Винтер 39. Нулевые

– Что, прямо никого у него не осталось? – спрашивала другая работница.

– Никого, – отвечала ей третья женщина из подсобного помещения, что находилось позади касс.

– Зинаида Львовна, что, прямо так и никого? – снова переспросила первая кассирша.

– Никого, – ответила ей Зинаида Львовна, и вышла из подсобного помещения с посылкой в руках, которую она затем поставила на прилавок, перед ожидавшим её клиентом, – Ни жены, ни детей, ни внуков, всю жизнь проработал в школе.

– Здравствуйте тетя Зина! – задорно произнес я, – Мне писем никаких не приходило?

– Здравствуй, сейчас посмотрю, – ответила мне тетя Зина, голосом, не содержавшим в себе никаких эмоций.

– Так, что мне с его пенсией то делать, Зинаида Львовна? – спросила кассирша у тети Зины.

– Положи ее пока в конверт, на конверте напиши «Сергунов С. С.», – ответила ей тетя Зина, и снова удалилась в подсобное помещение.

Кассирша принялась жирным фломастером выводить фамилию Сергея Сергеевича на белом конверте, а я вспомнил об уроках трактороведения, которые он когда-то нам преподавал в школе. Рядом со мной, за прилавком, морщинистый пенсионер в сетчатой кепке с изображением орла и надписью «USA», заполнял какой-то бланк.

– Включишь телевизор, а там мужик в пиджаке, – кряхтя произнес пенсионер, – Интересно так рассказывает, а потом, вдруг, как запоет, думаешь, во певец, а это оказывается депутат государственной думы. Вона теперь как… Не то что раньше было, второй, третий секретарь КПСС, и ….

Пенсионер подытожил свою мысль одним непечатным выражением в тот самый момент, когда тетя Зина вернулась из подсобного помещения, держа в своих руках конверт с письмом.

– Держи, – сказала мне тетя Зина, и протянула конверт.

– Теть Зин, а что с Сергеем Сергеевичем случилось? – спросил я.

– Умер твой Сергей Сергеевич, – ответила мне тетя Зина.

– Как умер? – произнес я.

– Обыкновенно, как все люди умирают, – ответила мне тетя Зина, и затем, после паузы почему-то добавила, – А какой красавец в молодости был, стройный, стахановец, все девки за ним бегали. Помню, придет он к нам на почту, журнал он выписывал такой «Сельская молодежь» назывался, а мы с девчонками второй журнал, который бесплатно прикладывался, с названием таким еще дурацким… ну этот… как его…

– Подвиг? – произнес я.

– Да, он самый, – удивленно ответила тетя Зина, внимательно посмотрев на меня, – Значит мы этот «Подвиг» спрячем, а сами говорим мол потеряли, и потом решаем, кто вечером его к мамке Сергея домой отнесет, Марие Федоровне, а вот оно теперь как всё в жизни обернулось…

– Страну развалили, колхоз развалили, рыбоконсервный комбинат сначала разворовали, а потом и тот развалили, родину продали, – сказал тете Зине пенсионер в кепке с надписью «USA».

– Шел бы ты уже домой, Иванович! – громко сказала тетя Зина глухому пенсионеру, но тот, снова не разобрав её слов, спросил:

– Зинка, где тут нужно расписываться теперь? – спросил пенсионер.

Зинаида Львовна пальцем указала пожилому мужчине на графу для подписи.

6. ДВЕ СТОРОНЫ ОДНОГО ЗАБОРА

Решетка, скрывавшая окно контрольно-пропускного пункта (КПП), была сконструирована в виде солнца, которое своими лучами-прутьями тянулось в разные стороны к основанию рамы прямо от полукруга, гнутого из всё той же металлической арматуры. Поднявшись по ступенькам крыльца, я постучал в этот зарешеченный иллюминатор, и изнутри его сразу же кто-то открыл.

– Здорова, – сказал я в окошко, так и не разглядев толком за ним своего собеседника. – Килина позвать можешь?

После моих слов окошко сразу же закрылось. Ступеньки к этому окошку были сделаны очень высоко, а само оно находилось так низко, что, чтобы увидеть того, кто говорит по другую сторону решетки, нужно было согнуться пополам, как бы кланяясь всему этому учреждению.

Стоя на крыльце, я прождал довольно долгое время, пока некто неизвестный мне снова не открыл этот маленький иллюминатор КПП и сказал:

– Нет здесь такого, – произнес этот таинственный кто-то.

– Есть, ищи лучше, – утвердительно ответил я собеседнику, уже наученный предыдущим опытом посещения этого бессердечного заведения.

Окошко снова закрылось, а я прислонился плечом к кирпичной стене КПП и снова стал ждать, предавшись размышлениям.

За этой самой обыкновенной стеной, что тянулась в обе стороны от КПП, скрывалась целая вселенная с другими принципами и законами, отличными от тех, что существовали тут у нас, на гражданке. Граница между двумя этими мирами проходила ровно по контрольно-пропускному пункту с зарешеченным окном. С одной её стороны по тротуару неспешно разгуливали прохожие, с другой – чеканили по асфальту кирзовые сапоги, и доносилось гулкое: «Расскажи, о чем задумался солдат, может, вспоминаешь в поле росы, край родной, да яблонь белый сад и сиренью пахнущие косы». Из-за туч с гражданской стороны забора в небо выглянуло яркое солнце, и день превратился в по-настоящему весенний, отчего у меня на душе почему-то сделалось как-то паршиво.

Наконец, дверь КПП отворилась, и на крыльцо вышел мой школьный друг – Киля, бывший младший сержант, уже успевший к этому времени отличиться и дослужиться до обычного рядового солдата. На плечах у Кили была накинута армейская шинель серо-зеленого цвета, а на его лице были явные признаки недосыпа. Вместо рукопожатных приветствий мы сразу же обнялись.

– Здорова брат, – сказал мне Киля. – Рад тебя видеть.

– Взаимно, – ответил я другу.

Воинская карьера Кили с первого дня его службы в армии стремилась почему-то не вверх, как это положено у всех служивых людей, а наоборот, стремительно шла вниз. Благодаря стараниям мамы Кили, после призыва в армию он был направлен служить в так называемую «учебку», где по истечении трёх месяцев, в звании младшего сержанта, моего друга перевели в воинскую часть, что находилась в самом Калининграде, буквально через улицу от университета, где я учился.

Я вынул из своего рюкзака несколько пачек сигарет и протянул их Киле.

– Остальное лучше в следующий раз принесёшь, – сказал мне Киля, и взял только две пачки сигарет из моих рук.

– Как у тебя дела? – спросил я у друга.

– Да какие тут могут быть дела, полигона вот ждём, – ответил мне Киля. – Одна большая новость. Больше ничего. Надоело уже всё если честно. День «сурка» сплошной. Ты то как? Как учёба?

– Да так, – неопределённо ответил я и затем добавил: – А, да, я тебе мобилу кстати раздобыл, аппарат, конечно, не новый, но батарея вроде держит.

После этих слов я начал рыться в своем рюкзаке в поисках принесённое подарка, а Киля внимательно посмотрел меня и затем произнёс:

– Что-то ты, брат, исхудал как-то на гражданке, – сказал Киля. – Работаешь где сейчас?

– Типа того, – неопределённо ответил я. – С универа отчислился вот на днях, теперь работаю.

– Ого, – удивился Киля, – Чего ты так? Ты же вроде не планировал…

– Не планировал, – подтвердил я, – Жизнь сама всё спланировала.

Киля удивлённо посмотрел на меня, но ничего так и не ответил.

– Хочешь задачку? – спросил я у друга, после возникшей в нашем диалоге паузы.

– Давай, – ответил Киля.

– Тогда слушай условия, – произнес я. – Студент физико-технического факультета с утра до вечера учится в институте. По крайней мере, он должен это делать, иначе его отчислят.

– Так, – произнес Киля и улыбнулся.

– Стипендия у такого студента – десять долларов, – продолжил я свой рассказ, – Общежитие такому студенту не положено, так как в условиях задачи сказано, что он живёт слишком близко от университета, так по крайней мере ему объяснили в деканате. Доплата к стипендии нашего студента, как малообеспеченного, составляет ещё тридцать долларов, а на месячный проезд из города «N» в город «K» он тратит сто долларов. Внимание, вопрос: как жить нашему студенту и на какие шиши ему ездить на учёбу?

– Хорошая задачка, – улыбнулся Киля.

– Ну да, – ответил я, – Неплохая.

– А если этому студенту найти работу, и совмещать её с учебой? – предложил Киля.

– Наш студент так делал, – ответил я. – Только вот задачу это все равно не решило. Смею вам доложить, товарищ солдат, что кидалово одно в этом городе. Со стройки деньги до сих пор наш студент ждёт, уже второй месяц, так что завтра жир пойду грузить.

– Какой ещё жир? – переспросил Киля.

– Обыкновенный, по двадцать килограмм брикет, – ответил я. – Ночь на станции вагоны грузишь, если до утра дотягиваешь, то деньги сразу дают. Если не выдержал – то всё, досвидос гонорару. Такая вот романтика. Ну и какая тут может быть учеба в универе?

– Ну, да, – задумчиво произнёс Киля. – Хуже, чем в армии, здесь хоть кормят и спать есть где.

– Но с универом, мне кажется, ты поспешил, – сказал мне Киля, – Сейчас хрен куда на бесплатное поступишь, даже я это понимаю, а ты так образованием легко разбрасываешься.

– Может и зря, – ответил я, – Только к чему мне вся эта физика? Не моё это, вот и всё.

– А что твоё? – спросил меня Киля.

– Не знаю, – ответил я, и затем добавил, – Но точно не учителем физики в школе работать.

Я достал из своего рюкзака изрядно потёртый мобильный телефон Samsung C100, что был предназначен в подарок Киле, и протянул его другу.

Киля взял телефон в свои руки, нажал на нем кнопку включения. Экран на мобильнике сразу же загорелся ярким светом, и девайс начал медленно загружаться.

– О, даже работает, – произнёс Киля.

– Ещё как, – подтвердил я, улыбнувшись. – На нём даже полифония есть, смотри.

Я взял телефон в свои руки, пролистал его меню до раздела «мелодии» и выбрал первый попавшийся трек из списка. Из динамика зазвучала звонкая рождественская мелодия.

– Круто, – оценил Киля. – А Freestyler от Bomfunk MC’s сюда закинуть можно?

– Теоретически да, – ответил я. – Только я пока не разобрался, как именно это сделать, времени не было.

– Ничего, я разберусь, у меня тут времени навалом, – улыбнувшись ответил Киля. – Спасибо за мобилу, и особенно за полифонию.

– Не за что, – ответил я. – Служи Родине как следует.

– Окей, – ответил Киля, – Ты это, когда снова придёшь?

– Через недельку думаю загляну, – пообещал я. – Звони, если что понадобится, привезу. Кстати, Медведь тебе «респект» передавал. Я на той неделе к нему в «автобат» заезжал.

– Уважуха, – ухмыльнулся Киля. – Как он там?

– Как и ты здесь, – ответил я с улыбкой. – Служит России.

7. СТАНЦИЯ СОРТИРОВОЧНАЯ

Ночные заморозки медленно уступали своё место утреннему октябрьскому солнцу. Я шел по мосту, сверху наблюдая, как внизу, подобно ручейку, решившему впасть в водоем, к серой бетонной платформе, что находилась рядом с вереницей ярко-красных товарных вагонов, неспешно стекаются люди. Старый мост с его могучими металлическими дугами, скованными на века при помощи огромных ржавых клепок, нависал над черной паутиной железнодорожных путей, что находились прямо под ним. Спустившись под этого железнодорожного паука, мои ноги зашагали по разбитой булыжной дороге, и где-то через десять минут я достиг и самой платформы. Возле строительных плит, что были свалены здесь грудой рядом с товарными вагонами, какой-то худосочный интеллектуал лет шестидесяти переодевался в старое трико. Пенсионер снял с себя свой заношенный пиджак черного цвета, галстук и сильно выцветшую рубаху. Недалеко от пенсионера, на бордюре перрона, сидела группа деревенских подростков лет 17-ти. Один из этих ребят, рыжеволосый крепыш, похожий на крестьянского сына, случайно выпавшего с лошадиной повозки, задумчиво грыз яблоко. Всего собравшихся здесь людей было где-то человек сто, сто пятьдесят, не больше. Основную массу пришедших составляли мужчины средних лет. Обросшие щетиной и бородами, они, как грязные воробьи, сбились в серую кучу в ожидании предстоящей работы. Каждый расположился как смог. Кто-то сидел на земле, кто-то стоял и покуривал сигареты, то и дело поглядывая на наручные часы, а кто-то, облокотившись о фонарный столб, задумчиво смотрел в сторону булыжной дороги.

Где-то через полчаса нашего ожидания послышался звук автомобиля, громыхавшего своей подвеской по ухабистой брусчатке. Водитель автомобиля со знанием фарватера аккуратно объезжал выбоины дороги и через какое-то время на платформе показался и сам новенький пикап «Митсубиси L-200», который проехав вдоль железнодорожных путей, зарулил прямо к нам в толпу. Из машины выпрыгнул низкорослый лысый человек плотного телосложения, одетый в добротную кожаную куртку, чем-то похожий на злого гнома из какого-то диснеевского мультика. Толпа собравшихся мужчин тут же с вопрошанием окружила его, а гном, не обращая никакого внимания на людей, подобно линкору, разрезающему морские волны, деловито зашагал к одному из товарных вагонов.

– Расступитесь! – сказал гном, подойдя ближе к вагону. – Стали, стадо баранов!

Люди расступились, и властелин толпы, открыв створки вагона, ловко запрыгнул внутрь. Затем он развернулся лицом к собравшимся прихожанам и с высоты своей импровизированной трибуны начал вещать:

– Итак, – сказал гном, – фуры будут подъезжать прямо сюда, так что так, доходяги, берем коробки и складываем их в вагоны. Двое сверху с машин подают, остальные принимают и носят. Все ясно?

– Сколько платишь? – спросил гнома кто-то из слушавших его работяг.

– По семьсот на руки, как в объявлении было, – ответил гном. – Всё честно, но деньги утром, и получат их те, кто останется здесь до конца. Если половину смены отработал, и ушел, значит ничего не получишь. Сразу говорю, никаких авансов, перекуров и прочей херни. Всем всё ясно?

Люди молчали. Тогда властелин толпы повторил ещё раз свой вопрос:

– Ещё раз спрашиваю, всем всё ясно!

– Сколько фур разгрузить нужно? – спросил рыжеволосый крестьянский сын и затем выкинул в сторону огрызок от доеденного им яблока.

– Столько, сколько нужно будет, – ответил гном. – Ещё вопросы?

– Обед будет? – выкрикнул из толпы какой-то замызганный гражданин с пропитым лицом.

– Посмотрим, если успевать будете, то будет, – ответил гном.

– Денег на обед то дашь? – спросил из толпы рослый бородач в тельняшке.

Толпа засмеялась, а гном пристально посмотрел на бородача и с вызовом произнес:

– Может за тебя ещё и разгрузить всё это добро?! Ещё раз объясняю для тупых, то есть для вас, олени: деньги получите не раньше, чем закончится разгрузка фур. И не как иначе. Кому не нравится, сразу – до свидания! Не надо ныть и клянчить. Кто не остается грузить до утра, тот остаётся без зарплаты, на этом всё, – сказал гном и спрыгнул с вагона на землю.

Время шло. Утро плавно перешло в день, день в вечер, а вечер в ночь, но фуры всё никак не хотели заканчиваться. Они приезжали по булыжной дороге одна за одной, проседая под тяжестью своих грузов. Машины подходили с интервалом где-то в двадцать, тридцать минут. Если случалось так, что мы не успевали разгрузить предыдущий грузовик до приезда следующей фуры, то гном торопил нас.

– Живее, живее, хлопцы! – орал гном. – Не филоним, скоро уже закончим!

С каждым часом грузчиков среди нас становилось всё меньше и меньше. Люди не выдерживали и просто уходили.

– Грузим какую-то хрень, – сказал мне вдруг рыжеволосый крестьянский сын, закидывая подобно баскетбольному мячу коробку с жиром прямо на верхний ярус пирамиды, сооружённой внутри вагона из других таких же коробок.

Немного удивившись той легкости, с которой этот парень бросил свою двадцати пятикилограммовую ношу, я посмотрел на этикетку, что была приклеена сбоку к коробке, и прочел надпись: «Сухой растительный жир в порошке».

– Какая разница, что грузить, – сказал я и поставил свою коробку на железный пол вагона.

– Не скажи, – возразил крестьянский сын. – Грузили бы что-нибудь нужное, то можно было бы прихватить с собой коробочку другую, а этот жир, кому он только нужен там в Москве.

– Так бы ты и прихватил на глазах у этого цербера, – возразил я, имея в виду нашего гнома работодателя.

– А если бы и не прихватил, так здесь бы тогда поел, – сказал крестьянский сын, продолжая свою мысль. – На той неделе горошек в банках грузили, так и сами наелись. Да и вообще, тебе кстати горошек не нужен? В банках?

– Нет, не нужен, мне деньги нужны, – ответил я, собираясь уже возвращаться к грузовику за очередной ношей.

– Деньги всем нужны, – ответил мне крестьянский сын, и затем добавил: – Ты бы не усердствовал так с коробками, а то до утра тут не дотянешь.

– Не учи ученого, – ответил я и пододвинул ногой к стене вагона, принесенную коробку.

Крестьянский сын был прав. Грузить коробки с жиром на железнодорожной станции «Сортировочная» оказалось тем ещё марафоном на выживание. Фитнесом здесь и не пахло, а основным отличием от спортзала было то, что выкладываеться полностью за полтора-два часа было просто не простительным преступлением. При такой стратегии дальше грузчик шел обычно не в фитобар за фруктовым фрешем, а просто домой и без денег, так как сил на продолжение работы у него банально заканчивались. Это в спортзале нужно – быстрее, выше, сильнее, а здесь надо действовать, максимально экономя энергию. Основной принцип тот же, что когда-то заповедовал нам сэр Уинстон Черчилль:

«Я никогда не стоял, когда можно было сидеть, и никогда не сидел, когда можно было лежать.»

Наступило утро. Уцелевшие и обессиленные грузчики жира, среди которых был и я, расположились на земле возле фонарного столба, ожидая, когда наш работодатель – гном, отпустит водителя крайней фуры и примется выдавать зарплату. Из толпы в сто человек, что пришла сюда вчера вечером на заработки, сегодня нас уже осталось где-то около тридцати. Крестьянский сын достал из своего рюкзака очередное яблоко и, зажав его между своих огромных ладоней, лихо сломал его пополам, и протянул мне часть фрукта.

8. БАЛАБОЛ-ФМ

Полулежа на дощатом сидении пригородного дизель-поезда, я ехал домой в маленький город «N», что вот уже много десятилетий сам по себе жил своей незатейливой приграничной жизнью где-то на окраине Калининградской области. Благодаря Килиному кассетному плееру, оставленному мне на сохранение прямо перед уходом в армию, за окном поезда под песни давно уже сошедших со сцены рэп-исполнителей видеорядом проносились облака, мигающие огоньками полустанки, одинокие хутора, шлагбаумы, пшеничные поля, фонари и беззвучно лающие собаки. Мой поезд несся, набирая скорость, а я всё смотрел на пейзажи за окном и думал, что совсем не о такой жизни мне когда-то мечталось в школе. Раньше казалось, что впереди ждет что-то удивительное, полное невероятных событий и открытий. В детстве, будущее звало на праздник, оно открывало свои двери словно швейцар гранд-отеля и предлагало войти в него. Издалека оно казалось веселым и нарядным, но приблизившись, сильно меня разочаровало. Окончив школу, я почему-то вдруг резко стал никому не нужным, и словно турист стал бродить по улицам Калининграда, фотографируя глазами жизни других людей, казавшиеся мне теперь какими-то недоступными. В один момент все двери цивилизации вдруг разом захлопнулись прямо перед моим носом, и даже тот факт, что мне удалось поступить бесплатно в главный университет города, скорее просто больше был делом улыбнувшегося случая, чем общей тенденцией для таких как я абитуриентов, пришедших из неоткуда, и идущих в никуда. Атестат с «четверками» нашей уездной школы города «N» в городе «К» не особо котировался на фоне калининградских лицеев с углубленным изучением чего-либо. На каких-то факультетах всё решал «творческий» конкурс, где-то мне открыто говорили «нет», где-то спрашивали, чем занимаются мои папа и мама, а где-то я и сам сразу сдавался, лишь только читал первый вопрос билета для вступительных испытаний, вытянутого из веера других ему подобных. Только в одном ВУЗе города Калининграда, лишь на одном факультете я был принят на общих условиях, без каких-либо дополнительных подаяний и челобитных подходов. Это был физико-технический факультет, который и определил мою предполагаемую в будущем профессиюю – радиофизик. Здесь в основном преподавали педагоги старой закалки, которые плевать хотели, как на рыночные ценности, воцарившиеся теперь в обществе, так и на сегодняшнюю не особую востребованность моей будущей профессии. Эти пожилые ребята гнули свою принципиальную физико-математическую линию всем социальным переменам на зло, зная, что что-то в этом мире модно, а что-то все-таки вечно. Единственным, и, наверное, главным недостатком моего обучения на физ-техе стало лишь то обстоятельство, что теперь, помимо учебы, я вынужден был ещё и где-то добывать себе деньги, как на жизнь, так и на проезд из города «N» в город «К». Моя стипендия представляла какую-то совершенно смешную сумму, которой хватало разве что на оплату мобильной связи, а общежитие от университета мне, увы, так и не дали, сославшись на нехватку мест. В отделе по работе со студентами меня отбрили, сказав, что для иногороднего я слишком близко живу к городу «К», а на малообеспеченного выходца из многодетной семьи не похож даже несмотря на предоставленную справку. Возможно, тут неудачно сыграла свою роль дорогая кожаная куртка моего друга Медведя, что в момент разговора с методистом была на мне, возможно, фирменные Килины ботинки, что оставил мне другой друг перед армией, возможно, огромный мобильный телефон «Эриксон 1018» с торчащей в небо словно указательный палец жирной антенной, возможно, ещё что-то, но только после посещения отдела по работе со студентами я сразу же купил себе газету с объявлениями и принялся искать работу.