скачать книгу бесплатно
В долине у самой реки оказалась канава, промытая ливневым потоком. Когда конь перепрыгнул через эту канаву, я полетела в лужу.
Очутившись в воде, не столько от боли, сколько от страха стала кричать, звать на помощь, хотя можно было обойтись и без нее.
На мой протяжный крик прибежал сельчанин Муса, возвращавшийся с охоты. К тому времени я вылезла из лужи и, заливаясь плачем, уселась на берегу реки. Конь, не обращая на меня внимания, стал пить воду, фыркая и мотая головой.
– Что с тобой? Что случилось? – спросил охотник Муса.
– Упала с лошади в лужу, чуть не убилась, – проговорила я сквозь слезы.
– Чем ударилась?
– Задом!
– Ну это ничего, лишь бы не головой, – успокоил охотник Муса.
– Лошадь чья?
– Наша. Ее надо отогнать на пастбище, сняв уздечку.
– Хорошо. Ты посиди, я сейчас, – сказал охотник Муса.
Он повел коня вверх по тропке, на бугре остановился, снял уздечку, стегнул ремешком коня, тот побежал вверх. Охотник Муса вернулся ко мне. Он поднял свое ружье, которое до того положил на камень возле меня.
– Идем! – сказал он, беря меня за руку.
Я встала и, похрамывая, зашагала рядом. Вся одежда на мне была мокрой и липла к телу. Дрожа от холода, я едва успевала за охотником. Войдя со мной в дом, он сказал:
– Вот внучка ваша, она упала с лошади в лужу, а это уздечка.
Видя, что испуганные взоры бабушки и тетушек обращены ко мне, я стала плакать еще громче.
– Как ты очутилась на лошади возле речки? – спросил дедушка, приподнявшись с постели.
– Меня посадил дядя Пир-Будаг, он велел мне напоить коня, снять уздечку и пустить коня на луг.
– Ты ушиблась?
– Да, чуть не убилась, – приврала я.
– Да нет, ничего страшного, она просто села в лужу, – успокоил охотник.
Дедушка поблагодарил Мусу, и он ушел. Бабушка и тетушки стали быстро раздевать меня, чтобы переодеть в сухое. Потом уложили под шубу дедушки, где я и уснула.
В тот вечер дядю Пир-Будага не стали ругать, чтобы не разбудить меня. Утром ему досталось от дедушки.
Однажды к нам приехал гость из соседнего района. Он искал знахаря, который бы мог снять порчу с его малолетнего сына. Их мулла и знахарь не могли ничего сделать, а мальчик бился в припадках.
В нашем ауле таких знахарей не было. Дедушка порекомендовал кунаку сходить в базарный день в окружной центр и поспрашивать у людей.
Гость, уходя, оставил дедушке абрикосы. Дедушка положил их в рукав шубы. Дядя Пир-Будаг и я видели, как дед, дав нам по несколько штук, спрятал остальные в рукав, чтобы потом выдавать мне.
Дядя Пир-Будаг отнял у меня косточки от абрикосов, а потом, показав пальцем на рукав дедушкиной шубы, открыл свой рот, ткнул в него пальцем и сделал умоляющее выражение лица. Это означало, что я должна влезть в рукава шубы и украсть абрикосы.
Я отрицательно покачала головой.
Тогда он оскалил зубы и сделал свирепое выражение лица.
Но я не испугалась. Когда он вышел во двор, я пошла за ним. Дядя Пир-Будаг схватил меня за шиворот, тряханул раза два и спросил:
– Почему не взяла абрикосы?
– Просто не хочу без разрешения брать, – ответила я.
– Хорошо, хорошо, – сказал дядя Пир-Будаг, – как только ляжем спать и погаснет свет, я напущу на тебя домового.
Тогда все верили, что в каждом доме бывают домовые. У нас его называют «сухасулу». Дядя Пир-Будаг говорил, что сам видел его несколько раз и установил с ним дружеские отношения. Он даже показывал, какие пальцы на руках у домового, что он этими кривыми пальцами душит человека и что домовой не ходит, а прикатывается на четвереньках.
Сначала я не поверила дяде Пир-Будагу, спросила у дедушки, есть ли домовой или нет. Дедушка ответил, что сам его не видел, но говорят, что он живет в каждом доме. А я сказала, что дядя Пир-Будаг сам видел несколько раз домового и наладил с ним дружеские отношения.
Дедушка воскликнул:
– Пир-Будаг врет! Люди, которые общаются с домовыми и чертями, не такие дураки, как он.
…Но ты не бойся, – продолжал дедушка, – домовые хороших детей не трогают.
А бабушка добавила, что люди, которых душит домовой, должны класть под подушку Коран.
Тогда я поняла, почему дедушка всегда держал Коран под головой.
В ту ночь, когда дядя Пир-Будаг пригрозил мне домовым, я долго не могла уснуть, все думала. Раз домовой существует и душит людей, как знать, может, и в самом деле дядя Пир-Будаг общается с ним по ночам, а под утро засыпает так, что его трудно бывает разбудить.
Я осторожно встала со своей постели и пошла к дедушке, помня, что у него под головой был Коран.
– Кто тут? – спросил дедушка, когда я потрогала его.
– Это я, Лейла. Можно я с тобой посплю? А то я боюсь одна.
– Пошла бы легла возле бабушки, – сказал дедушка.
– Я хочу с тобой, – прошептала я, устраиваясь под боком. Однако не сказала, что у бабушки под подушкой нет Корана.
Все жители нашего аула в те годы были суеверными. Много интересных праздников справляли они. Но мне больше других нравился праздник изгнания духов и встречи весны.
Накануне женщины лепили из теста баб с руками, ногами, головами, делая глаза, носы, рты из яиц, орехов, кишмиша, укропа, а потом пекли их.
Мужчины уходили к хутору или в долины, где из особой глины лепили снаряды, утыканные обломками сухих прутиков, потом их несколько дней сушили. Эти глиняные зажигательные снаряды метали с помощью пращи в мнимый вражеский стан.
Предварительно делили аул на две части. Перед тем, как начать обстрел «противников» глиняными горящими снарядами, на площадях зажигали огромные костры из соломы. Женщины, более подверженные проникновению злых духов, начинали прыгать через костры, а мужчины, в основном молодежь, метали горящие снаряды. Если какой-нибудь снаряд попадал на сеновал и возникал пожар, тогда все с медными кувшинами и черепичными ковшами бросались тушить.
Перед уходом на праздника спросила у дедушки, в каком месте обитают духи. Он ответил:
– В душе, – и показал на грудь.
– А что они делают в нашей душе? – снова спросила я.
– Злые духи борются с добрыми.
– А кто побеждает?
– Человек умный и честный своей волей помогает доброму духу подавить злого, приносящего вред.
После этих объяснений, боясь, что я не смогу в достаточной мере помочь доброму духу, сидящему в моей груди, я так усердствовала, изгоняя злого духа прыжками через пылающий костер, что сожгла штаны, платье и обожгла ноги, потому что была босиком.
Босиком у нас тогда ходили все: и взрослые, и дети – не было обуви. На зиму обувь шили сами из войлока или сыромятины, а калоши, привезенные из городов, считались роскошью. И потом, самых крепких башмаков не хватило бы на месяц, если ходить в них по нашим каменистым тропам и улочкам.
Порезать ногу было нечем. Железок нигде не валялось, битого стекла не было. Бутылки не водились – никто не употреблял вино и водку, разве только у какого-нибудь лудильщика могла найтись бутылочка из-под соляной кислоты. Это не то, что на улицах и в парках городов – все усеяно осколками. Видно, одни, напившись, случайно роняют и бьют, а другие, недопив, разбивают пустые бутылки в гневе.
И не только у нас в ауле, но даже в бывшем губернском городке редко встречались пьяные люди. Я помню, в те годы у нас на весь город было два алкоголика. Один – русский – очень приличный человек. Даже помню его фамилию – Писарчук. Второй – наш местный горец – его звали Карабек. Этот совсем опустился, под заборами валялся, весь грязный. Одна женщина, проходившая мимо лежащего без чувств от опьянения Карабека, сказала, поплевав в сторону:
– О, милосердный Аллах! Избави от подобного позорища дитя мое и моих близких, уж лучше пошли ему смерть, чем такую судьбу.
Мой дядя Арслан-Бек – третий сын дедушки – жил в одном из портовых городов России. Работал лудильщиком, имел доступ на военные корабли – в камбузы – лудить котлы. Он сошелся с городскими и портовыми рабочими-революционерами и поддерживал связь большевиков города с военными моряками. Позже он сам вступил в партию большевиков. В то время Россия воевала с Германией. В стране назревала революция.
Для жителей нашего аула та война ничего не значила. Они были далеко от мест, где носились смерчи сражений. Но мой дедушка беспокоился за своего сына Арслан-Бека, который сочувственно относился к русским.
И не только Арслан-Бек, в русской армии были целые войсковые подразделения, состоявшие из горцев Кавказа – добровольцев кавалеристов, которые во все трудные для России времена становились на защиту русского государства.
Дедушка был человеком миролюбивым, он говорил Арслан-Беку:
– Сын мой, не впутывайся в бунтарские дела. Ты человек малограмотный, занимайся своим ремеслом. Пусть русские сами решают свои дела. Все равно кто-то должен возглавить страну. Без вождей и правителей людям нельзя жить, как без вожаков – зверям и птицам. И кто знает, какими будут те, кто станут на место царя.
– Отец, – говорил Арслан-Бек, – после царя к власти придет народ – рабочие, крестьяне – будет настоящая свобода и равенство.
– А разве тебя кто-нибудь неволит? – спросил дедушка и продолжал: – Тебе же никто не запрещает заниматься любимым ремеслом, торговлей, ехать куда угодно, жить где угодно – лишь бы не разбойничал и не преступал установленные законы.
– Так-то оно так, но что могут сделать крестьяне без земли, рабочие без фабрик, заводов. И почему один должен жить в роскоши за счет труда и пота тех, кто создает блага земные?
Старик задумался, потом снова ответил:
– Может быть, ты и прав, сын мой. Мы люди бедные, религиозные, привыкли уповать на Бога и довольствоваться тем, что он дает нам, не завидуя имущим, не тая злобу на них. В своих малых делах разбираемся с трудом, а о бытие и делах чужого народа, большой страны понятия не имеем. Меня как отца одно беспокоит: твое благополучие, твоя жизнь. После смерти Рашида в моей душе воцарился мрак, я ослеп от горя, грусть и печаль не покидают меня. И только в молитвах нахожу утешение. Тебе, сын мой, это чувство непонятно. И не дай бог когда-нибудь понять, пережить горе утраты. Ты, сынок, человек неглупый, живи и делай, что можешь делать, но только во имя добра, да сохранит тебя Аллах!
Перед началом Октябрьской революции дядя Арслан-Бек вернулся в Россию, несмотря на уговоры дедушки побыть дома.
До нашего аула доходили слухи о том, что царь Николай покинул престол и в стране воцарились неразбериха, борьба за власть и междоусобица. А через некоторое время ураган войны ворвался на Кавказ.
В горы ливневым паводком хлынули турецкие аскеры во главе с небезызвестным братом военного министра Турции генералом Нури-Пашой и его сподвижником генералом Иззет-Пашой. Со стороны Баку Дагестан и Чечню наводнили англо-американские интервенты. Вслед за ними из Ирана двинулся Бичерахов, чтобы воссоединиться со своим братом Бичераховым-младшим, поднявшим мятеж терского казачества. С севера, сметая все на своем пути, шла добровольческая армия Деникина.
Белогвардейцы хозяйничали не только в городах Чечни и Дагестана, но и проникли в глубины гор, вплоть до нашего аула. А внутри страны с первого дня установления в России Советской власти поднялись мятежные силы внутренней контрреволюции во главе с помещиком имамом Гоцинским и его духовным единомышленником шейхом Узун-Хаджи.
Советское правительство бросило свои резервные силы в помощь народам Кавказа, поднявшимся на борьбу со всеми захватчиками.
В это смутное время под покровом ночи приехал Арслан-Бек домой с тяжелыми тюками, которые спрятал на сеновале. Дедушка очень встревожился, узнав, что там огнестрельное оружие. Он спросил у Арслан-Бека:
– Зачем тебе столько?
Арслан-Бек ответил:
– Оно понадобится для тех, кто примкнет к нам.
– К кому это к вам? – не унимался дедушка.
– Красным, большевикам. Одними кинжалами и шашками не обойтись…
Через день, выйдя из мечети, дядя Арслан-Бек сказал глашатаю, чтобы он объявил сход. Когда на площади собрался народ, дядя Арслан-Бек подъехал на коне, в черкеске с газырями, черной папахе, весь обвешанный дорогим оружием. Обратившись к народу, он начал говорить:
– Дорогие братья-мусульмане! В эти черные дни, когда жадные руки поработителей со всех сторон потянулись к нашим горам, мы не должны оставаться равнодушными и позволить надеть на себя новое ярмо чужеземного рабства. Теперь, когда в русском государстве утвердилась народная власть, когда отобранные у богачей земли, фабрики и заводы отданы крестьянам и рабочим, мы, следуя примеру русских, должны с их помощью установить народовластие в нашей стране. Это нужно сделать для нас и наших потомков силою оружия. Я большевик, революционер. Меня направил сюда Ревком формировать партизанский отряд из добровольцев, чтобы преградить путь мятежникам, которые должны прийти с той стороны, – Арслан-Бек показал рукой в сторону гор, граничащих с Аварией. – А теперь желающих добровольно записаться в отряд красных партизан прошу подходить, называть свои имена.
Дядя Арслан-Бек вынул из планшетки, висевшей на боку, блокнот и карандаш. Первым подошел наш родственник Гасан, за ним последовали поочередно сначала близкие родственники, потом дальние, за ними соседи, друзья, просто желающие из бедняков, мечтавших о клочке земли. Не пожелали вступить в отряд мужчины и молодежь из зажиточных семей, а также из духовенства.
Женщины аула, поднявшись на крыши ближайших к площади домов, наблюдали за происходящим. Несколько смелых девиц забрались на крышу навеса над годеканом и оттуда разглядывали мужчин, стыдливо прикрывая глаза платками.
Одна из этих девиц, дочь местного овцевода Асват, не отрывала глаз от Арслан-Бека. А он и в самом деле был неотразим. Высокий, стройный, с тонкими чертами белого лица, на котором выделялись лихо закрученные кверху черные усы и большие темные глаза. И, конечно, словно влитый в черкесское седло, на великолепном кабардинском скакуне, увешанный блестящим оружием, отделанным вороненым серебром с золотой насечкой, он мог свести с ума наших красавиц.
И свел. Асват влюбилась в него и не стала скрывать разгоревшихся в сердце пламенных чувств, зная, что у Арслан-Бека была нареченная с детства и сосватанная невеста Иза.
Закончив запись добровольцев, Арслан-Бек по команде построил их в шеренгу и объявил:
– Быть готовыми к завтрашнему утру во всеоружии с лошадьми и недельной провизией.
Вечером в нашем доме собрались все близкие и дальние родственники, дядя Арслан-Бек раздал им огнестрельное оружие. В первую очередь тем, кто умел хорошо стрелять.
Утром конники построились в ряды и двинулись под звуки зурны и барабана к райцентру, сопровождаемые толпой женщин и детей. Пир-Будагу дядя Арслан-Бек сказал:
– Ты останешься дома, будешь смотреть за всем, что происходит в селе, когда придут враги с той стороны. В тот день, когда они начнут выступать в нашу сторону, ты оденься нищим (это значило надеть шубу, вывернутую наизнанку, старую папаху, повесить торбу через плечо, взять в руки посох) и приди к нам.
Через несколько дней после того, как отряд красных партизан во главе с дядей Арслан-Беком ушел из нашего аула, с той, граничащей с Аварией стороны, показался вооруженный отряд горцев. Одни ехали на лошадях, другие шли пешком.
Увидев их, жены, матери, сестры вступивших в отряд красных партизан испугались, похватали узелочки с едой, одеждой и, убежав из села, попрятались.
Представители местного духовенства выступили навстречу мюридам шейха Узун-Гаджи и приветствовали их.
Видя опустевшее село, один из предводителей мюридов спросил у муллы:
– А где же ваш народ?
Мулла ответил:
– Одних обманным путем увели из села вероотступники, другие разбежались от страха.