока пяти, на вид уже давно спившийся. Сидел и что – то пытался наколоть вилкой на почти пустой сковороде. Наш не очень дружеский и матерный разговор услышала его женушка. Та приоткрыла дверь соседней комнаты и вышла к нам в одной ночнушке, стоя с каким – то виноватым, странным взглядом. Так как соседи жаловались на детские, пронзительные крики, то я спросил у папаши: «Где ребёнок?». На что, этот ублюдок ответил, что эта «маленькая тварь» где – то прячется….
– К чему сейчас эта твоя история? – в бешенстве и громким, звонким голосом спросила у него Соловьёва, но тот также не шевелился, стоял над ней и, смотря в глаза, продолжал: «Я вошёл в следующую комнату, где никого не было. Но сделав пару шагов, услышал детский голос из – под кровати: «мама». Я достал оттуда девочку, которой было всего восемь лет. До неё нельзя было даже прикоснуться, она вся была в синяках и ожогах. На улице падал снег, такими… прямо большими хлопьями на нас. Я шёл от подъезда, неся на руках ту девочку к машине скорой помощи. Фельдшер, открыв заднюю дверь скорой, и увидев травмы на теле ребёнка, заплакала. А знаешь, что я запомнил на всю свою жизнь? Её биение сердца. Я так отчётливо чувствовал эти удары, когда нёс девочку на руках к больничной машине. То маленькое сердечко перестало биться внутри неотложки[13 - Разговорное название системы организации скорой и неотложной медицинской помощи.], когда до больницы оставалось всего несколько минут. Оно остановилось из – за перенесённого, сильного для ребёнка болевого шока… Всё… А знаешь, что было в той квартире до моего приезда? Её конченная, пьяная мамаша закрылась в комнате, чтобы муж перестал её бедную гонять. И пила там спокойно себе водку сама. И та сука никак не реагировала на детский плач и крик своей дочери. Пока папаша избивал ту девочку, грел черпак с кипятком на плитке и обливал ребёнка с ног до головы. Нас отличает от животных то, что мы можем делать выбор и жить, а не проживать благодаря инстинктам. Её родители – это животные, и такое же животное лежит перед нашими ногами, поэтому бери свой автомат, и давай мы уже будем выбираться из этого проклятого города на хрен!».
Анна встала с колен из большой, растёкшейся кровавой лужи, смотря на свои белоснежные балетки, измазанные красными разводами, и спросила у Токарева: «Что стало потом с теми родителями?».
– Они сгорели заживо. Причём до всяких судебных процессов. Когда мы утром приехали, то обнаружили их тела в ужасных, скрюченных позах, видно, они, когда уже поджаривались, пытались к дверному проёму выползти по полу. Но увы, не судьба. Жалею, только, что не увидел своими глазами, как с них кожа слазит заживо от температуры!
В голове девушки был абсолютный хаос мыслей, а перед её глазами стояла до сих пор та картина, в которой она стреляет в живот той женщине, выбегающей из тёмного угла лестничного проёма с ножницами в руке. Но даже в этот момент её сильно стало настораживать то, что ей сказал полицейский. Это заставило Анну задуматься о том, что может быть его и не просто так закрыли в подсобном помещении, накачав снотворным. Или всё – таки это обычные совпадения. Открыв последние двери этой больницы одним из ключей, что Соловьева нашла в кармане у мёртвого врача, они с Сашей выбежали на улицу, ощутив свежий, осенний, прохладный воздух. Аня бежала впереди, так как знала, где находится выход с территории больницы через металлический забор из толстых, стальных прутьев, что были высотой с человеческий рост. За приоткрытой железной калиткой находился тротуар. Огромное, прямоугольное, пяти этажное здание из белого кирпича отдалялось с каждым метром за их спинами. Ярко – жёлтые и тёмно – оранжевые листья падали с высоких клёнов, посаженных вдоль тротуара на полицейского и медсестру. Они же резко замерли на одном месте, крутили головами по сторонам и думали, что им теперь делать дальше.
Участковый увидел в конце улицы водонапорную башню тёмно – металлического цвета от верхней части которой и до самого низа тянулись рыжие разводы ржавчины. Добежав до неё спустя каких – то пару минут, Саша взялся обеими руками за ржавую металлическую лестницу башни и понял, что она с горем пополам держится на своих креплениях. Ане он сказал, чтобы поднималась наверх только в крайнем случае, так как конструкция в любой момент могла обвалиться вниз. Оказавшись на самом верху водонапорной башни, Токарев лёг на живот и ползком стал пробираться к самому её краю. Стоящую человеческую фигуру, тем более на такой высоте, мог спокойно увидеть снайпер военных, поэтому Саша полз по холодному металлу к месту, с которого была видна большая часть города. Когда тот взглянул с высоты, оценив обстановку, то был в ужасе. По грунтовой дороге одного из проулков несколько человек бежали в не понятном направлении с сумками наперевес. Недалеко от них, в дикой спешке, в поддержанный джип закидывали свои вещи мужчина с женщиной. Сломя голову и бегая от дверей дома и обратно к машине. Рядом с большим автобусом, вжавшим иномарку в стену продуктового магазина, на земле лежал пожарный. Поверх него сидел один из зараженных и пытался его укусить, пока не подбежали ещё двое сотрудников МЧС, одетых в защитных экипировках, и не стали стаскивать того невменяемого со своего товарища. Около здания школы находился бронеавтомобиль военных. Оттуда слышались раздающиеся беспрерывно автоматические очереди и громкие крики.
Раздался ещё писк, пронзительный и детский, причём где – то недалеко, справа от водонапорной башни. Саша подполз к другому краю, и увидел на территории заднего двора супермаркета полицейского, одетого в бронежилет и противоударный шлем. Тот наваливался на металлический щит, загораживая проход, ведущий вниз по бетонной лестнице, и сдерживал таким образом шесть невменяемых. Те же, всей толпой оттесняли сотрудника МВД всё дальше. Некоторые зараженные пытались протиснуться между щитом и перилами с правой стороны, то и дело с попытками схватить руками того полицейского. За его спиной находились двое маленьких школьников, которые кричали, звали на помощь и стучали в задние закрытые двери супермаркета. Токарев разложил сошки[14 - Раскладывающиеся упоры в виде 2 металлических ножек, позволяющие существенно улучшить точность выстрела и исключить отклонение в сторону в процессе стрельбы.] и поставил на них пулемёт, ворочаясь несколько секунд, пока не лёг в удобное для стрельбы положение. Участковый прищурил левый глаз и сконцентрировал свой второй на мушке и целике. Он ещё не стрелял на дальние расстояния с этого ручного пулемёта, так как в данном случае до того дебаркадера было не меньше пяти десяти метров. А всё, что разделяло крайних слева двух заражённых и того полицейского, так это тонкий, металлический щит. Прошептав: «Не хватало ещё прострелить своему сослуживцу голову», Саша задержал дыхание. Первый выстрел и тот попал самому дальнему зараженному в область правого плеча. Он немного пошатнулся и также продолжил активно участвовать в действиях невменяемой толпы. Токарев взялся рукой за прицельную планку, приподняв её на одно деление вверх. Пуля калибра 5х45 попала прямо в голову. Следующими одиночными выстрелами полицейский прострелил черепа ещё троим. На пятом он уже поспешил, попадая то и дело тому в шею несколько раз, но наконец, и ещё одна пуля пришлась ему в область правого веска. Последний ублюдок в тот момент времени успел просочиться между щитом и перилами, сбив с ног того парня. Подхватившись уже без щита, сотрудник бросился резко к месту, где на песке лежала резиновая дубинка. Мертвяк свалил полицейского на землю, усевшись поверх него. Дети, увидев это, стали верещать от страха как ненормальные.
– Да, твою мать! Ну, скинь ты его с себя! – заорал резко Токарев, смотря на своего сослуживца, который продолжал бороться с заражённым.
Тот, ухватив покойника за шею, приподнял его голову над собой. Саша резко выдохнул и нажал на спусковой крючок «РПК». Длинная, тонкая, красная струя вдарила столбом из черепной коробки мертвяка, и тот свалился на парня, что был одет в бронежилете и защитном шлеме. Парнишка в экипировке для разгона демонстраций скинул труп с себя и быстро вскочил на свои чёрные, блестящие на солнце берцы.[15 - Название военных высоких полуботинок на шнурках употребляемое в разговорной речи. Чаще всего в армейской.] Тот несколько секунд крутил своей головой в шлеме, не понимая того, кто и откуда вообще стрелял. После чего поднял над своей головой левую руку, ладонь которой была сжата в кулак, а большой палец оттопырен вверх.
– Ну да, не за что! Дружище. Я в принципе давно уже спалил свою позицию, поэтому можно уже встать в полный рост и спокойно идти к лестнице – говорил себе под нос участковый, складывая обратно сошки ручного пулемёта.
Сотрудник МВД всё – таки выбил заднюю дверь супермаркета с ноги и забежал внутрь помещения вместе с детишками. Соловьёва услышала над своей головой звон металлической лестницы башни, и, посмотрев вверх, увидела, как Саша уже быстро спускается.
