Цивилизованное общество

скачать книгу бесплатно


– Да, – сглатывая ком в горле, согласился я. – Потом ты хотела заботы, потому что забота – это почти такая же любовь, потому что за чужого человека переживать не будешь. Не будешь и проявлять к нему трепет.

Но и этого я не мог тебе дать, потому что слишком сильно был занят тем, что анализировал тебя и все наши ссоры и скандалы, да, я не злопамятен, но всё это – ты и сама это говорила – оседало осадком, но ты сама его и взбалтывала. Припоминая разное и перейдя к удобному для себя решению, я решил избавиться от твоего общения, от тебя в своей жизни. Да и твои подгонки и вопросы о наших одногруппницах, с которыми я общался…

– Можешь не продолжать. Я поняла, – вновь перебила она меня, – привели тебя к этому решению, а я, поняв это, конечно, не сразу, я ж упёртая, упрямая, эгоистичная… решила уйти с достоинством, но не вышло, в итоге ты всё равно избавился от моего общения и меня. Тогда зачем ты позвал меня сейчас сюда и всё это говоришь? – спросила она меня, глаза её были печальными.

– Позвал, потому что понял, что был не прав.

– И ты мне это сказал только что. Зачем?

– Затем, – начал я, – чтоб извиниться. – В итоги сказал не совсем то, что хотел.

– Ты уже извинялся, – сказала она. – Да и за что мне тебя прощать? За то, что не сложилась дружба? Так ведь сама ж я виновата, всё бежала впереди паровоза, а ты всё прощал, ну и твоё терпение иссякло, так что здесь твоей вины ровным счётом нет.

Нет вины твоей и в том, что меня любить ни тогда, ни когда были типа парой не мог. Ну, раз не по сердцу, не по душе, что уж теперь? – Она подняла плечи и развела руками. – Так что просить прощения тебе незачем. А то, что убивал холодом, – так это побочное действие от несостыковки двух вроде бы непохожих на весь мир людей, но также и несовместимых для общения друг с другом, так что… – Она вновь развела руками. Лицо её при этом исказилось от боли, но она продолжила:

– Да, я помнила тебя, помнила всё это время, но не писала, не звонила, потому что не хотела больше унижаться, потому что ты меня гонишь, а я как банный лист цепляюсь за тебя. Потому что ты не можешь дать мне того, чего я жду от тебя, а я не могу дать тебе того, что нужно тебе, вот и всё. Поэтому я не понимаю, зачем ты позвал меня сюда и разворошил прошлое и мою рану, что так и не заживает в моей душе, зачем? – Она повернула ко мне своё лицо, я увидел в глазах слёзы – и не только их, ещё её прежнюю, ту, что радовалась праздникам и наряжалась к ним, ту, что смеялась и плакала, не скрывая своих истинных чувств, ту, которую я так сильно обидел.

– Потому что я не могу и не хочу, чтоб ты была такой серой, грустной и некричащей, неэмоционирующей, такой спокойной, – ответил я. – Я не хочу, чтоб ты стала как все.

– А я и есть как все, – перебила она меня. – Я просто человек, а ещё дура, которая не может тебя забыть и в конце концов послушать твоего совета и выйти замуж не по любви, а по уму, и какая разница, что мне будет противны прикосновения моего мужа ко мне и секс в постели! – выкрикнула она, слёзы уже подступили к кромке её враз посветлевших глаз.

– Главное, чтоб хорошим был, правильным, чёрт бы его побрал, а чувства – они ведь проходящие, так если их нет, это ещё лучше, не так больно будет изменять и знать об изменах. – Вздохнув, она перевела дыхание, отвернула голову, стирая слёзы, уже катившиеся по её щекам. Я не мог этого выносить, хотя раньше, когда она плакала, я менее чутко на это реагировал, а сейчас…

Что же изменилось сейчас? Лишь то, что плакала она из-за меня. Может, зря я решил начать всё сначала? Ага, решил пойти на попятную, ну ты и скотина, обругал я себя. Если начал, так иди до конца.

– Ты нужна мне, – сказал я, голос мой был тихим и осипшим, может, от страха, а может, оттого что я сильно волновался. Или, может, оттого что вновь врал, и теперь не только себе, но и ей?

– Что? – не поворачивая головы, спросила она.

– Ты необходима мне, мне нужно твоё общение… – повторил я, она посмотрела на меня, глаза всё ещё были мокрыми от слёз, а на щеках остались влажные следы, вот порыв ветра обрушился на нас, иссушая влагу на её щеках и глазах. – Но я не настолько эгоистичен, чтобы просить тебя вернуться и начать общение с нуля.

– А этого и не получится, – сказала она. – Потому что мы не незнакомые, мы знаем друг о друге слишком много, чтоб забыть, мы причинили друг другу слишком много проблем и боли, чтобы не вспоминать этого, даже если и не со зла.

И знаешь, если честно, мне сейчас всё равно, чего хочешь ты, мне раньше было не всё равно, раньше я стремилась подстроиться под тебя, быть нужной, быть такой, какой бы ты хотел меня видеть, чтоб тебе было удобно со мной, и я совсем забыла про себя, чего же я хочу. На что ты мне ответил, что не надо подстраиваться под других, и знаешь, я больше не собираюсь этого делать. – Лицо её стало жёстким, голос – холодным и взвился до высоких нот.

– А знаешь, я ведь просила так мало и так много от тебя – дружбу и преданность. Ведь дружба – она намного больше, чем встречаться с симпатичным и нравящимся тебе парнем. Ведь – не хочу всех под одну гребёнку гнать, но всё же – в наше время парень не будет ждать до брака, а затащит девушку в постель, а мне это надо? – с вызовом спросила она, хотя ответа не ждала от меня.

– Нет, мне этого не надо, не надо, потому что если я люблю, то я люблю не только телом, не только телом отдаюсь, но и душой и сердцем. А зачем отдаваться тому, кому нужна не любовь, а секс, зачем быть с тем, кому нужна не ты, не то, что есть у тебя в душе, а только твоя красивая внешность и тело? Так вот, незачем.

И если ты думаешь, что я такая глупая и не понимаю, что любовь – это не только поцелуи и хождение под ручку, то можешь не волноваться, я не совсем дура, чтоб не понимать, чего ждут парни в отношениях и что им нужно. Проблема только в том, что я не могу делать это только из физической нужды.

Вот такая я проблематичная вся, кто-то пишет сам у себя в статусах о том, что нужен парень для телесных утех, это я ещё мягко выразилась, или типа отношений без обязательств, а мне такого не надо, не надо и всё, даже если на самом деле я так же жажду телом любви, но и душой. – Глаза её вновь заблестели от слёз.

– Зачем ты мучаешь меня? Зачем? – тихо от подступивших слёз прошептала она. – Ведь мне и так тяжело, когда я смотрю на те вещи, что ты мне подарил, я не могу их выбросить, потому что рука не поднимается. Всё это причиняет боль, да, уже не такую сильную, как в первые два месяца после нашего расставания, я их спрятала все, но не выбросила, не могу.

Ты же не любил меня, ты же не можешь любить, а то, что я приняла за любовь, вот эти все вещи, твои слова, это всё было неверно мной истолковано. Поэтому я вновь спрашиваю – зачем всё это? – Подняв голову, она посмотрела прямо в мои глаза. Я видел, как ей больно. Я видел теперь не взгляд взрослой девушки, мудрой и холодной, а взгляд обиженного ребёнка, и сама она уже не казалась такой холодной и неприступной.

Я сглотнул ком в горле. Какой же я болван, отругал я себя. Как я посмел обидеть эту девушку, этого взрослого милого ребёнка, ребёнка, который любил меня и пытался доказать, что праздники – это здорово и что без них жизнь не весёлая, а обыкновенная, серая, что дарить подарки – это классно и приятно, что сам процесс этого уже поднимает настроение.

Я пододвинулся к ней на сидушке, протянул руку к её плечу, дотронувшись до него, и почувствовал, как рука её напряглась.

– Прости меня, – прошептал я. Она отвернула голову. – Прости, я такой болван, что не понял этого раньше.

– Чего не понял?

– Что ты настоящая, слишком настоящая, чтоб кого-то играть, играть чью-то роль. И все твои слова про то, что на самом деле ты другая, всё это было неправдой, а я мерил тебя по другим, да что скрывать – по себе. Ведь у меня много масок, я был уверен, что так лучше, зачем кому-то видеть меня настоящим, разве люди воспринимают друг друга настоящими?

– Да, у тебя много масок, – согласилась она, но головы не повернула.

– Я не доверял никому и никогда, даже себе.

– Я помню.

– Я и сейчас не могу доверять ни себе, ни кому-либо ещё. Но я хочу попробовать начать доверять тебе…

– Зачем? – хрипло спросила она.

– Потому что я выбрал тебя.

– А ты спросил меня, выбрала ли я тебя? Хочу ли я тебе доверять? Хочу ли я что-то начинать с тобой сначала? – Она повернула голову, взгляд её глаз был вновь холодным и тёмным.

– Если не хочешь, я не буду больше беспокоить тебя, извини, что вызвал сюда, на этот ветродуй.

Её лицо было непроницаемым, затем черты его смягчились, и она спросила:

– Почему ты поменял своё мнение о собственной самодостаточности?

– Потому что понял, что жить в одиночестве – это возможно, но не нужно, не нужно, если ты на самом деле не хочешь быть отшельником. Раньше я хотел, но сейчас уже нет, не потому, что я полюбил этот мир, мир людей, или отказался от мысли уехать из города и стать лесничим, а потому, что я понял, что ты слишком много для меня значишь.

Я не думал, что когда-нибудь стану таким сентиментальным и скажу то, что собираюсь, но мне хочется быть счастливым. Хочется любить так, как описывают в книгах, но всё жё немного иначе. Я не книжный герой, но я человек. И ты права, жить надо каждым днём.

Я не могу сказать, что резко и сильно изменился, моя медлительность в некоторых делах – она всё равно при мне. Но теперь я понял, что ты хотела сказать, говоря о праздниках, что ты хотела донести до меня, даря подарки, которые зачастую не были мне нужны и полезны, которые я принимал скрипя зубами и говоря спасибо так, чтобы не обидеть тебя, а ты верила мне.

– И что же это? – хрипло спросила она, её глаза вновь наполнились слезами.

– Твоё отношение ко мне, – ответил я и посмотрел в её опущенное лицо. Взяв её руку в свои ладони, я попытался сжать её пальцы, но она высвободила её из моих ладоней.

– И что дальше? – спросила она, смотря на меня карамельными глазами. – Что дальше? Ну, понял ты, и дальше что?

– Если хочешь, я уйду из твоей жизни и больше не побеспокою тебя никогда, – ответил я, опуская свою дрожащую руку в карман джинсов. Она молчала, она долго молчала, смотрела на речку, где ветер гонял волны и дрейфующих уточек. Затем заговорила:

– Меня интересует ещё один вопрос: почему из всех тех девушек, а точнее тех, с кем ты контактировал, я не говорю в плане постельном, а наших с тобой одногруппниц, тех самых, с которыми ты общаешься после училища, почему ты выбрал меня, чем же они хуже? Одна из них точно подошла бы тебе на роль друга и собеседника, помощника, если тебе нужна была бы помощь, почему я? – Лицо её ничего не выражало, она смотрела на речку. – И, как мне помнится, одну из них ты, говорил, любил… – добавила она.

– Потому что ни одна из них не тронула так сильно струн моих души и сердца. Да. Я отрицал поначалу, да и ещё очень долго, что ты можешь значить для меня что-то большее, чем знакомая. Ведь если рассматривать по твоей логике тех двух, одна и вправду очень похожа на меня в плане характера, мышления и мировоззрения в какой-то степени, но она не испытывает ко мне сильных чувств, так же как и я к ней, того, что подтолкнуло бы нас к более близкому общению, чем переписка в соцсети и беседы на разные темы.

Хотя я и любил её, она меня никогда не любила и не полюбила бы, я смирился, чего ты сделать никак не могла. Это так, к слову, – добавил я, чтобы не обидеть её. – Другая же – она похожа на тебя, точнее, была похожа на ту тебя, прежнюю, которую я бы хотел видеть, но она всё равно не ты, да и к ней я сильных чувств никогда не испытывал. Если к той что-то было, я даже думал, что она была бы хорошим другом, хотя друзьями мы стали не такими уж плохими, то к этой девушке сильных эмоций я не питал, да и она не питала также никогда, с ней мы общались по интересам, хотя то же я могу сказать и про ту девушку.

Но ты другое дело, ты совсем другая. Я не хотел признавать, но ты давала мне то, чего я не чувствовал, общаясь с ними.

– Хм, и что же это? – хмыкнула она. – И как же твоя любовь к той девушке? Я признаю, она лучше меня и в плане мозгов, и в плане характера, хоть истерики и психозы не устраивает, это уж точно.

– Тепло, – ответил я. – Мне было очень тепло с тобой, твои ласковые руки, касающиеся моей головы и усыпляющие меня, твои тёплые пальцы, гладящие мою ладонь… Ты думаешь, я ничего не испытывал от твоих прикосновений? Испытывал, боялся, что это полностью завладеет мной, что я не смогу жить без них, потому что они тёплые и искренние, поэтому сопротивлялся тому, чтоб ты трогала меня. – Я замолчал. – А в плане любви к той девушке – я могу любить людей и ценить их как хороших друзей, наверное, та любовь, что вспыхнула во мне к ней, перешла именно на этот уровень, и мне в целом достаточно этого, мне достаточно общения с ней на умственном уровне, не цепляя душу и тело…

Она молчала, всё так же смотря на реку, на её противоположный берег, где было когда-то поле, но сейчас высилось какое-то здание.

– Не замерзла? Может, пройдёмся? – спросил я, прерывая это молчание.

– Немного. Можно и пройтись, – ответила она, вставая с лежанки. Мы двинулись вдоль речки. Она хранила молчание, я не мешал ей думать.

– Хорошо, если мы попробуем начать всё сначала, – начала она, – в каком направлении ты хочешь, чтобы оно развивалось, это общение? Иными словами, что тебе от меня надо?

– А чего ты хочешь?

– Того же, что и пять лет назад.

– Общения?

– Друга.

– Дружбы, значит… – ответил я.

– Да, – ответила она, я молчал. – Ты можешь стать мне другом? Можешь? Или это слишком сложно, не так ли? Ведь мой характер остался при мне, и меняться я больше не могу и не хочу, я и так превратилась уже в тень. Потому что, как бы сильно я тебя тогда ни любила и ни желала быть рядом и в горе и в радости… – Она перевела дыхание. – Всё можно разрушить, искоренить, сломать. Мы это и сделали. Да, может, во мне говорит сейчас обида, боль, злость, ненависть к тебе. Но чувств, тех, что раньше, я не слышу в себе.

Понимаешь, я ничего не испытала, когда услышала твой голос и твоё предложение встретиться. Я не почувствовала этого неясного порыва и окрылённости, когда выбирала, что надеть, когда шла, а не полубежала к автобусной остановке, когда ехала в метро, когда увидела тебя, ничего. Понимаешь, пусто, глухо, затем пришло всё, что угодно, кроме положительных эмоций. Лишь одна мысль – зачем всё это? Ты хотел, чтоб я ушла, – я ушла, ты попросил о встрече – я пришла. Теперь ты хочешь общения – его не хочу я. Ты хочешь того тепла, что раньше? Его не осталось во мне, я замерзла, умерла, заледенела, стала как все. Хотя исключение есть – всё ещё девственница. – И она фыркнула и усмехнулась, губы её искривились в улыбке, а лицо приобрело заострённые черты, выдавая её внутреннюю борьбу и усталость.

– И не надо, – отозвался я. – Я хочу видеть прежнюю тебя, ту, которая всегда имела своё мнение и никогда не прислушивалась к моим советам, ту, которая всегда смеётся и дарит подарки, ту, которая всегда была не похожа на других. – Я говорил, а она смотрела на меня, в глазах её мелькали разнообразные эмоции от боли, удивления, грусти до гнева и испуга.

– Я не могу вернуть прошлое, да и не в моих привычках сожалеть о чём-то или о ком-либо, но ты говорила, что надо бороться за тех, кто тебе дорог.

– И типа я должна поверить, что стала вот так резко тебе дорогой и необходимой? – с язвительной ноткой спросила она. – Ты хочешь сказать, что готов начать общение со мной такой, какой я была прежде? – переспросила она. – А прежней меня уже не будет, – печально.

– Так давай вернем её? – спросил я. – Вернём ту тебя вместе.

Она посмотрела на меня глазами взрослой уставшей женщины, а потом остановилась и ещё долго изучала моё лицо. Под её пристальным взглядом мне стало немного некомфортно, но я выдержал этот взгляд.

– Я отрицал, что ты в самом деле то, что мне нужно, тот человек, который взаправду может быть со мной рядом. Я не привык кому-либо доверять и привязываться. Привязанность – это самое плохое в отношениях, – говорил я, а она всё смотрела немигающим взглядом.

– Вопрос в том, сможешь ли ты меня простить и полюбить вновь, – закончил я почти шепотом, не думал я никогда, что буду говорить такие вещи, такие слова и быть не самим собой, а немного другим, даже для себя неизвестным и неясным.

– Хорошо, – сказала она. – Давай попробуем начать общаться. Но готов ли ты стать мне другом? А насчет любви… Не знаю, не верится мне в то, что ты так долго отделывался от меня, а теперь чувства проснулись, – и она приподняла бровь, не сводя с меня своих тяжёлых глаз, которые вновь потемнели.

– Да, – серьёзно ответил я, и, стоя, как два памятника, мы смотрели друг на друга, порыв ветра налетел с реки, обдав нас каплями воды и холода, она поёжилась, а я неожиданно сам для себя развёл руки в стороны, приглашая её в объятия, которые она так любила.

Брови её взметнулись вверх ещё выше в удивлении, а я всё стоял так на ветродуе, затем она неуверенно подошла ко мне и прижалась к моей груди, не поднимая рук, я обнял её и только сейчас понял, как она похудела: её и так выпирающие всегда лопатки теперь вбивались в мои ладони.

Крепко и нежно сжав её в своих руках, я погладил её спину, торчащие лопатки сквозь пальто, а она, расслабившись, молчала. Я скосил глаза вниз, поглядел в её лицо, глаза её были прикрыты, а губы сжаты, вот она тяжело вздохнула и подняла голову, я не выпускал её из своих рук. Она посмотрела в моё лицо.

– Давно мне не было так спокойно, – сказала она. – Что уж отрицать, я тосковала по тебе, как собака по хозяину, как ночь без дня, как сердце без души…

– Мне тоже, – отозвался я. – Я тоже тосковал по тебе… – добавил я, она вновь приникла к моей груди, сжав меня в ответ в объятиях, сказала:

– Эх, Rebane, как много и бездарно мы потратили нервов и времени.

– Это какой язык?

– Эстонский, – подняв голову, улыбнувшись, ответила она. Я нежно погладил её по голове.

– Пойдём, а то, наверное, ты замёрзла? – спросил я.

– Есть такое, – отозвалась она, отпуская меня, и мы двинулись вдоль по набережной. Мы говорили о том, как мы прожили этот почти год в необщении.

Удивительно, правда, что никогда прежде те люди, с которыми я расставался или которые сами уходили от меня, не были для меня большой утратой, а если они и писали или звонили мне, то для меня это не было ни шоком, ни огорчением. Я отвечал им, мы даже встречались, ну а потом они вновь пропадали в небытии, и я забывал о них, но с ней всё было иначе.

Будто не было этого года, мы говорили как прежде, понимая друг друга, но в то же время эта грань образовалась между нами, и если раньше это остро ощущала она, то теперь эту грань, созданную ею, ощущал я. И ещё не скоро она пустит меня за эту стену, что я начал строить тогда, а она закончила сейчас.

Так мы всё шли, говорили, она была немногословна, в принципе как всегда, хотя нет, ей нужно время, чтобы вновь привыкнуть ко мне, чтобы окончательно простить меня. Хоть она и говорила, что не обижается, но я-то понимал, что я причинил ей много страданий, ведь она девушка ранимая, но скрывает это так искусно, как и все представители её знака. Хотя при чём тут гороскоп?

Все девушки, даже будь они разбитными и горластыми в душе, желают быть слабыми, ранимыми и плаксивыми, но жизнь такова, что рыцарей нет, принцев нет, да и если ты слабая, беспомощная, тебе не помогут, а наоборот, утопят, сровняют с землей, так что…

Я не могу сказать, что собираюсь жениться на ней, потому что я уже говорил, и не раз, почему нет, но я хочу заботиться о ней, и мне нужно её присутствие, возможно, я эгоист, но она же согласилась попробовать начать общение, значит, не всё так плохо.

Да и притом я бы очень хотел, чтоб она вышла замуж за достойного человека, человека, который бы любил её, ну, она, конечно, тоже, хотя, как я говорил, для меня любовь – это не особо важный фактор в общении…

Но все жё я лгу себе. Если б она не была мне настолько симпатична, то я бы не стал так много думать о ней, анализировать и в итоге не позвонил бы ей и не говорил всё, что говорил сегодня.

Она шла рядом и улыбалась, остановившись, она немного перегнулась через поручень, что отделял нас от воды, и посмотрела на уточек.

– Такие лапушки, – вновь умиляясь, сказала она. – А помнишь, по-моему, на третьем курсе, точнее перед ним, летом, в Измайловском уточки умирали, ты ещё хотел в ветеринарку ехать с уткой, в пакет её завернул, но так и не поехали.

– Да, помню, – согласился я. – А потом на втором уроке паразитологии мы узнали, что это была акантамёба, что размножается очень хорошо в стоячей воде при жаркой погоде.

– …и поражает мозжечок и мозг, – договорила она. – И поэтому они не могли тогда плавать и ходить, да и не крякали, только клювом щёлкали. Жалко их было. А кстати, они вернулись на тот пруд? Бобовый, по-моему? Не знаешь?