скачать книгу бесплатно
– Константин Александрович, я хочу вам предложить место смотрителя Великоустюжского духовного училища.
На лице собеседника отразилось удивление.
– Но, Ваше Преосвященство, насколько я знаю, на этой должности должен быть священник.
– Да, таково требование Синода. Но, я думаю, вы достойны священного сана.
– Видите ли, владыка, у меня серьёзный физический недостаток – врождённый подвывих бедра. Я сильно хромаю, и это неизлечимо. Потому мне до сих пор и не предлагали принять духовный сан.
– Да, я понимаю, но думаю, что эта хромота не помешает вам служить Литургию.
5 июня 1907 года вышел указ Синода, по которому Константин Александрович назначался на должность смотрителя Великоустюжского училища. 30 июля 1907 года К. А. Богословский был рукоположен епископом Никоном в сан диакона, а 1 августа – в сан иерея.
3. Накануне катастрофы
(1917 г.)
– Ну, я пошел, оставайтесь с Богом, – говорил Павел своей жене, уходя поутру на работу. Был конец февраля, но на дворе стояла настоящая зима, и Павел, как всегда, надел валенки и овчинный тулуп.
– Придешь сегодня обедать? – спрашивала Татьяна.
– Приду, скорее всего. Кажется, сегодня никуда ехать не надо.
По полу зашлепали босые детские ножки, из комнатки выскочил старший сын, восьмилетний Гриша:
– Тятя, можно я приду к тебе в кузню?
Еще один, уже совсем тонкий голосок, послышался из-за полуоткрытых дверей:
– И я тозе хотю в кузню. Хотю мехи катять.
Это проснулся младший сын, пятилетний Ваня.
– У мамки проситесь. Коли отпустит, так приходите.
Десять лет назад Павел женился, отслужил в армии и теперь работал в каретной мастерской Девяткова. Работа ему нравилась, да и заработки сначала казались неплохими: он получал в месяц не менее двадцати рублей. Снимал домик поблизости от мастерской и уже было подумывал о покупке собственного дома, но помешала война. Цены на продукты росли так быстро, что едва хватало на еду. Выручала деревня: родители иногда подбрасывали кое-что. Хорошо, хозяину удалось заключить договор на изготовление продукции для армии: делали санитарные повозки для госпиталей, ремонтировали пожарные экипажи. Все три мастера, в том числе и Павел, были освобождены от армейской службы.
Сам Дмитрий Кириллович заметно постарел, но был еще полон сил и вынашивал планы после войны освоить в своей мастерской ремонт автомобилей. Уже с десяток диковинных самодвижу-щихся экипажей разных марок катались по улицам города, пугая жителей ревом моторов и заставляя зажимать носы от бензинового чада.
Дом Девяткова стоял на Золотушной набережной. Это было старинное двухэтажное здание с мезонином. Нижний этаж каменный, верхний – деревянный. Стена с пятью окнами выходила на улицу, а фасад с колоннами и с большим резным крыльцом – во двор. Там был выстроен корпус, в нижнем этаже которого размещались мастерские: слесарная, столярная, малярная и кузница. На втором этаже корпуса – общежитие для молодых рабочих-учеников, столовая, кухня, где кухарка готовила завтраки, обеды и ужины для рабочих. Здесь же была контора, в которой сидел хозяин. Он один управлялся со всей канцелярией и бухгалтерией, ведал закупками материалов, каждую субботу самолично выдавал заработную плату рабочим. Как-то, зайдя в контору, Павел застал хозяина склонившимся над чертежной доской.
– Вот он, мой проект. Лебединая песнь, – сказал тогда Дмитрий Кириллович, показывая на чертеж. – Автомобиль на древесном топливе. На одной березовой чурке проедет 50 верст. Смотри сюда: двигатель закреплен на пружинах, чтоб вибрацию уменьшить. А рессоры – как в нашей лучшей коляске, никакие ухабы не страшны. Вот доведу конструкцию до ума и думаю сделать опытный образец. Сыновей подключу, и твоя, Павел, помощь понадобится.
Работы было много. Вот и сегодня: не успел Павел прийти, а его уже ждал извозчик, чтобы подковать лошадь на все четыре ноги. Со старой кобылой Павел управился быстро, а вот следом за ней мещанин привел молодого жеребца, которого с трудом удалось загнать в станок. Потом пришлось немало повозиться, чтобы ремнями привязать конские ноги к стойкам. А когда Павел приложил к копыту подобранную по размеру горячую подкову, то конь начал вздрагивать всем телом, мешая забивать подковные гвозди. Закончив с лошадьми, Павел подключился к бригаде, изготовляющей повозки. Молодой парень, подмастерье, подкатывал к кузнице колесо и насаживал его втулкой на стержень, укрепленный на каменном жернове. Павел длинными щипцами вытаскивал из горна сильно разогретую железную шину и вместе с помощником надевал на обод колеса. Когда шина остывала и стягивала обод, он закреплял её заклепками.
Дети не пришли – видно, Татьяна не отпустила. Зато пришел младший сын Девяткова, десятилетний Николай, любивший бывать в кузнице. Мальчик был очень любознательный, смышленый, учился в реальном училище. Толстенные книги Жюля Верна прочитывал одну за другой. Вместе с отцом сделали у себя во дворе телеграф: протянули провода между конторой и мастерской.
Павел поставил Колю качать меха, тот делал это с азартом, глядя внутрь горна, где в воздушных струях шевелились раскаленные угли. От жары он снял рубашку, и Павел увидел на груди мальчика еле заметный рубец, оставшийся после памятного события, случившегося пять лет назад.
Тогда Девятковы решили всей семьей поехать на вечернюю службу в церковь, где хранилась чудотворная икона Божией Матери «Семистрельная», за 15 верст от города. Хозяин хорошо относился к Павлу, знал его как человека надежного и богобоязненного, и поэтому пригласил его ехать с ними. Ехали на линейке – экипаже, удобном для летних прогулок, с продольным кожаным сиденьем, где разместились Дмитрий Кириллович с женой и четверо детей. Все наслаждались ездой, правда, дети под конец разбаловались: Павел, сидящий на козлах, слышал неумолкающий детский гомон. Церковь стояла на холме, внизу протекала речка. Когда спускались к мосту, Павел услышал истошный детский визг и сразу затормозил. Оказалось, что Коля слетел с сиденья и попал под экипаж. Мальчика достали, сначала он был в беспамятстве, потом зашелся в плаче. На груди у Коли обнаружилась розовая полоса – значит, заднее колесо переехало через него. Отец, бледный, как полотно, с ребенком на руках собрался где-то искать доктора, но мать настояла, чтобы ехали дальше в церковь. Мальчика приложили к образу Богородицы, и он постепенно успокоился. Упросили священника отслужить молебен перед чудотворной иконой. После молебна Коля стал ходить как ни в чем не бывало. Приехали в город, показали мальчика доктору, оказалось, что все кости целы. «Это было чудо», – говорила мать, а отец добавлял: «И еще нам вразумление: к святыне надо ехать с благоговением»[10 - Это событие и другие, приведенные здесь эпизоды, касающиеся семьи Девятковых, описаны в книге: Девятков Н. Д. Воспоминания. М.: 1998. Автор книги Николай Дмитриевич Девятков (1907–2001), академик, основоположник нового направления в электронике, Герой Социалистического труда, лауреат правительственных премий, награжден пятью орденами. Долгое время возглавлял институт Радиотехники и электроники РАН.].
К концу рабочего дня Павел увидел, что его товарищи о чём-то возбужденно спорят. Один из них, Тимофей, размахивая газетой, радостно крикнул:
– Эй, Павел, слышал, какие дела творятся? Государь Император отрекся от престола!
Павел, ошеломленный, подошел поближе к рабочим.
– А чему тут радоваться? – наконец сказал он.
– А чего, хуже-то не будет. Ведь до чего дожили, в городе хвосты за хлебом, да за сахаром.
Вася поддержал:
– От войны устали, конца ей не видно. В деревне рук не хватает, мужики на фронте. Убитых немало. А германцы всё прут. Говорят, измена у нас аж на самом верху. – Он показал пятерней вверх. – Нету к ним больше доверия.
– Неизвестно еще, что дальше будет… – растерянно сказал Павел…
Второго марта Вологодская городская дума обратилась с призывом к населению: проникнуться величием момента и соблюдать спокойствие. В этот же день был избран орган революционной власти – Временный губернский правительственный комитет, ставший на тот момент реальным представителем Всероссийского Временного правительства. Председателем комитета стал член партии кадетов Виктор Андреевич Кудрявый. Вологодский губернатор А. В. Арапов добровольно сложил с себя полномочия.
* * *
Стоял жаркий июль 1917 года. Война продолжалась. После февральской революции в городе мало что изменилось, разве что очереди в хлебные лавки стали длиннее, а сахар давали только по карточкам. Губернские и уездные управы переименовали во временные комитеты, а их председатели теперь назывались комиссарами. В деревне тем более не было заметно изменений. Шли выборы в Учредительное Собрание, которому предстояло стать главным органом власти в стране. Почти везде большинство голосов получали эсеры.
Девятков набрал в свою мастерскую молодых парней, и теперь работали в две смены. Как-то Павел увидел, что старший сын хозяина, Иван, зашел во двор вместе с гостем.
– Павел, – крикнул он, – иди сюда, познакомься.
Тот снял фартук, вытер ветошью руки и подошел.
– Это мой друг, Алексей, тоже крестьянский сын, как и ты. Пишет стихи. Ты ведь любишь стихи читать. Посмотри-ка, здесь его творения напечатаны.
Павел взял протянутую ему газету под названием «Дело народа. Орган партии социалистов-революционеров. Петроград». Под стихотворными столбиками значилась подпись: Алексей Ганин. Павел посмотрел на автора стихов. Это был коренастый блондин с большими голубыми глазами и белыми бровями.
– Можно, я возьму стихи домой почитать? – спросил Павел.
– Забирайте газету насовсем, – смущенно сказал Алексей. – У меня много экземпляров.
Дома после вечерней молитвы Павел читал Татьяне стихи Ганина:
Отгони свои думы лукавые,
Полуденного беса молву;
Что-то светятся тучки кудрявые,
Чьи-то тени ложатся в траву…
Море свеч в небесах засветилося,
Сходят сонмы крылатых гостей,
И на скорби с небесного клироса
Льётся пенье бесплотных детей.
Близок свет. Перед радостной встречею
Причащаются травы росой.
Поклонись и мольбой человечьею
Не смути голубиный покой.
Голос у Павла задрожал. Татьяна утирала слезы…
Через два дня Иван Девятков обратился к Павлу с просьбой:
– Отвези нас завтра с утра на дачу в Толстиково. Я с отцом договорился, он тебя отпускает. Отдохнем денек. Целая компания едет: я, Ганин и его приятель с подругой.
Павел был очень рад съездить в родные места, ведь дача Девятковых находилась недалеко от его родного села. На другой день утром он приготовил четырехместную пролётку на рессорах, запряг в неё серого жеребца и вскоре уже вёз Ивана и Алексея к гостинице «Пассаж», что на Каменном мосту. Там предстояло посадить еще двух пассажиров и потом уже ехать в Толстиково.
– Алексей, почитай-ка что-нибудь из нового, – попросил Иван. Тот помолчал, потом начал медленно, нараспев:
Русалка – зелёные косы,
Не бойся испуганных глаз,
На сером оглохшем утесе
Продли нецелованный час…
Она далеко – не услышит,
Услышит – забудет скорей;
Ей сказками на сердце дышит
Разбойник с кудрявых полей.
Павел повернулся на козлах вполоборота, но слышал далеко не всё. Зато громкий голос Ивана донесся до него отчётливо:
– Это ты о своей Зиночке. Я вижу, ты до сих пор её любишь. Так что же ты так легко уступаешь её другому, «разбойнику с кудрявых полей»?
– Именно потому, что я её люблю. Ей с Серёжей будет лучше.
Подъехали к гостинице. Алексей пошел за своими друзьями. Иван рассказывал:
– Серёга парень бойкий, не то, что наш смирный Алёша. Тоже стихи пишет. Говорят, в Москве о нём слава идет. Они в армии подружились, оба служили в госпитале, в Петрограде. Алеша был фельдшером, а Сергей просто санитаром. А сейчас им отпуск дали. Алеша возил Сергея и Зину к себе на родину, в деревню Коншино, под Кадниковом. Погостили, а теперь возвращаются в Петроград. Зина там работает машинисткой в редакции газеты «Дело народа».
Наконец, все трое вышли из гостиницы. Сергей оказался очень похожим на Алексея, и одеты были оба в одинаковые светло-серые костюмы, только волосы у Сергея были красивые, волнистые. А вот Зинаида совсем не понравилась Павлу. «Нерусская. Цыганка, что ли? И кос никаких нет, стриженая. А вот на русалку похожа. Видно, привораживает». Вспомнилась иллюстрация из журнала «Нива»: «Сирены заманивают мореплавателей».
Бойко стучали копыта, пролётка летела по наезженной дороге. Пассажиры о чём-то весело переговаривались, до Павла то и дело долетал беспечный женский смех. Когда выехали из города, все примолкли, любуясь окрестностями. Мимо тянулись деревни, перелески, золотились на солнце купола церквушек, уходили вдаль поля колосящейся ржи. Запах спелых колосьев стоял в воздухе. Алексей нарушил молчание:
– «И выгибаются дугою, целуясь с матерью землёю, колосья бесконечных нив». Так, кажется, у Некрасова сказано. А, Сергей?
Сергей молчал, погружённый в свои мысли.
Проехали по Пошехонскому тракту, версты три, потом свернули налево и, проехав по проселочной дороге ещё три версты, оказались у загородного дома Девятковых. Это был добротный деревянный дом в два этажа, стоящий на пологом склоне холма. Места вокруг были красивейшие. Внизу текла неширокая речка, на другой стороне тянулись холмы, поросшие хвойным лесом.
Их встречали братья Ивана: Митя, недавно закончивший гимназию, и десятилетний Коля. Все были радостные, возбуждённые. На крыльце появилась их сестра Лена, за ней вышла мать и пригласила гостей в дом. Но тут вдруг Сергей, держа свою девушку за руку, громко объявил:
– Мы с Зиной решили обвенчаться. Я вижу, у вас тут церковь рядом.
Кажется, никто особенно не удивился. Алексей, который уже собирался заходить в дом, спустился с крыльца и каким-то глухим голосом сказал:
– Я пойду с попом договариваться.
Павел, который распрягал коня и давал ему корм, видел, как Сергей с Митей пошли на холм и вскоре вернулись. Сергей держал в руках большой букет полевых цветов.
– Хороши у вас поля, – говорил он. – У нас на Рязанщине к концу июля травы уже сникают. Вот только васильков в букете не хватает. Зина васильки обожает. Где тут у вас рожь растет?
– А вот по этой дорожке идти – и будет ржаное поле, – отвечал Митя, – только это более версты будет.
– А можно, я на лошадке поскачу? – Сергей отдал Мите букет, подошел к жеребцу и похлопал его по холке.
– А седла-то у нас нету, – сказал Павел.
– Ничего, мы и так привыкшие. Узда есть и ладно.
Он снял рубашку и, оставшись голым по пояс, с ловкостью крестьянского парня вскочил на коня, с места перешел на рысь.
– Брожу по синим селам, такая благодать, отчаянный, весёлый… – только и донеслось до Павла. Он смотрел, как подпрыгивает в такт коню по-мальчишески упругое тело Сергея, и развеваются на ветру его льняные кудри…
Венчание Сергея Есенина и Зинаиды Райх состоялось в старинной каменной церкви, освященной в честь святых Кирика и Иулитты, в деревне Толстиково Вологодского уезда. Совершал таинство венчания священник Виктор Певгов, псаломщиком был Алексей Кратиров, шаферами Алексей Ганин и Дмитрий Девятков, В церкви присутствовала почти вся семья Девятковых. Лица у всех были радостные, всем казалось, что их ожидает долгая счастливая жизнь.
До октябрьского переворота оставалось три месяца.
4. Палачи и жертвы революции
(1917–1918 гг.)
Дверь за спиной захлопнулась, лязгнули засовы, и Хвостов очутился в большой камере, заставленной деревянными нарами. На всех нарах сидели люди, было жарко и душно. На него посмотрели, но без особого любопытства. Лишь один заключенный махнул рукой:
– Алексей Николаевич, это вы? Идите сюда, здесь пока свободно.
Хвостов подошел к бородатому старику, вглядываясь ему в лицо. Неужели Маклаков?
– Николай Александрович? С трудом вас узнал.
– Так ведь и вас узнать не просто. Только по мундиру вашему и опознал. Правда, теперь он вам великоват.
Да, действительно, мундир сидел на Хвостове мешком. Со дня ареста в марте 1917 года он сбавил, наверное, килограммов двадцать. Алексей Николаевич устроился по соседству с Маклаковым, которого он знал как беззаветно преданного Царю человека. Когда-то он, Хвостов, сменил Маклакова на посту министра внутренних дел, потом они вместе заседали в Госсовете, вместе вошли в руководство Союза русского народа.
Хвостов огляделся. Он видел знакомые лица: вот Степан Петрович Белецкий, бывший глава департамента полиции, сенатор, а вот Иван Григорьевич Щегловитов, бессменный министр юстиции. Видно, здесь собрали активных сторонников монархии.
Хвостов провел руками по лицу:
– Николай Александрович, а побриться здесь нельзя?
– Нет, это вам не Петропавловские казематы, здесь тюрьма московской ЧК. Отпускайте бороду, как я.
Вы про расстрел Государя Императора слышали? – спросил Хвостов.
– Недавно узнал. Какое злодеяние! Говорят, всю семью… – голос у Маклакова сорвался.
