Мой друг – Тишина

– И хотя это будет только одно мгновение, но этого хватит для того чтобы они больше все вместе здесь не создавали толчею. – Резюмировал своё видение потенциала этой картины Тишина.

– Ну а что ты прошёл мимо клерка и стоящей в жакете напротив него молодой особы? – спросил Точь Тишину.

– Ну, вы теперь, наверное, догадались почему, я вручил этому безнадёжно влюблённому, это орудие внимания к нему этой цыпочки. Хотя, нет. Какая она цыпочка. Она…– Тишина оборвал себя на полуслове и подошёл к этой наполненной собой и переполненной тем, чем в современных, очень выдающихся клиниках детализируют подобного рода экземпляры.

– У! Уточка. – Схватив за пухлые губы этот молодой экземпляр, Тишина не смог скрыть своего пристрастия к данному виду рода человеческого.

– Смотри, не оторви. – Предупредительно засмеялся Точь.

– Да, была такая опасность. – Ответил Тишина, вытирая свои руки о костюм рядом стоящего с ней типичного представителя таких кругов, одной из задачей которого, было соблюдать местный этикет и иметь в своём парке, не только «Бентли», но и приложение к нему, такого рода утиный экземпляр.

– Нынче скотные дворы живут по другим, не революционным правилам. – Оставив эту компанию предаваться друг другу, и бросив им в спину своё решение, Тишина вновь возглавил ход и направился к своему месту сидения.

– Ну а что насчёт клерка? – Вновь спросил Тишину Ростик.

– А ему ничего не светит, если он сам не будет светиться. – Неопределённо ответил Тишина, остановившись у одного из столов, чей свободный вид явно притягивал глаза Тишины, который быстро окинул его и со стороны него вид на зал, после чего сделав вывод, заявил, что это то, что нужно. Что, в общем-то, ни у кого из прибывших с Тишиной не вызывает споров, разве что только оно могло бы возникнуть у одного, из той когорты вечно куда-то спешащих типов, который в желании занять своё место за этим столом, с протянутыми вперёд к стулу рукам, и застыл прямо у его края.

– Что-то мне подсказывает, что этот тип не будет слишком довольным, обнаружив нас за столом. – Кивнув на этого бегунка, Точь выразил своё сомнение на счёт него. На что Тишина, быстро окидывает взглядом окружающую обстановку и словесно побудив Точа к действию: «Давай помоги», вместе с ним хватают под руки этого неугомонного типа. После чего они переносят его к соседнему столу, и как видит Ростик, очень удобно для его протянутой вперёд руки, вплотную приставляют его и её (руку), к одному очень достойному и частично негабаритному женскому заду. Который скорей всего, и хотел бы видеть и ощущать на этом месте крепкую мужскую руку, но только не так открыто и двадцать килограмм тому назад.

– И счастье так неожиданно подкралось сзади. – Посмотрев на эту ручную встречу, прокомментировал её Тишина.

– Да, для неё это будет полной неожиданностью. – Точь, как оказывается, тоже умеет заглядывать в будущее.

– А какой неожиданностью это будет для него. – Тишина в свою очередь не может обойти стороной свою проницательность, которая приводит всех в смешливое сопряжение, которое спотыкаясь о свои ноги, в свою очередь усаживает их всех за стол. Где они ещё не много смешливо погримасничали, и уже обретя в руки, кто салфетку, а кто бокал вина, создали предпосылки для обретения серьёзного лица.

– Посмеялись и хватит. Всё, пора искать фрагменты, за которые нам можно зацепиться в нашем поиске. – Первым обрёл серьёзность Точь, который и взял слово. – Ты, кстати, ничего такого не заметил? – к удивлению Ростика Точь обратился с этим вопросом к нему, заставив его сначала внимательно посмотреть на обращённые на него другие две внимательности, затем повертеть головой по сторонам и по окончании почесав затылок вопросительно ответить:

– А что я должен был заметить такого?

– Ну, не то что необычного, а так сказать, того, что остановило на себе твоё внимание. – Уточнил Точь.

– Я даже не знаю. – Ростик принялся начёсывать свой затылок в поиске каких-то мыслей на этот счёт. Ну а когда затылок заболел от этого напора, отложил руку и сказал, чего начесал:

– Скажу одно, но мне кажется, что я где-то это уже видел. – Ростик сделал паузу и, видя, что от него ждут продолжения, решил добавить:

– Вся эта обстановка обстоятельства события, мне кажутся неуловимо знакомыми. Да и присутствующие здесь люди, тоже, кажутся, мне сплошь знакомыми. – На этот раз Ростик замолчал до следующего вопроса его визави, который пока что не последовал, ну а Точь на этот раз обратился к Тишине:

– Ну, эта общность нам мало что даст.

– А ты его не торопи. Дай только время и он увидит то, что должен увидеть. – Туманно ответил Точу Тишина, что, конечно, не могло не вызвать вопросов у Ростика.

– Вы это о чём? – спросил Ростик.

– Как увидишь реальное дежавю, то не стесняйся, а сразу говори. – Ответил Точь Ростику. – Ну а нам пора возвращаться. А то время, штука такая и как его не умасливай, оно не любит ждать. – Произнёс Точь, уже обращаясь к Тишине.

– Согласен. – Серьёзно ответил Тишина и прежде чем, хлопнув в свои ладоши, оживить окружающий мир, всё же решил не упускать момента, развернулся в сторону тех неожиданностей и сюрпризов автором которых он был, и которые прямо сейчас должны были, кого вогнать в краску, а кого побледнеть.

– Хлоп!! – Одного хлопка в ладоши Тишиной хватает для мгновенного снятия чар со всего этого их живого и атмосферного окружения, которое, как живой организм, только что выведенный из спячки, ещё не протёр глаза, но уже по инерции двигается куда-то вперёд. Ну а в таких маловразумительных делах, само собой, первое слово берут эмоции, которые в виде паники, визгов и ещё чего-то подобного и огласили соседний стол.

– А-а!! – Своим отличным знанием алфавита и хорошо поставленным голосом, сразу же привлекла к себе внимание очень достойная своего зада и значит имеющая право для него достойного места на стуле, очень чувствительная дама, которая неожиданно для себя, этим своим достойным местом напоролась на препятствие между ней и стулом, в виде очень много захватывающей руки. И хотя сальные нагромождения на этой тыловой части её тела внушали сомнения в её такой чувствительности, тем не менее, всё было так, что не даст соврать сам неугомонный повеса, чья рука оказалась на этом чувствительном месте столь достойной дамы, отчего он даже не удержался и потрясенно воскликнул вслед за ней, после того как дама усевшись на стул, прижала его руку.

– А-А!! – Скорей от неожиданности, смущения и от отсутствия силы воли признаться самому себе в своём безволии, которое проявил этот повеса, оказавшись в таком не двусмысленном положении, нежели от какой-то боли, которую он испытал, оказавшись зажатым этим тоннажем, заорал он вслед за достойной дамой. После чего к этому переполоху присоединились возмущённые голоса невольных свидетелей этого происшествия, которые находясь в зависимости от своей философии жизни или жизненных устоев, выражались так, как они могли. Ну а всех их, можно было разделить на три основные группы. Так первая наиболее нервная и восторженная группа, состоящая в основном из женской половины общества, скорее всего из-за тайной ревности, очень решительно вынесла свой приговор этому прилипчивому типу:

– Подлец! Маньяк! Руки бы ему оторвать! Я не могу этого видеть! Порядочная женщина, теперь нигде не может себя чувствовать в безопасности и ей везде грозит опасность нарваться, либо на похотливые руки, либо на раздевающий её взгляд. – До глубины своей души и глубины налитых бокалов, возмущены дамы различного возраста, глуша своё возмущение этой налитой глубиной. Но как это часто бывает, и этого им кажется мало. И те из них, для которых женская честь, не пустой, а давно забытый звук, дабы их не заподозрили в её отсутствии, сопровождают свои слова очень действенными поступками по отношению к своим, уже давно невольным спутникам по жизни.

– Чего ухмыляешься. А, можешь мне не говорить. Ты, я как погляжу, полностью на стороне этого героя. – Начинают пилить своих спутников по жизни, их забывшие о таком себя лапаньи, спутницы по той же жизни. – Сам, наверное, был бы не прочь оказаться на его месте. – Потрясённая этим своим выводом, не молодая спутница по жизни хватает лишка уже из бокала своего спутника по жизни. Ну а дальше, по накатанной.

Что касается второй группы, то она не была столь едина в своём мнении и сходилась лишь в одном, что она состояла из мужской части зевающего общества.

– Дорвался! Во даёт. Нет, я бы так не смог. Надо срочно свою спровадить, и заняться кое кем. При нынешних нравах, я не удивлён. Держите вора! Официант, ещё бутылку!– Горели глаза у господ и так, просто товарищей, потирающих свои руки, кто друг о дружку, кто о колени, кто о бокалы, ну а кто и вообще, зайдя в глубины своей фантазии, обо всех, кто встанет на пути его рук.

Ну и третья, хоть и самая малочисленная, но самая значительная группа, состоящая из прямых участников этого невербального диалога, которые определённо нашли общую тональность, раз так одновременно, в унисон, остановились на выражении одной алфавитной буквы. Правда, до следующей буквы дело так и не дошло, и стоило достойной даме, спохватившись, чуть ослабить давление на зад, как этот беззастенчивый повеса, в одно мгновение выдёргивает руку, и без здрасти, и до свидания, оставляет потрясённую даму в своём тыловом одиночестве.

– Он видимо, не это рассчитывал увидеть. – Расплывшись в улыбке, прокомментировал увиденное Тишина.

– Что ж, его можно понять. Не всегда сталкиваешься с такой ситуацией, где само отражение этой ситуации несёт в себе такие виды, что надо иметь крепкую голову, чтобы не чокнуться. – Глубокомысленно рассудил Точь.

– А он уже чокается. Только сам с собой. – Ответ Тишины, заставил Точа и Ростика, посмотреть в указанную взглядом Тишины, сторону выхода из зала. Где перед ними предстал этот повеса, взявший в оборот официанта с разносом, откуда он уже брал в оборот полные бокалы, возвращая их обратно пустыми. Но не успели любопытные глаза Точа и Ростика, насладиться этим зрелищем ненасытной жажды, как их вниманием завладел возмутившийся Тишина.

– Блин, с этой клубничкой всё самое интересное просмотрели. – Произнёс Тишина, смотря на тот самый круг, куда он преподнёс свои видовые изменения, и который начал распадаться на две разномерные части. Так первая, состояла из покидающих круг с гримасами удивления разного рода персоналий. Когда как вторая, менее численная и оживлённая, состояла из стоящего там и в недоумении почёсывающего свой лоб, уже не столь крепкого хозяйственника, и безликого клерка, чья разумность споткнулась об невероятность очевидного – этой клятой ложки в его руках.

–Чёрт! Как в голову вдарило! – Не успел Генеральный поразиться этой дерзкой улыбчивости его подчинённых, как ощутил, что в его голове отдался звучный удар какого-то, не слишком большого, но весомого предмета. Что, возможно, было следствием такой невиданной дерзости, стоящей в улыбчивых выражениях этой его неблагодарной паствы, на что он, не имея сейчас возможности должно отреагировать, потребовал всем идти к своему столу, а эту, как его там, в общем, «мышь белую», остаться.

– Что это такое? – Заметив в руках «белой мыши» ложку, Генеральный от своей сопоставимости, чуть было не рехнулся и не впал в детство, а затем в штаны на подтяжках или наоборот, в штаны, а там уже в детство.

– Ложка?! – «Белая мышь» лишь после того, как к нему обратился Генеральный, подняв ложку перед собой и убедившись, что этот предмет в его руках так и называется, всё же не совсем уверенно ответила Генеральному. Которого, конечно, на такой лицемерной мякине не разведёшь, и под которой ему видится совсем не то, что видится этому, однозначно заговорщику – «Белой мыши».

– Кто за тобой стоит? – жёстко спросил «белую мышь» Генеральный, который не был бы им, если бы не умел быстро соображать и перенаправлять опасности. Где он, сообразив, что ему грозит, тут же вплотную приблизился к «Белой мыши», чтобы если что, прикрыть своё тело от пуль конкурентов и заодно переманить на свою сторону этого столь опасного киллера. Конечно, такое не слишком поддающееся здравомысленному объяснению поведение Генерального, однозначно вызовет вопросительный скептицизм у привыкшей к реализму, знакомой со многими генеральными, очень скрупулёзно смотрящей на мир читательской публики.

– Это, конечно, понятно, что для достижения пущего эффекта или даже аффекта, автор сознательно идёт на различные словесные, с применением запятых, восклицательных знаков, хитрости и допущения. Что, так и быть, мы можем себе позволить закрыть глаза на эти не соразмерности его и нашего бытия, которые ему диктует его вид из окна, а может того хуже, из чулана. Но когда он, прикрываясь жанровостью своего произведения, где, по его мнению, возможно всё, так беззастенчиво недоразумевает, заговаривается или скажем прямо, перегибает палку своего воображения, то мы, конечно, не можем больше молчать. – Сквозь раскалённые от волнения очки, в свете молнии, блеснут ими сии очень внимательные к своим генеральским погонам и редко бросающие на ветер слова, суровые реалисты жизни.

«А может, послать их подальше. – Первая, несколько не здравомыслящая мысль, только посетив авторскую голову, тут же испаряется при виде того, что его ждёт в этих застенках, куда его привезли в багажнике автомобиля».

– Ну так что, долго нам ещё ждать ваших объяснений. – Накручивает на кулак эластичный бинт, совсем не эластичного вида подручный сидящего напротив автора, такого любопытного реалиста.

– Первое правило книжного бизнеса: «Читатель всегда прав», – так что разве я, сам немного читатель, не смогу объяснить вам, что, как, где и почём. – Автор в ответ выдавливает из себя искренность.

– Продолжай. – Скрупулёзному типу явно нравится это авторское начало.

– Всё дело в том, что, как бы не вразумительно и даже чудливо не выглядело такое мыследвижение Генерального, тому есть своё невероятное, но всё же объяснение. Ведь когда с вами в стрессовой ситуации случается невероятное (а всё произошедшее с Генеральным, только так и можно классифицировать), то единственное, в чём он может найти для себя поддержку, так это в таком же невероятном объяснении всего случившегося с ним. – Автор прикрыл глаза, ожидая, как минимум лишения себя зубов, после удара этого малопластичного типа. Но к неожиданности Автора, его ждало невероятное, а именно плачь этого, тоже скорей всего Генерального, который оказался невероятно сентиментальным типом.

Но давайте оставим в покое этот, один из не невероятных, а так просто, маловероятных путей дальнейшего продвижения сюжетной линии и вернёмся к нашей основной магистрали.

«До чего же он ловок. Представился полным ничтожеством и таким образом сумел втереться ко мне в доверие. – Вглядываясь в бесцветные глаза «Белой мыши», Генеральный всё больше убеждается в том, в какой он опасности всё это время находился».

Сама же, по трактовке Генерального, «Белая мышь», а в быту именуемый Митей, ещё находилась под впечатлением увиденного. Нет, не ложки, а брошенного на него взгляда Сальды (та самая уточка, близкая спутница непосредственного начальника Мити), которая имея большую склонность к блестящим вещам, не могла не заметить столь не к месту находящийся предмет в руках Мити, И она как и Генеральный, сумела очень быстро сопоставить факты и озарившись прозрением, с интересом посмотрела на уже не белую, а ставшую серой мышью Митю.

Когда же Генеральный обратился к нему со столь непонятным заспинным вопросом, Митя, конечно, не мог не удивиться и само собой хотел обернуться назад, чтобы посмотреть на тех, кто там находился за его спиной. Но разве так позволительно себя вести, когда на тебя в упор смотрит сам Генеральный. Конечно, нет. И Митя просто обязан глаза в глаза внимать ему, да и тем более нос Генерального, вдавившись Мите в щёку, не позволял к его головной независимости.

«Он что? Хочет меня повысить, раз проводит такие проверки моей памяти. – Придя к единственному объяснению такой вопросительности Генерального, Митя принялся вспоминать, кто там за его спиной стоял или мог стоять». Но Генеральный опять в этом его умолчании в себе, видит, как минимум желание этой «Белой мыши» поторговаться.

– Сколько бы они тебе не предложили, я дам вдвое больше. – Прямо в лицо «Белой мыши», Генеральный брызжет деньгами, чьё количество строго соответствует тому номиналу, который предлагают все оказавшиеся в безвыходной ситуации, почти Генеральные личности. Ну а любое услышанное в устах Генерального повышение, как бальзам на душу, и Митя определённо поплывший от всех этих умопомрачительных цифр, только и может, как в согласии кивнуть головой.

Генеральный по молчанию «Белой мыши» понимает, что дело обстоит куда более серьёзней, чем он даже не предполагал, и поэтому решает положиться на его понимание, и начинает выражать свои мысли через выразительное гримасничанье, подкреплённое жестикуляцией рук.

– Я тебя понял. (Генеральный моргнул обеими глазами) Нас прослушивают. (Генеральный поочередно приложил свою руку к Митиному и своему уху) – Ну а после того, как Генеральный, таким образом пообщался с пришедшим в полный упадок от его странного поведения Митей, то он, бросая по сторонам свои взгляды, под его прикрытием выдвинулся на выход из зала. Где они и скрылись, оставив при своих домыслиях внимающего им Тишину, которому только дай волю, так он ещё не то услышит, чего, увы, а может даже к счастью, не дано всем кому не лень услышать. Ну, а кому лень, то с ними и так всё ясно.

– Щёлк-щёлк-щёлк. – Три раза повторяет вслух то, что слышит и даже своим внутренним зрением видит Тишина, заставляя Ростика, непривычного к таким полётам зрения, а по большей части мысли Тишины, ожидая разъяснений, внимательно посмотреть на него.

– Пуговицы отлетели. – Тишина видимо полагается на сообразительность Ростика, раз только ограничивается этим коротким объяснением, которого, судя по ответной улыбке Ростика, в общем-то, хватило.

– А теперь, совместное Оп-па! – Засмеялся Тишина и, не дожидаясь вопроса Ростика, тут же объяснил. – Их взгляды пересеклись в одной, так называемой точке сближения, где их глаза увидели не только то, что им открылось, но и в свете увиденного, друг друга. После чего они приступили к обоюдному спектральному анализу, который при наличии у них взаимности видения, откроет им глаза ещё на очень многое.

– А не боишься, что о твоих несознательных делах сверху узнают. – Влез в разговор Точь, который скорей всего уже начал скучать.

– Не боюсь. – Тишина определённо уже бахвалится, раз так себя самоуверенно ведёт.

– Ну, тогда я думаю, ты не будешь против, если мы пригласим за свой стол судьбу. – Как бы за между прочим сказал Точь, который своим заявлением мгновенно сменил краску раскрепощённости на лице Тишины на бледную внимательность, с которой он воззрился по сторонам.

– Да не туда ты смотришь. Вон она в центре, разыгрывается на аукционе. – С сарказмом на лице, Точь указывает Тишине в сторону центра зала, где уже начался аукцион, что для Ростика совершенно не понятно, шутит он или нет.

– Внимание! внимание! – Заговорил лицитатор. – Следующим лотом нашего аукциона выступает сценический костюм нашей звезды…Звезды! Ха-ха. Я думаю, что она звезда, но по полу – он (– Как всё же сложно с этими звёздами, которых и не разберёшь, как назвать, – небольшое отступление ведущего, вызывает небольшой смех в зале) Ну, в общем, он не нуждается в своём громком…– А главное в высоком. – Заглушает слова лицитатора, сидящий за соседним столом, элитарного вида, молодой, весь внешне и, наверное, и внутренне зализанный, скорей всего Мачо-мен, который был настолько брутален, что создавалось впечатление, что он и ходит только в те не столь отдалённые места, специально для него обозначенные не одной, а двумя буквами «М-М».

– Представлении. – Закончил фразу лицитатор, вызвав шумовые поветрия в виде хлипких аплодисментов и восторгического пищания яростных в своей рассудительности по отношению к своему кумиру фанаток, которых, впрочем, в виду зоркости не малостоящего билетного контроля, было раз, два и обчёлся.

– А я не удивлён. Если на сцене в основном поют трусы, то и почему бы им, невзирая на личности, не продолжить выступать после сцены. – Продолжает крыть свою правду-матку прямо в ухо рядом с ним сидящему Ростику, этот, не создающий, а скорее низвергающий кумиров элитарий. Но Ростик не спешит вступать в диалог с этим критически ко всем настроенным элитарием, от которого прямо-таки несёт его центробежной силой, которая, как все близко знакомые с физикой знают, при верчении не терпит всякой поверхностной шелухи и выносит её прочь. Ну а этот элитарий, судя по всему, в таких верхах крутился, что даже у Тишины мог бы дух захватить.

– Господа, не скупитесь! – Оглашает зал голос лицитатора, который под воздействием душной атмосферы, начал уже забываться, где он находится и что такого слова, не то что в лексиконе нет, но и находится под табу у столь сурово относящихся ко всякой скупости, господ и дельцов.

– Мы бережливы, а не … Даже скулы сводит от этого, невозможно выговорить слова. – Рассуждают в узком кругу самые бережливые умы и люди одной глобальности, которым невыносимо слышать человеческий поклёп в их сторону.

– А мы не будем рассуждать, а продолжим беречь. – Не смотря на понижающий контроль выпитого, продолжили здравомыслить сии достойные своего бережливого ума, сидящие подальше от аукциона господа, которые не прислушались к этим дерзким заявлениям лицитатора, а принялись в двойне беречь свои капиталы, но только не здоровье, зачастив принятием на грудь горячительного.

– В этом костюме он исполнял свои лучшие любовные баллады, которые даже я не дам себе соврать, соединили немало пылких сердец. – Продолжил увещевать публику лицитатор, набивая цену на новый лот, принадлежащий ещё одной звезде и само собой его костюму.

– Если первый звездец подстраховался своим ростом. Его пиджак мало кому будет в пору, то эта вторая звезданутость, всего-то отожралась на вольных хлебах и теперь не влезает ни в один свой костюм. Вот и приходится благотворить. Но я то, знаю…– Неумолимый элитарий, столь неумолим ко всем, что даже не заканчивает свою фразу, заставляя невольных слушателей обеспокоиться на счёт этих звёзд и даже за себя, представляя, что же он может такого знать на счёт них. И даже Ростик, уже было хотел забеспокоиться, как вдруг его и многих сидящих рядом людей, привлёк необычный, довольно отдающийся вибрацией звук, который, как правило, сопровождается падением чего-то массивного на пол. Ну а после того, как со стороны центра зала пришла шумовая, очень суетливая волна, с призывами о помощи и врача, то стало понятно, что это был за звук.

На что, тут же не смог смолчать элитарий и прокомментировал:

– Кому-то счастье подвалило.

Что на этот раз нашло свой должный отклик у Тишины, который с нетерпением в глазах, посмотрел на ухмыляющегося элитария и в одно слово: «Заткнись уже», – заткнул его улыбку в себя. И скорей всего это была всего лишь паузная заминка элитария, не привыкшего что-либо спускать и выпускать из своих рук. И, судя по предпринятым им совокупным мерам, в которые входило: багровость лица, концентрация его взгляда на своём носе, оттягивания бабочки на шее и других мелких подготовительных мер, он с секунды на секунду обрушился бы на Тишину, если бы неожиданно появившаяся Комаша, не схватила Тишину за руку и не увела его для того, чтобы кого-то там послушать.

– Ничего…– Бросив свой убийственный взгляд в спину Тишине, а затем на Ростика, элитарий дал ему понять то, что, либо в скором времени от них ничего не останется, либо у них в жизни ничего не останется, кроме разве что этого ничего. В общем, куда ни погляди, выбор определённо не радует и вынуждает только молиться и лучше прямо сейчас, и понятно кому. Режущий глаз вид элитария, в данном вопросе предполагает свой монотеизм.

Но Ростик, что удивительно, не задумывается над этими их перспективами, а завидев Комашу, вдруг озадачивается другим вопросом.

– Кстати, а где…. – Ростик не успевает закончить свой вопрос, как повернувшись в обратную от выхода сторону, тут же утыкается в глаза сногсшибательной брюнетки, от которой и получает свой ответ на своё вопросительное многоточие.

– Я знала, что ты обо мне вспомнишь. А это говорит о многом. – Не сводя своего взгляда с Ростика, тихо, но прямо в душу, аж, дух захватывает, проговаривает слова эта брюнетка, которая, судя по всему, олицетворяла собой Мару. А ведь Ростик до этого момента не только ни разу не видел её в полном свете (ресторанная иллюминация и обстановка, также служила не раскрытию, а наоборот прикрытию истинных лиц посетителей), но и не слышал её, как, впрочем, и голоса Комаши. О чём он только сейчас, после произнесенных Марой слов, не просто задумался, а поймал себя на такой мысли.

А между тем, посмотреть было не просто на что, а даже больше того, было невозможно отвести от неё глаз. Ну а когда так случается, то и сам вид человека, подверженного заглядению, тоже преображается и он, покрывшись красным налётом восторженности, если не зубами поскрипывает, то обязательно в такт своему невыносимо сильному и громкому дыханию, начинает цокать языком.