Напёрстки и перстни

– Смотри! – услышала она.

Обернувшись в сторону кресла, где только что сидел Ванятка, там его она не обнаружила, он уже стоял у белой стены, на которой проступало словно туманно акварельное видение какого-то судя по архитектуре города будущего и тут же прошлого. Оно уже словно таяло и покрывалось белым туманом снова превращаясь в белую стену зала.

– Надо рассказать остальным – сказала Марта.

Ванятка согласно кивнул.

– Дождёмся, когда все снова здесь соберутся. Пойду пока к себе. Мне надо подумать. – И Марта пошла по коридору к комнате. В которую пойду, та и моя – и так, по всей видимости, прозвучало в голове каждого из присутствующих.

Небольшая комната с окном была, судя по всему типовой, тупиком каждого коридора-луча, ведущего из центральной комнаты, как и все остальные. На кровати лежал плед с рисунком из переплетающихся змей. Марта присела на стул, стоящий у подоконника продолговатого окна. И почему-то вспомнила разговор с одним своим старым другом, Роми. Математик и кино-художник. Они любили говорить о разных сумасшестностях, разговаривая и рассматривая какие-то ненормальности, обнаруживать некую симметрию в казалось бы на первый взгляд хаосе, всегда был на самом деле в глубине скрыт какой-то новый неведомый узор.

Роми создавал свой собственный язык, свет, звук, ритм. Он говорил, что у него было предчувствие, что в текстах людей с психическими расстройствами присутствуют определенные узоры, и раскрытие свойств этих узоров способно дать новое представление о пространстве. Это не ритм текста, не пульс, это узоры со склейками-разрывами, которые можно разглядеть лишь при глубинном подходе. Бред должен быть качественно отличен от имитации бреда. Бред лежит на больной поверхности, а имитация лежит на здоровой, искусственно помятой. Бред должен растечься по сознанию узором, лишь тогда он начнет действовать и преобразовывать сознание, а сингулярные вспышки бреда ничего не несут. Бред становится бредом тогда, когда становится узором. Образование этого узора идет по общим природным принципам – как сложного естественного организма. Склейки-разрывы делаются природой, и это качественно те же склейки-разрывы, что и в других комнатах бытия, следы фундаментальных принципов.

Вот и сейчас ей нужен был ключ, чтобы раскодировать это пространство и его язык. И его не было, и узора ещё не было, они сами его создадут. По всей видимости. Возможно за этим они все и собраны здесь. Марта неосознанно наклонила голову к левому плечу, словно прислушивалась к чему-то, к какой-то точке в себе, потом выпрямила шею обратно и сложив ладони перекрестив пальцы, соединила указательный и большой уткнувшись в них, и так и замерла отстранённо, словно выключилась из этого мира уйдя в свой, другой.

Половцев смотрел в окно своей комнаты. В окне висела омела. В Арктике летом солнце почти не садится, долго вися над горизонтом. Даря вечный заход или вечный закат. Туман бежал по склонам, струился словно дым из под копыт табунов невидимых лошадей. Где-то вдалеке мерещился море-океан. Чёрная полоска вымытого волнами берега, в белой пене тёмно-синих волн, отделяла вкрапления белого снега, переходящего в сплошной белый длящийся до самых вершин гор.

Итак, они в Арктике. Как бы неправдоподобно это ни было. Последнее что помнил он, перед развалом всего, это то, как пытался договориться о консервировании самых старинных книг и библиотек. Утрата истории, вот чего он боялся всего больше. И когда на его глазах, каменные стены корпусов Оксфорда начали уходить под землю, а его завертело и отбросило куда-то в сторону, а потом он очнулся уже здесь. Он не знал что стало с тем миром, в котором жил он, его друзья, коллеги и знакомые, потерял он всё, как и всё человечество. Или не потерял. Исчезновение всего прежнего мира казалось чем-то невообразимым. Видимо, чтобы принять это и поверить, даже того ужаса, что он успел увидеть, оказалось мало.

И всё же и всё же – деньги отличные слуги и отвратные господа. Всё происходящее сводится в конечном итоге только к этому. Половцев никогда не демонизировал капитал, он любил деньги, но они были просто одним из ресурсов, с которыми можно было быстрее решить какие-то вопросы, без денег невозможно было открывать, исследовать, творить, создавать. Материальный мир, в котором мы все живём, даже при всей своей виртуальности не мог перестать быть материальным.

Кстати о материальном, надо пойди обследовать их новое жилище, проверить наличие еды и воды, осмотреть саму базу и окрестности. Окрестности ушёл исследовать, судя по всему, – Сазанов, Половцев видел его уходящую в белую даль фигуру.

Место где они оказались напоминало ему чем-то «Северный клевер», всё же больше его, чем «Джанг Бого», аэродинамический силуэт станции помогает отчасти избежать повреждений холодным ветром, только лучей было шесть, по числу постояльцев. Они очнулись в центральной комнате, из которой лучи коридоры вели к комнатам-каютам, а нижние этажи уходили тоннелями куда-то судя по всему в глубокие затерянные чёрт знает где полярные льды.

Карина гуляла по базе, под центральной комнатой, была почти такая же комната ниже, там были свалены куча подушек, свет был приглушён, и в целом она напоминала релакс-зону. Завалившись подудобнее, Карина начала думать и вспоминать, состояние в целом было немного оглушённым, мысли – несколько обрывочными, но в целом, выстраивать воспоминания в единую систему она могла. Цифр-клон-дубли были созданы для того, чтобы заменить перебросить максимум средств со счетов сверх-богатых на счета принадлежащие буянам, а затем в фонды и научные и культурные центры, и устранить худших из худших представителей семей и кланов, самых алчных и тех кто продлевал и продлевал себе жизнь ценой жизней других людей, не собираясь умирать, пренебрегая отпущенным ему сроком. Ведь всё можно по их мнению купить и продать. Итак, День начала и конца открыли переводы состояний, и смерти; не всех потомков, но самых влиятельных, тех, кто действительно был ответственен за принятие и исполнение решений ухудшающих жизнь людей и планеты, отъявленных состоятельных мерзавцев из семей и кланов: Ротшильдов после устранения накрыли красными щитами, там помогли отпрыски первых дочерей, они так и не простили отца, за это его – наследуют только сыновья, многие бутылки красного же пропали так и не найдясь; Рокфелеров утопили в нефти и закопали в угле Ладлоу; Барухов – измельчили и сделали из них табак сахар и виски; Морганов – электричеством; Дюпонов взорвали порохом; Марсов превратили в шоколадный батончик; Уолтонов зарыли под магазинами; Кохов в температурных камерах чтобы антропогенное глобальное потепление добралось до тех, кто спонсировал его, а потом замёл следы; Голдманов Саксов – «инвестировали» в его банк, как и многих кого было далеко или слишком хлопотно по тому, как нажито состояние их семей упокоить. Представителям мировых конгломератов из европейских и арабских, индийских, азиатских семей тоже досталось, но везде учитывались вложения не просто денег, а действительно времени и личного интереса в сохранении планеты, истории, науки и культуры. Так тех, кто восстановил Собор Парижской богоматери – не тронули, но самым отбитым мерзко ведущим себя наглецам дали понять, что будет, если их поведение не изменится, что они не всесильны и за всё придётся отвечать наравне со всеми, как и простым смертным.

Юся зайдя в свою комнату обнаружила, помимо простой но изысканной мебелировки ботанический постер на стене с изображением чертополоха. Красивый цветок ,хоть и с шипами.. На столике лежал перстень с чертополохом, Юся взяла и надела его на указательный палец. У окна был небольшой открытый шкаф с книгами, она достала особо не всматриваясь одну из них, это была книга Юрия Лотмана «Беседы о русской культуре».

«История плохо предсказывает будущее, но хорошо объясняет настоящее. Мы сейчас переживаем время увлечения историей. Это не случайно. Время революций антиисторично по своей природе. Время реформ всегда обращает людей к размышлениям о дорогах истории. Жан-Жак Руссо в «Трактате об общественном договоре» в предгрозовой атмосфере надвигающейся революции, приближение которой он зарегистрировал, как чуткий барометр, писал, что изучение истории полезно только тиранам. Вместо того, чтобы изучать как было, надо познать, как должно быть. Теоретические утопии в такой эпохе привлекают больше чем исторические документы. Когда общество проходит через эту критическую точку и дальнейшее развитие начинает рисоваться не как создание нового мира на развалинах старого, а в виде органического и непрерывного развития, история снова вступает в свои права. Но здесь происходит характерное смещение. Интерес к истории пробудился, а навыки исторического исследования порой утеряны, документы забыты, старые исторические концепции не удовлетворяют, а новых нет. И тут лукавую помощь предлагают привычные приёмы: выдумываются утопии, создаются условные конструкции, но уже не будущего, а прошлого, рождается квази-историческая литература, которая особо притягательна для массового сознания, потому что замещает трудную и непонятную, неподдающуюся единому истолкованию реальность легко усваиваемыми мифами.» – Мда уж, подумала Юся, вот так не в бровь, а в глаз. Она не особо удивлялась произошедшему, она давно привыкла, что норма в её мире работает именно так. Непредсказуемо. Ответ на вопрос редко давался как положено. Но и вопросы у неё обычно возникали не из серии тех, ответы на которые понятны, просты и бесхитростны.

Когда Марта и все ушли, Ванятка остался один сидеть в кресле в центральной комнате и по кругу слушал Паноптиком (Panopticom) Петера Габриэля.

In the air the smoke cloud takes its form

В воздухе облако дыма принимает свою форму,

Panopticom.

Let’s find out what’s going on

Давайте узнаем, что происходит.

Panopticom.

Let’s see where clues are leading

Давайте посмотрим, куда ведут улики

Panopticom.

Won't you show us what's going on?

Не покажете ли вы нам, что происходит?

Panopticom.

So how much is real?

Так сколько из этого реально?

And we pour the medicine down

И мы выливаем лекарство,

While we watch the world around us

Пока мы смотрим на мир вокруг нас.

We got witness on the ground

У нас есть свидетель на местах,

Takin' in the evidence

Собирающий улики.

And we reach across the globe

И мы охватываем весь земной шар,

We got all the information flowing

Мы получаем всю информацию.

You face the mother lode

Ты имеешь дело с золотой жилой:

Tentacles around you

Щупальца вокруг тебя,

Around you

Вокруг тебя.

From above and deep below the ground

Сверху и глубоко под землей,

It was in Berlin

Дело было в Берлине,

That all the evidence was found

Именно там обнаружили все доказательства.

Look from the street

Рассматриваем с улицы,

And we look down from the skies

И мы разглядываем с небес,

See through the barriers

Видим сквозь барьеры,

We can see through all those lies

Мы можем видеть сквозь всю эту ложь.

…

Panopticom.

Won't you show us what's going on?

Не покажете ли вы нам, что происходит?

Panopticom.

So how much is real?

Так сколько из этого реально?

Tentacles around you

Щупальца вокруг тебя,

Around you

Вокруг тебя.

Песня была навеяна идеей одноименного проекта "бесконечно расширяемого доступного глобуса данных", инициатором которого являлся Габриэль. Текст песни также частично вдохновлен работой трех организаций – Forensic Architecture, Bellingcat и основанной Габриэлем новаторской правозащитной организации WITNESS. Ванятка вспоминал, как смотался в своё время на выставку "Судебная архитектура: свидетели" которая была пятой из серии "Студия архитектора" в Музее современного искусства Луизианы. Вместо того чтобы превращать архитектуру как таковую в объект анализа с помощью моделей и изображений, Forensic Architecture создавала модели и виртуальные пространства, позволяющие по-новому взглянуть на конкретные события. Смысл был в том, что криминалистическая архитектура придавала голос материалам, сооружениям и людям, переводя и распространяя свидетельства преступлений, совершенных против них, рассказывая их истории в виде изображений и звука. Когда инцидент насилия и его свидетели подвергаются пространственному анализу, они приобретают визуальную форму. Соответственно, судебная архитектура – это еще и эстетическая практика, изучающая, как пространство воспринимает события, которые в нем происходят. Расследование и представление свидетельских показаний зависит от того, как событие воспринимается, документируется и преподносится. В отличие от устоявшихся форм расследования преступлений и конфликтов, криминалистическая архитектура использовала ряд нетрадиционных и уникальных методов, чтобы пролить свет на события, основываясь на пространствах, где они происходили. Свидетельские показания, которые занимают центральное место в дискуссиях о правах человека, могут быть чем-то большим, чем просто устные показания в суде. Свидетельствовать может любой материал, такой как листья, пыль и кирпичи.

Forensic Architecture исследует вещественные доказательства и озвучивает их, используя данные из открытых источников, проанализированные с использованием передовых методов, частично разработанных ими самими. Используя 3D-модели, они помогают восстановить воспоминания свидетелей, переживших травмирующие события. Цель состоит в том, чтобы воссоздать "пространство", в котором произошел данный инцидент, а затем воспроизвести соответствующие события в рамках этой сконструированной модели. Наиболее важными источниками, как правило, являются общедоступные: социальные сети, блоги, правительственные веб-сайты, источники спутниковых данных, новостные сайты и так далее. Работая с изображениями, данными и свидетельскими показаниями и предоставляя доступ к их результатам онлайн, а также демонстрируя избранные дела в галереях и музеях, Forensic Architecture переносит свои расследования в зал суда нового типа.

Ванятка сидел и кодил. Не было клавиатуры под руками, не было экрана, но пространство в этом зале всё было компьютером. Как он это увидел и понял, он не собирался разбираться. Ему нужно было сделать дело. Написать сверхкод. Алгебра над полем в векторном пространстве, естественные преобразования и конструкции, функторы и морфизмы, биквантернионы, свободные модули и групповые кольца – всё это проносилось в его голове, но пока не складывалось в единую систему. Не складывалось, но должно сложиться. Пока всё не самоустранилось.

Карина – всегда видела аномалии. Она ничего для этого скила специально не делала, просто взгляд цеплялся – что-то не то. И всё. Оставалось только найти, разобраться и выяснить – что именно. Багами она занималась ещё в школе, а потом, написала прогу «Золушка», которая отделяла факты от фейков, зёрна от плевел. Система видела аномалию в какой-то части потока, оцифровывала ее и по цифрам сверяла, закидывала в бустинговую модель, которая собирала воедино все проверки, и потом отсеивала, перемешивала, совмещала, сравнивала, и снова отсеивала, одновременно над- и под- уровнево плюсом к основному потоку. Надо осмотреть базу потщательнее,но сначала пойду найду свою комнату, решила она.

Половцев бродил по снежинке (про себя он так назвал их базу), верхний лучевой уровень надлёдный и правда был на неё похож, внизу были различные инженерные сети и системы, многочисленные коридоры и тоннели, а под гостиной-трапезной-столовой и заодно центром всеобщего наверху, внизу, рядом с лаунж-зоной с подушками, была компьютерно-бумажная библиотека. Часть книг стояла на стеллажах в своем первозданном бумажном виде, часть в электронном виде располагалась в виде каталогов – планшетах Вестниках, где ты так же листал страницы, только цифровые.

Половцев открыл наугад электронный планшетный Вестник лежащий на столе, и даже не удивился, что там оказалась та самая статья Евгения Черешнева, о которой он недавно думал, про глобалистов и антиглобалистов. Половцеву был близок подход – бери что есть, смотри на факты, анализируй и делай выводы, время покажет, верные они ли. Сейчас он сидел и сравнивал теоретические рассуждения, и как оно могло повернуться, и как в результате повернулось. Судя по тому, как действовали Буяны, они тоже читали и Мура и Черешнева, или кого-то ещё, кого читали или возможно цитировали и Мур и Черешнев, эпоха постмодерна, что вы хотите. Все заимствуют всё у всех.

Глобалистам были интересны единые культурные и исторические “скрепы” – условно, выравнивание триггеров радости, грусти, хорошо-плохо, важных праздников (что начала в своё время делать ещё христианская церковь, просто подменяя своими святыми или праздниками, праздники и идолов язычества, а так же строя храмы на местах капищ, ибо если место, что называется «намолено», то народ уже привык тогда и туда ходить, а значит и будет продолжать это делать по привычке дальше). В первую очередь цель удобно реализовывать средствами массового кинопроката, музыки, поп-культуры, блогосферы, глобализм требует массовых мировых информационных каналов и социальных сетей, которые постоянно смотрят, читают, слушают люди из разных стран, религий, политических и социальных систем, дабы их интересы постепенно выравнивались и, хорошо бы, чтобы постепенно начинали расходиться с интересами национальных правительств.

«Управление плотностью заселения и инфраструктурой не в формате страны, а в формате планеты – когда, используя определённые административные и финансовые инструменты, можно переселять статистически значимое количество людей с целью обескровить генофонд одного региона, но решить демографический кризис другого. Или, например, уничтожить индустрию кораблестроения в Греции в пользу Франции и Великобритании».

Разрушить ЕС, мировые столицы, пригласив иммигрантов Африки, арабских стран, Азии не потому, что у них большое сердце и ради безопасности (как декларируется), а исключительно для решения их кровью своего демографического кризиса, считай, вектора на вымирание, ну и политических голосов, конечно же. А потом жители Берлина и Парижа, а затем и других городов, попросту были вынуждены уехать, из своих домов, потому что их выдавили переехавшие своим поведением и отношением к законам страны в которой они гости, ведь все европейцы им должны и обязаны.