скачать книгу бесплатно
– Внимание, пеленг девяносто восемь градусов, слабый шум.
– Что за шум?
– Интенсивность шума не меняется, цель глубоководная, пока других данных нет… торпеда… скорее всего торпеда.
– Боевая тревога! Мы атакованы! Против нас торпедная атака! Приготовиться к резкой смене курса! Боцман, курс сто шестьдесят!
– Есть курс сто шестьдесят.
Подводная лодка, шедшая сейчас на максимальной скорости, начала делать резкий поворот на сто десять градусов. Такого манёвра, а именно занятия позиции под определённым углом к атакующей торпеде, требует тактика уклонения. Следовало бы ещё и винт остановить для уменьшения шумности, но это повлекло бы резкую потерю в скорости во время выполнения манёвра, а сам манёвр значительно затянулся бы. Поэтому моряки в эти секунды пытались удержать равновесие, ухватившись за что-либо, и ждали окончания манёвра.
– Курс сто шестьдесят.
– Стоп машина! Держать курс, дифферентовать лодку.
– Есть…
– Приготовить четыре прибора ГПД «Спрут»!
Опять идут доклады, в это время акустик уточняет параметры приближающейся торпеды.
– Внимание! Приготовиться исполнять режим «Тишина»… Исполнить режим «Тишина»!
Стихли голоса, мерно гудела аппаратура, иногда издавал звуки корпус. Четыре запрограммированных прибора «Спрут» находились в пусковых установках «ВИПС»: они активируются через двадцать секунд после запуска. Командир ждал сведений о дистанции до обнаруженного источника шума, чтобы вовремя отдать команду на их использование. Но если в ключевой момент лодка будет двигаться согласно своему курсу очень медленно или вообще ляжет в дрейф, то использование дрейфующих приборов не только потеряет смысл, но станет и опасным из-за близости к подводной лодке.
– Интенсивность шума растёт незначительно, пеленг меняется, девяносто девять градусов, – докладывал вполголоса акустик.
Американские торпеды, сброшенные с вертолёта или самолёта, после включения своего движителя начинают идти по кругу, постепенно погружаясь всё глубже, то есть их путь представляет собой спираль. Двигаясь, они ведут локацию, активную или пассивную, или чередуя эти способы. Торпеды, пущенные подлодками или кораблями, идут к цели на полном ходу, а с определённой дистанции переходят на малый ход, двигаются змейкой и ведут распознавание шумов цели средствами гидроакустической системы. Чтобы распознать торпеду по её действиям и характерным шумам требовалось некоторое время. Но был ещё и третий вариант, наиболее опасный: торпеда могла быть телеуправляемая.
Прошла минута. Пеленг поменялся ещё немного, уровень шума тоже незначительно вырос. Пока можно было предположить, что цель движется немного в сторону от подлодки и сближается с шумоимитатором, а вместе они приближались к лодке, которая после остановки винта ещё двигалась по инерции, но быстро тормозилась водной толщей и вот-вот должна была лечь в дрейф. Лосев распорядился приготовить к пуску четыре малогабаритных самоходных прибора ГПД «Тунец». Эти приборы годились для использования малоподвижной лодкой.
– Цель использует активный гидроакустический поиск…
И в этот момент раздался звук! Громкий и низкий, с шуршанием и треском, словно по корпусу ударил громадный глиняный валун, разбился – и его осколки покатились по обшивке. Корабль заметно дёрнуло.
– Глубинный взрыв по пеленгу прибора ГПД «Бериллий» номер три. Блин… глушануло немного.
– Слушать внимательно, без лишних эмоций – сделал замечание Лосев акустику: – Всем, тишина!
Но тишину никто и не думал прерывать. Был подорван аппарат гидроакустического противодействия, прикрывавший лодку с кормы, шедший совсем близко. И торпеда, уничтожившая его, не была замечена приборами «Кота», её не слышал акустик! А если вдогонку подлодке был произведён залп из нескольких таких торпед, и обманулась шумоимитатором лишь одна из них, первая? И это наверняка так, потому что американская тактика ведения подводного боя заключается в залповой атаке несколькими торпедами.
– По пеленгу девяносто три градуса активная работа гидролокатора и шум торпеды.
Опасность стала слишком осязаемой. Поблизости работало несколько торпед. Возможно, где-то рядом затаилась подводная лодка врага. Да, обстановка на поверхности была неблагоприятной для гидроакустического поиска, но на той дистанции, на которой находились торпеды противника, это уже не имело значения. Только абсолютное соблюдение режима тишины на борту «Кота» и наличие работающего шумоимитатора могли сейчас остановить маятник смерти, незримо и безжалостно приближавший гибельную развязку.
Бум! Корабль качнуло, дребезжащий шум и потрескивание издал корпус. Экран, на который выводилась рекордограмма с пеленгатора, на секунду стал почти полностью зелёным. Уничтожен шумоимитатор номер четыре. Лодка теперь была совершенно беззащитна для чужого оружия. Командир понял, что таиться бессмысленно. Лодку обязательно засветят гидроакустические датчики торпед и разведывательных буёв. На такой глубине и удалившись всего-то на полторы мили от места ракетной атаки, просто нет шансов остаться незамеченным. В таких обстоятельствах избежать гибели было невозможно – её можно было только отсрочить.
– ВИПС/ДУК товсь! – скомандовал Лосев.
Как только расчёты пусковых установок доложили о готовности он отдал приказ:
– ВИПС/ДУК пли!
Отстреляны по четыре самоходных и дрейфующих прибора гидроакустического противодействия, выполнявших разные программы: имитации и подавления. Пока пусковые установки заряжались следующими приборами, Лосев продолжал отдавать приказания:
– Окончен режим «Тишина». Боевая тревога, приготовиться к погружению. Экипаж, прошу в меру возможности соблюдать тишину. Никаких лишних и случайных звуков и разговоров. И полная сосредоточенность на выполняемой задаче. Опасность торпедного нападения сохраняется.
Командир отпустил микрофон громкой связи, висевший у его рабочего места на спиральном проводе.
– Запускаем шумоимитатор. Программа хода для прибора ГПД номер пять «Бериллий УН-4», диктую: старт в скрытном режиме, право на борт девяносто градусов, удаление на три кабельтовых, отстрел приборов «Вист», право на борт пятьдесят градусов…
Продиктовав программу, Лосев отдал несколько команд, затем, бросив взгляд на хронометр, обратился к штурману через прибор связи:
– Лобанов, доложи о местоположении лодки.
Последовал краткий доклад.
– Значит так, Вадим, – говорил командир, вставая со своего кресла, – начнём двигаться по новому курсу, с погружением до пятисот. Боцман, слышишь? Начинаем движение с переменой курса, одновременно с началом имитации прибора ГПД. По курсу сто сорок идём на полном, ныряем до пятисот. Переходим на малый, и одновременно встаём на курс сто восемьдесят. Дальше… дальше видно будет.
– Только один имитатор запустим? – спросил Зименко.
– Один, – Лосев, кивнул.
До того, как поступил доклад о готовности аппарата гидроакустических помех, командир успел выслушать сообщение БЧ-7. Оказалось, что из авианосной группы два корабля набирают ход, выдвигаясь в авангард атакованного ордера. Обнаружены две цели, вероятно, подводные лодки, идут полным ходом к «Коту», предварительный расчёт дальности: тридцать – тридцать пять миль. Похоже, одна субмарина была той самой, которую обнаружили перед атакой, но потеряли из вида после сворачивания антенны «Ската». Только что было два взрыва по пеленгу главной цели и цели номер три. Также акустики засекли шумы, которые могли быть звуками отстреливаемых зенитных ракет и всплесками от упавших в воду летательных аппаратов.
– Командир БЧ-7, акустик, почему не засекли торпеду, которая подорвала четвёртый имитатор? – спросил Лосев строго.
Синицын ответил не сразу.
– Шум имитатора заглушил её… возможно.
– Ладно, будем разбирать эту оплошность потом. Если останемся в живых.
Медлить было нельзя. Вполне вероятно, что вслед первой очереди торпед пущена вторая, или на подлёте противолодочная авиация. Кроме того, надо было удаляться от этого места, потому что скоро активируется минное заграждение, выставленное «Котом», а на собственных минах тоже вполне можно подорваться.
Между тем пришло время задуматься и об экономии малогабаритных приборов ГПД: их оставалось на борту уже немного. Сейчас следовало бы выстрелить три или четыре пары «шумелок» с небольшим интервалом, но перед началом движения были запущены только пять приборов: один – на создание помех гидроакустическим комплексам кораблей, два – на подавление систем самонаведения торпед, ещё два – на имитацию ложных целей. А потом…
Лосев дал команду к пуску пятого аппарата шумовых помех. Это была новейшая, секретная модификация прибора «Бериллий». Вероятно, «Кот» стал первым подводным кораблём, принявшим её на вооружение. Этот шумоимитатор нёс в своём чреве четыре малогабаритных прибора ГПД, которые, в свою очередь, могли программироваться или заменяться другими, аналогичными по калибру. Он мог управляться по волоконно-оптическому кабелю, но и в автономном режиме обладал потрясающими возможностями. Шумоимитатор имел корпусные гидроакустические датчики и пятнадцатиметровую кабель-антенну с выносным детектором бортового мини-ГАКа, которые даже при неблагоприятных гидрологических условиях могли обнаружить торпеду, идущую полным ходом, на дальности около мили. Если вычислительный блок шумоимитатора определял, что торпеда приближается, то отдавалась команда на запуск малогабаритных приборов ГПД, а сам шумоимитатор выполнял манёвр уклонения, в зависимости от положения относительно приближающейся торпеды. Также он мог имитировать сигналы системы «свой-чужой».
Лосев ставил себя на место врага, на место тех американских офицеров, что вели сейчас охоту на «Кота». После отстрела малогабаритных «шумелок» и запуска «Бериллия» охотники увидели бы на экранах своих радаров несколько источников шума, а затем две цели, по шумовым и ходовым параметрам схожие с подводной лодкой. Но потом одна из них, реагируя на торпеду или активную работу гидроакустических буёв, скрывается в облаке помех приборов ГПД. Не зная, что российский флот обзавёлся секретной новинкой, вражеские офицеры, без сомнения, примут именно эту цель за настоящую подводную лодку. В любом случае, именно на ней будет сосредоточено внимание, а «Кот» получит шанс скрыться от преследователей.
Команду «полный вперёд» Александр Иванович отдал за несколько секунд до того, как этот режим начал имитировать прибор ГПД номер пять. Сразу последовала команда на смену курса – минус двадцать градусов. Как только манёвр поворота был выполнен, прозвучал приказ на погружение до пятисот метров. Подводная лодка набирала ход и уходила на полукилометровую глубину.
***
Командир радиотехнической боевой части докладывал, что враг массированно применил средства гидроакустического противодействия, вследствие чего авианосная группа более не распознавалась как отдельные корабли, а превратилась в один большой источник шума. Даже два корабля, что выдвинулись вперёд, теперь не определялись в общем звуковолновом хаосе. Искусственные помехи затрудняли и обнаружение торпед, которые наверняка были запущены кораблями в район ракетной атаки «Кота». Главная антенна подлодки, в дискретах сорок пять и шестьдесят герц всё ещё улавливала шум двух субмарин врага, двигавшихся навстречу ей, и несколько других целей впереди, в широком секторе по курсу.
Лосев немного был удивлён тем, что американцы применили массированное гидроакустическое противодействие с таким опозданием. Он мог лишь предположить, что они увлеклись, желая немедленно обнаружить дерзко атаковавшую их подлодку и уничтожить её. Кроме того, как это не раз подмечалось, они слишком высокомерно относились к возможностям флота России, недооценивая его. Если бы ими была выставлена такая защита сразу же, как только обнаружили первую пущенную «Котом» торпеду, то у второй и последующих торпед не было бы ни единого шанса – у американцев некоторое техническое преимущество в средствах обнаружения и противодействия.
У российского флота огромный дефицит противоторпедного оружия и приборов ГПД нового поколения. На надводных кораблях России имеются пусковые установки с противоторпедами разработки конца прошлого века, малоэффективные и ненадёжные против современных самоходных снарядов, а на подводных лодках они начали появляться лишь недавно. На борту «Кота» противоторпед не было, потому что российские снаряды, как и многие зарубежные, имеют калибр порядка трёхсот сорока миллиметров, а пусковые установки подлодки располагались лишь в носовой части и были большего калибра. Размещение переходных приспособлений, да и самих снарядов, повлекло бы сокращение прочего арсенала, а иные способы предполагали слишком серьёзные переделки. Новые проекты подводных лодок уже предусматривают использование противоторпед, но такие корабли в составе флота можно на пальцах пересчитать.
Только-только появились у подводников более-менее «умные» и сравнительно качественные шумоимитаторы, но системы акустических помех и имитации на основе малогабаритных аппаратов уступают разработкам европейских и американских инженеров, в первую очередь мощностью, длительностью работы, функциональной адаптивностью программного обеспечения. Лосев изучал материалы по американским, итальянским, французским средствам защиты кораблей и мог сделать вывод, что российский флот отставал в этой сфере.
И вот началась война. «Кот» запустил пять крупнокалиберных шумоимитаторов, больше двух десятков малогабаритных приборов ГПД – и теперь ощущался недостаток средств обороны. Ударное оружие на борту для решения серьёзных задач ещё оставалось, но чтобы уйти от контратаки врага требовалось больше средств противоторпедной защиты, гидроакустического и радиоэлектронного противодействия. А так… так получается, что экипаж русской подлодки может эффективно атаковать врага, но это почти наверняка будет стоить ему жизни.
И всё же Лосев мог себя чувствовать «командиром счастливой „Щуки“»[19 - [19] «Командир счастливой „Щуки“» – советский художественный фильм, основанный на реальных событиях.]. Пока враг ещё не полностью вышел из режима мирного времени, пока его надменность и самоуверенность дают шансы счастливчикам, но скоро… Скоро противник будет действовать более предусмотрительно, наученный опытом собственных потерь. Тогда российским морякам понадобится продвинутое оружие – а где его взять? Во время Великой Отечественной тысячи заводов и миллионы людей были перевезены за Волгу, за Урал, и там нашли спасение, нашли силы для восстановления государственных ресурсов. Но теперь за горами Урала не укрыться. Нет такого места на родной земле, куда не достанет атомный огонь. И нет высокоразвитых, самостоятельных союзников.
На борту оставались две крылатых ракеты с термоядерными зарядами, и командир опасался, что они мёртвым грузом лягут на дно океана в случае успешной атаки врага. С полукилометровой глубины они не взлетят, а идти на глубине позволяющей ракетную стрельбу, в данных обстоятельствах равносильно самоубийству. Имелось желание отправить их в торпедный аппарат, введя предварительно координаты авианосной группы, и, если вражеская торпеда сблизится до дистанции исключающей промах, нажать кнопку пуска… но для акта мести не было технической возможности.
Шли секунды, отсчитывалась вахтенным глубина. Столь резкий нырок на отметку пятьсот метров нёс в себе опасность серьёзной аварии – но в эти минуты любое действие или промедление несло в себе смертельную опасность. Приходилось выбирать из двух зол и надеяться на то, что удача всё ещё с «Котом».
Достигли пятисот метров глубины. Потрескивал корпус, шумели механизмы и ёмкости от перепада давления и температуры. Лодка освободилась от нескольких десятков тонн оружейной массы, и для удержания корабля в подводном положении потерянный вес возместили сравнительно тёплой водой верхнего океанического слоя.
Выйдя на заданную отметку, экипаж осматривался, дифферентовал корабль. Лодка в горизонтальной плоскости шла быстрее, управляемая минимальным отклонением рулей. Чуть раньше завершил свой манёвр погружения пятый имитатор.
Пока приближения торпед непосредственно к лодке не наблюдалось, но боевая часть управления фиксировала источники активной локации. Похоже, клюнули американцы на уловку командира Лосева. Сейчас они сосредотачивали внимание на имитаторе, отстрелявшемся малогабаритными приборами ГПД, и поиском мин, которые могла выставить русская подлодка. Вести локацию из ордера, из эпицентра собственных помех крайне проблематично, поэтому они наверняка используют сбрасываемые авиационные гидроакустические буи. Или же запустили в квадраты поиска несколько самонаводящихся торпед. А скорее всего – скидывают и буи, и торпеды.
По-прежнему согласовывая свои действия с программой имитатора, через две минуты перешли на малый ход. Сразу же был произведён манёвр поворота на сорок градусов влево. Как только лодка легла на новый курс, командир ввёл режим тишины.
Спустя минуту Лосев запросил доклад у командира БЧ-7. Синицын сообщил: авианосная группа закрыта шумовой завесой; в пяти милях справа по борту, по пеленгу от сорока семи до семидесяти четырёх градусов обнаруживаются источники активной гидролокации; одна из двух ранее обнаруженных лодок идёт прежним курсом на полном ходу; вторая, вероятно, перешла на тихий ход и более не обнаруживается.
– Ну что, братцы, атака и манёвр уклонения завершены, – сказал командир Лосев, опираясь на подлокотник и вытягивая ноги. – Теперь нам надо опасаться в первую очередь атак подводных лодок. Пока на поверхности бушует непогода, возможности противника ослаблены по части применения авиации и спутников. Да и наши противовоздушные мины, кажется, сработали и пугнули супостата. Они ещё полчаса, может быть, поищут в районе нашей ракетной атаки и по следу пятого имитатора, а потом начнут отрабатывать наш курс. А, как думаешь, Пешков?
– Я думаю, их командование очертит круг, в котором нас и будут искать. Ихние лодки займут засадные позиции в западной части круга, по полукругу, чтобы не пропустить нас домой, а тральщики, противолодочники и авиация будут теснить нас с востока, да и со всех сторон. Применят активную локацию буксируемыми антеннами и обстрел ракето-торпедами.
– Согласен, Алексей. К гадалке не ходи: уже сбрасывают буи. Выставят линейный барьер к востоку и кольцевой с центром в точке нашей ракетной атаки. Так что у нас один вариант: уходить отсюда поскорее. А как поскорее уйти на тихом ходу – я не знаю. Не сказали мне об этом учителя-командиры. Наверное, и сами не ведали.
Лосев вытащил из кармана брюк носовой платок, вытер им лицо, затем руки. Встал, подошёл к посту рулевых, взял у них бутылку воды, сделал несколько глотков.
Через несколько минут он отдаст приказ на манёвр смены курса. После этого судьба экипажа почти полностью будет во власти внешних обстоятельств.
***
«Кот» на малом ходу шёл к Гавайской гряде. Атака, которую он победно совершил на вражеский ордер – невероятная удача. Противник просто ещё не успел втянуться в реальную войну, им же начатую. Но теперь подлодка находилась в очень и очень непростых обстоятельствах. После множества манёвров и действия подводных течений накопились серьёзные ошибки в определении местоположения и курса корабля. В ближайшие двое-трое суток всплытие будет категорически нежелательно. Но даже спустя определённое время, найдя безопасные условия и всплыв, экипаж рисковал не найти ориентиры, а со спутниковой навигацией, похоже, надолго покончено. Экипаж подводной лодки оказался в тех условиях, какие были во времена галерных флотов.
На борту оставалось мало оружия: две универсальные торпеды и восемь противолодочных снарядов ракетно-торпедного комплекса «Ветер». Такой набор предполагал тактику засады. Но без помощи, без целеуказания со стороны, устроить в океане засаду на подводную лодку противника очень сложно. Больше шансов самим попасть во вражескую ловушку.
Из средств защиты – один самоходный аппарат гидроакустического противодействия. Это чуть больше, чем ничего. Есть ещё несколько малогабаритных «шумелок». В одном из торпедных аппаратов до сих пор находился разведывательный робот для выполнения спецзадания, но вряд ли его стоило принимать в расчёт. Между тем, подлодке только предстоит выходить из зоны, в которой, без сомнения, её будет искать атакованная группировка.
Две ядерных ракеты были на борту. Их могло не быть вовсе: на протяжении многих лет флот, исполняя обоюдные государственные обязательства по договору с Соединёнными Штатами, не комплектовал арсеналы многоцелевых лодок ядерными боеприпасами. Но в последнее время Штаты настолько подняли напряжение в отношениях с Россией, что на высшем уровне было решено тайно вооружать многоцелевые подводные лодки (несущие очередное дежурство и выполняющие специальные задания) двумя единицами атомного оружия. Именно вследствие этого решения «Кот» сейчас мог причинить врагу такой урон, какой не смог бы причинить весь Тихоокеанский флот Российской Федерации обычным оружием. Вот только доставить бы эти крылатые ракеты с ядерными зарядами до места назначения.
На берегу Байкала
***
Страшные и бесповоротные события застали Сергея Лазарева в лесной глуши. В это время он находился примерно в семидесяти вёрстах по прямой от Иркутска и в шести – от цели своего путешествия, урочища Ушканья падь на западном берегу Байкала.
Бабье лето подарило несколько дней хорошей погоды. Лёгкие утренние заморозки перекрасили в яркие тона природу южной Сибири, побледневшую ещё в начале сентября. Лазарев взял неделю отпуска за свой счёт, чтобы пофотографировать осенние красоты тайги и сделать несколько набросков для будущих пейзажей.
Из Иркутска выехал в воскресение перед рассветом. Сложил в свой «патфайндер» рюкзак с продуктами и запасной одеждой, скатанный в рулон спальник, фотоаппарат с объективами и треногой, этюдник с рисовальными принадлежностями – и отправился к Байкалу по Голоустненскому тракту. Собирался доехать до посёлка Добролёт или до Горячего Ключа, свернуть направо, дальше – по грунтовым колеям в сторону озера, до Ушканьей пади. Можно ли так проехать – достоверно не знал, но один приятель уверял, что его знакомый совершал путешествие по этому маршруту несколько лет назад. На всякий случай Сергей держал в мыслях запасной вариант, к которому прибегал не раз: до посёлка Большое Голоустное – по шоссе, потом – вдоль озёрного берега. Если удастся осуществить основной вариант, то Голоустного он достигнет во вторую очередь, возвращаясь в Иркутск.
До Горячего Ключа Лазарев не добрался – после Добролёта, проехав около двух вёрст, свернул с трассы на грунтовку. Он знал: в этом районе течёт река Чёрная, но неожиданно для себя обнаружил ещё одну – Ушаковку. Название подсказали двое рыбаков, встретившихся ему на берегу; они же объяснили, что тут реку не пересечь, а надо проехать вперёд ещё версты полторы, свернуть на дорогу, идущую чуть ли не обратно, и метров через пятьсот-шестьсот он выедет к мосту – ну а дальше Сергей пусть сам ищет проезд. В существовании дороги аж до самой Ушканьей пади они сильно сомневались.
Последовав совету рыбаков, он вскоре добрался до моста. Это было грубое бревенчатое сооружение, но смотрелось оно живописно на фоне реки и яркой листвы, поэтому Лазарев остановился возле переправы, чтобы сделать несколько снимков. Так, делая остановки для фотосъёмки, до конца дня он проехал тридцать вёрст – через извилистые проплешины браконьерских лесосек, объезжая подболоченные мелкие заводи, минуя стороной валежники. Спустя некоторое время достиг реки Алатай и стал двигаться вдоль неё.
Вскоре ему повстречались лесники на «буханке»: выяснилось, что совсем недалеко находится их заимка[20 - [20] Заимка – расположенное вдалеке от основных населённых пунктов, отдельное дворовое хозяйство, обычно охотничье, рыбацкое, фермерское.]. Лазарев отправился с ними. Ему показали большую карту, на которую были нанесены все дороги, где пройдёт автомобиль: Сергей удостоверился, что к пади такой дороги нет. Туда можно добраться только по трассе через Большое Голоустное, вдоль берега. Надо сказать, само урочище было для него путевой целью лишь потому, что ближе к озеру горы становились всё выше и круче и именно в тех местах (в трёх-семи вёрстах от берега) он надеялся найти красочные горно-таёжные пейзажи.
Время было уже вечернее: Сергей решил заночевать у лесников, а рано утром двинуться в путь, чтобы – раз уж нет дороги до Ушканьей пади – забраться подальше на машине, а потом продвинуться вперёд пешком насколько возможно. Лесники посоветовали ехать строго на юг, придерживаясь русла Алатая, до высоковольтки (это меньше десяти вёрст), затем – вдоль неё на восток.
К семи часам утра он был у речки Ундун-Даван; проехав немного вдоль неё, устроил стоянку. Всего за утро Сергей продвинулся на машине более чем на тридцать две версты. Быстро перекусив, он взял сумку с фотокамерой, треногу, этюдник с рисовальными принадлежностями и стал подниматься на одну из возвышенностей.
Это была гора с двумя большими хребтами и одним поменьше: с высоты птичьего полёта, как представилось Сергею, она напоминала морскую звезду. Он обошёл малый хребет и, найдя на длинном склоне подъёмный участок достаточно свободный от растительности, начал восхождение.
Основной задачей на сегодня было: найти высотную точку для съёмок завтрашнего рассвета. Возможно, для этого придётся подняться на несколько соседних вершин. А ещё сегодня он рассчитывал сфотографировать закат. Прогноз погоды на сутки давали хороший, а до Ушканьей пади от места нынешней стоянки оставалось где-то около шести вёрст по прямой. Вот только машине дальше ходу нет – собственно, он потому и устроил стоянку, что дорожная колея попросту потерялась в тополиных зарослях. На западе вроде имелось некоторое подобие проезжего пути, но по нему Сергей удалился бы от озера. Отсюда можно было возвратиться назад или, оставив машину, совершить марш-бросок через несколько горных гряд к Ушканьей пади. Как поступить – он пока не решил.
Было около восьми утра, когда Сергей, забравшись на вершину «Морской звезды» (так он назвал для себя эту гору), увидел на северо-западе удивительное небесное зрелище: огромные светлые круги и яркие овалы небольшого размера. Всего таких небесных артефактов Лазарев насчитал более двух десятков. Овалы постепенно сжимались, превращаясь в точку, а круги увеличивались в диаметре, сливались с другими, становились прозрачными и теряли правильную форму. Ниже, у самого горизонта, виднелись вертикальные полосы белого дыма.
«Запустили ракеты, – сразу догадался Сергей: ему уже приходилось видеть издали ракетные пуски. – Но что-то слишком много…»
В области стоит дивизия ракетных войск стратегического назначения (здесь это всем известно): возле Иркутска – штаб, а на отдалении, между Ангарском и Усть-Ордынским, – три ракетных полка. Если живёшь вблизи таких объектов, видишь на улице людей в военной форме, спешащих по тревоге в часть, слышишь сирену гражданской обороны, то порою задумываешься о том, что развязка пьесы «Противостояние держав» рано или поздно наступит, а ядерное ружьё – выстрелит. «Война! – щёлкнула шальная мысль. И сразу же: – Да ну, ерунда. Хм… смешно».
Но нет! Одновременный запуск стольких стратегических ракет не может быть учебным. Это совершенно невероятно. Одна… две… ну, пять… но больше двадцати!.. Если не война, если не учения, то что? Может быть, ошибка компьютера? Ведь случалось такое! Или какой-нибудь сумасшедший генерал решил ударить по Америке? Это же армия: генерал отдаст приказ – солдаты сделают! Тогда – война. Вон их сколько взлетело.
А ведь это, наверное, ещё не всё. Эти «тополя» возятся тягачами и в настоящий момент несколько колонн таких тягачей, по идее, должны выдвигаться к позиционным районам, откуда и сделают залпы. Значит, если и в самом деле какой-то идиот начал атаку, то скоро будут новые запуски. Но и это ещё не всё! Американцы тоже знают о том, что дивизионы должны выдвигаться в заданные районы для боевых стрельб, а из этого следует, что они обязательно ударят по позициям. То есть их ракеты сейчас тоже взлетают!.. И полетят сюда! Совсем скоро, совсем недалеко отсюда, может быть, в трёх километрах, может – в сотне, возникнет ад!
«К машине! Надо бежать вниз к машине!» – вспыхнула мысль. Страх охватил человека. Он смёл в полость этюдника карандаши и захлопнул его. Упал на землю ластик, но Сергей не обратил на это внимания. Резким движением сложил ножки этюдника, едва не сломав, но тут же бросил их на землю, занялся треногой и фотоаппаратом. Собрав художественные и фотографические принадлежности, Лазарев кинулся вниз по склону. Шагов через десять он упал, этюдник раскрылся – рассыпались карандаши, листы эскизной бумаги, ластики, точилки… Сумка с фотоаппаратом укатилась далеко вниз, шагов на пятьдесят, и едва осталась на виду. Лазарев не стал ничего собирать – схватил этюдник, треногу и вновь припустил к подножию, по пути подобрав сумку с фотоаппаратом.
«Вниз! Скорее вниз! – подстёгивал он себя в мыслях, а может быть и вслух. – Машину ещё спрятать бы, но главное – вниз! Надо искать яму, расщелину. И машину, машину успеть спрятать! Как я без неё? Там ведь еда. Как я без неё? Там вещи, еда. Как без неё?! Машина нужна!..»
Добежав до автомобиля, Сергей понял, что не знает, как поступить дальше. Остановился, задыхаясь и суматошно озираясь. Где будет вспышка? Куда спрятать такую большую машину? В какую сторону бежать или ехать? Бросил вещи в багажник, зачем-то обернулся…
Значительный участок неба над пологой возвышенностью к северу от него потерял голубизну, побледнел, а тёмные основания облаков в одно мгновение стали ослепительно белыми.
Это взрыв! «Тополь» упал? Американская ответка? Плевать! Это атомный взрыв!
Сергей заметался. Ему представилось, как на нём воспламеняется одежда, кожа становится бордово-малиновой и вспухает белёсыми волдырями. Он повернулся спиной к автомобилю, раскинул руки, прижался к холодной гладкой поверхности кузова. В воображении вспыхнула картина: воздушная волна бьёт по машине, опрокидывает её на Сергея, сносит обоих куда-то в серую мглу. Бедняга снова заметался: отскочил от автомобиля, остановился, побежал вправо… опять остановился. Он боялся посмотреть в ту сторону, где поднимался гигантский клубящийся гриб.
Свечение между тем угасло. Больше ничего не происходило. Никаких громовых раскатов, никакой земной дрожи; не налетела ударная волна, не загорелись на горных склонах освещённые вспышкой деревья. Но человеку было неспокойно. Наверное, так чувствует себя заневоленный ловушкой зверь, когда к нему приближается охотник. Он ожидал смертельной развязки. По небу плыли облака, кричали в вершинах деревьев сойки, листья срывались с веток лёгким ветерком и летели вниз – а человек ожидал своей кончины в следующую секунду…
В следующую секунду вспышка ядерного взрыва может произойти прямо над головой.
Сергей бросился к машине, дёрнул на себя водительскую дверь, ударив ею по ноге, впрыгнул в салон. Уже через две секунды машина рванулась в чащу по ложбине между двух возвышенностей. И почти сразу Лазареву пришлось нажать на педаль тормоза, чтобы не врезаться в дерево. Лавируя, Сергей успел проехать несколько десятков метров, когда его настиг двойной громовой удар. Он вызвал неестественный по своей силе листопад. С крон слетела густая, тяжёлая масса хвои и листьев, которая дырявым занавесом опустилась на ветровое стекло. Будто небо упало – и Сергей лишился остатков самообладания.
Он резко вжал тормозную педаль в пол: его кинуло на руль, коротко бибикнул сигнал. Сергей, неосознаваемым движением заглушив мотор, выскочил из автомобиля, упал животом на ковёр из листьев и извиваясь, словно сом на песке, полез под днище. Через считанные мгновения его тело скрылось под машиной. Он лежал, зажмурив глаза, уткнувшись лицом в локоть, его трясло – краем сознания он чувствовал, что обмочился… и, кажется, даже не пытался совладать со своим телом.
Ничком пролежал с четверть минуты – щурясь, приоткрыл глаза и чуть приподнял голову: ничего не происходило и природа вокруг как будто затихла. Но спустя несколько робких человеческих вздохов почва дрогнула – Лазарев тут же уткнулся в локоть, вжался от страха в землю, заскулил в ожидании оглушающего удара. Земля вроде бы гудела… или ему это показалось?.. В воздухе по-прежнему тишина – было слышно как потрескивает остывающий коллектор выхлопной трубы и падают рядом с автомобилем листья.
Едва заметный толчок. Через несколько секунд послышался нарастающий гул и вой, земля мелко задрожала, застонала – и громкий рокочущий звук, похожий на раскат грома, накрыл лощину. С севера на юг пронеслась плотная звуковая волна, сопровождаемая гулом бури. Мир словно вздрогнул: заметно качнулась машина, на землю полетели сучья и листья.
