Девятая жизнь

Ну что же, стало понятно, по крайней мере, какое средство стоит попробовать в первую очередь против этих язв, что так уродовали его тело. А это тело так и маячило перед глазами, призывая посмотреть на него. И я не удержалась. Он был высокий и широкий в плечах, узкие бедра переходили в стройные ноги. Даже болезненная худоба не портила его, а там, где можно было рассмотреть, кожа была слегка загорелой и, наверное, приятной на ощупь. Отогнав от себя непозволительные мысли, я взяла себя в лапы, отвернулась и свернулась калачиком, стараясь заснуть. После некоторых усилий и нескольких десятков подсчитанных баранов в моей голове мне это удалось.

Проснулась ночью, резко вскочив на лапы. Опять этот крик. Мужчина метался в своей кровати, что-то крича. Не в силах больше слушать эти звуки, я соскочила с печки и вскочила к нему в кровать. Легла прямо ему на грудь, вытянув лапы и прильнув мордочкой к открывшейся в вороте рубахи голой груди. В попытках его успокоить у меня как-то само собой получилось, что я запела. Запела так, как могут петь только кошки. Тихонько, не спеша, успокаивая. До этого я очень мало мурлыкала, только тогда, когда была хоть на мгновенье счастлива в своих кошачьих жизнях, а это было так редко. Но сейчас получилось все быстро и просто, мое тело как будто само знало, что делать, а мне оставалось только петь про себя. И я пела. Пела о девушке, что встретила лунной ночью у озера парня и влюбилась в него. И хотя уже была обещана родителями другому жениху, ходила к нему на свидания. Как они вдвоем любовались светом луны, сидя на берегу озера. Пела о том, сколько слез она пролила, когда отец узнал, велел прогнать и запретил ей видеться с ним. О том, как была не мила ей будущая жизнь с нелюбимым. И как остановилось на миг и разбилось на части ее сердце, когда узнала она, что больше нет ее любимого на этом свете. Как бежала она сквозь лес к их озеру и, не думая ни минуты, кинулась на самое его дно к своему любимому, который встретил ее в подводном царстве. Как венчал их подводный царь, и жили они долго и счастливо в подводном мире, и любовь их крепла день ото дня. Мужчина подо мной успокоился и больше не метался по кровати, а я не заметила, как сама погрузилась в сон.

Это было такое странное чувство. Я знала, что сплю, но в то же время все было таким реальным. Огляделась по сторонам. Я стояла на деревянном настиле на берегу озера. И стояла я не на четырех лапах, а на своих любимых двух ногах. Не веря своим ощущениям, я посмотрела вниз и увидела босые ноги. Это были мои ноги! И руки, и волосы, и все остальное! Я стояла и ощупывала себя, как ненормальная. Какое же это удовольствие – снова быть собой! И я счастливо закружилась на месте.

Немного успокоившись, еще раз осмотрелась вокруг. Стояла теплая летняя ночь. Месяц вовсю сиял в чистом ночном небе, освещая все вокруг своим нежным серебристым светом. Вокруг был темный лес, а я стояла на берегу небольшого лесного озера. Его вода была безмятежна, и в глади ее отражался месяц. Сладкий запах летнего леса пьянил и щекотал ноздри. Все ощущалось таким реальным, что я застыла, боясь проснуться от любого неверного шага. Прошло время, а я все так же не спешила просыпаться, и, наконец, решилась. Пока я тут, нужно постараться получить как можно больше ощущений из той, старой жизни, к которой я уже никогда не вернусь. Смело стянула сарафан и нижнюю рубашку. Оставшись совершенно нагой, я нырнула в озеро. Дух захватило от ощущения слегка прохладной воды, окружившей мое тело. Какое же это блаженство! Я вынырнула и счастливо засмеялась. Покружилась в воде и поплыла. Тишина, теплый ночной воздух, нежная озерная вода, которая скользит по голому телу, и нежный свет луны дарили неземное чувство блаженства. И пусть это всего лишь сон, но как же похоже на реальность! Я не скоро забуду эту чудесную ночь!

Устав, я выбралась на подмостки и, как была нагая, так и улеглась на них. Тело слегка продрогло, но я не обращала внимания, любуясь россыпью звезд. Пусть это никогда не заканчивается! И я лежала, слушая шелест легкого ветерка в макушках деревьев и наслаждаясь тишиной спящего леса. Вдруг мой слух уловил посторонние звуки со стороны леса. Вот хрустнула ветка, а вот зашелестели кусты. В лесу кто-то был. Страх взметнулся в груди, и я, схватив одежду, быстро оделась.

– Кто здесь? – крикнула я в темноту.

В ответ лишь тишина. А я пристально вглядывалась в лес, где, как мне показалось, у дерева стояла темная фигура. Стало жутко, но я постаралась взять себя в руки. Деваться мне все равно некуда: если там кто-то и есть, то он стоит на пути к моему спасению. И, набравшись смелости, я снова громко сказала:

– Выходи, кто бы ты ни был, или уходи отсюда!

Я старалась, чтобы мой голос не дрожал, но все же в конце он предательски дрогнул, и уже тише я проговорила:

– Ты меня пугаешь.

Темная высокая фигура отделилась от дерева и направилась ко мне. Сердце колотилось в груди, как бешеное, и я непроизвольно стала отступать назад. На освещенные месяцем подмостки вышел высокий мужчина, и, как только его лицо осветил неяркий свет луны, я негромко ахнула и сделала еще шаг назад. Это был он! Сероглазый! Только он был совсем без язв и выглядел более крепким и здоровым. Темная рубашка прилипала к широкой груди и натягивалась на крепких руках. Он слегка улыбался, и такие уже знакомые глаза его отливали серебром.

Еще шаг назад, и я не чувствую опоры под своей ногой. Нелепо взмахнув руками, уже приготовилась искупаться повторно, но сильные руки дернули меня вперед, и я оказалась в кольце его рук. Так близко, что я почувствовала его запах, уже такой знакомый мне запах. Я замерла в его руках, а он не спешил отпускать меня. Я чувствовала, как его горячие сильные руки крепко сжимают меня. Казалось, что их тепло проникало даже сквозь сарафан. Они обжигали меня, и мысли в моей голове метались. Мне нравились эти ощущения, но в то же время было страшно. А вдруг не отпустит? И я стояла в нерешительности, уткнувшись носом ему в грудь и вдыхая его терпкий аромат. Голова шла кругом от нереальности всего происходящего. Ведь это всего лишь сон! Ведь сон? Но я уже и сама в этом сомневалась.

Он не спеша наклонил ко мне голову и прошептал прямо в ухо:

– Не бойся, я не обижу тебя.

Его губы почти касаются меня, а горячее дыхание щекочет мне волосы у виска, и от этой близости дрожь пробегает по моему телу. Сладкая, тягучая. Она бежит по спине и собирается тугим комком внизу. Что со мной? Почему я не вырываюсь? А он тем временем продолжает говорить тихим нежным шёпотом мне в ухо:

– Это всего лишь сон.

От этих слов я вздрагиваю и мне становится не по себе. Все слишком похоже на реальность. И я, набравшись сил, вырываюсь из кольца его рук и уже хочу убежать, и вдруг резко просыпаюсь. В голове все еще звучат его полные тоски слова: “Не уходи”. Но я резко открываю глаза. И снова я кошка! Как же больно возвращаться к реальности! Как хочется снова вернуться в свое тело! Я все так же лежу на груди мужчины. Подняв голову, посмотрела ему в лицо. Он спокойно спал и даже чему-то слабо улыбался во сне.

Скоро уже утро. Я чувствовала его приближение по слабым лучам света, пробивающимся сквозь ставни. Соскочив с его кровати, я вернулась к себе на лежанку. Мне было, о чем подумать. Что это за странный сон? И сон ли это? Все это выглядело пугающе. С одной стороны, снова чувствовать себя человеком, пусть и во сне, это так приятно, но с другой стороны, этот сон пугал меня, было в нем что-то неестественное и мистическое.

Я так и не смогла заснуть. К моему удивлению, хозяин избы, наоборот, проспал сегодня до позднего утра. А когда встал, был в хорошем расположении духа, что-то напевал себе под нос, и иногда на его лице я могла видеть какую-то загадочную улыбку. Мне это все не нравилось. А если это и вправду был необычный сон и каким-то образом это он был в моем сне. Или, наоборот, я в его сне? Или это все мои фантазии?

Эта загадка не давала мне покоя весь день. А Сероглазый не спешил поделиться со мной причинами своего приподнятого настроения. И я мучилась в неведении. В конце концов, мне надоело сидеть в избе, и я, как и в прошлый раз вытолкав дверь, вышла на улицу, чтобы разведать, не растут ли поблизости нужные мне растения.

С усилием пробираясь по снегу, я, в итоге, нашла нужный мне куст лапотника. Раскидистый и высокий, он рос недалеко в лесу, и я порадовалась, что мне не придется далеко ходить. Но радость моя была преждевременной, так как содрать нужное количество коры оказалось не так-то просто. Я царапала, грызла и шипела от злости. И только спустя час, потеряв пару когтей, я плелась обратно к дому с несколькими полосками коры. Как их пронести в дом, мне еще предстояло придумать, а пока оставила их в укромном уголочке на завалинке и побежала к дому. Дверь была закрыта, и мне пришлось, как последней кошке, мяукать и скрестись в дверь. Долго ждать не пришлось, и вскоре я уже лежала на своей мягкой лежанке и размышляла о том, что мне, пожалуй, нравится здесь жить. В этом доме, с этим необычным мужчиной, которому я искренне хотела помочь. Может, я была не права и даже в обличье кошки можно наслаждаться жизнью и даже приносить пользу?

Дни текли незаметно. Весна, как всегда, наступила стремительно. Неделю назад казалось, что ее еще ждать и ждать. Кругом лежал снег, и деревья стояли сонные. Но стоило только солнышку пригреть посильнее, как снег сошел быстро и совсем незаметно, как будто его и не было. И только небольшие посеревшие островки под деревьями напоминали, что еще не так давно все было покрыто им. А природа как будто очнулась и засуетилась. Спешили пробиваться из старой пожухлой травы новые ростки. Они упорно тянулись вверх, не обращая внимания на прошлогоднюю листву и смело поднимая ее. Деревья тоже спешили: они распускали маленькие душистые смоляные почки. День стал длиннее, потакая капризам природы, которая требовала больше света и тепла.

Я радовалась этим изменениям. С удовольствием вдыхала все новые и новые ароматы, которые появлялись каждый день. Вот выглянула из-под земли мать-и-мачеха, ее горьковатый запах оседал на языке. Вот запахла нежная травка под названием «гусиные лапки». А тут ветер доносит смолистый запах новых нежных иголочек ели. Просыпалось и озеро. Оно скидывало с себя одеяло из снега и льда и подставляло солнцу свою блестящую гладь. Радовалась я еще и потому, что, наконец-то, смогу начать собирать нужные мне травы и грибы. Сероглазый сделал мне небольшой лаз рядом с дверью, и теперь я могла, когда захочу, входить и выходить из избы. Я этим пользовалась, и за печкой уже сушилась первая порция коры лапотника. Скоро ее можно будет как-то незаметно добавить в его травы, которые он заваривает ежедневно.

Как я видела, они не сильно помогали, может, немного сдерживали болезнь, но не более. Его кашель становился чаще и надрывней. Спал он по-прежнему плохо – хотя кричал во сне он нечасто, кашель не давал ему полноценно спать. Часто он просыпался ночью, заваривал себе все тот же сбор трав и сидел за столом, уставившись невидящим взглядом в стену. Иногда я просыпалась и приходила к нему. А он гладил меня и приговаривал:

– Прости, Синеглазка, я опять тебя разбудил. Ничего, скоро станет тепло, и я сделаю тебе лежанку в сарае, будешь уходить, когда захочешь выспаться.

И он грустно улыбался.

Я не любила эти ночи. Боролась с собой, чтобы не прийти к нему и не лечь на грудь. Было страшно убедиться в том, что та ночь не была сном и каким-то образом мы оказались вдвоем у озера, каждый в своем прежнем обличье. Может, это все не просто так и нас будут ждать последствия? И вряд ли они будут хорошими.

С каждым днем меня все больше угнетало чувство собственного бессилия – так хотелось помочь ему уже сейчас, но нужно было подождать еще совсем немного. Скоро, совсем скоро весна закончится, а там и лето. И вот сейчас я чувствовала, что время пришло.

Все дни я проводила в лесу или у озера. Я рыла, царапала, рвала зубами. Лапы уже болели неимоверно. Части когтей я уже давно лишилась, подушечки были стерты в кровь. Но я не сдавалась. За печкой уже сушился корень оководника, кора лапотника и еще пара трав для укрепления здоровья. Ростки были молодые, свежие, самые полезные. И я каждый день по нескольку раз шевелила их и проверяла готовность. Совсем скоро станет тепло, и я смогу сушить их на улице, тогда дело пойдет быстрее.

Сероглазый много времени проводил на улице, греясь на теплом весеннем солнышке. Вот уже несколько дней он что-то строгал и вытачивал. Я не особо интересовалась – все мои мысли были заняты поиском болота. Возле него я хотела найти илангок для его язв. А также везде, где бы ни ходила, принюхивалась к земле, в надежде уловить такой нужный мне сейчас запах. Запах «горелого» гриба, который рос глубоко в земле с ранней весны до поздней осени. Я надеялась на то, что если найду достаточное его количество, то выздоровление пойдет быстрее. Но пока мои усилия не увенчались успехом, и в ближайшем лесу я ничего не обнаружила. Стало ясно, что как только станет теплее, мне придется идти дальше в лес, и за один день я не управлюсь. Но это позже, а сейчас нужно подумать, как мне измельчить и подмешать в его травы мои.

В один из дней я стащила со стола чистый кусок холстины, через который он обычно процеживал молоко, и укрылась с ним за печкой. С травами все прошло хорошо – я их просто помяла лапами, а вот кора и коренья были слишком твердыми и крупными. Пришлось грызть. Хорошо, что он никогда не узнает об этом. После часа измельчения в труху кореньев и коры мой язык онемел, а зубы ломило так, что, казалось, еще немного, и они выпадут все разом, и буду я до конца жизни лакать только молоко. Но дело было сделано, и я, дождавшись, пока Сероглазого не будет в избе, закусила холстину в зубах и с большим трудом вскарабкалась на скамейку, что стояла прямо под полкой, где у него стояли мешочки с травами. Только с третьей попытки, зацепившись лапами и подтянувшись наверх, забралась на узкую полку. Стараясь не смахнуть ничего лишнего, я довольно быстро нашла нужный мешочек и аккуратно скинула его лапой вниз на скамью. Сама соскочила следом. Немного повозившись с завязочками, я вытряхнула содержимое мешочка на скамью и смешала с тем, что принесла. Придирчиво рассмотрела результат своей деятельности и, поправив мешочек, чтобы смотрелось более естественно, спрыгнула со скамьи. Расчет был на то, что он подумает, что мешочек упал и трава рассыпалась. Он соберет все травы обратно, туда же попадут и мои снадобья. Они равномерно перемешаются, и он будет принимать их каждый день. Я облегченно выдохнула. Ну вот, хоть что-то сделала. Теперь подожду тепла и отправлюсь на поиски болота и гриба.

Весна уже вовсю вступила в свои права и готовилась к тому, чтобы передать свою сезонную эстафету лету. Мы проводили дни в неспешных делах, каждый в своих. Вроде порознь, но всегда было ощущение его близости. Он занимался хозяйством и ходил в лес, принося иногда оттуда свежую дичь. В самый первый раз он попробовал накормить меня сырой заячьей печенкой. Меня чуть не стошнило. Ну никак я не могла пересилить себя и начать есть сырое мясо и рыбу. Мужчина оказался догадливым и приготовил мне ее на открытом огне, после чего я с удовольствием ее съела. После этого случая он кормил меня едой из своего чугунка. Готовил он вкусно и сытно. Видно, сказывалось долгое пребывание в солдатских лагерях. Он ставил мою мисочку на стол и садил меня рядом, на циновку из соломы. Иногда, когда он сидел, пригревшись на солнышке, я приходила к нему и он брал меня на руки и гладил. Это были те минуты слабости, которые я позволяла себе, искренне наслаждаясь ими. А вечерами мы иногда сидели перед топившейся печью и смотрели на огонь. Он недавно закончил работу над большим деревянным креслом-качалкой, и мы сидели в нем, медленно раскачиваясь. Мерное покачивание успокаивало, дарило ощущение покоя. Иногда, очень редко, он пел. Голос его немного окреп, и пение выходило глубокое, с голосовыми переливами, и очень эмоциональное. Мне так хотелось ему подпеть, услышать, как переплетаются наши голоса, но я могла только мурлыкать, лежа у него на коленях.

Лечение стало приносить свои плоды. Спустя почти две недели я с удовольствием заметила, что ночью кашель у моего пациента стал реже, и, хотя днем он все так же часто заходился в неудержимом кашле, изменился его характер. Из сухого и надрывного он стал отхаркивающимся. Действовал корень оководника, начиная выводить из его груди излишки жидкости. Но меня тревожили язвы: они начали сильнее гноиться, и теперь стало совсем тяжело смотреть на него. Болезнь разрасталась. Память все еще крепко держала воспоминание его другого. С чистым мужественным лицом, освещенным тусклым лунным светом, с четко очерченными линиями носа и губ. Все это притягивало взгляд. Им хотелось любоваться, дотрагиваться кончиками пальцев, очерчивая четкую линию скулы. И сейчас, когда я смотрела на это обезображенное лицо, на сильные руки, покрытые язвами, мне хотелось выть, хотелось подойти и провести рукой, смывая все это с него, стряхнуть и выкинуть навсегда. Так не должно быть! Он не должен гнить заживо!

И я решилась. Хотя ночи все еще были холодными, я решила отправиться на поиски болота – мне нужен был этот корень илангока. В один из дней, прихватив с собой всю ту же холстину с завернутым туда куском хлеба, который только утром испек Сероглазый, я отправилась в путь. Выбрав направление, в котором, мне казалось, может находиться болото, я уверенно зашагала туда, держа в зубах свою ношу. Я отгоняла от себя страх и сомнения. А если я иду не туда? А если не смогу найти путь назад и не вернусь? А если умру от голода, ведь пищу я умела добывать себе плохо. Но стоило только вспомнить обезображенное язвами лицо мужчины, как я, крепче сжав зубы на своей поклаже, ускоряла шаг. Не время сдаваться. Я должна ему помочь. Ведь у меня уже начало получаться. И получается лучше, чем у того лекаря, что подбирал лекарства для него. Наверное, он был не таким уж и сильным лекарем, если не дал Сероглазому более сильных снадобий. Или посчитал его уже трупом и не захотел переводить ценные составляющие. Что бы там ни было, я не оставлю его на съедение болезням. И я шла. Шла сквозь дремучий лес, отгоняя мысли о его жителях и о том, чьей добычей я могу стать. Уже начинало вечереть, лапы устали, челюсть свело от тяжелой для меня ноши, но по-прежнему не было видно ни одного признака болота, да и «горелым» грибом не пахло. Ничего. Только стремительно темнеющий лес, полный шорохов и звуков. Я позволила себе съесть кусочек хлеба и, отыскав какую-то впадину, напилась несвежей, застоявшейся водой. На языке остался мерзкий привкус тины. Ночевала я, забравшись на нижнюю ветку дерева. Спала плохо, постоянно просыпаясь от малейшего звука. Поэтому наутро чувствовала себя разбитой, но, немного перекусив, двинулась дальше.

Так я плутала по лесу еще три дня. Хлеб давно закончился, и уже сутки я не могла найти себе даже воды. Силы заканчивались. Надежда на то, что я смогу найти болото, стала меня покидать. В то, что мне удастся вернуться обратно, тоже почти не верилось. Я, конечно, оставляла следы когтей на молоденьких деревьях, где хватало сил оцарапать кору. Но как я смогу их все найти? Немного свернешь не в ту сторону – и все, ты потерян в этом кажущемся бескрайним лесу.

Сейчас я понимала всю безуспешность моей затеи. Разве предыдущий опыт меня ничему не научил? Как можно искать что-то вслепую, когда не понимаешь даже, в какой это стороне. Весь день я шла, еле-еле передвигая лапы, уже не понимая, куда я иду. Просто шла, не разбирая дороги. А ночью меня закусали комары, и утром я была злая, как черт. Голодная, холодная, с дикой жаждой и непрекращающимся зудом во всем теле. Я пыхтела и пыталась почесать все сразу. Терлась о деревья и каталась по земле. Да откуда их столько взялось? И тут меня осенило! Рядом вода! Возможно, даже болото. Надежда хлынула в меня живительным потоком, и с новыми силами я принялась ходить вокруг в поисках хотя бы признаков воды.

И мне повезло! Спустя час я увидела в лесу просвет, и начавшая меняться растительность подсказала мне, что я все-таки нашла болото. Дело осталось за малым: найти илангок. Сейчас пора его цветения, поэтому, если он здесь есть, я его найду по мерзкому запаху, источаемому его цветками.

Немного отдохнув и попив болотной воды, принялась за поиски. Я аккуратно перескакивала с кочки на кочку, лапы находились постоянно в воде. От холода я их уже не чувствовала. Пару раз проваливалась в трясину, но успевала выбираться. За час поиска я намокла, вся покрылась болотной жижей и замерзла. Но мои страдания были вознаграждены – я нашла несколько кустов илангока. И мне опять пришлось поработать когтями и зубами, но к вечеру я сидела на краю болота со своей добычей в виде нескольких крупных кореньев. Положив их в холстину, я нашла удобное дерево и моментально заснула. Даже комары в эту ночь не могли меня разбудить. Мне было все равно: пусть они хоть до косточек меня обгладывают, это не нарушит мой сон.

Утро встретило меня пасмурной погодой, еще и мелкий дождик зарядил. Просто замечательно! А то я была недостаточно сырой и замерзшей? Усталость и злость кипели во мне. Теперь нужно как-то вернуться обратно, да еще и с ношей. Таща за собой холстину, я медленно продвигалась по лесу, находя свои метки и стараясь не терять их из виду. Силы заканчивались, голод все больше давал о себе знать. Если я сейчас что-нибудь не съем, то просто не дойду. Но что я могла съесть в этом лесу? Ягод и грибов еще нет. Охотиться я не умею. Да и кого я тут поймаю? Птицу, белку, мышь? От вставших перед глазами картин стало нехорошо. Живот болезненно заныл, а тошнота подступила к горлу. Но если я этого не сделаю, то просто не смогу вернуться обратно. В прошлых жизнях я бы так и сделала: легла бы и позволила себе умереть, но сейчас моя помощь нужна Сероглазому. Я должна вернуться, чего бы мне это ни стоило.

Ночью я вышла на охоту. Постаралась отключить все человеческое, что было во мне, и отдаться на волю инстинктам. Мышку я почуяла нескоро, еще дольше я сидела в засаде у ее норки. Я вспоминала сероглазого мужчину, что пришел в мой сон. Это все ради того, чтобы он снова стал таким, каким должен быть. Что для меня жизнь одной мышки по сравнению с его жизнью?

В эту ночь, трясясь от холода и голода, я поняла, что отгрызла бы головы сотням мышей, лишь бы он жил. И только эти мысли не дали мне выпустить из цепких когтей маленькое, бьющееся под моими лапами тельце и заставили вгрызться в его шею острыми клыками, забирая жизнь. Сдерживая рвотные позывы, я проглотила ее целиком, изо всех сил стараясь удержать свою добычу в желудке. Чувствовала я себя просто омерзительно. Живот успокоился, получив порцию еды, но меня мутило от осознания того, что внутри меня сейчас находится мертвая мышь. И, стараясь не думать об этом, я заснула на ближайшем дереве.

Утром меня разбудил какой-то шорох, и я сразу подскочила, испугавшись, что какой-то зверек утащил мои припрятанные внизу коренья. И я почти не ошиблась. Внизу сновали белки. Они бегали туда-сюда, что-то рыли в земле, а одна из них уже подбиралась к моей холстине с корешками. Я, как ошпаренная, соскочила вниз и кинулась на наглую белку. Но та увернулась, и только пушистый хвост мазнул меня по морде. Я встала над своей добычей и стала наблюдать за зверьками. Их было трое. Рыжие, с еще не полинявшими клочками серых зимних шубок они выглядели смешно. Занимались они тем, что усердно что-то копали, только земля летела в разные стороны от их стараний. И вдруг одна из них что-то извлекла из земли и, схватив это, помчалась вверх на дерево, остальные помчались за ней в надежде это что-то отнять. А до меня донесся знакомый запах. «Горелый» гриб! От такой удачи даже закружилась голова. Эти грибы растут кучно: где один, там есть еще. Молясь про себя, чтобы эти мерзкие белки не выкопали все грибы, я начала ползать вокруг, уткнувшись носом в землю в надежде почуять их запах. Удача! От захлестнувшей меня радости я рыла землю не хуже белок. Один гриб есть! Потом еще один! И еще! Вернулись белки и попытались украсть у меня уже выкопанные грибы, но я коршуном бросилась на них. Я дралась, как безумная. Клочья их зимних шуб летели во все стороны, я кусалась, царапалась и угрожающе шипела. В итоге белки ретировались, оставив меня в покое. Ну хоть полинять до конца им помогла. Все пространство вокруг было усыпано клочьями их шерсти.

До позднего вечера я рыла и собирала грибы. Их оказалось аж двенадцать штук. Они были разбросаны по большому пространству, и, если бы не мой кошачий нюх, я бы их точно все не нашла. Настроение было преотличнейшее. Да с таким количеством грибов я его точно восстановлю! И хотя я не знала наверняка, но польза от этих грибов точно огромная, он точно поправится. Только бы добраться обратно. Ночевать я решила, забившись под пень и свернувшись клубочком вокруг своей добычи. Теперь не выпущу ее ни на миг.

Неделю я добиралась обратно. Тащить тяжелую холстину с грибами и кореньями сквозь лес было непросто. Пару раз я сбивалась с пути, но ведомая какой-то силой снова находила свои метки. Охотилась еще всего пару раз. Никогда не смогу к этому привыкнуть. Это омерзительно. Поскорей бы оказаться дома и поесть нормально. При воспоминании о тушеном кролике с кашей текли слюнки. Как там Сероглазый? Заметил ли, что меня нет? Конечно, заметил! А я поняла, что соскучилась по нему.