Мой друг – Тишина

– Говорят глаза зеркало души и кто-то даже позволяет себе сказать…Ха-ха. (жуткий смех незнакомца ответно затряс поджилки Лаймы) Давай посмотрю. Не знаю, что в них больше, глупой отваги или сердечной недостаточности, но скажу тебе, что это зрелище не для слабонервных. – Сделал паузу незнакомец для того чтобы не сменяя своего положения, прикрыть свой зонт и воткнуть его острым концом в землю. – Но дело в том, что без этого твоя жизнь не будет полноценной, а разве такое холодное прозябание, кого устроит. Ты, как думаешь? – Спросил незнакомец Лайму, которой стало ещё холодней от этих промёрзлых слов незнакомца.

– Да. – Бессознательно ответила Лайма.

– Вот и хорошо. – Тихо ответил незнакомец и, приблизившись к Лайме вплотную, снизу проговорил: «Тогда, не моргая, смотри прямо в свою душу», – и с холодным, заворожившим её выдохом, поднял на неё свои пустые глаза. Пронизывающий холод обволакивает эту сблизившуюся друг с другом пару и кажется, что он, уже заморозив их души, готов застеклить их в изваяние, как неожиданное голосовое заявление таксиста, сбрасывает с них оковы застылости.

– Эй! Чего вы там застыли?! – Со стороны выездной арки, до них доносится недовольный голос таксиста, который не раз на личном опыте убеждался какими проблемами могут обернуться такие поездки с пьяными клиентами, за которыми глаз да глаз нужен.

– Всё, уже идём! – Кричит ему в ответ незнакомец, подхватив упавшую ему на руки Лайму. После чего, он с удобством для себя берёт её наперевес на руки и таким образом, доставляет Лайму на заднее сидение такси, где усаживается рядом с ней. Но не успел он занять своё место на сидении, как приметливый таксист, состроив удивлённую физиономию, глядя на него в зеркало заднего вида, спросил его:

– А ты кто?

– А разве для тебя имеет принципиальное значение, кто платит за проезд? – Не подымая своей головы, жёстко ответил незнакомец, заставив резко дать заднюю таксиста.

– Не..нет. – Вдруг за заикался почему-то испугавшийся таксист.

– Так ты точно хочешь знать кто я? – Глубоко выдохнул слова из себя незнакомец.

– Нннет. – Вдавив голову в руль, отвечает таксист, которому почему-то прямо сейчас захотелось закрыть глаза и унестись отсюда подальше.

– Ну тогда, чего сидишь. Поехали. – Отдаёт команду незнакомец, на что водитель, которому не удалось мысленно переместиться куда-нибудь подальше отсюда, от нечего терять, решительно поднимает голову и, сделав невозмутимый вид, бросает свой взгляд на склонившегося над Лаймой незнакомца. Ну а после, спрашивает его:

– Я как понимаю, маршрут следования изменился?

– Нисколько. Едем всё также прямо. – Не поднимая головы, ответил ему незнакомец.

– Как скажите. – Усмехнулся таксист, чьё самообладание вновь вернулось к нему, и он напоследок, бросив критический взгляд в зеркало заднего вида, вернулся к лобовому окну обозрения, чей затуманенный вид, вызвал у него понимающую усмешку.

«Ну и выхлоп, аж, стёкла запотели», – покачал головой, таксист, вытащив из бардачка тряпку, уже было приготовился вытереть эту запотелость, как внимательно присмотревшись к стеклу, обнаружил, что его покрыла лёгкая изморозь. «Чёрт», – только и успел одёрнуться таксист, как изморозь в один момент перешла к нему и застудила его внутренности, отчего таксист застыл в своём одном положении.

– Ну, что там ещё? – Заметив застывшую нерешительность таксиста, незнакомец перестал задаваться вопросами, а открыв дверь, вышел из машины. Затем подошёл к водительской стороне, крепко взялся за эту замёрзшую водительскую статую, вытащил её вначале из салона автомобиля, а затем недолго думая, подтащив её к багажнику, прямиком отправил туда.

– Ну что спящая красавица. – Усевшись за водительское место, незнакомец внимательно посмотрел на лежащую сзади Лайму. – Поедем в свой хрустальный гроб, ждать принца. – Вдавив педаль акселератора, незнакомец поставил свою точку на несовершенстве этого мира, в этой пространственно-временной точке событийности.

Глава 6

По горячим, но столь холодным следам.

– Ну что скажешь? – переведя свой взгляд с застывшей монументальной упёртости Макса об стену на Тишину, спросил его Точь.

– То, что нам, как и ему, есть над чем подумать. – Отвечает Тишина, который всегда бесцеремонен, если, не подумавши, лезть к нему с вопросами, над которыми он ещё не подумал.

– Смотри, не сбей его с мысли, а то он тоже, как видно думает. – Усмехнулся Точь, со всех сторон рассматривая эту застывшую в обледенелости композицию «Писающего мальчика», которая крепилась на двух физических основах – на упёртости Макса головой об стену и замёршего напора его естества, соединявшего тело Макса и землю.

– А почему он, в такую-то погоду замёрз и не тает? – Не понятно почему, решился задаться вопросом Ростик.

– Это потому, что его физическое состояние носит мысленную основу. Ну а то, что замыслил, то оно не подчиняется обычным физическим основам. – Точь в своих словах указал на третью основу, так называемый третий кит, без которого ни одна конструкция не потянет на устойчивость.

– Я думаю, что такое его поведение можно было предугадать. И то, что он преисполненный ярости, начнёт свой отсчёт с тех, кто первый попадётся ему под руку, это было вполне ожидаемо. – Посмотрев на Точа и Ростика, сделал вывод Тишина.

– Не знаю. Может быть и так, а может быть и нет. Но так или иначе, а это стоит проверить. – Ответил ему Точь, заставив Тишину с сомнением поднять брови. Что в свою очередь, вызвало возбуждение у Точа, явно имеющего на всё свою точку зрения.

– Вот только не надо мне говорить о некой системе, с её алгоритмом поведения, под который попадает каждая живая и неживая единица. – Ухватив в кулаки воздух, Точь принялся яростно защищать свою точку зрения.

– А что не так-то? – Тишина удивлённо посмотрел на Точа. – Я считаю, что он, несомненно, сначала захочет выпустить пар (что ты может наблюдать воочию) и лишь затем, придя к своей осмысленности, будет судить и выносить свой приговор миру.

– Это, конечно, всё логично звучит. Но как раз эта простота, меня и пугает. – Пожимая плечами, ответил ему Точь. На что Тишина ничего не ответил, а ещё раз посмотрел на Макса и, переведя свой взгляд на Мару, теперь обратился с вопросом к ней:

– Ну а ты Мара, что скажешь?

На что Мара, прежде чем ответить, решила более детально изучить этот объект обследования, требующий своего ответа. Для чего она, как и прежде до неё Точь, и все остальные, обошла со всех сторон Макса и, заглянув снизу в его глаза, что надо признать, было не так уж легко сделать и ей для этого пришлось использовать всегда имеющееся у неё под рукой небольшое зеркальце на ручке. Которое она, сначала по привычке сунула ему в рот, ну а потом, извлеча урок из этой оплошности, заглянула через зеркало в его до сих пор открытые глаза. И хотя еле заметная пробежавшая тень в отражении зеркала её глаз, могла навести на некоторые вдумчивые мысли, тем не менее, Мара ничего не сказала, а убрав зеркало в сумку, решила прибегнуть к ручному методу исследования. С коим она и приступила, приложив свою руку к плечу Макса, от которого она тут же, как от ожога, одёрнулась в сторону.

– Да. Праведность отчаянно жгуча. Даже Маре не постичь пределы её выжигающих холодом сердца разумений. – За Мару ответил Тишина, глядя на гримасу боли её темноты, выглядывающей из под капюшона.

– Ну а ты, Ростик. Что можешь сказать, глядя на всё это? – Спросил Ростика Тишина. Но что Ростик может сказать, кроме того, как только пожав плечами, высказать глубокое сожаление.

– Ладно. Я как вижу, нам придётся прибегнуть к помощи…–Тишина сделал паузу и посмотрел на Точа, чьё догадливое лицо, начало приобретать нахмуренный вид. – Что поделать, раз без него не обойтись. – На этот раз уже Тишина, для большего убеждения Точа, сопроводил свои слова уверительными пожатиями своих плеч.

– Ладно. – Сквозь зубы проговорил Точь. – Только смотри, я за себя не ручаюсь.

– Я понял, – усмехнулся Тишина. – Значит так (Тишина посмотрел на Мару и Комашу). Вы идёте в машину и дожидаетесь нас там. А мы тут пройдёмся. – После чего Тишина, дабы не возникло сомнений и желания оспаривать его команду, более сурово посмотрел на уже было пожелавших оспаривать и подвергать сомнению его слова Комашу и Мару. Они же, поняв, что спорить бесполезно, пристукнув ножками по земле и, дёрнув свои руки в ту же нижнюю сторону, полные недовольства и сомнений на счёт их верности Тишине, отправились в машину, чтобы там источать себя в таком сознании не правоты Тишины.

Ну а сам Тишина, проводив взглядом недовольные спины Мары и Комаши, посмотрел на внимающего ему Ростика и, обняв его сказал:

– Что-то мне подсказывает, что нам надо идти строго наверх, в сторону внутренних улице сплетений. А там уж мы сможем отыскать все следы тех, кто нам нужен.

– Да кого мы всё-таки ищем? – Ростик уже боится спрашивать, интуитивно чувствуя, что ему, либо проигнорировав, не ответят, либо же обязательно какая-нибудь случайность, возникшая специально для того чтобы ему не ответили, сейчас же даст о себе знать. Но кажется, гром и молнии молчат, что позволяет Тишине ответить ему.

– Ну, для начала, давай отыщем Дежавю…– Как уже не ожидалось или всё же подспудно ожидалось Ростиком, Тишина, отвлечённый звонким падением чего-то или кого-то там сзади, что немедленно потребовало от них вовлечённости, с обязательным поворотом голов назад, не договорив, сбился со своего слова. Где их вниманию и предстала картина падения, как Макса на землю, так и Точа, в своей не воздержанности в себя. Что, конечно же, требует своих объяснений от Точа, который из двух павших, единственный имел возможности для осуществления всех этих падений, ну и скорее всего, от Макса не только слова не вытянешь, но и ничего не добьёшься.

Но Тишина и даже Ростик не стали ничего спрашивать у расплывшегося в глупой улыбке Точа, из чего, с первого взгляда стало понятно, что сейчас здесь произошло. Что, конечно, понятно только для всех разноплановых лиц, имеющих хорошее воображение. Ну а как быть тем, кто движется по этому миру буквально на ощупь, полагаясь только на свои, а чаще на чужие, кем-то прописанные в книгах строгие правила, которые ограничив фантазийные возможности, не позволяют заглянуть за пределы написанного, а чего уж и говорить о чтении между строк.

Так что для них давайте сделаем небольшое отступление и, сопоставив нервное отношение к ещё неупомянутому Тишиной Дежавю, с коим, судя по хмурости лица Точа, у него были свои, на ножах не взаимопонимания и даже тёрки, то можно предположить, что когда Тишина выдал вслух это ненавистное для Точа имя, то он скорей всего, не вытерпел и с желанием не сдерживаться и выплеснуть из себя горечь, решил что-нибудь пнуть. Ну а это желание было столь требовательным к Точу, что он не найдя рядом с собой какой-нибудь валяющейся подходящей для этого банки, за не имением времени для поиска её, в один взгляд обнаружил, стоящий в виде Макса, подходящий для этого предмет. На котором, конечно же, можно было без труда выместить свою нервность.

Но Точь никаким боком не относился к тем, кто, пнув под зад, может вот так кощунственно поступить к незнакомому или даже знакомому бывшему человеку, который может быть даже тысячу раз этого заслуживает. А вот в один мощный удар выбить из под него ледяную писающую подпорку, которая совершенно не эстетично выглядела в этой дворовой композиции, он как оказалось даже очень может. Ну а дальше конструкция «Писающий мальчик», потеряв одну из двух основных опор и гадать уже не надо, а взяла и в один момент, даже не сложилась, а рухнула вниз, похоронив под собой несущего до дому горошину навозного жука.

– Как же я забыл тебе сказать: «Смотри не разбей». Ай-яй-яй. Что теперь поделаешь, сам виноват. – Покачал головой Тишина и, повернувшись, продолжил дальнейший свой путь.

– А ты начинай слушать. – Обратился Тишина к шагающему рядом с ним Ростику.

– Как? – спросил его Ростик, который хоть природно и умел слушать, но судя по всем этим необычным обстоятельствам и самим спутникам, которые смотрят и скорей всего, слышат мир несколько иначе, это требовало для него своего инструктажа. С коим незамедлительно выступил Тишина.

– Смотри. – Нагнулся к земле Тишина, указывая на что-то, что Ростик пока сам не присел на коленки, не смог бы и заметить.

«И что?» – Молчаливая концентрация взгляда Ростика на ни чем не примечательную поверхность земли, говорила сама за себя.

– Видишь, строго очерченная треугольником вдавленность в земле. – Тишина, перехватив палец Ростика, направил его в с трудом различимую ямку.

– Чувствую. – Ответил ему Ростик, решивший лишний раз не тщеславить своё зрение, не имевшего к этой обозрительности никакого отношения.

– Он здесь стоял и судя по следам, где одни женские заканчиваются на этом месте, а мужские… Видишь, до этого места они еле видны (Тишина комментируя, двигает рукой Ростика по всему этому, как оказывается, не спокойному пятачку), а затем приобретают глубину и чёткость. – Тишина посмотрел на Ростика, для того чтобы убедиться, что он тоже ощутил.

– И о чём это нам говорит? – спросил Ростика Тишина.

– О том, что он скорей всего, взял кого-то на руки. – Ответил Ростик Тишине со своего сидячего положения.

– Точно. – Радостно ответил Тишина, потревожив стоящего за их спинами Точа, который воспринял это своё упоминание помимо него, как акт своего наказания со стороны Тишины.

«Поговори мне ещё», – Озлился Точь, глядя на Тишину.

– Ну а что скажешь на счёт этой маленькой выемки? – Не обращая внимание на недовольство Точа, Тишина спросил Ростика. На что Ростик, вернувшись рукой к этой продавленности, снова опустил в неё свой палец и, замерев на месте, принялся слушать себя.

– Я ничего не вижу. – После небольшой паузы, растерянно сказал Ростик.

– Ничего. Ты ещё увидишь. – Похлопав Ростика по плечу, ответил ему Тишина, поднимаясь на ноги.

– Но кого он взял? И кто вообще, этот он? – поднявшись на ноги вслед за Тишиной, спросил его Ростик. На что Тишина внимательно посмотрел на него и бросив в лицо одно слово: «Праведник», – направил свой неспешный ход вглубь этих задворок.

«Праведник», – мысленно повторил про себя это имя Ростик, недоумённо пожав своими плечами, понимая лишь одно, что этот ответ Тишины его вообще ни к чему не приблизил. После чего решив, что лучше будет придерживаться правила: «всему своё время», двинулся догонять Тишину.

– Ну а насчёт Дежавю. Что-нибудь узнать можно? – догнав Тишину, спросил его Ростик.

– Сейчас увидишь. – Усмехнулся в ответ Тишина.

– Где? – всё не унимается и спрашивает Ростик.

– В данном случае вопрос «Где?», не уместен. А вот «как?»…, и как ты только увидишь его, то он сразу и явится. – В том же ироническом ключе отвечает ему Тишина.

– Но как я его узнаю? – спросил Ростик.

– Не беспокойся, узнаешь. – Резко оборвал Ростика и в том числе себя Тишина, заметив какой-то блестящий осколок на дороге. Каких, в общем-то, было полно в этом на задворках жизни месте, которое и создано было для того, чтобы в нём приют для себя находили различные осколки жизни. Но Тишина не спешит через общность проходить мимо частности, и он наклонившись к этому осколку, который скорей всего, когда-то входил в общность под названием бутылка, взяв его в руку, начинает прибывать в себе.

– Ну и что ты услышал? – Спросил Тишину, подошедший Точь.

– Вот из-за таких как ты, хрен услышишь себя. – К неожиданности Ростика, Тишина накинулся на Точа. – А потом люди, не слыша, перестают слушать себя, а слушают кого угодно или вообще шум в своей голове, и в результате совершают чёрт знает что.

– Значит, в бар. – Теперь уже Точь, своим ответным благодушием, которое подвело итог этой иносказательности Тишины, которому всё же свойственно домысливание, нежели прямые ответы, удивляет Ростика.

– Тебя не проведёшь. – Ухмыляется в ответ Тишина, отбрасывая осколок бутылки. – Если, конечно…– Тишина вдруг останавливается и как заметил Ростик, с хитринкой в глазах, смотрит на Точа. Который, в свою очередь, остановился в ожидании продолжения этого, судя по всему, вызова ему.

«Ну?», – взгляд Точа красноречивей всяких слов.

– Ладно, назови мне марку пива, которое было в этой бутылке? – с победной иронией в голосе, спросил Точа Тишина.

– Три светлого!! – Делая заказ в одном из суровых баров, одного из не менее сурового микрорайона, Точь очень ловко ответил на поставленный Тишиной вопрос, которому теперь будет не так легко рассчитаться с Точем, у которого запросы о-го-го. А вот если ты их удовлетворишь, то тогда ты и рассчитаешься! Присаживаясь за дальний от бара столик у окна, выходящего на улицу, Точь явно чувствует себя хозяином положения, который, так уж и быть, сделает первый заказ, а уж все последующие лежат под честное слово на Тишине.

– Что ж сказать. Такие злачные места всегда притягивают праведников и скорее всего, и наш, нутром чувствуя, что его здесь ждут, даже не смотря на всю свою спешку и нетерпение, не сможет пройти мимо этого заведения. – Сделал вывод Тишина, разглядывая внутреннюю обстановку этого в сумрачном освещении бара, чей мрачный интерьер, которому добавляли острых ощущений такие же удручённые собой и также всем вокруг, невесёлые, даже не лица, а физиономии, наводил на должные мысли, способствующие желанию побыстрее напиться и забыться.

И хотя не слишком большие размеры придорожного бара, не способствовали одновременному размещению у себя большого количества потерявшихся в этом мире забулдыг, он, тем не менее, успевал пропустить через себя все надежды и чаяния пожелавших их пропустить. Чему как раз очень способствовала находящаяся здесь публика, для которой главное правило по жизни, было не задерживать тару и тем более, свои зенки на их лицах. Что с трудом удавалось сделать малознакомым с этими нравами, случайно заглянувшим сюда посетителям. Которым, конечно же, для расширения их кругозора, тут же или вернее там за углом, прямо у уличного кустарного вида туалета (что поделать, раз некоторым очень тягостно находиться внутри душного ограниченного пространства и им хочется на свежем воздухе найти взаимопонимание с природой), будет всё досконально, не только объяснено, но и дано время на раздумье; в самом наилучшем для него виде, лёжа с вынесенной челюстью в кустах.

– Молчание – золото. – Первое, что придёт на ум человеку, потерявшему возможность развести челюсть и какое либо желание говорить, которое он с помощью своего мычания, попытается скорей всего проверить. А проверяй, не проверяй, а сии достойные ученики задворок жизни, должно знают своё дело и любое правило, для того чтобы оно должно было усвоено, они так мощно вбивают в голову или челюсть, что ты хочешь, не хочешь, а будешь вынужден практически усвоить.

– Дзен! – звучно под дых отдался в голове звук ботинка со стальными набойками, вернувшегося на зов ученика, одного из наиболее усердных учителей. После чего, не слишком усидчивый ученик, задохнувшись в своём пренебрежении к усердию, пытаясь вдохнуть в себя хоть чего-нибудь, сгибается в четверть.

– Ты, как я вижу, в своём самосознании не далеко ушёл от своих сородичей. И делаешь ту же самую распространённую ошибку, виня во всём не себя, а этот, такой неприветливый мир. Но дело в том, что вся твоя беда заключается в самом тебе, в твоей полной всякого вздора голове, которая и не даёт тебе спокойно взирать на мир, бесконечно дёргая тебя от одного к другому, что и приводит к потере равновесия. Но я то, знаю, что вы не желаете знать. И только состояние без я, позволяет достичь внутреннего баланса. – Последователь дзен-учения, внимательно посмотрел на притихшего невольного ученика, который решил, что второго дзена по почкам он не выдержит. – Вижу, ты уже сделал свой первый шаг к пониманию своего места в этом мире, где каждому уготована своя непреложная мысль. Ладно, не беспокойся и я так уж и быть, помогу тебе сделать второй шаг, и приблизиться к пустоте сознания – к своему не я.

– Дзен! – из кустов вновь послышался звук стальных набоек, родивший ещё одну пустоту дзен-учения. Ну а сам мастер (а другим он не мог быть по определению, но и по жизни, имея мастерский разряд по боксу), нутром чувствуя, что он, во-первых, хочет согреть своё нутро согревающей жидкостью и, во-вторых, что внутри бара находится ещё столько несмышленышей, которым нужно всё объяснить, скорым шагом возвращается под сени этого помещения.

И хотя под стенами (да-да, именно так, без предлога «в» и всяких «–нах»), что только на первый взгляд, так звучит несколько не осмысленно, хотя и сам этот последний используемый словооборот, тоже несколько вопросительно читается. «Как это ещё может, на первый взгляд звучать?», – тут же зададутся вопросом придирчивые лингвисты. «Ну а уж что и говорить о том, что находится под стенами, можно лишь в той ситуации, как в случае, например, землетрясения и вовсе не имеет смысла. Так что, в данном и в любом другом случае, будет вернее сказать: находясь под потолком или крышей». – Уверенные в собственной непогрешимости, утвердительно покачают головами твёрдые в своих убеждениях лингвисты.

Что ж, может быть и так, но только они (лингвисты), как всегда не учли пространственно-временной континуум, который, как это обычно бывает, налагает своё мироощущение на всякое словоупотребление. Которое в данном барном месте, было редко выдержанным в рамках приличий (оно, скорее всего, было настояно на своём понимании мира и крепости напитка, вносимого внутрь с одного глотка) и не соответствовало классическим правилам употребления слова. Ведь когда слова идут от самого сердца, минуя всех этих наводящих на них лоск и блеск посредников в виде мозгов и уже связанного языка (он, как все знают, человеческого языка не понимает и его приходиться связывать, и ни каким-нибудь обещанием, что есть главная ошибка новичков, а обязательно крепостью употребляемого напитка), то они, хоть и не несут в себе всех этих смысловых вывертов, так украшающих всякое слово, но дело в том, что и твой слушатель слышит тебя своим сердцем. А ему для большего понимания и не нужно.

Ну а что касается того употребления словосочетания: «под стенами этого бара», то и здесь всё верно, ведь большинство посетителей, в конце концов своего пребывания в стенах бара, изменяют (но только не себе) своё пространственное положение и оказываются как раз под стенами, ну и заодно, под лавками и столами этого барного помещения. Что, с первого взгляда и услышала (а это второе объяснение возможности первого взглядового звучания, который источал храп, занявших своё верное место в этом мире усталостей от него) вошедшая в бар компания, состоящая из Тишины, Точа и Ростика.

– А здесь, ожидаемо. – Резюмировал свой обзор внутреннего помещения бара Тишина, пока Точь, дабы не беспокоить редкого официанта, который и так был обеспокоен животрепещущим вопросом: «А какого, он здесь делает?», – ну и в придачу, как бы ему, по добру, по здорову уйти отсюда, отправился за своим самообслуживанием.

И хотя это «ожидаемо», в зависимости от заложенных в тебя стереотипов, в каждой голове звучит по разному, всё же на этот раз Тишина, в своих выводах не слишком отступил от того, что каждый ни разу не бывавший в таких заведениях, но где-то, как-то слышавший о стоящих там дым-трубой нравах, предполагал бы увидеть.

Так, у занимающего своё боковое место, в дальнем от входа углу помещался бильярд, вокруг которого суетилась компания крепких парней, которые скорей всего, были за рулём мотоцикла и оттого не слишком налегали на спиртное, и поэтому ещё позволяли себе стоять на ногах. Да и кий в руках, ну и сам бильярдный стол, временами, так или иначе, крепил их усердие, не позволяя упасть в глазах присутствующих здесь же их великолепных подруг, чьи сбитые ветром причёски и соответствующие их байкерскому имиджу татуировки и кожаные одеяния, во всей красе показывали то, на что они способны.

И если эта наиболее количественная группа посетителей, определённо создавала свой музыкальный фон внутреннему убранству бару, то вторая, чуть менее многочисленная группа выпивох, предпочитала всякой деятельной игре типа бильярда, не менее интригующую игру под названием: «игры разума». Эта компания большой суровости и требовательности к этой жизни, что было очень живо написано на их лицах, умственно находясь везде, всё же физически занимала свой стоящий прямо напротив стойки бара, сдвинутый из двух столов столик. Что, возможно, в каких других случаях не слишком позволительно, но когда на эти движения решаются постоянные завсегдатаи бара, которые к тому же не столько требовательны, а скорее, более чем иной посетитель, усердны в своём употреблении (не успел официант исполнить заказ, а он уже вновь назрел у них в головах и на столе. И теперь подумайте, сколько бы им пришлось ждать, займи они дальний в углу столик), то разве им откажешь.

Ну а как все знают, что когда в таком специфическом помещении собирается в одном месте столько суровых лиц, то они очень строги, как к окружающему, так и друг к другу. И стоит только кому-нибудь из них забыться и слишком громко заявить о себе: «Да Я», то тут же своё слово берёт чей-то жаждущий справедливости кулак, который, конечно, понимает желание заявившего это, если не выделиться, то, как минимум не забыть себя, но зачем же с большой «Я» буквы. После чего кулак обрушивается на этого зазнайку и отправляет его под стол подумать над своим, теперь уже маленьким «я».